Blackbear – Idfc
Если говорить о том, каким было это утро, то можно просто презрительно фыркнуть, потому что оно не задалось с самого начала. Загадочная беловатая дымка окутала улицы Парижа, так, что дальше протянутой руки увидеть что-либо было невозможно, да и нельзя было однозначно назвать такое странное явление туманом - слишком густым для него оно было. Небо, плотно затянутое тучами, как-то печально оглядывало город свысока, будто вот-вот ни с того ни с сего способно оно было расплакаться от непонятного горя. Нагнетающая обстановка царила вокруг, отчего даже Тикки что-то угрюмо бормотала себе под нос все время. — Тикки, перестань уже бубнить, дай мне хоть немного отдохнуть, — жалобно простонала девушка, накрываясь большой подушкой персикового цвета. — Голова от тебя гудит битый час. — Тебе нужно собираться в школу, — вяло заметила квами, приземляясь на стол возле окна. Она что-то долго и заинтересованно высматривала вдали, но потом разочарованно плюхнулась на одеяло рядом с сонной хозяйкой. Маринетт измученно застонала, представляя, как ей снова придётся отсиживаться на ужасно долгих уроках и пытаться запомнить хоть что-то из изложенного преподавателями материала. Кажется, сегодня она отчасти недомогала, и были ли тому причиной дождевые, словно с напущенной важностью глядящие на землю, тучи за окном или тоскливая атмосфера в полутемной комнате, где нежный розовый цвет теперь выглядел каким-то грязно-коричневым, — никто не мог точно сказать. С того времени, как девушка только проснулась, мысли её атаковали странные раздумья, а на душе было так тяжело, отчего даже невольно создавалось ощущение, что этот невесомый "груз" не даст сегодня подняться с постели. Так же и голова неподъёмно налилась горячим свинцом, оттого и хотелось пролежать на кровати весь день, лишь бы только не видеть унылые очертания города, покрытого светлым смогом. — Вставай, ты же не хочешь, чтобы Адриан подумал, что ты испугалась идти в школу сегодня? — Пусть думает. Я не хочу с ним видеться в данный момент. — Маринетт издала звук, похожий то ли на едва различимый всхлип, то ли на вой дворняги. Тикки удивленно уставилась на темноволосую хозяйку, молча стараясь понять причину такого ответа. Наконец из-под одеяла прорезался хриплый полузадушенный голос: — Из-за любви к нему вчера я, похоже, потеряла Кота. — И теперь он в этом виноват? — насупилась Тикки, взмывая в воздух. — Нет, но дело в том, что... — Сказать Нуару о своих чувствах к другому парню было твоим решением, и Адриан тут вовсе не причём, так что прекрати винить в своих ошибках других людей. И ещё, тебе пора в школу. — Тикки нахмурилась и беспокойно подлетела к окну, после чего напряжённо нырнула в крохотную сумочку на ремешке. Маринетт глубоко вздохнула, прежде чем окончательно открыть глаза и поежиться от холода. Это абсолютно точно был один из тех дней, когда ей категорически ничего не хотелось. Совсем.***
Дюпэн-Чен тихо ужаснулась, спускаясь по лестнице, когда заметила опечаленное лицо матери в этот день. Женщина задумчиво мешала тесто, но взгляд её не выражал ничего существенного, ничего того, что обычно переполняло его. Глаза её не светились от счастья, как обычно, не лучились, словно солнце, одаривая теплом. Словом, произошло что-то достаточно серьёзное и неисправимое. — Мама?... — неуверенно произнесла Маринетт, аккуратно приближаясь к кухонному столу. Мир вокруг будто сжался до одной-единственной комнаты, освещённой несколькими лампами, и неприветливого серого пейзажа за окном. Мысли в голове проносились вперёд бесконечным потоком вопросов: «Что же это за день такой?». — Месье Леметр отравился нашими булочками и теперь отказывается покупать любую продукцию в пекарне. Наш постоянный клиент, ты же помнишь, он всегда приходил в большой чёрной шляпе и шелковом шарфе независимо от времени года и погоды, — пробормотала женщина, бездумно накладывая запеканку в тарелку дочери. Девушка сразу узнала сутулого крепкого мужчину, мимолетно вспоминая его серьёзный голос, которым он всегда произносил: «Круассаны с заварным кремом и малиновым вареньем, пожалуйста.» Маринетт прекрасно знала, как мать обычно расстраивалась, стоило их маленькой пекарне лишится клиента, будь тому виной не совсем готовое тесто, плохое настроение покупателей или их особая привередливость ко всему, что они едят. — Я помню, мам, — выдавила темноволосая, чувствуя, как ком подкатывает к горлу, отбивая всякое желание подкрепляться пищей. Хотелось сорваться с места и унестись как можно скорее и дальше, стереть из памяти родные глаза, подернутые грустью. Какая-то чуждая до этого момента слабость накатывала все больше и больше с каждой секундой. Становилось до того тоскливо, что порой даже самая простая задача казалась невыносимой. Против силы проглотив последний кусок своего завтрака, чтобы ещё больше не расстраивать маму, девушка вскочила из-за стола, поблагодарив за вкусную запеканку, и, как молния, захватив портфель с крохотной сумкой со второго этажа, унеслась в школу. Внутри появилось ощущение тошноты от всей окружающей её обстановки, начиная от раскрашенного во все оттенки депрессии неба, заканчивая нескончаемым потоком девушек, задумчиво бредущих в неизвестном направлении. Париж выглядел довольно странным сегодня, и опечаленную Маринетт особо заботило, почему на работу в этот день вышло такое количество молодых особей женского пола. Она с тоской наблюдала, как несколько юношей гнались за своими половинками, умоляли о чем-то, некоторые даже вставали на колени, а те их совсем не слушали, смиряли злобным отрешённым взглядом и продолжали идти вперёд, не обращая внимания на скорченные почти что от физической боли лица оставленных молодых людей. Сердце ученицы болезненно сжималось, и она, не выдерживая такого леденящего ужаса во всем теле, бежала вперёд, наталкиваясь на словно зачарованных девушек, которые лишь смотрели на неё своими пустыми зеленоватыми глазами, а потом исчезали в белом тумане. Дюпэн-Чен испуганно наблюдала за ними, понятия не имея, что могло случиться. Сверху время от времени раздавалось скрежетание электрических молний, отчего Маринетт каждый раз задирала голову к небу. Разряды появлялись откуда-то из глубин пушистых облаков, освещая все вокруг ужасающим темно-зелёным светом. Повсюду создавалась какая-то зловещая атмосфера детских сказок про злодеев. Вот только совершенно неясно было, победит ли добро на сей раз. Что-то явно было не так с городом в это утро. "Нужно узнать, кто устроил этот гарем, а потом уже пытаться разобраться со всем этим" - подумала темноволосая, озираясь повсюду. Внезапно подул порывистый ветер, заставляя хранительницу с силой зажмуриться, и по улице в то же мгновение торжествующим гоготом пронесся искаженный, до ужаса противный и оглушающий мужской смех вместе с клубами асфальтной крошки и пыли. — Просто худшее утро в моей жизни! — раздосадованно воскликнула Дюпэн-Чен, безрезультатно пытаясь отряхнуть белую футболку, основательно покрывшуюся коричневатым слоем грязи. Подумав о своем внешнем виде, она чуть было не заскулила, однако времени на это категорически не хватало, а еще и опоздать в школу она совсем не горела желанием, отчего с былой прытью побежала по направлению к учебному заведению. Когда же она все-таки очутилась у огромного белого здания, в глаза бросилось, как несказанно пустынно здесь было. Кругом не было ни души, никого, кто бы кричал или смеялся, просто одинокая широкая лестница, ведущая ко входу, и несколько, совсем увядших, бесцветных деревьев рядом. Да с одного такого унылого вида можно было развернуться и уйти, а не то что бы даже думать учиться в таком месте. Похоже, Акума на этот раз досталась кому-то поистине серьезному и знающему свое дело, раз он смог так совладать с окружающим миром. — Маринетт! Я так боялась, что ты тоже не придёшь! — радостно всхлипнула Алья, набрасываясь на подругу почти сразу же после того, как темноволосая захлопнула за собой громадную входную дверь школы. — Тоже? — удивилась Дюпэн-Чен, — Что значит это твоё "тоже"? — Никто из наших одноклассниц не появился сегодня, — нервно усмехнулась шатенка, неуклюже растягивая губы в неумелой улыбке. — Будем надеятся, что они просто испугались этого странного тумана... Но ты не переживай, мы же все равно знаем, что ЛедиБаг с Котом обязательно наладят ситуацию очень-очень скоро! — Да, точно... — слабо усмехнулась Маринетт, попутно стараясь выгнать из головы мысли о том, как нелегко в этот раз придётся выручать город. Столько девушек покинули дома под действием сильнейшего гипноза, а сотни или даже тысячи километров вокруг занесены густой сероватой дымкой, толком не поддающейся ветру. Сердце защитницы города грела лишь мысль, что распутывать весь этот кошмар будет не одна она. А будет ли Кот вообще теперь относиться к ней, как прежде? А может быть из-за своей обиды он и вовсе не захочет больше спасать Париж вместе с ней? От такого расклада вещей у девушки даже малость закружилась голова, и она чуть было не налетела на перилла лестницы. — Эй, ты чего? — испуганно спросила Алья, поймав неуклюжую подругу за рукав пиджака. — Ничего особенного, переволновалась, наверное, — отстранённо произнесла Маринетт, вместе с девушкой попадая в класс физики. Скучающий вид парней-одноклассников обратился к двум приятельницам, появившимся в аудитории, и по помещению тут же прокатилась волна удивления. Никто, вероятно, не знал причины отсутствия подавляющего количества одноклассниц, более того, полное замешательство было написано на лицах молодых людей. Нино мило поднял уголки губ, завидев Алью у дверей, что, конечно же, не способно было ускользнуть от зоркой Дюпэн-Чен. Она всегда знала о чем-то загадочном, происходившем между этими двумя, но благородно предпочитала не вмешиваться. — Привет, — ласково поздоровалась шатенка, устраиваясь за привычной второй партой, заставляя темноволосого немного смутиться, поправляя очки. Место рядом с ним пустовало, и Маринетт никак не могла простить себе мысли о том, что она совсем не готова в данный момент снова встретиться с теми необыкновенно добрыми глазами светло-зеленого цвета. Странно было осознавать, что и самого блондина сегодня девушка не желала бы встретить, хотя обычно об этом грезила часами напролёт. — А где Адриан? — Понятия не имею, наверняка ему нездоровится, — нахмурился Нино, — Что это такое, интересно, с Парижем происходит? Никогда раньше не видел, чтобы в таком количестве буквально похищали женщин. — Скорее всего кому-то захотелось устроить себе гарем, чтобы показать второй половине, что он не безнадёжен. Девушка отказала, например, или кинула из-за другого, вот и захотелось отомстить, — спокойно ответила Алья, отчего создавалось впечатление, будто она и вовсе знала о ситуации абсолютно каждую деталь. Дюпэн-Чен нервно кусала губы, не в силах усидеть на месте, и молча наблюдала за парой одноклассников. Думать категорически не хотелось, поэтому она устало откинулась на спинку стула, с напускным умным видом вслушиваясь в назревающий разговор. — А может кому-то просто захотелось поразвлечься, — предположил парень, складывая руки на груди. — Акумы дают силы лишь тем, кто сильно расстроен или обижен. "Просто развлечение" здесь неуместно, — уныло протянула темноволосая, поглядывая на свою маленькую сумочку под столом. — Стойте! — напуганно вскричала соседка по парте, крепко впиваясь в плечо Маринетт. — А что... А что, если ЛедиБаг тоже под гипнозом!? Мы же в таком случае обречены! — Вот теперь ты успокойся, пожалуйста, ведь на неё такие вещи точно бы не подействовали. Это же ЛедиБаг, в конце концов. Всё будет в порядке. — Дюпэн-Чен похлопала подругу по спине и улыбнулась, отворачиваясь к доске при громком звуке оповещения о начале урока, прозвеневшем из коридора. На самом же деле, и она теперь точно не знала, что ждёт жителей города дальше, ведь если гипноз действительно подействует на неё, то некому будет больше расправляться с Акумой. В этот раз и всегда. Девушка была точно уверена в том, что этот урок физики отчасти заинтересовал её, не давая вздыхать от скуки или укладывать голову на парту, пытаясь случайно не заснуть. Может быть, заниматься больше было нечем, а может и просто преподаватель наконец разговаривал не таким монотонным голосом, но плотность потока электромагнитного излучения оказалась довольно-таки полезной темой для выпускницы. Она мимолетно посмотрела на Алью, заметив, как та уныло накручивает на палец прядь своих волнистых волос. Вдруг опечаленное лицо подруги сменилось гримасой настоящего ужаса, перемешанного с шоком. Стоило Дюпэн-Чен повернуть голову, как всё её тело моментально сковало ни то удивление, ни то отчаяние, ни то чувство слабости. На большом экране, чуть ли не доходившем до размера стены, который, судя по всему, проецировал проектор со стола учителя, в переливающемся на свету черном латексном костюме стоял Кот, дерзко ухмыляясь прямо в камеру. Сердце Маринетт неожиданно зашлось в таком бешеном стуке, что, казалось, еще совсем чуть-чуть, и оно окончательно переломает все ребра. Но самое странное началось, когда Нуар наконец начал говорить. — Мои дорогие дамы, — послышался его мурчащий голос, отчего у темноволосой резко пошла кругом голова. Всё вокруг внезапно поплыло, и она не была уверена тогда, что способна контролировать своё тело. Маринетт совсем не понимала, что происходит, и уж тем более недоумевала, почему из груди внезапно стало рваться непонятное чувство влечения, можно даже сказать сильнейшая преданность, желание принадлежать всего одному парню на свете. Точнее даже не парню. Коту. — Хочу представиться, меня зовут Дикий Любовник, и в моем большом сердце хватит места для каждой девушки на земном шаре. Я хочу подарить тебе свою жаркую любовь, свою необузданную страсть и целое море ласки. Зачем тебе кто-то, когда у тебя есть я? — Он очаровательно улыбнулся, и если бы Дюпэн-Чен не сидела на месте, то у неё бы точно подкосились коленки от восторга. Что-то такое происходило с её организмом, затуманивало её мозги так же, как и смог на улицах города. Девушка встряхнула головой, чтобы хоть как-то избавиться от действия ничего иного, как... гипноз. Маринетт с ужасом опомнилась, всеми силами стараясь бороться с одурманивающими звуками мужского голоса. Ощущение потери близкого человека с каждой секундой жалило каждую клетку тела всё сильнее, разрастаясь во что-то такое катастрофическое, огромное, безвыходное. Проблемы накладывались друг на друга еще с того момента, как она только открыла глаза, они словно превращались из маленького снежка в громадный снежный ком размером с одноэтажный дом. "Это не Кот. Это, черт возьми, не Кот", — повторяла про себя ЛедиБаг, всматриваясь в родное ухмыляющееся лицо. Оно было таким же, как и всегда, но абсолютно другим в то же время. Она не узнавала в нем того Нуара, что обычно нелепо улыбался, моментально отдергивая от нее свою изящную руку в черной перчатке. Животный блеск в узких кошачьих зрачках лишал любых надежд о глупой шутке или розыгрыше. Казалось, что вот-вот Маринетт потеряет сознание, отказываясь верить в происходящее, но она все продолжала сидеть, из последних сил сдерживая подступающие слезы бессилия перед происходящим. Смотрите, ЛедиБаг умеет плакать. — Приходи ко мне, и ты никогда не узнаешь о том, что такое одиночество. Ты никогда не усомнишься в том, что ты существуешь на этом свете только для меня. Я буду полностью твоим, — чарующе мурлыкал Любовник, прежде чем горячо прошептать: — Навечно. Маленькая слезинка медленно расплывалась мокрым пятном на футболке, пока Дюпэн-Чен бесцельно смотрела вперёд. Её руки дрожали, кажется, от всех эмоций, что она переживала в данную минуту. Наверное, со стороны она выглядела жалкой, но кто из всех присутствующих здесь сможет в полной мере понять, что значит потерять друга, защитника, человека, который в любой момент может подставить тебе свою спину, напарника и советчика в одном лице? Никто, и это очевидно. — А теперь, моя леди. — Он так же сладостно растянул эти четыре слова, что заставило темноволосую застыть в нервном ожидании. — Я знаю, что ты слышишь меня. Не пойми меня неправильно, но вчера ты причинила мне немало боли, а я не собираюсь оставаться наивным идиотом, безнадёжно сохнувшим по какой-то девчонке. Мне хотелось бы встретиться с тобой сегодня, моя леди. В десять часов вечера, на крыше здания отеля, принадлежащего мэру города. Надеюсь на твой приход, милая, ты же не хочешь, чтобы мои девочки сами пришли за тобой, не так ли? Не расстраивай меня, моя леди. — Он беззаботно рассмеялся, но смех этот был таким искусственным, до глубины пропитанным фальшью, что едва можно было различить в нем нотки настоящего, зло сверкнул глазами, а после экран неожиданно потух, и аудитория погрузилась в полную тишину. Маринетт ещё несколько секунд пребывала в полной прострации от слов и поведения Нуара, но наконец опомнившись, обернулась к Алье, испуганно наблюдая за тем, как подруга что-то тихо бормочет про себя. Карие глаза изменили свой цвет до зелёного, а зрачки сузились до размера кошачьих. Схватив шатенку за плечи, Дюпэн-Чен со всей силы встряхнула соседку по парте, пока та не пришла в себя, забавно сморщив нос. — Ч-что это было? Э-это был К-кот? Почему его теперь зовут Дикий Любовник? Что происходит? — шатенка испуганно запиналась, нетерпеливо задавая накопившиеся вопросы. ЛедиБаг грустно посмотрела в окно, поджав губы. Серая тьма за окном делалась всё шире, зрительно вселяя уныние. Правда беспощадно била в лицо, и самое страшно было то, что бежать и прятаться от нее бесполезно, она была такой очевидной, такой, что противоречить и спорить уже невозможно. Можно, можно было закрывать глаза, строить из себя последних болванов или наивно думать, что все проблемы пройдут стороной. Но Маринетт прекрасно понимала - теперь всё зависит от неё. Дороги назад уже нет. Некому больше пытаться что-то изменить. Пусть и теперь ей придется противостоять человеку, в котором она даже не думала усомниться, но речь идёт о безопасности всего Парижа, в конце концов о безопасности Кота Нуара и ЛедиБаг теперь. Ведь если Хищная моль завладеет их талисманами, то им настанет конец. — В нашего Кота вселилась Акума. Когда-нибудь это должно было произойти, — уверенно ответила девушка, спокойно наблюдая, как зеленая вспышка от молнии в очередной раз освещает класс. Мысли темноволосой неспешно и чётко складывались в одну точную картину плана действий. Кажется, она знает, что нужно делать. И, кажется, это должно сработать.***
— Ты спятила? Тебе ни в коем случае нельзя туда идти в одиночестве, его воздыхательницы съедят тебя заживо! — возмущалась Тикки, пока Маринетт беспокойно мерила собственную комнату громадными шагами. План, который сначала казался блестящим, беспощадно испепелялся в прах от скептических настроений квами. — В конце концов, это может стать ловушкой, откуда ты можешь знать, что ожидать от озверевшего черного кота-гипнотизёра? — Но это же Кот, все будет хорошо, я уверена, — последние слова она произнесла с чуть ли не вопросительной интонацией, будто спрашивая у самой себя стоило ли вообще полагаться на собственные надежды о спрятанной сущности своего "коллеги". — Забудь про Кота, Маринетт! Это не защитник Парижа, призванный творить добро, теперь это дьявольское создание, способное уничтожить тебя, забрав драгоценные сережки, — сердито насупилась Тикки, расстроенно всплескивая маленькими лапками. — Не думай, что он будет относиться к тебе так, будто никого на свете не существует. При таком количестве поклонниц я вообще сомневаюсь, что он будет видеть в тебе нечто особенное, что способен был увидеть до этого. Темноволосая беспокойно сложила руки на груди и безжизненно свалилась в кресло рядом с письменным столом. В груди безостановочно ныло от переживаемой в эти минуты тревоги и тяготы важнейшего, как казалось ей в данный момент, выбора, который девушке только приходилось делать в своей недолгой жизни. Как жаль, что она и понятия не имела тогда, насколько ошибалась с догадками. — Однако... — тихо просипела Маринетт, тут же прочистив горло, — У меня нет иного выхода. Я не хочу быть растерзанной до смерти его жертвами. — Да это же блеф!.. - не на шутку разошлась квами, зло сверкая глазами. Дюпен-Чэн с видом, не терпящим возражения, махнула рукой и произнесла словно чужим, почти срывающимся, грудным голосом: — А теперь послушай меня, Тикки. Я не знаю, что может произойти этим вечером, и уж тем более понятия не имею, что задумал зараженный Акумой разум, но кто знает, может, если я приду на крышу здания в десять часов, все сложится гораздо проще. Знаю, как это опасно, но, пойми меня, если не я сделаю это, то никто больше не сможет. Это моя обязанность. Наступившее в комнате молчание ознаменовало условную победу Маринетт, эхом отдаваясь в ушах неугомонным сердцебиением. Теперь девушка как никогда ощущала вес возложенной на ее хрупкие девичьи плечи ответственности. Мысли беспорядочно метались в суетном волнении, перекрывая друг друга, и принятые до этого окончательные решения словно зарывались в море появляющихся сомнений или вовсе исчезали из головы. Темноволосая тяжело дышала, отгоняя нарастающую тревогу. Она упрямо полагалась на собственные надежды о новом несложном случае, когда Акума бы нашла себе место где-нибудь в забавном золотом колокольчике на груди у Кота. Однако и у этих уверенных мыслей был свой подводный камень. Первый способ спасения своего неотъемлемого союзника, который пришел на ум Маринетт, был таким глупым (но в тот момент времени казался ученице просто гениальным), что теперь она даже скрывала смущенный румянец на щеках, думая о прежней легкомысленности. Она и правда надеялась спасти его "безобидным и дружеским поцелуем"? Бедная, наивная девочка, которая верит в старые сказки... Часы летели, как минуты, пока Дюпен-Чэн, прислонив кончик карандаша ко рту, делала вид, будто занимается тригонометрией. Простейшие ответы ускользали из-под носа, так и оставаясь потерянными. Домашняя работа - это действительно не то, что волновало ЛедиБаг в тот момент. — Думаешь о том, куда могла вселиться Акума в этот раз? — Тикки осторожно присела на плечо темноволосой, любуясь как сквозь клубы плотного дыма просачиваются терракотовые лучи солнца. На улице, возможно, уже смеркалось, но увидеть всю красоту, увы, не предоставлялось возможности. — Это то, чем я занимаюсь на протяжении второй половины дня. — Печально вздохнула Маринетт, не выпуская канцелярскую принадлежность из рук. Сам факт того, что именно Котом завладела эта дьявольская личинка Хищной Моли, заставлял девушку испытывать чувство вины перед ним. Виновата только она. И только она могла повернуть всё вспять. Затянувшаяся тишина была вновь прервана тонким голоском своей неотъемлемой помощницы. — У меня странное предчувствие, что все совсем не так, как кажется. — По-горькому усмехнулась квами, куда-то исчезая с плеча хозяйки. Дюпен-Чэн удивленно обернулась, но не сумела отыскать маленькую божью коровку рядом с собой, хмуро задумавшись над ее словами. И никто не мог понять, как сложно юной девушке было переживать бурю, творящуюся внутри все время, каждую минуту. Страх перед скорым будущим буквально поедал ее изнутри. Маринетт придется рисковать жизнью ради парня, настоящего имени которого не знает и, возможно, не узнает уже никогда. Рисковать жизнью ради парня, имя которого не Адриан, фамилия не Агрест, и сердце ее лихорадочно не трепещет при одном только его виде. И странно было даже думать, что спасать она собиралась не милого, прилежного и доброжелательного одноклассника-блондина, а дерзкого и спонтанного Кота с постоянно растрепанными золотистыми волосами. Однако ж в сердце хранительницы бережно теплились два особых места для них обоих. Она любила каждого, но совершенно разной любовью.***
К позднему вечеру туман начал рассеиваться, давая немного полюбоваться красотой бессмертного города. ЛедиБаг молча наблюдала, как немноголюдные улицы время от времени заполнялись компаниями отчаянных молодых людей и мужчин с бутылками в руках. Они что-то громко кричали, проклиная Кота, отчего девушка каждый раз морщилась, ежась от ветра на крыше небольшого здания рядом с отелем, принадлежащим семье Буржуа. Кто-то раздосадованно спрашивал, где та юная особа, что спасает Париж ото зла каждый раз, и почему она до сих пор не сделала ничего, чтобы вернуть одиноким парням и мужчинам их девушек, жен, дочерей и сестер, а темноволосая лишь грустно усмехалась, потирая плечи от холода. Поворачивая голову в другую сторону, она видела центр города и толпы будто неживых девушек, облаченных в откровенные наряды, которые были сосредоточены вокруг одного парня в белом латексном костюме, повернутого спиной к ЛедиБаг, на крыше соседнего здания. Его широкие плечи иногда подрагивали от смеха, заставляя так же искусственно смеяться сотни загипнотизированных девушек. Снизу отель был оцеплен целой колонной полицейских машин, угрожающе ревели сирена и голос в громкоговорителе, но люди на крыше будто не замечали этого, продолжая непринужденно веселиться. Маринетт ужасалась, замечая в толпах знакомые лица. Хлоя, Сабрина, Джулика, Роуз и даже Аликс были сегодня здесь, словно запрограммированные роботы реагируя на слова своего господина. ЛедиБаг с волнением дожидалась десяти часов, собираясь с духом. Она тяжело дышала и настраивалась на лучший исход, понимая, что должна сделать всё, что в её силах. Пара красных в черную крапинку берушей смотрели на нее с маленьких ладоней, напоминая о своей задаче. Ей нельзя попадать под воздействие голоса. Только не сегодня. 21:59 22:00 Медленно поднимаясь с насиженного места, темноволосая еще раз оглядела прекраснейший ночной вид, открывавшийся ей, а затем, ловко перепрыгнув на соседнюю крышу, подобралась к отелю с оттененной стороны, стараясь быть менее заметной. Но в это же мгновение как по щелчку сотни озлобленных взглядов уставились на неё, испепеляя на месте. Пытаясь не выдать страха и дрожи в ногах, Маринетт с ужасом осознала, что совсем не помнит ничего из того, что собиралась говорить, хотя зубрила эти слова до тошноты целый вечер. — На-а-адо же, ровно в двадцать два часа. Доволен тобой, моя леди. — мурлыкающий голос будто раздавался в ее сознании, вибрируя в области грудной клетки. ЛедиБаг с опаской наблюдала, как Любовник приближался к ней, умопомрачительно улыбаясь. Она не могла сказать точно, почему безнадежно застыла на месте, может, ослепленная потрясающим видом своего бывшего напарника, а, может, просто испугавшаяся такого внезапного внимания. Впрочем, девушка и дальше может лгать самой себе, уходя от ответа. Весь воздух из лёгких ЛедиБаг резко вышел, когда Кот оказался прижат вплотную к дрожащей молодой особе. Она испуганно смотрела на него широкими от удивления глазами, готовая стонать от собственной ничтожности. Его пальцы неожиданно выдернули маленькие беруши из её ушей, и темноволосая обреченно закрыла глаза, признавая собственную чертову слабость. Всё сразу пошло наперекосяк. — Неприлично заявляться в гости с заткнутыми ушами, моя дорогая. — Его рука бесцеремонно легла на талию хранительницы, а после резко подтолкнула вперед, отчего все девушки перед ними как по команде расступились, и Маринетт оказалась сильно прижата к горячему мужскому телу. — Убери руки, — прошипела она, наблюдая за злыми физиономиями, когда они направлялись куда-то на другой конец крыши. — Будешь вырываться - тебе же хуже будет, — услышала она крайне раздраженный холодный шёпот в ответ. — Хочешь спросить, почему я пригласил тебя сюда? Видишь ли, я понял, как ошибался в своих словах. Я не люблю тебя, моя леди. Мне нужна ты и твоё тело, я хочу, чтобы ты полюбила меня и мучилась ровно так же от того, что я не могу разделить твоих чувств. Я хочу, чтобы ты осталась здесь и провела свой остаток жизни со мной. Не думай сопротивляться, иначе мои девочки позаботятся о тебе или, может быть, ты вовсе хочешь, чтобы я убил тебя, забрав твой Камень Чудес? Я не думаю, что ты так пламенно желаешь этого. Ноги Маринетт окаменели от свалившегося на них ужаса, она тихо закрыла рот ладонью, чувствуя предательское жжение в переносице. Ей захотелось кричать, что есть мочи, кричать от боли от тех слов, что он сказал. И, кажется, ее воспаленный обидой мозг не мог хорошо соображать в те секунды. Как в тумане ЛедиБаг неожиданно вырвалась из практически стальной хватки и со всей яростью, отображаемой на лице, со всей силы дернула блестящий колокольчик с груди юноши. Он жалостливо звякнул, встретившись с землей, прежде чем темноволосая со всей надеждой пыталась раздавить его или разломить на части, выпуская Акуму, но все попытки остались тщетными. Дикий Любовник довольно улыбался и совсем мягко смеялся, наблюдая за обреченной девушкой. На душе у него было абсолютно пусто, он не испытывал ни единого чувства, способный только зверски издеваться над обидевшим его окружающим миром. — Ну же, моя леди, ты думала, что всё так просто? — Маринетт завертела головой будто в попытке очнуться от страшного сна. Кот заправил челку глубокого синего оттенка ей за ухо, заставляя ее кожу покрыться мурашками. Она проиграла, но все еще не могла признать это. Растерянно смотря в яркие зеленые глаза, ЛедиБаг внезапно сократила расстояние между ними и прижалась к парню, прикасаясь к теплым розовым губам своими. И внутри словно загорелся целый пожар, внизу живота ни с того ни с сего сладостно заныло, окончательно сдаваясь его обаянию. Она хотела уже оторваться, как сильные мужские руки подобно двум змеям остановили ее: одна надежно зафиксировала ее голову, а вторая основательно обвилась вокруг талии. Наконец девушка полностью поддалась, подчиняясь аккуратным поцелуям в шею и скулы, она почти растворилась в мягком мурлыканье над ухом, как вдруг разум резко отрезвили звуки рычания со стороны многочисленных девушек. Темноволосая испуганно посмотрела на их недобрый оскал и, повернув голову, увидела невозможно довольный вид Любовника. Она опустила голову, понимая, как чертовски глупы были ее надежды. Придти сюда этим вечером было чертовски глупым решением. — Моя маленькая наивная леди надеялась, что сможет спасти меня поцелуем истинной любви? Её не существует. — Блондин засмеялся, порождая такую же волну смеха со стороны толпы его жертв. Маринетт, нахлебавшись ужаса за эти несколько минут, со всех ног понеслась к краю крыши, не сталкиваясь ни с каким сопротивлением. В ушах звенел этот ужасающий смех, когда она спрыгнула с крыши, приземлившись на неосвещенной части улицы. Сердце колотило, как бешеное, грудь тяжело вздымалась и опускалась с каждым вздохом. Не успев моргнуть глазом, ЛедиБаг тут же оказалась окруженной группой журналистов с двумя операторами. Они все твердили одно и то же, наперебой задавая вопросы, когда у юной девушки голова шла кругом. Слова ускользали от понимания, превращаясь в бесконечную кашу из отдельно услышанных фраз. В горле стоял ком. Только сейчас она осознавала всю тяжесть ситуации, из которой будет не так просто выбраться. Молча глотая слёзы, она старалась услышать хоть один из вопросов, чтобы не показывать своей слабой стороны. — Как вы можете прокомментировать сложившуюся ситуацию? Что происходит с Котом? Может ли Париж теперь надеяться на счастливое будущее? — неустанно твердил молодой репортер, стараясь расположить микрофон как можно ближе к спасительнице города. Она горько улыбнулась, заметив, что сейчас их группа состояла из одних парней. — Мы всегда были одним единым целым, никто и никогда не мог этому противоречить. Мы затмевали солнце и луну, лишь только спасая мир вместе. — Девушка тщетно пыталась казаться сильной, но ситуация заставляла ее лишь жалобно опустить взгляд. — Но сейчас остались только я и дьявол в его сердце. Конец всего светлого между нами, занавес. Кота больше нет. Есть только мрачная сторона Нуара, ту, что он зовет Диким Любовником. Теперь я понятия не имею, как с этим бороться. Извините, без комментариев. — ЛедиБаг угрюмо качает головой, через секунду теряясь в закоулках таинственного сумеречного Парижа. Слезы душат её, не давая возможности обдумать всё как следует. Огни города расплываются в глазах. Страх о будущем подступает всё ближе, что, кажется, еще чуть-чуть, и она точно оступится, забившись в истерике от происходящего вокруг. Им всегда было слишком просто одерживать победу над злом, и, видимо, Маринетт даже не заметила, как в этот раз зло одержало победу над ней. Темноволосая не помнила, как возвратилась домой, устало свалившись на постель. Маска вместе с костюмом сошли с нее, пока ее спина непрерывно вздрагивала от рыданий. Она задыхалась. Еще никогда девушка не чувствовала себя такой подавленной, как в те минуты. Мысли бесповоротно зашли в тупик. И свидетельством полного поражения в тот вечер стали тихие слова Тикки, заставившие юную особу захлебываться в слезах до того момента, пока она не уснула мертвым сном от усталости: — Я не хочу тебя пугать, Маринетт, - сделала паузу квами, опустив глаза, — Акума в его сердце. Тебе придется убить его. Чего бы это не стоило.