Одинокий

— Вик, ты едешь? — раздался тихий и спокойный голос Жеки. Он был слишком утомлен, чтобы радоваться за удачную засаду и поимку преступника. К тому же прекрасно осознавал, что теперь им до самого утра придется напечатать кипу отчетов с подробным, чуть ли не почасовым описанием операции. Оптимизма эта мысль не придавала. — Нет, мне надо… — девушка перебирала возможные поводы подняться к Игорю, но и не дать повода для ревности Дане. — Надо поговорить с ним. Он же потерпевший. Сам он заявление писать не будет, — уже увереннее добавила она, — значит, надо его в этом убедить. Иначе Пряников опять будет зверствовать. Жека пожал плечами и вернулся в машину. Даня, являющийся невидимым свидетелем их разговора, глубоко вздохнул, но возражать не стал. В конце концов, пора начать ей доверять. Да, ей он доверяет, а мажору нет. Этот папенькин сынок, хоть, как оказалось, способный на благородные поступки, все равно не давал понять, что у него на уме. Он был глубоко противен мужчине, но спорить сейчас с Викой он не решил, потому что понимал — это задержание, пусть и весьма косвенная, но благодарность. А Родионова просто при исполнении. Лучше им завтра обо всем поговорить, а идеально было бы вечером, на чистую голову. Воскресенье было единственным еще выходным днем. Суббота, конечно, тоже, но не эта. В отделе они пробудут еще несколько часов и отправятся отсыпаться. А встретиться вечером и поговорить без эмоций представлялось самым лучшим решением сложившейся проблемы. Да и если все хорошо разрешится, будет еще день, чтобы побыть с ней вместе вне работы. Эта мысль грела его душу. Вереница полицейских машин покинула квартал. Ехали без мигалок и в полной тишине. Дороги все равно полупустые. Вика не спешила подниматься. Она крутила в руках телефон, будто ожидая звонка или какого-то сигнала к действию. Но в ночной тиши не было и намека на движение. Свет в окнах дома не горел, даже ветра не было в этом сером дворе. Родионова села на лавочку. Еще немного посидела, мысленно прокручивая возможные варианты диалога с Игорем и подбирая более точные фразы, и решилась толкнуть дверь. Даже подниматься она решила по ступенькам, стараясь оттянуть на возможное время их диалог. Надо было еще забрать вещи, но идти было по-прежнему некуда, а находясь здесь, она чувствовала себя обязанной. На последнем порожке ее нога подвернулась, и девушка чуть не упала. Не хватало еще наделать шума в такой поздний час. Однако для обитателей этого дома наверняка еще было время бодрствования. Выдохнув, будто собиралась прыгать в ледяную воду, она нажала на звонок.

***

— Ну и что ты ходишь под окнами? — прошипел Игорь, наблюдая за тем, как машины одна за другой покидали его двор, а Вика осталась. — Решила мне слежку устроить, чтобы убедиться, не вляпаюсь ли я в очередную историю? Свет в его квартире не горел, поэтому вряд ли кто-то мог видеть его с улицы. Девушка расхаживала перед подъездом бесшумно, будто не на каблуках… На каблуках. Даже на работе ей хотелось оставаться девушкой, строгой, собранной, одетой в немаркую и удобную одежду, но все же обращать на себя внимание тихим цоканьем каблуков. Он уткнулся лбом в широкое окно и прикрыл глаза. Ему так искренне верилось в то, что кто-то может за него переживать искренне, но и это оказалось обманом. Почему еще вчера вечером она настаивала, что ему надо отдохнуть, призналась, хотя он от нее этого не требовал, что волнуется за него; а сейчас переживает за свои погоны? Переживала бы за него, не приехала сюда с кучей оперативников, а спросила, стоит ли вообще искать этого убийцу? Можно просто было ему указать на этого мужчину или предупредить о засаде. Это не сложно, наверное. Желание напиться становилось все сильнее. Единственное, что удерживало от воплощения его в жизнь, так это маячившее начальство под окном. — Поднимайся, поговорим, — шепнул он в окно и открыл глаза. В этот момент в дверь позвонили.

***

Они не знали, с чего начать разговор. Просто стояли друг напротив друга и молчали. В момент полного разочарования в людях, который так быстро настиг Игоря, не хочется ни с кем говорить. Он открыл шире дверь, пуская ее в квартиру, и опустился на барный стул, повернувшись к ней спиной. Вика молчала и смотрела на него. А Игорь молча крутил в руках стакан, в который еще несколько минут назад собирался налить спиртное. — Игорь, мне нужно, чтобы ты написал заявление о покушении, — на одном дыхании выпалила Родионова, все еще сжимая в руках телефон. — Нет, — безразлично ответил он и перевернул стакан дном вверх. — Игорь, надо написать заявление, — твердо ответила девушка. — Nope, — фыркнул Соколовский, все же соизволив повернуться. — Понятно. То есть зря я здесь караулила! — она всплеснула руками, чуть не выронив телефон на пол. — Выходит, зря, — согласился парень. Им стоило говорить о чем-то более важном, но нужные слова так и не шли в голову. — Послушай, ты ведешь себя, как маленький ребенок, — вздохнула она, положив телефон на тумбочку. Разбивать его, находясь уже в плачевном финансовом состоянии, она не собиралась. — А ты, значит, воспитательница! — оскалился Игорь, складывая руки на груди. — Пришла воспитывать и вставлять мозги неразумному дитя? — Нет, я хочу, чтобы ты понимал, что мы сегодня предотвратили. Ты понимаешь, если бы мы не схватили его сегодня, завтра отец уже оплакивал твои похороны, — привела довольно весомый аргумент Родионова, уверенно делая шаг вперед. — Не оплакивал, — хмуро возразил Соколовский. — Судя по виду взрывного устройства, от меня бы ничего не осталось, так что хоронить нечего, и, как следствие, не пришлось бы оплакивать труп! — с напускной радостью закончил он и встал со стула. — Прекрати, — холодно сказала девушка, вновь делая шаг вперед. — Твой отец действительно за тебя волнуется. — Ах, да, как я мог забыть… Он волнуется! — он потер подбородок и криво улыбнулся. — За репутацию — волнуется; за то, что я позорю его перед друзьями и коллегами — волнуется! Интересное волнение. — Я была у него и говорила с ним. Все выглядит не так, как ты себе рисуешь, — вздохнула девушка и остановилась. — А хочешь, я расскажу, как все на самом деле? — он наклонился над ее ухом, пряча руки в карманы. Девушка вздрогнула и невольно опустила глаза. — Он спит и видит, как бы избавиться от своей напасти в виде меня. От мамы он уже избавился, давно и очень красиво, изменяя ей с какой-то бабой. Он так красиво свел ее в могилу, что даже у следствия не возникло никаких подозрений. Она надоела ему, как говорят, все перегорело. Когда она забралась в ванну и резала себе вены, он с удовольствием развлекался с какой-то потаскухой на другом конце города, а потом, как ни в чем не бывало, вернулся домой. Вика молча его слушала, не в силах представить, что именно он чувствует, предполагая такие ужасные причины самоубийства его матери. — А я был на даче… Я не мог ей ничем помочь, — тихо и хрипло прошептал он. — Она была одна, совсем одна. Оставленная самыми близкими людьми. И просто не захотела дальше жить. Вика отступила на шаг назад и заглянула в его глаза. Его ярко-голубые, неестественные глаза под грузом воспоминаний и мыслей, казалось, блекли. Становились серыми и теряли прежнюю оживленность. Они стекленели и тут же вспыхивали огнем боли я злости на себя самого. — А потом папочка под вполне благовидным предлогом ушел в свой бизнес. Надо было обеспечивать семью! — он медленно наступал на нее. — Видишь, как красиво можно оправдать свою ненависть к человеку? Просто бросить короткое «я на работе» и больше не видеть своего собственного ребенка. Красиво, правда? И ты… Вы, Виктория Сергеевна, ничем не лучше него. Девушка медленно отступала, стараясь не споткнуться о собственные ноги. Она хотела возразить, но так и не смогла открыть рот. — Ты тоже ненавидишь меня. Только признавать этого не желаешь. Может, конечно, не смерти мне желаешь, но исчезновения из твоей жизни. Поэтому и носишься со всеми этими покушениями. Хочешь, чтобы я поскорее покинул ваш отдел, набегавшись с пистолетом, и больше никогда не беспокоил. Но оправдываешь своей работой. Якобы новым делом, которое тебе необходимо раскрыть. Вика резко остановилась и стиснула зубы. — Игорь, все не так, — твердо произнесла она. — Я не желаю от тебя избавиться. У меня приказ — относиться к тебе, как ко всем. Если бы подобное произошло с любым другим оперативником, мои действия были бы такими же. Игорю не было, что противопоставить ее словам. — А если без приказа, как ты ко мне относишься? — Соколовский смотрел на нее, вслушиваясь в каждое слово. — Как к избалованному мальчику, который привык все и всех покупать, — отчеканила она. Соколовский кивнул и отступил. Больше ему ничего не хотелось слушать и переубеждать. Он пытался, искренне и честно, пытался изменить ее отношение к себе. Работал, надеясь заслужить благосклонность. Но ничего не смог изменить. — Тем, кем ты хочешь казаться, — звонко прозвучало в наступившей тишине. — И пока ты не перестанешь быть таким, я не смогу видеть в тебе другого человека. Игорь медленно повернулся, переставляя вдруг разом потяжелевшие ноги. — У тебя… У тебя брючина оторвалась… — почему-то глупо выдал он. Вика нахмурилась и опустила глаза. Ну конечно, как же иначе! Споткнувшись на лестнице, она, наверное, зацепилась за какой-то крюк и сейчас стояла перед ним с ободранным низом левой брючины. Игорь закрыл рот рукой, беззвучно смеясь. Вика закусила губу. Они тут о таком говорят, а ему лишь бы посмеяться. Но сама не выдержала и улыбнулась. Как говорят «Жизнь, я погляжу, налаживается?»