После похищения Эда Министерство Магии в кои-то веки вспомнило, что в Хогвартсе обучают цвет будущего магической Британии, а значит, что нас нужно охранять от всяких маньяков. Казалось бы: выслали авроров, да и хрен с ним, пусть кукуют на улицах Хогсмида. Ан нет, мы, ученики, бедные несчастные, страдаем больше всего. Нам ограничили время пребывания в деревне, ходить туда наказали только строгими отрядами. Каждую неделю на стенде в гостиных вывешивались списки, куда ученики вносили свои имена на право посетить Хогсмид. Потом деканы эти списки заверяли, ограничивали и выдавали старостам.
И тут начиналось самое интересное. Так как отряды были ограничены, то и мест было немного. Нам, старостам, приходилось сообщать детишкам, что они, по воле Рока, не имеют возможности посетить Хогсмид в это время. Конечно, в нас летели все возмущение, всё негодование и все тапки. Тогда-то я и оценила фразу «Гонцов, принесших дурные вести, сажали на кол». Аминь.
Дальше — круче. Старостам приходилось собирать отряды, в соответствии со списком, и конвоировать довольное стадо в Хогсмид. Опять же, казалось бы: шут с ним! Нам даже круче — в Хогсмид можем ходить всегда. Ага, как бы не так! Через час-два мы с пеной у рта носились по деревне и собирали подопечных, чтобы доставить их в замок в целости и сохранности. И делать мы это должны беспрекословно, неважно, сколько эссе мне нужно написать и сколько докладов сделать. Другие не могли этого оценить, а поэтому люто завидовали старостам. А мы что? Мы куковали в «Трёх Мётлах» и пили сливочное пиво, сетуя на судьбу нашу тяжкую, да бремя ответственности.
После фееричного разноса зала трактира мадам Розмета восстановила дверь и повесила на неё пару лишних щеколд. Уж не знаю, чего она так опасалась? Что кто-то ворвётся посреди ночи в трактир и вероломно выжрет все запасы огневиски? Хотя зря я так, её можно понять — при виде присланных Министерством авроров хотелось либо пить горькую, либо эту горькую от них запирать.
Это было три весьма колоритных мужика, явно уже матёрых авроров, понюхавших пороху. Вот только двоим этот порох явно ударил в голову — они были жуткими параноиками. Вихрем носились по Хогсмиду, проверяли каждую подозрительную личность, будь то кошка, ученик или милая бабуля. Доходило до того, что пару раз у нас на выходе отнимали список, проводили перекличку и спрашивали меня: «Это он? А это? А это точно она?! Уверена? Смотри, какие у неё подозрительные веснушки!». В первый раз было даже весело. Второй раз они наседали на Эда. В третий я начала подумывать, а не решат ли они, что я в сговоре с преступником. После четвёртого забава мне надоела, так что я пожаловалась Флитвику. Больше устраивать подобные допросы они не стали, но следили за нами в оба глаза.
С третьим нам повезло больше, но ой как не повезло мадам Розмете. Этот чуть сутулый дядя постоянно крутился у неё под ногами, требовал выпивку и постоянно стрелял взглядом в… хм… короче, любовался хозяйкой заведения. Пользы от него было мало, он был воплощением слова «олух», на что Эд мне тут же указал. Троицу авроров мы окрестили Олух, Пузырь (в силу шарообразной комплекции) и Остаток. Почему Остаток? Ну, на Уловку он не тянул, это уж точно. Откуда мы взяли эти прозвища — неизвестно, просто кто-то вякнул в разговоре. Так к ним и приклеилось.
В один из таких дней мы всем кругом старост сидели у бедной Розметы, которая зашивалась с наплывом клиентов.
— Я видел, как Остаток сегодня выпрашивал у третьекурсника, для чего ему могла понадобиться жабья икра. Бедняга так струхнул, что выдавить из себя ничего не мог. Пришлось вклиниться в их беседу и отвести пацана в замок чуть раньше, ещё и жабью икру покупать пришлось, эту-то доблестный страж порядка разбил.
— Никогда не понимала, зачем эта икра нужна в принципе, — говорила я. — Ну, она же такая… фи! Зато дети её сметают с лавок «Зонко» — только завозить успевай!
— Вырастешь — узнаешь, — хихикнул Эд.
— Да, куда мне до тебя, мудреца всея Рейвенкло, — я пихнула его в бок.
— Сарказм тут неуместен, барышня! — погрозил он мне пальцем.
— Не смей называть меня барышней, — ощерилась я. — Я тебе не Бетти!
Старосты издали протяжное «У-у-у!». В последние дни наши ссоры начинались именно с фраз: «Я тебе не Бетти» и «Я тебе не Люпин». Ну, как ссоры. Так, спорили, дулись друг на друга, а потом шли по своим делам, пока одному не понадобится помощь другого. Рутина, в общем.
Но на сей раз ссоре было не суждено завязаться, прервали нас самым пакостным образом. Какой-то мальчуган, который уже минут пять бегал туда-сюда по залу чёрт знает зачем (да я как-то и не интересовалась), при очередном пробеге через зал споткнулся и вывернул на меня склянку какого-то болотно-зелёного месива. Хвала демиургам, холодного и не вонючего, но любимый свитер был безнадёжно испорчен.
— О… простите, простите, мисс, я… я не специально, — лепетал парнишка. — Это всего лишь мушиный отвар, он безвреден, честно! Вообще безвреден!
— У тебя есть пять секунд, чтобы ты убрался, иначе я найду, что это за зелье такое, сварганю цистерну и утоплю тебя в нём! — рявкнула я, раздосадованная порчей свитера. Мальчишку как ветром сдуло. А ведь я его узнала, это он пару лет назад мне розу передал, когда у нас с Ремом состоялась довольно-таки тяжёлая беседа. М-да, парень блистает в сфере «не в то время, не в том месте». Когда-нибудь вручу ему награду в этой области в виде больших и смачных люлей.
— Зелёный тебе не к лицу, — заметил Эд.
Я хотела что-то ответить, но просто устало махнула рукой. Плевать. На всё как-то плевать.
— Отведёшь учеников? Я схожу переоденусь. Вдруг свитер ещё можно спасти.
— Топай, конечно, — пожал плечами Эд.
Остаток вечера я провела как в тумане. Ни черта не соображала. Списывала всё на усталость, в конце-концов, у меня СОВ в этом году, а тут ещё с учениками носись, ещё и за Мародёрами приглядывай, а то очень они разбуянились в последнее время. Плюс прибавить кошмары, щепотка паранойи и вуаля! Я — сомнамбула!
Свитер спасти не удалось, на половину домашней работы я попросту махнула рукой — сил не было.
С самого утра я была какой-то рассеянной, из рук всё валилось, ни одного заклинания путного я не создала, ловила себя на том, что секунд пятнадцать пялюсь в пространство. Ещё и снадобье на Зельеварении убежало. Эх. Мозг как будто ватой проложили.
— Эй, что с тобой? — Спрашивала Лина, пока я, уставившись на струю ледяной воды, мыла собственный котёл. — Ты какая-то потерянная. Где витаешь?
«Вот бы туда голову сунуть, авось, прояснится»
— Не выспалась, наверное, — пожала я плечами.
— Тебе бы пропустить сегодняшнее полнолуние, — посоветовала подруга. — Трелони на Прорицании предсказала ночь диких зверей!
— И?
— Это дурной знак!
— У неё каждый второй знак дурной, — поморщилась я. — Напоминаю, что она нам с Джасом предрекла ужа-а-а-асную судьбу пару лет назад. И что? И где?
— Хочешь сказать, по поводу тебя она была не права? — криво усмехнулась подруга.
— Ладно, засчитано. Но Джас? Жив, здоров и в ус не дует!
— Обо мне сплетничаете? — раздался позади голос Джастина. — Думаю, усы мне не пошли бы.
— Да. Что ты знаешь о «ночи диких зверей»? — спросила я.
— Очередная байка Трелони, — пожал плечами парень, подставляя под струю воды котёл. — Понятия не имею, что она означает, но, наверняка, смертельную опасность.
— Ага. И кому она это предрекла? Тебе? Или Лине?
— Да никому, просто оповестила. Так сказать, прощальное напутствие.
— М-да. Если она завтра объявит вечер живых канделябров или ночь танцующей черепахи, я не удивлюсь ни на йоту, — хмыкнула я, поднимаясь с корточек.
***
«Заметка на полях: слушать, что говорят безумные прорицательницы!»
***
Бродяга поджидал меня у корней Гремучей ивы. Под лапами шуршала пожухлая листва, в воздухе витал лёгкий запах грядущего мороза. Чёрный, почти невидимый в сгустившихся сумерках пёс нетерпеливо помахивал хвостом, подгоняя меня. Когда я подбежала, Бродяга громко фыркнул, развернулся и нырнул в лаз. Я только ушами пошевелила — а что ещё тут скажешь?
Посреди лаза возникла небольшая проблема. В какой-то миг я вновь стала человеком. Бродяга уже успел отойти на порядочное расстояние, теперь только мелькнул его хвост за поворотом.
«Так, это ненормально», — подумала я.
Пришлось потратить некоторые силы, чтобы снова превратиться в лису — застрять посреди подземного лаза мне ну никак не улыбалось. Превращение далось труднее, чем обычно, словно я это делала в первый раз. Какой-то части меня это категорически не нравилось, но я всё равно продолжила путь.
Бродяга, Сохатый и Хвост ждали меня в комнате, соседней с той, где Ремус превращался в оборотня. Пёс при виде меня недовольно тявкнул, я рыкнула в ответ что-то неопределённое. Он почуял, и ему это не нравилось. Я вскарабкалась на драное синее кресло. Обычно именно здесь сидит Наваждение в моих снах.
За дверью был слышен нечеловеческий вопль. Инстинктивно я прижала уши к голове. Рано пришла. Шерсть на загривке встала дыбом. Вопль сменился воем и рыком. Тишина. Потом тихое поскрёбывание в дверь. Сохатый рогом поддел щеколду и отворил настежь дверь. Я радостно тявкнула при виде огромного волка, вышедшего из жуткого тёмного помещения. Тот в ответ махнул хвостом.
Мы почти вышли из хижины, когда Лунатик прижал уши к голове и глухо зарычал. Мы настороженно замерли.
Человек.
Сохатый и Бродяга начали, было, теснить оборотня назад в хижину, но тот уже учуял добычу, так что разошёлся не на шутку. Питер сбежал первым — тут он нам помочь не мог. Вот только мне не хотелось оставлять своих друзей.
Волк тем временем бесновался. Бродяга ухватил зверя зубами за загривок, но тот лишь тряхнул пса, недовольно рыча на него. Я чувствовала его злость и жажду крови. Я знала, что он испытывает.
Запах человека усилился. Он почти вошёл в хижину из лаза. Пока мы возились, обшарпанную комнату осветил свет палочки, высвечивая землисто-бледное лицо Снейпа. При виде взбеленившегося оборотня слизеринец смертельно побелел, выронил палочку из рук. Сохатый поспешно подскочил к нему и попытался вытолкать за дверь.
— Бродяга! Задержи его, я уведу этого кретина! — рявкнул Поттер, превращаясь в человека и подхватывая готового хлопнуться в обморок Снейпа.
Видя, что добыча уходит, оборотень обезумел от злобы. Бродяга, рыча и скалясь на друга, не давал тому выйти в прихожую. Пёс вновь вцепился клыками в загривок оборотня и сильно тряхнул. Волку было хоть бы что, мощным ударом огромной лапы он стряхнул с себя пса. Бродяга вылетел за пределы комнаты, в прихожую. Оборотень готов был броситься следом, когда я (о, чем я думала?!) прыгнула на его спину. Этого хватило, чтобы отвлечь его.
Огромные клыки опасно щёлкнули около самого моего носа. Я соскочила со спины, помахивая хвостом, зарычала на оборотня. Волк проигнорировал мою угрозу, направляясь к приходящему в себя Бродяге. Тогда я совершила, наверное, безумнейший поступок в своей жизни. Я укусила оборотня за заднюю лапу. Ой, как это ему не понравилось…
Раздался страшный удар в голову, лапы оторвало от земли. Оборотень от души лягнул меня и теперь хотел отомстить. При падении я вновь потеряла контроль. С хлопком я снова стала человеком. Осознав своё положение, я едва не задохнулась от ужаса.
Хлопнула дверь.
За ней я слышала вопли Сириуса, пытавшегося открыть её.
В глазах всё поплыло. Я отползала от надвигающегося на меня огромного волка. Мне было страшно. В лунном свете, пробивающемся сквозь щели в ставнях, блеснули клыки. Волк утробно рычал. Он готовился к прыжку. Дыхание чёрным облачком вырвалось из моей груди… Рукой я нашарила обломок стула. Я не хотела причинять Ремусу вреда…
Это не Ремус!
Прыжок. Поспешно отскакиваю в сторону, спотыкаюсь об наваленные обломки мебели, падаю… Голова взорвалась от боли, когда я приложилась ею об каменную кладку камина. В глазах поплыли красные пятна. Их становилось всё больше и больше…
Страшно. Мне было до ужаса, до одури страшно. Я не хотела умирать, не хотела!
«Гнев сильнее страха»
Боль от головы разлилась по всему телу, превратившись в сладкую ярость. Черное дыхание сменилось отрывистым смехом, ужас — эйфорией.
Это не Ремус!
Это монстр! Спасую — разорвет на части!
Убить! Убить, пока меня не убили!
Подрагивая, я поднимаюсь на ноги. С яростным рыком волк прыгает на меня.
Я чувствую покалывание энергии, она пульсирует во всем теле, жжётся на кончиках пальцев.
Во тьме мелькнули алые полосы энергии.
По моей руке струилась кровь…
