Мамаша

      В жизни Фугаку было не так много действительно запоминающихся событий. Первое высокоранговое назначение, первая война, потери и пробуждение мангеку, которого он совершенно не желал. Рождение сыновей. Да, пожалуй, рождение Итачи стало первым по-настоящему счастливым событием в жизни Фугаку, которое навсегда запечатлелось в его памяти. В тот день глава клана почувствовал, что живет. Вдохнул полную грудь воздуха, чувствуя, как его легкие, словно большие меха, раскрываются и снова сжимаются; как сочна трава под его ногами, такая зеленая и жесткая, несущая в себе непередаваемый никакими словами запах живой земли и впитавшейся в нее воды. Как звонок был смех Микото и каким неподдельным счастьем горели ее глаза. В эту ночь глаза Микото тоже горели. Два томое на светящейся алым радужке, и сочащаяся сквозь них испепеляющая ненависть. Фугаку рухнул на колени и время вокруг него помчалось. Фугаку ослепила снежная круговерть.       Он слышал неразборчивые причитания. Его тело охватил жар и озноб. Мужчину мелко потрясывало, пока жар расползался по его спине на плечи и грудь, будто желая достичь раны на животе. Его прислонили к стене. Фугаку думал, что провел так целую вечность или даже больше, прежде чем почувствовал, что его куда-то несут. Он чувствовал прикосновение рук — грубых и нежных, шершавых и больших — и втайне надеялся, что среди всех них есть и руки Микото. Что это ее пальцы возятся с застежкой на его жилете, что ее нежные касания аккуратно стягивают с него водолазку и ослабляют ремень на штанах.       Он снова услышал топот. Многие голоса вокруг слились в один сплошной шум, боль гудела в его теле. Очень скоро измученное сознание Фугаку погасло.       Время остановилось. Александра впитывала в себя всё: тяжесть крыши над головой, гробовое молчание комнаты, лимонный свет уличного фонаря за окном. Мечущееся на футоне холодное, как снег, тело Фугаку. Пот, которым он истекал и которым пропитались простыни и наволочка, тоже был холодным. Глаза мужчины бешено вращались под веками, изо рта вырывалось прерывистое дыхание. Итачи подглядывал за ними через узкую дверную щель. — Через сколько придут нин-медики? — бесцветно спросила она, продолжая смотреть на мужа. — Уже вызвали. Должны быть с минуты на минуту. Микото-сан, мы должны…. — Хорошо, — она перебила Яширо, оставаясь все такой блеклой, словно бы угасала вместе с главой. Ласточкина встала. И время для нее пошло своим чередом. В спальню ворвались нин-медики Конохи: двое молодых людей в длинных халатах и с заспанными лицами. Они подошли к Фугаку, опустились рядом с ним и раскрыли свои пухлые переносные чемоданы. Через какое-то время свечение заполнило комнату. Александра обернулась к двери и увидела его отблеск в широко распахнутых глазах сыновей. — Мальчики, выйдите, — попросила она, не собираясь пока никому и ничего объяснять. Но Итачи и Саске оставались недвижимы, зачарованно наблюдая за тем, как шиноби Конохи борются за жизнь главы Учиха. Сашка сжала зубы. Шагнула к двери и было закрыла ее, но Итачи уже обратил на мать свое колючее внимание: — Он умрет? — спросил он с такой простотой и безысходностью, что в Александре дрогнуло что-то. Она сглотнула, события последних нескольких часов пронеслись у нее перед глазами. — Нет, Итачи. Всё будет хорошо. Но вам нельзя тут находиться. Забирай Саске и попытайтесь уснуть. — Если папа умрет, — будто не слышать мать, продолжил наследник клана, — то, кто тогда будет главой? Ласточкина нахмурилась. Неспроста мальчишка такие вопросы задает. Её взгляд заметался по лицу старшего сына, пока она пыталась понять ход его мыслей. Наконец, женщина ответила. — Это не то, что должно тебя сейчас волновать, Итачи. Будь хорошим мальчиком и уложи брата спать. Ты понял меня? — Да, — немного помолчав, кивнул Итачи. Он крепче сжал пальцы Саске в своих и тихо потопал по коридору, напоследок бросив долгий взгляд на Александру. И от этого взгляда волоски на ее загривке встали дыбом. Она почувствовала ужас: во что, черт подери, превратилась ее семья? Она сама?       Ей захотелось приложиться лбом к чему-нибудь очень холодному. — Микото-сан? — Яширо снова дал о себе знать, Ласточкина обернулась, и мужчина бегло кивнул в сторону нин-медиков. Один из них уже поднялся. Сашка подошла ближе, её взгляд упал на мужа, который не стал выглядеть лучше. Тревога Александры усилилась, неявная дрожь охватила конечности. А нин-медик молча покачал головой. — Микото-сан, нам очень жаль. — Коротко и по делу, — сглотнув нервозность, сказала она и сложила руки на груди. — Что с Фугаку и какого черта вам жаль? Молодые люди переглянулись. — Мы полагаем, что вам это известно лучше нас, — неуверенно начал один из них, тот, что был выше и плотнее. — Рану Фугаку-сана не так легко вылечить. Дело в другом… — он снова замялся. — Фугаку-сана убивает не ранение, а яд.       Женщина почувствовала на себе обжигающий взгляд Яширо. По ее пояснице пробежал холодок. — Какой еще яд? — Если вы позволите, — нин-медик вновь вернулся к бессознательному главе, обхватил его под мышками и с трудом перевернул так, чтобы всем присутствующим была хорошо видна спина. Ласточкина вскинула брови: под лопаткой она увидела маленькое бледно-розовое пятнышко, диаметром не больше российской копейки. След от укола. Сенбона — Так найдите противоядие! — скомандовала она немедленно. — Возьмите кровь, изучите, сравните образцы. Мы же шиноби, Кьюби бы вас подрал, мы не сможем найти противоядие?! — Симптомы подходят под большинство известных нам ядов. Пока лаборатория будет занята поисками, Фугаку-сан попросту умрет.       Ласточкина почувствовала как на нее накатывает истерика. То самое чувство, что она испытала тогда, у дома Эцуко, и которое, как надеялась, больше никогда не испытает. В голове оглушительно заухало собственное сердцебиение. Ей потребовалось большое усилие воли, чтобы взять эмоции под контроль. — Мы должны забрать Фугаку-сана в госпиталь. Там мы сможем… — Никакого госпиталя не будет, — сталью прозвенел ответ Александры. — Забирайте свои вещи и выметайтесь отсюда. Яширо проводил поспешно засобиравшихся медиков. Ласточкина опустилась перед мужем на колени, закрыла лицо руками. Она дрожала. Длинная тень, которую отбрасывала фигура Яширо, заслонила лимонный свет фонаря. — Мы должны вызвать наших медиков. Всех, кто хоть сколько-нибудь знает медицину. Пусть пичкают его пилюлями. Поют настоями. Мне нужно, чтобы Фугаку пережил эту ночь. — Слушаюсь, — без промедления ответил Яширо, скрипнула дверная петля. Александра смотрела на мужчину перед собой, на его иссохшие бледные губы, с которых еще срывалось прерывистое дыхание; на широкую, почти не вздымающуюся грудь; на подрагивающие влажные ресницы. Разум женщины был спокоен, но тело всё еще дрожало, как от озноба. Она полностью погрузилась в эту звенящую тишину, в которой были только она и медленно сгорающий Фугаку. Александра смотрела на мужа, с удивлением обнаруживая для себя очень простую вещь. Она больше не злилась. ***       Александра сняла со сбившихся простыней дрожащее тело Фугаку. Простыни прилипали к его телу, словно вторая кожа. А потом пришел Като, — он сбежал из больницы, как только Инари передал по цепочке, что глава умирает, — он сказал, что офуро готово; вода в ней горячая, как кровь Кьюби. Аяками и Яширо наполнили ее травами, которые выгонят яд из тела главы. Фугаку снова подняли. В шесть рук его перенесли в их старую ванную. Оконца были плотно закрыты, в воздухе клубился пар и едкий запах настоя. Като и Яширо держали главу, пока Александра снимала с него рубашку и бельё; помогли погрузить Фугаку в офуро.       Александра хлопотала над ним, её ладони не оставляли мужа, покоясь либо на его голове, либо на щеке, либо на вздымающейся груди. Она скатывала ледяные полотенца и прикладывала к его лбу, ожидая, когда жар немного спадет. Она придерживала его подбородок, пытаясь влить в безвольный рот бурое и сладко пахнущее лекарство. Она была там, вместе с другими, когда его вынули из офуро. Растирала полотенцами обнажённое тело мужчины, помогала одеть и снова уложить на чистый футон. Она чувствовала вину. Она чувствовала, что зависла в одном шаге от пропасти, над которой уже занесла одну ногу. И поэтому делала всё, что могла. Потому что прекрасно знала, что должна сделать, но — вдруг — испугалась. — Доно, нужно принять решение, — голос Яширо звучал за спиной. Александра почувствовала, как дернулось ее плечо. Он впервые обратился к ней уважительно. Сейчас она сидела во внутреннем дворе поместья, на том самом месте, где когда-то приговорила старейшин клана. На коленях у нее лежали доказательства преступлений Орочимару, которые практически стоили жизни её мужу. Она даже не успела заглянуть в них. — Утром слухи просочатся за пределы квартала. Скорее всего, Хокаге введет новые ограничения. Мы должны быть готовы к приходу анбу. Неизвестно, какую версию они примут за истину, — Александра провела пальцами по корешку папки. Заметив это, Яширо произнес: — Орочимару, должно быть, уже покинул деревню. Ласточкина хмыкнула. «Развели как лохов» — пронеслось у нее в голове мрачно, вслух она сказала: — Думаю, здесь есть что-то большее, чем просто дела беглого саннина. — Полагаю, что так оно и есть, — Яширо кивнул и замолчал, молчал долго, прежде чем снова заговорить. — Доно, то, что произошло… — Да? — Это правда не ваша вина? — Я могу сказать, что это была я, и ты не сможешь проверить. Я могу сказать, что это была не я. Ты не сможешь проверить, — бесцветно произнесла Александра, пребывая в мыслях очень далеко отсюда. — Получается, пока не очнется Фугаку, мои слова не имеют значения, — хмыкнула она, тут же вспомнив человека, который совсем недавно находился в точно такой же ситуации. — Знаешь, перед тем как Сузуму увели анбу… Смешно. Он сказал мне практически то же, что я тебе. Выходит, дело действительно в нем? В безоговорочном доверии. — Думаю, что иногда доверие — это все, что нам остается, — Яширо за спиной Александры тяжело вздохнул. — Фугаку-сама верил вам. И был на вашей стороне всегда.       В ответ на это женщина только хмыкнула. — Я просто хотел сказать, что, что бы не происходило, Фугаку-сама всегда действовал, учитывая ваши интересы. Поэтому, я думаю, сейчас мы все должны постараться для него. Александра слышала, как позади нее раздались шаги. Яширо ушел. Вокруг снова сгустилась тишина, которую, впрочем, очень скоро нарушили непрошенные, но ожидаемые гости. — Пока мальчик не вырастет, ему нужен опекун. Учитывая обстоятельства… — Старейшины мертвы! Глава на смертном одре, а его жена только тянет время. Думаю, ни у кого не осталось сомнений, что на самом деле происходит. — Где Микото-сан? Аяками и Като стоически держали оборону. Более десятка мрачных, хищнических лиц с глазами черными и жадными, мельтешили перед ними, сменяя друг друга. Старшие представители семей клана ворвались в особняк, словно стая бездомных, очумевших от голода псов. Они считали, что глава мертв. Или скоро будет мертв. Так, — думал каждый из них, — почему бы не воспользоваться шансом, и не присвоить себе привилегию воспитывать будущего наследника? — Я смотрю, никто из вас не пришел справится о здоровье своего главы. Неужто уже похоронили? Хороши родственнички. Голос Александры пронесся над головами собравшихся у особняка. Воцарившаяся после этого тишина показалась загробной, а потом она взорвалась, и всеобщий гомон потопил ночной квартал. Обвиняли Александру. Обвиняли двуличного Сузуму. Требовали показать мальчишку Итачи. Требовали предъявить еще не остывшее тело главы. Ласточкина выслушала каждого. Она заставила себя сосредоточиться, чтобы не забыть ни одного лица, ни одного слова, которые услышала этой ночью. Она подняла руку и молчаливым жестом пригласила всех в дом. — Доно? — обеспокоенно спросил Аяками, только представители клана суетливо зашагали вперед. — Мы должны решать проблемы по мере их поступления, — сухо отозвалась Ласточкина, после чего распорядилась проводить гостей в гостевую залу. Когда шествие замкнулась, она отчего-то вспомнила, что Фугаку ненавидел принимать в доме гостей. Когда все расселись, а возмущенный гвалт немного стих, Александра заговорила. Взгляд ее, тем временем, блуждал от одного мужчины к другому, но безлико, не выделяя никого из них. — Думаю, что знаю, зачем вы пришли. И мой ответ — нет.       Пауза, которая наступила после ее слов, была недолгой. Лысый мужчина в самом конце стола сдвинул свои кустистые брови; его голос был что раскаты грома. — Что значит «нет»? — возмущенно спросил он. — Покажите нам главу, Микото-сан! — Если, конечно, есть, кого показывать, — хмуро добавили со стороны. — Нет значит нет, — кивнула Александра, сцепив руки в замок за спиной. — Вы не увидите моего мужа до тех пор, пока я не удостоверюсь, что его жизни больше ничто не угрожает. И вы не получите права наставничества. Никто из вас. Никогда. Мой сын не пропуск на вершину пищевой цепи. Если у кого-то есть, что мне возразить, то прошу высказаться немедленно. В любом другом случае, прошу вас покинуть мой дом. А также передать всем остальным: ничто не пошатнет власть моей семьи в этом клане. — Как удобно, — прокряхтел молодой человек с кривым шрамом над самым кадыком. — А за непоколебимость власти, надо полагать, будет отвечать сама Микото-доно? Сашка промолчала. Она ожидала этого вопроса, но прекрасно понимала, что любой ее ответ — это путь в никуда. Споры не прекратятся до самого рассвета, и ей нужно что-то особенно действенное, чтобы заставить всех замолчать. — Признайтесь честно, вы убили главу! — крикнул кто-то из присутствующих, кого Александра не успела распознать. — Сначала убили старейшин, а затем и главу! Ради безопасности наследников клана, мы вынуждены прибегнуть к крайним мерам.       Ласточкина почувствовала присутствие Аяками. Она была уверена, что он, Като и, возможно, кто-то еще стоит там, за дверями. Что они готовы в любую секунду бросится ей на помощь. И мысленно просила небеса, чтобы эта помощь ей не понадобилась. Слишком много унизительных событий произошло с ней за последнее время. Ещё одного она просто не вынесет. С десяток сильных, хорошо натренированных шиноби против нее одной — хорош переплет, ничего не скажешь. Она вдохнула, наполняя легкие воздухом. Главное — элемент неожиданности. Они всё кричали, перебивая друг друга; снова сыпали обвинениями и обещали самую жестокую расплату за недавние бесчинства. Ёто ощущался продолжением собственной руки. — Где Итачи-сан?! Я немедленно!.. Сашка отпружинила с места, как огромная злая гадюка. В наступившей тишине половина головы несчастного упала на татами и покатилась под стол; следом рухнуло его тело. Жирная кровь медленно собиралась в такие же жирные, словно масляные капли, и стекали по лезвию меча. Очередной взмах — рука не дрогнула, но лезвие зависло у кончика носа следующего гостя. Тошнотворный запах крови хлынул в его узкие ноздри. — Видимо, история с Мадарой окрылила вас, мои драгоценные родственники, — её наполненной злобой голос заполнил наступившую тишину. — Вы, видимо, думаете, что в полном праве прийти в дом своего главы, чтобы требовать то, что вам не причитается. Выдвигать условия, которых не заслужили. И делать то, чего вам не положено. Так вот, родственнички, — сказала она и в глазах Александры вспыхнул шаринган, — власть придется брать кровью! Женщина вглядывалась в их лица и глаза. Она видела, как едва появившаяся растерянность сменяется злобой, как злость эта тонет в сомнениях, которые начинали постепенно проступать на их лицах. Она так надеялась, что смогла запугать их. Рука, в которой она держала меч, начинала затекать. Только бы не дрогнуть! — А если так случится, будьте уверены, в крови я вас и утоплю. Присутствующие переглянулись. Медленно, совершенно нехотя, один за другим, они опускались на колени и принимали почтительную позу. Один за другим, пока в комнате осталось одна гордо поднятая голова. Микото-доно. — Можете идти по домам. Передайте родным, что власть главы так же крепка, как и всегда. Меч в руках Александры исчез. Она одержала безоговорочную победу. Только радости эта победа ей совершенно не принесла. Через несколько стен от нее всё так же умирал Фугаку. Когда двери за ее спиной снова открылись, она увидела застывшие лица Яширо, Като и Аяками. Между ними, распихав мужчин локтями, появилась маленькая худосочная фигурка Шихо. В огромных черных глазах отражались Александра, кровь и обезглавленное тело. Женщина только сглотнула. — Ох как я вовремя-то… Ласточкина вздохнула. Ёто исчез в печати призыва. Она вышла в коридор и с удивлением обнаружила там длинного худосочного мужчину с высоким конским хвостом. В руках у него была увесистая сумка. *** — Ты должна была обсудить это со мной. — Когда я услышала, что глава помирает, а ты бегаешь по поместью с криками: «Спасите мужа!», то как-то не подумала, что надо просить разрешения его спасать! — Он из Нара! Из Нара, черт тебя дери! Откуда мне знать, что сейчас он не вольет в Фугаку литр мышьяка?! — Он несколько лет лечил Шираиши. Только благодаря Ходжи-сану он еще не сгнил заживо. Ты считаешь, что я бы привела к тебе ненадежного человека?! Ты же моя доно! Ласточкина ощерилась. Снова зазлилась. Невыносимое ощущение отсутствия альтернативы отплясывало на ее нервах чечетку. Она запустила пальцы в волосы, сгребая пряди со лба на затылок. Глубоко вздохнула. — Он поможет. Вылечит или даст нам время, — кивнула Шихо, виртуозно улавливая перемену в настроении Александры. — Ты слишком взвинчена. Я принесу тебе что-нибудь успокоительное. Чай. Как на счет хорошего чая? Или настой ромашки? Я знаю несколько рецептов. Ласточкина покачала головой. — Скажи лучше своему Ходжи-сану, пусть начинает, — распорядилась она, после чего обратилась к Като и Аяками, которые стояли за дверью: — Глаз с него не спускайте. Като, если увидишь что-то, что тебе не понравится, сразу прекращай все это.       Шиноби синхронно кивнули, после чего поспешно удалились в спальню главы. Александра проводила их взглядом — спины Като и Аяками, затылок Шихо; отчего-то глаз зацепился за узловатые пальцы Ходжи, в которых он сжимал ремни своей сумки. Сашка ещё раз прошла по особняку, будто желая убедиться, что каждый присутствующий находится на своем месте.       Тревога сдавила ей грудь. Она не знала, куда сбежать от нее. Это не враг, которого можно победить, не спарринг партнер, с которым можно возиться до тех пор, пока хватит дыхания. Когда она остановилась, то обнаружила себя в кабинете Фугаку. До их ссоры он практически здесь не появлялся.       Сашка закрыла за собой дверь, принявшись расхаживать по комнате. Она точно знала, кому нужны сведения из той папки. Она наверняка знала, что за них Данзо мог подстроить любую пакость. Но она не была уверена в этом настолько, чтобы прийти к нему и начать торговаться. Ласточкина запустила пальцы в волосы, сжав их у корней, и тихо промычала от распирающего ее чувства беспомощного негодования. К её сожалению, за эту ночь отравитель так и не объявил себя, чтобы начать торги. Она была в тупике. И — о, Господи! — ей действительно требовалась помощь. Александра сползла по стене. Она не хотела этого, ноги сами подогнулись, а тело стало мягким и тяжелым. Сашка вдруг подумала обо всем сразу: о том, как оказалась в этом положении, о себе самой в далекие годы, о том, кем стала сейчас, о навязанном муже и детях, к которым прикипела так сильно, что сама не заметила, как начала душить своей любовью. О том, что все это — отчасти их вина, потому что одним своим присутствием заставили взять на себя ответственность, к которой она оказалась не готова. Среди всех этих мыслей и образов, которые приходили ей в голову, изредка мелькали все те, кого она встретила здесь и узнала; о ком только слышала и с кем хотела познакомится поближе. Женщина вздохнула. Пересела за стол, провела руками по гладкой поверхности и привычно оттарабанила по ней пальцами. Этот маленький ритуал должен был немного унять волнение женщины, однако… Она не должна была заходить так далеко!       Сашка снова почувствовала это: странное ощущение в груди. Словно кто-то всадил в нее длинный тонкий прут и вертит, вертит им внутри, перемалывая вместе легкие и сердце. Она откинулась на стуле, перебирая в памяти событие за событием, желая найти ту точку, где свернула не туда. Возможно, это было решение отравить совет? Или яростное желание задушить гордость Фугаку? Или тот день, когда она, сославшись на детей, затеяла эту бесполезную войну? А может, это случилось еще раньше — когда Александра вернулась из Рьючидо в эту треклятую деревню? Ласточкина снова тяжело вздохнула. Как назло, в голову лезли только упаднические мысли. Она запустила пальцы в волосы, сжав их у корней, и опустила голову. Если у нее будет шанс все исправить, если бы она только могла отмотать время, всё было бы по-другому. Взгляд женщины упал на приоткрытый ящик стола. Природное любопытство взяло вверх над едва зарождающейся меланхолией. Шихо вошла в кабинет главы, ступая очень аккуратно, чтобы не пролить горячий успокоительный настой, который приготовила для себя и для доно. Она уже обошла все комнаты в особняке, и успела уже решить, что ее почти подруга сбежала наносить справедливость и причинять порядок. К счастью, Микото всего лишь занималась самоуничтожением в логовище почти бывшего мужа.       Как-то всё у них стало слишком странно… — Я думала, ты уже убежала, — бегло улыбнулась она, переступая через порог седзи, который разделял кабинет и внутренний двор. — Простудишься. — Сэкономим на похоронах, — хмуро ответила Сашка, держа пальцами документ о разводе. — Как ты думаешь, в бюро сделают скидку за количество мертвых Учиха? — Думаю, если будет больше десяти, то они на радостях всё бесплатно организуют, — хохотнула Шихо, присаживаясь рядом и протягивая настой; ее взгляд упал на документ. — Это?.. — Да. Печать Фугаку уже стоит. Осталась моя, — она сделала вид, что не придала этому значения. — И что ты будешь делать?       Александра пожала плечами. — А что бы ты сделала? — Я? — брови Шихо взметнулись вверх. — Меня о таких вещах не спрашивай. Я своего мужа люблю. — Здесь слышится жирное: «А вот ты…», — Ласточкина усмехнулась, провела большим пальцем по красной печати на бумаге. — А я. Шихо отхлебнула из кружки, умиротворённым взглядом окинула заснеженный внутренний двор поместья. — Когда Шираиши предложил мне выйти за него, я сразу же согласилась. Никто даже подумать не мог. Он всегда был такой тихий, всегда в себе. Можешь меня представить с кем-то таким? Нет? Я тоже! — она рассмеялась. — А вот жеж… Он подарил мне замечательного сына. И столько прекрасных воспоминаний. А потом эта война… Я должна была решить, что мне делать. Шисуи пришлось очень рано повзрослеть. Брать задания сложнее, опаснее. И мне стало страшно. — Почему? — Александра обернулась к Шихо, надеясь, что ее вопрос не прозвучит слишком глупо. — Потому что я вижу, как он меняется. Каждый раз, когда он смотрит на отца, Микото… этот взгляд. Шираиши был примером для него во всем. А что теперь? Он видит, что калека-отец никому не нужен. Я вижу, что это точит Шисуи. Если с ним что-то случится. Если вдруг он потеряет руку, или глаз, или что-то еще — я боюсь, он не перенесет этого. Он скорее умрет, чем решит, что стал бесполезен. — У нас… необычные дети. Наверное, пора, — Ласточкина вздохнула, — принять, что они не такие, как остальные.       Принятие — очень сложная вещь. Одного понимания здесь недостаточно, осознание дает лишь факты, которые не убедят сердце. Сашка шла к принятию исключительности своих детей очень долго. Ей понадобилось несколько лет и пара трупов, чтобы наконец открыть глаза на то, что ее мальчики — шиноби. Не когда-то в будущем, не в отдаленной перспективе после долгих лет тренировок и сборов — сейчас. Весь этот год, пока она была занята собой, Итачи и Саске раз за разом демонстрировали ей то, от чего она упорно открещивалась. Её малолетние дети. Шиноби клана. Воры, шпионы, убийцы. Она буквально слышала этот треск, с которым ломались ее прежние представления о мире. Александра почувствовала, как Шихо положила голову ей плечо. Удивление быстро сменилось странным ощущением теплоты в районе груди, глаза женщины увлажнились. — Ты… чего делаешь? — моргнула она. — Я тебя поддерживаю, — кивнула Шихо с видом полного понимания происходящего, а пока Сашка раздумывала, сбросить ее плеча или нет, добавила весомо: — Потому что, кажется, сейчас тебе это нужно.       Ласточкина сглотнула. Она все еще держала заявление на развод. Чувство, что она должна что-то предпринять, не отпускало ее. Давило с такой силой, что сопротивляться не было сил. Впрочем, она уже давно чувствовала это. Безграничную усталость. — Я должна поступить правильно, — сказала она будто бы про себя. — Проблема в том, что я уже не уверена, как правильно. — Раньше у тебя с этим проблем не было. Ласточкина поджала губы. Слова застревали в горле и скребли, как наждачка. Признавать собственную неправоту было физически больно, но это было именно тем, что она должна сделать прямо сейчас. Александра много думала об этом. О том, как легко попалась в ловушку и поставила на кон всё, чтобы заткнуть Фугаку за пояс. О том, как далеко зашла, чтобы сделать себя самой значимой фигурой в клане. Чтобы выиграть. Опять. У всех. А что в итоге получила? Она даже не заметила, с какой легкостью начала разрушать собственную жизнь. — Я… была зла. Мне, — Ласточкина замолчала, потерла уголок заявления между пальцами. Сглотнула. Произошедшие события раскинулись перед ней паутиной, улочками и развязками; правильные и неправильные поступки; слова и действия. Лица тех, кого она потеряла из-за собственного упрямства. — Я устала, Шихо. От этой злобы. От этой бесконечной злобы вокруг и в себе, — женщина зажмурилась, прижав кулак ко лбу. — Я постоянно зла. Я злилась, и злилась, и злилась. На Фугаку, на себя, на этот клан. Я больше так не могу.       Она сжала челюсть. Невысказанные эмоции наконец нашли выход в словах; они поднялись из самого нутра Александры и хлынули сумасшедшим потоком. — Я думала, что смогу. Так. Но я не могу. Я не… «не часть этого сумасшедшего мира» — произнесла она про себя, но смогла сказать этого вслух. — Я не плохой человек. Я знаю, что я не плохой человек. И я всего лишь хотела сделать то, что правильно. То, что считала правильным. Дать Итачи немного больше времени, прежде чем обвешать его оружием и отправить на задания шиноби. Вытащить этот чертов клан на свет божий прежде чем, вся деревня решит, что им и без нас неплохо. Разве это плохо? Александра подняла взгляд на Шихо. Лицо женщины было сочувственно-печальным. Ласточкина подумала, как жалко сейчас выглядит. Почему-то ей было наплевать. Она наконец-то смогла высказаться. — Я просто… я не понимаю, когда… — заявление выскользнуло из ее рук, плавно опустившись на холодные доски. — …Когда я забыла об этом? Посмотри на нас. Мэса и Текка мертвы, Хазуки в больнице, напуганные дети, оцепление анбу, умирающий Фугаку — как я могла допустить всё это? Я так сильно хотела победить, что не заметила, как практически уничтожила все, за что боролась. Шихо молчала. Александра чувствовала себя уязвленной. Ей стало намного легче, но она всё еще ждала ответной реакции, которой слишком долго не следовало. Она уже начала жалеть о том, что рассказала все. Шихо спросила только одно: — Выговорилась? — Да. — Полегчало? — Немного. Тогда Шихо улыбнулась и недвусмысленно кивнула на чашку порядком остывшего настоя. Ласточкина взяла кружку в руки, сделала маленький глоток. Настой был достаточно теплым, не обжигающим и имел приятное послевкусие. — Что теперь делать будем? — спросила Шихо, как ни в чём не бывало, и Александра, поняв ее намерения, испытала чувство облегчения. И благодарность. Её действительно просто выслушали! Не оценивая, не давая советов. Сашка едва улыбнулась. Она почувствовала себя обновленной. — Приберем за собой. Вытащим Сузуму. Поместим в больницу Шираиши. Старейшин нет, неизвестно, когда Фугаку придет в себя. Мы… можем этим заняться в ближайшее время. Не беспокойся, я не забыла про свое обещание. — Как теперь мы поможем Сузуму? Ты извини меня, доно, но у меня закончились идеи, что нам делать дальше. Не к месту вспомнились слова, которые Александра услышала в Мьёбокузане. Возможно, — тогда, — это было предупреждение? Женщина задумчиво оттарабанила ногтями ко чашке. — Жить. Любить. Не воевать. — Но сначала мы всех уделаем? — Сначала — да. Шихо рассмеялась. Ласточкина вторила ее смеху немного усталой улыбкой. Кажется, у нее и в самом деле появился настоящий друг. *** Ходжи вынес неутешительный приговор. Лекарства, которые он дал Фугаку продержат его максимум еще пару часов, после чего его организм просто перегорит. Сейчас они заставляют его тело работать на пределе, сопротивляясь яду, но что потом… — Есть средство, которое снизит риски? — Александра покусала кончик языка, Ходжи печально покачал головой. — У клана Нара есть одно лекарство, однако доступ к нему имеет только глава. К сожалению, Шикаку-сама не отдаст его без крайней на то необходимости. — Наш глава умирает! — встрял в разговор Като, который всё это время, вместе с Шихо и Яширо, находился в комнате. — Разве это не крайняя необходимость?! — Но глава-то об этом не знает, — резонно заметил Ходжи. Ласточкина вздохнула. Часы только что отщелкнули пятнадцать минут четвертого. Она точно знала, у кого может быть противоядие. Яширо прав. Она должна принять решение. — Я знаю, что надо делать, — наконец сказала она, после чего обратилась к Ходжи, коротко поклонившись: — От лица клана Учиха, я благодарю вас за эту помощь. Знаю, вы были не обязаны… — Что вы, Микото-сан, — выставил вперед руку Ходжи-сан. — Мы все — часть Конохи, и должны помогать друг другу в беде. Надеюсь, для Фугаку-сама всё разрешится наилучшим образом. На этом они распрощались. Аяками проводил Нара за пределы квартала и вернулся, когда Ласточкина уже раздавала указания. Шихо она отправила домой, к сыну и мужу, Като оставила приглядывать за Фугаку. — А ты, Аяками, и Яширо, пойдете со мной, — сказала она, пряча в потайном кармане хаори тощую папку. — Спасать Фугаку. *** Итачи бродил из угла в угол, пока Саске рядом видел уже десятый сон. Младший брат шмыгал распухшим от недавнего плача носом, обернувшись вокруг своего динозавра. Пухлые детские пальчики впились в игрушку, как за спасательный круг. На душе Итачи было неспокойно. За дверью остальные Учиха кричали и спорили, и постоянно ходили туда-сюда. Маленькое сердечко гения сжималось в узкой грудной клетке, ухало так сильно, что порой Итачи казалось — оно стучит у него в глотке. «Отец действительно умрет. Тогда я стану следующим главой?» — Итачи выглянул в окно, зачем-то обратил внимание на многочисленные следы во внутреннем дворе, и снова подумал о смерти отца. Он представлял, как этого большого взрослого, еще не старого мужчину, погрузят в гроб, как соберется весь клан, и сколько людей потом будут говорить, что это он — Итачи, — теперь должен решать, как им следует жить. Эта мысль напугала мальчика. Он отшатнулся от окна, словно за ним воочию увидел предстоящую ему жизнь. Однако, сама смерть родителя все еще казалась ему чем-то очень далеким и туманным. Итачи еще не знал, как могут умирать взрослые шиноби. Хоть и видел смерть собственными глазами. Смерть оставалась для него загадочным миражом, туманом, чем-то, что происходит с кем угодно, но не с ним. И от этого осознание происходящего давалось Итачи с большим трудом. «Покажите нам наследника!» Итачи вскинулся. Голос доносился совсем близко, и был совсем ему не знаком. Мальчик помялся — он ведь обещал матери быть хорошим; но любопытство так и грызло изнутри. Итачи бросил взгляд на сопящего брата. Сбросил с ног мягкие, но шумные тапочки, и выскользнул из своей комнаты. Он шел практически наощупь — в большей части дома свет был выключен, — ориентировался на доносящиеся голоса. Ему оставалось каких-то несколько метров до заветной двери, прежде чем он успел заметить присутствие Като и Яширо. Итачи метнулся за угол! Прижался к стене. Как ему хотелось узнать, о чем говорят взрослые! Мальчик нахмурился, быстро сообразив, что может все увидеть через окно со стороны улицы. Да, так он сделает! Осталось только… — Ты что тут делаешь? …Изуми стояла на мысках под окном, взъерошенная и напуганная. Она явно не ожидала, что кто-то еще додумается шпионить за старшими через окно. Итачи выглядел не менее растерянным. — Только тихо, — прошептала она, приложив пальчик к губам. Итачи насупился, уязвленный тем, что, как выходит, пришел к этой гениальной идее вторым. Подлая мысль как-нибудь наказать Изуми пронзила его внезапно. Ишь какая: и шаринган открыла раньше него, и место под окном заняла… …Девчонки. Дети пристроились под оконцем, буквально прилипнув к стеклу. Итачи превратился в одно сплошное ухо — он видел мать и многих мужчин клана вокруг, слышал то отчетливо различные возгласы, то тихие слова, ради которых приходилось прислушиваться. А потом кто-то что-то сказал, и его мать убила человека. «…Будьте уверены, в крови я вас и утоплю…» Итачи отлетел от окна с широко раскрытыми глазами. Закрыл обеими руками рот, чтобы не выдать ни звука. Он зажмурился, крепко-крепко закрыв глаза — и увидел во тьме безразличное лицо матери и ее горящие алым глаза. Он отшатнулся, переступил с ноги на ногу, и увяз в снегу по щиколотку. Сердце в его груди билось как сумасшедшее. Оно билось, билось, билось — и с каждым ударом нежный образ его улыбчивой матери осколками сыпался в ледяной снег. Оставались только эти горящие злобой глаза. — Нужно погреть ноги, а то заболеешь. Изуми протянула мальчику теплое одеяло. Итачи благодарно кивнул, всё еще находясь в некоторой прострации. Они успели вернуться в комнату, где все так же мирно спал Саске, даже не подозревающий о том, какие ужасные вещи происходят в стенах родного дома. Итачи подумал об этом и снова вспомнил ту отвратительную картину. Падающая вниз голова, его мать, о жестокости которой он даже не подозревал. К горлу Итачи подступила тошнота. Разочарование. Хотелось закрыть лицо руками и заплакать. Изуми села рядом, накрыла его руку своей. — Думаешь о том, что сделала мама? — тихо и нежно, непривычно нежно спросила она, что удивило Итачи. — Возможно, у нее были причины так поступить? — Я не знаю. — Я тоже. Они сидели в тишине какое-то время. Ладонь Изуми приятно грела, но это тепло не могло заполнить ту дыру, которая образовалась внутри Итачи. Он чувствовал себя преданным. А потом Изуми снова заговорила. — Это мама. Это она ударила меня по голове тогда. Мы пришли в ту пещеру. Мы все ждали, и ждали, и ждали… Мама постоянно выходила наружу. А я не понимала, зачем она это делает. — Кого вы ждали? — Микото-сан. Мама говорила, что она обязательно придет. Что она спасет меня. Что для Микото-сан нет ничего невозможного, — Изуми поджала губы, ее глаза блестели в свете уличного фонаря. — И мы ждали… Но Микото-сан не пришла. И тогда мама… она… Итачи почувствовал, как сильно Изуми сжала его руку. Он вдруг всё понял без слов. Что сделала Хазуки-сан. Ему захотелось обнять Изуми. Разумеется, он этого не сделал. — Сначала я не понимала, за что? — девочка сглотнула. — А потом, я вспомнила. Знаешь, Итачи, в дикой природе, когда самки понимают, что им не выкормить свое потомство, и они сами находятся на грани гибели, они душат своих детей. — Ты же не думаешь, что мама хотела убить тебя, — с ужасом спросил мальчик, и Изуми тут же качнула головой. — Я думаю, что, когда мама поняла, что никто не придет. Я думаю, что она сделала всё, чтобы… чтобы мне не было страшно. Я хочу так думать. Потому что, если я не буду думать, что мама сделала это из любви, я возненавижу ее. Итачи кивнул. Он раскрыл пальцы, чтобы переплести их с пальцами Изуми. Он думал о том, что это очень странные дни. И о том, что он стал слишком многое не понимать; о том, что это страшно — не понимать и ждать, когда тебе кто-то что-то объяснит. Он не хотел так. Но еще больше он не хотел запоминать новый жестокий образ своей собственной матери. Не хотел знать, что его мать может быть способной на убийство. Не хотел слышать, что она не пришла на помощь. — Итачи, ты должен это остановить, — сказала Изуми очень тихо, и в голосе ее слышалась мольба. — Вся эта злоба, которая окутала наш клан, вся эта ненависть друг к другу. Пожалуйста, пообещай мне, что ты остановишь их. — Почему я? — искренне удивился мальчик. — Почему-то я верю, что только у тебя хватит на это сил. Я верю в тебя, Итачи. — Я обещаю. Изуми крепче сжала его руку. Тихое посапывание Саске умиротворяло, на сердце больше не было так тяжело. Итачи позволил Изуми положить голову себе на плечо — почему-то ему показалось, что это поможет им обоим немного успокоиться. Он всё думал о словах Изуми, об обещании, которое дал. Мальчик еще не знал этого, но именно его обещание стало началом больших перемен. Начало было положено здесь, и именно здесь Изуми приняла для себя одно очень важное решение. Девочка подняла голову, вдумчиво заглянув в глаза Итачи. Она приблизилась к нему так близко, что мальчик мог ощущать ее дыхание на мочке своего уха. Она прошептала: — Я расскажу тебе… *** До рассвета оставалось каких-то пару часов. Ласточкина осторожно поглядывала по сторонам, ступень за ступенью поднимаясь на Юго-восточную башню Кикье-джо. Именно здесь Данзо согласился встреться с ней, клятвенно заверив, что будет один. Разумеется, он соврал. Ласточкина хоть и не была сенсором, однако разве что не затылком чувствовала на себе пристальные взгляды тех, кого здесь быть не должно. Как в старом и довольно забавном анекдоте: приходи один и мы тоже придем одни. Благо, Александра вовремя озаботилась, чтобы Аяками и Яширо тайно последовали за ней. В итоге каждый остался при своем. И стоило устраивать весь этот цирк с якобы тет-а-тет? Данзо стоял у самого парапета, расслабленно любуясь раскинувшимся перед ним пейзажем. Ласточкина остановилась всего в паре метров от него. Её взгляд мазнул по его фигуре, тяжелому плащу и трости, которую мужчина не выпускал из рук, по крепко перебинтованной голове и неряшливой прическе, гладко выбритому подбородку. Она смотрела на него и думала, что могла бы просто столкнуть его вниз. Хотя бы попытаться. Перебросить через парапет, как огромный мешок с мусором. Уголок ее губ дернулся — женщина едва ли не слышала чавк, с которым бы треснули все его кости. — Доброй ночи, Данзо-сама, — сказала она, делая шаг навстречу. Шиноби повернул голову в ее сторону, плавно кивнув. — Должно быть у вас есть веская причина, чтобы вызвать меня в такое время, Микото-сан. Подойдите ближе, не бойтесь. Здесь вам нечего опасаться. — Было бы желание, а повод всегда найдется, — деланно ухмыльнулась она, встав напротив мужчины, в нескольких шагах от парапета, так, чтобы не стоять спиной к небезопасной высоте. Тревога нарастала. Некоторое время прошло в напряженном молчании, в течении которого Александра извлекала папку из подшитого внутреннего пространства хаори. Собралась, в последний раз оценивая риски, и повернула папку таким образом, чтобы Данзо смог хорошенько рассмотреть её. Тон мужчины был покровительственно-спокоен. — И что же это? — он посмотрел на аккуратную стопку листов, исписанных и расчерченных. — Обмен. Информация о детях. Детях, которых вы отбирали и которые, числятся погибшими, информация о ваших связях с Орочимару. Если внимательно посмотрите, то найдете даже пару предложений, которые написали лично. — Интересно. И на что же вы хотите обменять эту макулатуру? — Противоядие. — Не понимаю, о чем вы, Микото-сан. — Противоядие. Нара распознали яд. По лицу Шимуры скользнула тень. — Очень рад за них, но при чем здесь я? Сашка улыбнулась. Оттарабанила пальцами по папке и вцепилась в неё своими короткими ногтями. — Вот и узнаем об этом все вместе. На собрании кланов. Как вы думаете, как быстро Сарутоби сожрет вас, чтобы ничто не опорочило его светлый образ? Данзо молчал. Опустил голову так низко, что его подбородок практически уперся в грудь. А Ласточкина ждала, когда прославленный лидер Не сложит в своей голове два и два, чтобы получить всем известный вывод. — Зачем вы это делаете? — после долгого молчания, он поднял голову, обратив к Александре свой въедливый взгляд. — Ненавистный муж на краю смерти, клан практически в ваших руках. А вы ставите всё на то, чтобы вернуться к началу. Он снова обернулся к виду раскинувшихся лесов. Черный непроглядный массив вокруг, словно мутные воды, которые обступили дворец со всех сторон. Александра малодушно подумала — вот он, её шанс покончить со всем этим раз и навсегда. Эта мысль оказалась так приятна, что женщине стоило усилий отогнать ее от себя. — Я проповедую Никушими но Норои, — прищурилась Александра, отлично скрывая глубоко личные мотивы. — Там написано, что убивать мужа чужими руками не кошерно. — Глупо. Победа есть победа, — парировал Данзо, понизив голос. — Думаете, Фугаку изменит свою политику после того, как очнется? Или вы надеетесь, что сможете удержать его амбиции чувством признательности за спасенную жизнь? — Думаю, что вы не в том положении, чтобы выяснять мои мотивы, — осекла его интерес женщина. — Ну так? Данзо кивнул. После чего поднял руку, поманив кого-то двумя пальцами к себе. В этот же миг позади него буквально материализовался мальчишка в маске. Данзо позвал его ещё ближе, после чего склонился и что-то быстро прошептал на ухо. Мальчик глянул на Александру, после чего кивнул и так же незамедлительно исчез. Данзо снова обратился к собеседнице. — Это займет какое-то время, — предупредил он её. — Пока, позвольте узнать, как теперь вы планируете избавить Сузуму от его участи?       Мужчина снова обернулся. Теперь Александра могла видеть его лицо. Оно ничуть не изменилось, даже взгляд не поменялся. Ласточкина почувствовала себя уязвленной. — Я что-нибудь придумаю, — нарочито небрежно ответила она, на самом деле продолжая взвешивать каждое сказанное слово. — Есть идеи? — Время идет. Разум Сузуму каждый день подвергается пыткам, — как бы между делом заметил Данзо. — И вы всё равно полны решимости разменять его жизнь на жизнь главы клана. — Ну, он же глава, — бегло улыбнулась Сашка, желая как можно быстрее избавиться от этого разговора. Мальчик вернулся. Он передал Данзо плоский бутыль из мутно-серого стекла, который мужчина тут же протянул Александре. В тот самый момент, когда её пальцы коснулись противоядия, она расцепила хватку на папке. Каждый получил то, что хотел. Женщина тут же развернулась на пятках, чтобы поскорее вернуться в квартал. — Здесь не всё, — раздался голос Данзо за её спиной. Ласточкина крепче сжала бутыль в ладони. Остановилась на полушаге. — Остальное получите, когда я буду уверена, что Фугаку ничего не угрожает. Она сделала шаг вперед и, не уловив никакой агрессии, уже было выдохнула, но голос Данзо раздался вновь. — Последний вопрос, Микото-сан. Если позволите? Ласточкина цыкнула. Боролась с собой недолго, ибо врожденное любопытство всегда было сильнее её. Обернулась, вежливо приподняв бровь. — Десять товарищей потерпели кораблекрушение. Один из них подхватил скверную заразную болезнь. Если позволить ему жить, остальные девять тоже заболеют и погибнут. Будьте вы капитаном, как бы поступили?       Сашка очень внимательно посмотрела в лицо Данзо. — Я сожгу экипаж вместе с кораблем. Она не была уверена, насколько это была ложь. ***       Като придерживал голову Фугаку, пока Аяками аккуратно вливал в его глотку противоядие, через специальную трубочку, истинное назначение которой Сашка даже знать не желала. Она стояла поодаль, привалившись спиной к стене и думала только о том, что безумно хочет спать. Эмоции, что держали ее последние двое суток, полностью иссякли. Она чувствовала себя выжатой и обессиленной.       Она подумала, что очень хочет увидеть сыновей. Немедленно. Вышла из спальни и направилась прямиком в детскую. Приоткрыла тихонько дверь. Саске сонно причмокивал, завернувшись в кокон так, что только чернявая макушка торчала. Итачи и Изуми свернулись на футоне рядом, как два маленьких котенка. Ласточкина улыбнулась тоскливо. Вид детей напомнил ей обо всем том, что она упустила за это время. И о желаниях, которых когда-то сторонилась. Она очень-очень тихо зашла в комнату, переступила через плюшевого динозавра Саске, через грязные носочки детей, и, подойдя к окну, зашторила его. За окном вовсю разбушевался безоблачный рассвет. В коридоре её уже ждали Аяками и Яширо. Последний выглядел хмуро, потому что еще переживал вынужденный обман перед главой, на который его заставила пойти Александра. Негласный уговор гласил: Фугаку спасли настои и техники клана, а документы пропали. Никто не заключал сделок с Данзо. Так глава сможет пережить свое чудесное спасение. В противном случае, Ласточкину точно прибьют к дверям полицейского участка. — Аяками, иди отсыпаться. Сегодня ты сменишь Инари на посту. За Хазуки еще нужно приглядывать, — распорядилась она и широко зевнула, прикрыв ладонью рот. Парень кивнул и молча покинул особняк, ни разу не обернувшись. У него, как и у всех здесь, были очень тяжелые дни. — Микото-доно, вам бы тоже не помешало поспать, — сочувственно посоветовал Яширо. — Мы с Като за всем присмотрим. — Боюсь, что у вас возникнет четкое разделение ответственности. Като будет присматривать за Фугаку, а вот ты за «всем», — усмехнулась она, неторопливо возвращаясь в спальню мужа. — Но, спасибо. Я проверю, как он там. И сразу спать. Като выглянул из спальни. Полоснул Ласточкину обжигающим взглядом. — Только, прошу вас, Микото-сан, не долго. Главе нужен покой, — процедил он, всем своим видом показывая, что не хочет оставлять их наедине. Сашка только развела руками и проскользнула в спальню мужа. Она подошла к футону и опустилась перед ним, смутно улыбаясь. Во-первых, Ласточкина радовалась тому, что всё закончилось относительно благополучно, и ей осталось сделать последнюю «правильную» вещь, а во-вторых, ее просто распирало от того, что это именно она спасла жизнь своему непутевому мужу. — Отдыхай, Фугаку. Сегодня еще раз придет врач, чтобы осмотреть тебя. Но, говорят, что прогнозы хорошие. А когда ты очнешься, обещаю тебе, всё будет по-другому. Александра убрала слипшиеся пряди со лба мужа. Его губы перестали синеть, глаза уже не вращались под веками. И хоть его тело все еще было горячим, Фугаку всё больше походил на человека в глубоком сне. — Ты только очнись. Сашка еще помолчала немного, выждав приличествующие пару минут, и вышла из спальни. Она направилась к себе, предупредив заранее всех, что тревожить ее в ближайшие три-четыре часа будет опасно для жизни. Развалившись на собственном футоне, в своей спальне, она думала только о том, какой ужасно-длинной была эта ночь и какой, в итоге, она оказалась молодец. Она думала о том, как разгрести то, что успела наворотить, и что планирует сделать в будущем. С этими приятными мыслями Александра и провалилась в сон. Кто бы знал, что проснется она намного раньше, чем планировала. И что это пробуждение окажется крайне неприятным из-за криков Яширо и более спокойного, но не менее неприятного голоса второй, очень знакомой особы. — Я в сотый раз повторяю вам, что доно отдыхает! — Так разбуди ее. Или это сделать мне? Дело не требует отсрочек. Немедленно разбуди свою доно и скажи, что Ханако Хьюга хочет с ней поговорить. Ласточкина оторвала лицо от подушки. Вскинула бровь, промелькнувшая мысль о том, что это может быть интересно, утонула в сильнейшем желании спать. Женщина малодушно подумала, что Хьюга могут и сами со своими проблемами разобраться. Учиха же как-то разбираются?.. Она снова рухнула на подушку. Возня за дверью не стихала. — Ненависть. Ненависть. Ненависть. Когда в следующий раз меня спросят, почему Учиха утонули в ненависти, я скажу, что это потому что нам постоянно мешают спать…. Ласточкина выпуталась из футона и одеяла, накинула на плечи выходной халат, в котором выходила к соклановцам, когда принимала эту ораву у себя в особняке, вышла на порог спальни. Яширо оборвал себя на полуслове. — Яширо, я не пойму, мы под санкциями или нет? Или у нас оцепление анбу только на выход работает? Какого дьявола, у меня в особняке делает Хьюга? — сонно, но достаточно зло спросила Ласточкина, и только потом увидела выражение лица Ханако. В нежно-лиловых глазах плескалось отчаяние, аристократично-бледное лицо казалось бледнее обычного, и хоть Ханако продолжала держаться с ее обыкновенным изяществом, было в ней что-то не так. Александра нахмурилась, кивком приказав Яширо отступить. И тогда Хьюга обратилась к ней. — Помоги нам.