Эпос бродячего пса.

      И плевать уже, что имя твое застряло дикой занозой в веках проклятого всеми богами мира. Да и мира уже толком нет что был создатель и тот ушел, и даже замок на двери не оставил, входи демон в град, что когда-то злат был, да твори, что твоей голове промасленной человеческими желаниями испорченной вздумается. А люди, словно стадо баранов, а во главе их еще большие бараны затесались да все надеяться на героя надеяться. А герой тот — сам бандит да такой, ему мешок золота да побольше дай он с потрохами продаст нож в спину воткнет, стоит отвернуться посмеется, заберет награду да обратно до своих бандитских дружков вернется и будет дальше грабить да убивать и плевать, что мир рушиться.       Тот, кто всю жизнь за жизнь борется в итоге всегда в канаве готов подохнуть, словно пес дикий бешенством зараженный. Ты его, сколько ни наряжай, манерам не учи в итоге все равно наемническую, воровскую, бандитскую удаль из него не выбьешь. С ним всегда настороже быть нужно ведь только отвернешься, нож в спину получить не создателю песнь света спеть, а угасая дикий смех удаляющейся слышать и корить себя, что доверился.       И гордое одиночество бешеного бродячего пса, чья удаль в канаве трупом застыть да имени в веках не оставить. А от мысли, что он всегда может предать: тошнит, воротит, глаза уже замыливаются и нервным хохотом зарождаешься, уже кажется все, что пошло оно пускай творит, что хочет лишь бы мир спас, а там потом может быть ему понравиться, может быть сам исправиться, а может быть сам, проникнется. Но после понимаешь, что слишком много «может быть» и остается одно привязать на цепь посадить да одомашнить как любого пса бродячего.       Но боишься, что все наоборот получится из леди и гордого рыцаря превратишься сама в плешивого бродячего пса, что с любимым под боком готова будешь подохнуть от ран в ближайшей придорожной канаве и плевать, что раны нанес тот, кого пыталась приручить. Нельзя приручить дикого пса диких псов убивают не оставляя шанса, а ты разжалобилась, оставила. Теперь расплачивайся теперь мучайся что не он тебя, а ты его. И вот тебе после неважно уже нечего.       Проснешься, глаза откроешь, голову повернешь, а он вот он рядом сопит, забавно широкие ноздри раздувая. Рога еле на подушку умещаются. И проговоришь про себя, что диких псов не приручают им либо даешь себя убить, либо сам их убиваешь. И вот уже сама кинджал заносишь.