Cinderella from Japan

      Это была действительно самая неловкая поездка и самое выбешивающее поведение человека, какое Момо видела. Хосок просто довез Юто до дома, затем заехал во двор своего и зашел внутрь — все без единого слова. Тотальный игнор японцев. И думать, что там было у них с Юто, Момо не горела желанием, но вот такое отношение к себе не понимала. В связи с чем и негодовала.       Однако сейчас первостепенной задачей была уборка в комнате Хосока. Ей-то в принципе туда было опасно заходить или даже нельзя — Момо так и не поняла — а после произошедшего ещё рискованней. Но в любом случае убираться нужно было до того, как её застанет хозяин комнаты. И сейчас, когда тот пошел в душ, вновь наступил идеальный момент. Момо, до этого выжидая за дверью своей комнаты около 10 минут со шваброй и ведром в руках, тихо перебежала в комнату Чона. С пылью она справлялась быстро, а вот полы требовали больше внимания.       Когда девушка собиралась схватить мокрую тряпку и приступить к протиранию стола, на глаза ей попалось аккуратно сложенное полотенце на кровати. Она поняла, что прогадала с идеальным моментом, но было уже поздно. Дверь комнаты открылась, чтобы впустить хозяина, который вернулся за необходимым для душа предметом. Момо замерла на месте, ожидая брань, удар, проклятье. Всего она ждала от такого непостоянного соседа по этажу, но не этого. Точнее игнор был ожидаем, а вот упрямство Хосока — нет. Парень продолжал играть свою странную игру. Он просто прошел мимо, забрал своё и вновь покинул комнату. Это было страшнее чего-либо, что он мог бы выбрать ей в наказание.       Возможно, это пошло с детства. Возможно, приобрелось позже. Возможно, это есть у многих. Возможно​, только она этим больна. Момо не знала наверняка. Но она до трясучки боялась быть невидимой. Почему ей было терпимо находиться в группе с ненавидящими её? Потому что они отдавали ей часть своего внимания, они знали её, смотрели на неё, изучали, искали то, за что зацепиться. И Момо правда могла это выдержать. Но не игнор. Поэтому-то одинокое сидение на крыльце с поврежденной ногой было гораздо хуже, чем сама ситуация до и больная нога.       И с самого первого класса ненавистной художественной школы до окончания старшей школы, никто из её родителей не обращал внимание на неё, на её желания, на её мечты, на её истинные таланты и очевидные недостатки. Они абсолютно игнорировали настоящую Момо. Придумали себе идеальную дочь, внушили себе, что их мысли — её мысли, выдумали её положительные и отрицательные стороны, расписали ей будущее. И Момо правда на время потеряла себя, словно, поверила в то, что она та Момо, какой её видят родители. Но в итоге это абсурдное смирение и псевдо-вера были разрушены истинной сущностью Момо, что стремилась наружу, как раненая птица — вон из клетки. И в итоге — Момо далеко от дома и всем представляется почти сиротой. И хоть родители выдумали себе идеальную дочь, они никогда с какого-то определенного момента не интересовались ею, как родным ребенком. Причина не была ясна ей до сих пор. Она часто чувствовала себя подобно стене, которую нужно мыть и красить периодически, чтобы та просто была в хорошем состоянии... Но никто не говорит со стеной и никто не обнимает её. Однажды, устав от роли стены, Момо решилась.       И она не собиралась с того дня терпеть что-либо подобное. И, возможно, поэтому в кафе все было не так уж плохо: там никто не мог её игнорировать. Если игнор есть — Хираи непременно нужно знать​ причину, если есть повышенное внимание — тоже. ДжиУ объяснилась, а Хосок всё ещё нет. И девушка твёрдо решила потребовать ответа. Потому что из-за чьих-то прихотей она не собиралась ни для одного сердца являться пустым местом, быть лишенной вниманием без причины, как бы заносчиво это ни звучало.       Хосок вернулся, когда Момо уже закончила работу и смирно ожидала его, сидя на кровати. Парень​ быстро оглядел её, а она оглядела его. На его теле вновь было лишь полотенце. А он затем направился к шкафу с одеждой. Момо сидела спиной к нему. Он недолго порылся в вещах, а затем устало выдал:       — Ты ещё тут?       — О, ты заметил.       Хосок ничего не ответил. Момо лишь вновь услышала падение полотенца на пол и сжала с силой кулаки, чтобы не поддаться стыду и не убежать.       — Может, я имею право, хотя бы узнать причину?       — Чего?       — Твоего игнора.       Хосок, по звукам, натянул что-то на себя, и Момо могла без зазрения совести смотреть на него, в его наглое лицо, но пока с драматично-осуждающим взглядом не спешила.       — Слышала такое выражение: "Друг моего врага — мой враг?"       — Оно не так звучит совсем, — возразила Хираи.       — Для меня — именно так.       — Глупо вот так относиться ко мне из-за того, что вы когда-то там поссорились по молодости.       — Поссорились? Ты хоть знаешь, что он сделал?       — Ладно, не знаю. Но если он плохо поступил с тобой, а ко мне хорошо относится... Ты меня в упор не видишь поэтому?       — Плохо поступил, бл*ть. Он, видимо, не спешит тебе рассказывать. Хотя почему я должен это с тобой обсуждать?       — Конечно, я же всего лишь служанка...       — Ты и правда служанка. Ты знала?       — Ты говоришь это так, словно я не человек.       — Ты машина для исполнений прихотей сестры. Шпионка ты её или просто помощница Кан — суть твоя в этом мире одна.       Момо с силой сжала кулаки и разочарованно окинула взглядом напротив стоящего парня, который подошел к ней. Видите ли ему захотелось возлечь на свое ложе именно с той стороны, на которой сидела девушка. Она поднялась и как бы нерешительно своим телом его задержала. Он решил подыграть и остался стоять на месте.       — Служанка, шпионка, мажорка — каждый выживает, как может. А ты не смей смотреть на меня свысока, потому что без денег сестры у тебя ничего нет, смотреть даже не на что.       Подсознательно ли она пользовалась советом Адачи или что-то свыше ею руководило, однако она сказала, что хотела. И сейчас ей правда казалось, что злить его было лучшим методом привлечения внимания. Как черный пиар. И она искренне надеялась, что если Хосок не вскипит, то хотя бы вышвырнет её. Однако она была настолько для него незначительна, что её откровенно задевающие слова не произвели на него никакого эффекта. Эти умозаключения расстраивали её ещё больше.       И Хосок просто со скрытой насмешкой смотрел на неё, словно ожидая большего. Но не дождавшись, даже не пытался ответить словом или делом, лишь обошел Момо и улегся на кровать в своей смешной полосатой пижаме.       — Ну так не смотри, — запоздало ответил он.       Момо не собиралась так просто сдаваться. Она развернулась к парню, что улегся в самую удобную позу, приготовившись погрузиться в царство Морфея.       — Если тебе действительно так уж хочется считать меня пустым местом, то тебя не расстроит моё присутствие тут, — отчаянно буркнула Момо и была услышана.       — Если тебя, конечно, не расстроит сон на полу, — промямлил Хосок.       Конечно, изначально Момо не собиралась исполнять свои угрозы. И даже после того, как встретила безразличную реакцию Хосока, не собиралась. И на полу ночевать не горела желанием. Поэтому решила с гордо поднятой головой покинуть чужую спальню. Но какое-то отчаянное желания доказать свою ценность вынудило её замедлить шаг. Быстрый и ловкий парень воспользовался этим, обогнал её и перекрыл собой путь к двери. Момо, естественно, не восприняла всерьез его попытки, но на минуту ей очень захотелось остаться, следуя своим обещаниям. Для того, чтобы все-таки заставить его чувствовать наличие проблемы, чтобы показать ему, что Момо может быть кем-то в его жизни, пусть и в негативном ключе. Доказать, что у нее есть стержень, что её слова имеют значение, что она имеет значение, и что она опасна. Хотя сомнительно было пугать ночевкой мужчину в его доме, окруженном охраной.       — Уже уходишь? — лукаво улыбнулся Чон. — Бессмысленные слова. Как же исполнение обещаний?       Какой дикий и извращенный интерес, думала Момо. Ни к ней, ни к её внешности даже, но к её "страданиям и мучениям". И про этого абьюзера ДжиУ говорила "хороший"?       — А как же твое обещание? — Момо ухмыльнулась, а Хосок сощурился на эти её слова. — Говорил, мне конец, если из колледжа уеду сама. И я, такая плохая, уехала, да еще и с Юто...       На что Момо рассчитывала, не было и ей самой известно. На минуту она забыла, что говорит с тем самым братом ДжиУ, а не фантомным рыцарем, что помог ей с тем извращенцем. Хосок, быстро взглянув на неё исподлобья, схватил Момо за руку и повел к кровати, а в следующую секунду девушка была завалена на неё. Хосок криво улыбался, наблюдая реакцию служанки.       — Хочешь, чтобы я тебя наказал? Я могу сдержать слово...       Хосок медленно приближался, а Момо, привстав на руки позади себя, наблюдала за ним. Игнорировала позывы бежать и только морщилась от гнетущей атмосферы. Но что-то глубоко внутри подсказывало ей, что опасность — ложная. Но в последний момент она решила все-таки послушать инстинкты, вскочила и побежала к двери. Хосок, конечно, не пытался даже ей как-то помешать, а лишь залился смехом. Когда Момо обернулась, он уже снова лежал на кровати, довольный своей выходкой.       — Очень смешно, конечно, — брызнула Момо.       Не теряя времени и своего образа "опасной проблемы", она вернулась к кровати и села возле неё на полу. Пыталась делать вид, что не она только что повелась и испугалась до чертиков, что Хосок был серьезен. Но парень не окинул её и взглядом, давно отвернувшись спиной и приняв позу для сна.       Свет горел. Выключать его никто из присутствующих не собирался. Момо пересверлила взглядом все крупные предметы в комнате. Вскоре она начала слышать неподдельное сопение Хосока. Он точно спал. И этому паразиту даже не помешал свет. Даже не помешала она. Хотя ДжиУ утверждала, что личное пространство для её брата — потребность номер "самая важная".       И чтобы глаза не слипались, Момо решила не сосредотачиваться повторно на изученных досконально предметах, а обратила внимание на Хосока. Тот уже развалился на полкровати звездой и так сладко и заманчиво дышал и почмакивал губами. Она прошлась глазами по линиям его тела, по полоскам на ткани одежды, по прядям смятой челки, взмокшей от жары. Хотя Момо было даже прохладно. Девушка, часто моргая, продолжала наблюдать за тем, как подрагивали ресницы парня. Ей стало очень любопытно, что там у него в голове сейчас. Что видит во снах такой, как он?..

***

      С подозрением и искренним удивлением, но не переставая улыбаться, ДжиУ наблюдала за удивительной сценой, свидетелем которой стала. Войдя в комнату брата, она никак не ожидала увидеть здесь​ Момо. Девушка лежала на кровати Хосока, почти на самом краю так, что рука её уже касалась пола, а нога вот-вот должна была коснуться. При этом она была закутана в одеяло. Хосок занял все остальное место.       ДжиУ невольно вспомнила детство брата. И его эту особенность: ненависть к одеялам. Она всегда заставала его лишь спящим, возвращаясь с работы. И всегда видела, как, и зимой, и летом, малыш Хосок спал раскрытый, даже порой раздевался ночью. ДжиУ всегда утешала себя, что братцу так жарко от её любви. И пока в любую погоду волосы на его маленьком лобике мокрели, а он не кутался в одеяло, ДжиУ знала, что все делает правильно​. Сейчас Хосок вырос, и ДжиУ бы хотела продолжать себя уверять, но она тоже выросла.       Хозяйка дома, наконец, решилась и громко крикнула имя работницы. Та, конечно, тут же подскочила и повалилась с кровати. В отличие от Хосока, который медленно разлепил глаза, и то не сразу. Он оглядел тихо смеющуюся сестру в дверях, а затем проследил за её взглядом. Теперь он, хмурясь от недовольства из-за раннего пробуждения в выходной, наблюдал за Момо. Как она, спросонья не ощущая пространство вокруг, падала каждый раз, как пыталась встать и выпутаться из одеяла.       — Вы, ребятки, вижу, веселитесь.       — ДжиУ... — Момо просто сдалась и подняла жалобный взгляд, так и оставшись сидеть в одеяле на полу.       Хосок в это время все еще в тумане поднялся и сидя, наблюдал поочередно то за сестрой, то за Момо.       — Да я шучу, — она улыбнулась. — У меня сегодня в центре несколько встреч, так что я уезжаю. Госпожа Кан попросила выходной и уехала к своим в Пусан. Так что, дети, вы в доме одни...       — Не считая пятерых охранников, того странного садовника, водителя... — начал перечислять Чон.       ДжиУ заставила его замолчать недовольным взглядом.       — Момо, пожалуйста, проследи, чтобы он ничего не натворил. И приготовь что-нибудь — весь холодильник твой. Я прошу. Очень на тебя рассчитываю. Будьте умницами.       И не успела Момо кивнуть, как ДжиУ исчезла, закрыв за собой дверь. Хосок перевел на служанку взгляд ненависти, такой, каким в детстве более старшие дети смотрят на младших, которых оставили за главных. Момо сглотнула, понимая, что сегодня спала в одеяле Хосока и на его кровати вместо пола. А он так не терпим к чужим... И одного движения его руки было достаточно, чтобы девушка подскочила и выбежала в испуге из комнаты, как ошпаренная.       Стоя в домашних шортах и майке у холодильника, Момо всматривалась в огромный ассортимент продуктов, которым аппарат располагал. И она даже ума не могла приложить, как угодить тому самому, нянькой для которого она сегодня должна была стать. И Момо начинала закипать, думая о том, что Хосок чертов взрослый парень, а не тот, кого видит в нем до сих пор его сестра. Но полноценно завершить процесс негодования, ей не позволили. Хосок зашёл на кухню и налил себе воды. Он сосредоточенно пил, скользя взглядом по ногам Момо, что были открыты более, чем обычно до сего дня.       — Куда ты смотришь? — не отрываясь от созерцания содержимого холодильника, возмутилась Момо. — Есть какие-то пожелания?       Девушка выпрямилась и недовольно оглядела парня, максимально демонстрируя, что ей в принципе плевать на его пожелания. Хосок, отведя взгляд к графину с водой, достал из заднего кармана шорт телефон и кого-то набрал.       — Доброе утро, — ответил он на чью-то вежливость. — Будьте добры "Калифорнию" и две "Маргариты". Нет, без напитков.       И пока парень диктовал адрес, Момо сверлила его взглядом, представляя, как разбивает яйца для омлета о его голову. Идеальный завтрак. Жаль только, что он брат её начальницы. И жаль, что он тот, кто не побрезговал бы в ответ разбить о неё яйцо тоже.       Хосок с довольным лицом улегся на диване и начал лазать в телефоне. Момо подумала, что раз готовить для Хосока она не будет, то и прав особых на еду из холодильника она не имеет. Поэтому взяла лишь несколько яиц и рис — все, что она могла бы вернуть с процентом в случае необходимости. Все остальное из "холодильного хранилища" ей было не по карману.       Яйца на сковороде шумели очень громко. И не понятно было — слух у девушки был идеально развит, или Хосок специально говорил предельно громко, однако вскоре из гостиной ей начал слышаться его разговор с кем-то. Ей хватило фразы "Приезжай прямо сейчас", чтобы понять, что тот задумал. Романтичный завтрак с фаст-фудом в доме, в котором Момо собиралась провести свой идеальный выходной. Но при наличие Наён такому свершиться было не дано.       Выложив яичный ролл на тарелку с рисом, девушка села за большой пустой стол и принялась поедать свой завтрак, обдумывая план отхода. В голове всплыла утренняя сцена и то, что ей предшествовало. Яйцо встало в горле. Уехать сейчас ей, возможно, не позволит Хосок, которой — боже, упаси— мог иметь коварный план, включающий его девушку. И Момо только оставалось позвать на помощь недогероя, который бы закатал губу кое-кому. Кое-кому, кто решил, что может испортить это единственное прекрасное воскресенье с тех пор, как девушка бросила прежнюю работу.       Она набрала номер Юто. В трубке послышался сонный голос парня.       — Момо?       — Привет, Юто, — как можно громче, но не переходя на крик, проговорила она.       — Рано ты.       — Прости. Ты спал?       — Не-а. О тебе думал.       — Как чудно, — издала Момо тихий смешок. — Какие планы на сегодня?       — Смотря, что ты хочешь предложить, — усмехнулся японец в трубку.       — Я тоже тут вот подумала о тебе...       Тепло, исходящее от телефона, все еще оставалось на щеке и руке девушки, когда она услышала, как её гаджет с треском коснулся пола. Рядом стоял Хосок, резкий взмах руки которого и стал причиной происшествия. Момо в изумлении подняла глаза на парня, а затем опустила на разбитый телефон в углу кухни.       — Ноги его в моём доме не будет.       Чудесным образом совладав с собой, Хираи​ спокойно поднялась и направилась к своему телефону. Экран был изуродован стеклянной паутинкой, но аппарат работал.       — Ты сам позвал его однажды в свой дом...       Звонок, видимо, прервал сам Юто, не получив какое-то время ответа от японки. И Момо еще раз набрала его и услышала лишь один гудок прежде, чем Хосок выхватил телефон. Он ловко и быстро открыл заднюю крышку, вынул батарею и извлек сим-карту. Треск, символизирующий конец жизни​ сим, заставил Момо засомневаться в адекватности Хосока.       — Ты нормальный?!       Хосок взял руку Момо и вложил ей в ладонь две половинки непригодной карточки.       — Это мой дом. И я решаю, кто сюда входит и когда. Не ты.       После сего творчества парень просто вернулся на диван и вновь уставился в экран своего айфона. Момо еще раз оглядела свой аппарат. И в этот момент та Момо, что никогда не желала мстить, сдалась. На свет вышла темная Момо, которая знала, что ничто не вернет её вещь, но знала, что злорадство над чужой потерей доставит ей удовольствие. Она взяла тот самый графин, воду из которого важно попивал Хосок, смотря сквозь девушку, как сквозь воздух. Рука её не дрогнула: она подошла к Хосоку и начала выливать воду на аппарат парня, постепенно переходя на него самого. Когда содержимое сосуда кончилось, и гаджет, и парень были пропитаны "самой жизнью".       Обескураженный, парень поднял глаза на служанку, которая храбро продолжала стоять на месте, а не хоронилась где-то. Он поднялся и протянул девушке телефон, безмолвно прося объяснений или извинений — Момо по его гневной ауре понять не могла. Вместо чего бы то ни было, девушка взяла айфон и кинула в сторону. Характерный звук удара о пол свидетельствовал об удачном броске. Бровь Хосока дергано поднялась вверх, и Хираи поняла, что сейчас самое время бежать.       Чтобы сбить с толку парня, девушка схватила из миски на столике горсть карамелек и кинула в него. А затем рванула в ванную на первом этаже и закрылась там. Комната оказалась довольно маленькой, в сравнении с остальными, а дверь — очень ненадежной. Момо начала судорожно водить руками по поверхности, больше не доверяя глазам, и искать что-то, чем можно было защититься. Периодически она глупо посмеивалась, и широко заулыбалась, когда нащупала бутылку. Она была гибкой и с отверстием для питья на крышке — идеальное приспособление для фонтана в лицо Хосока.       Ручку двери начали усердно дёргать, когда Момо уже набрала воду в своё орудие самозащиты. Она ощущала себя, как в каком-то фильме ужасов, но при этом улыбка не сползала с её лица. Девушка знала, что на убийство за телефон Хосок не способен, но предоставленный шанс залить в его самодовольное лицо водицы очень её радовал и веселил.       Она, наконец, решилась открыть дверь и тут же в появившуюся щель брызнула водой. Хосок был сбит с толку, но успел-таки схватить Момо. Она больно ткнула локтем ему в грудь и побежала к дивану. Она с детства знала, что бегать вокруг чего-то — лучший способ остаться не пойманной. Хосок совершал рывки в попытках догнать её, но она была на шаг впереди. Так и двигались по кругу друг напротив друга, а между ними — только диван.       — Иди сюда и прими свою судьбу, — гневно шептал он. — Я покажу, как я могу исполнять обещания. Тебе конец, служанка!       Хосок двигался внаклонку, не сводя глаз со своей жертвы, при этом улыбался так, словно уже выиграл. А Момо гордо и уверенно двигалась, лишь косясь на своего преследователя. Бутылка с водой, которую она крепко держала в руке, придавала ей уверенности.       — Я ничего не сделала. Это ты, придурок, сломал то, на что я копила месяцами.       Сейчас Момо не чувствовала особого расстройства от потери. Ей очень нравилась игра, а если б не разбитый телефон — её бы не состоялось. И она не прекращала улыбаться, наблюдая за беспомощностью быстрого и ловкого, но недостаточно хитрого Хосока. И казалось, он тоже наслаждался, а не злился на самом деле.       Каждый раз, когда оказывалась напротив парня, Момо не упускала шанс прыснуть в него струей воды. Хосок терпеливо все сносил, даже не увеличивая скорости преследования. Видимо, он ждал того самого момента. Момента, когда девушка осознала, что вода в бутылке кончилась. Но у неё все еще была её ловкость и план без изъянов. Однако, когда она отвлеклась на бутылку, она отвлеклась и от общего процесса. Хосок запустил в неё подушку, а затем​ оббежал диван и настиг жертву. Она успела сделать лишь пару шагов и была поймана. А затем погружена на плечо парня.       Она не знала куда он несет, но немного побаивалась конечного пункта. Конечно, ничего страшного с ней не случится, если только он не несет её к океану. Потому что плавать за свою жизнь Момо так и не научилась. Но так как она заметила, что двигаются они по тропинке к заднему двору, то стала брыкаться сильнее. Она ещё не была там и не знала, что ожидать.       — Пусти! Пусти! Я сдаюсь!       — Нет, поздно, — посмеивался он. — Умей вовремя сдаться, в ином случае — прими судьбу.       — Я больше не буду звать Юто в тво-ой дом!       — За одно только знакомство с ним, я устрою тебе личный ад на земле.       Девушка прекратила бить Хосока по спине и пытаться вырваться, когда парень замер. На пару секунд. А затем она увидела лишь лазурно-голубую гладь бассейна. И почувствовала прикосновение прохладной воды своей разгоряченной кожей.       В памяти всплыли уроки её отца. Жесткие уроки плаванию он предпочел ласковым и постепенным привитием любви к воде. Как сейчас Момо помнила то чувство, когда в легких не хватало воды, когда руки не помогали, как бы старательно она ими не махала, когда ногами не чувствовала дна. Отец всегда заливисто смеялся, вытаскивая свою дочь из воды и укутывая в полотенце после очередной неудачи. А маленькая Момо каждый раз испуганно смотрела на него и не понимала, почему её страдания так его веселили. Поначалу она думала, что её отец какой-то не такой, но затем она встречала и других родителей, которые таким же диким способом учили своих детей. Но от этого больше понимания к ней не приходило. Потому что она видела и таких родителей, которые, нежно поддерживая своих детей, шаг за шагом помогали им преодолеть страх воды. Страх, который заложен в каждом ребёнке с рождения. Страх, который Момо так и не смогла перебороть.       И сейчас она вновь чувствовала, как позорно идет на дно, даже не пытаясь двигать руками. Чувствовала, как предельно не хватает воздуха. А ноги её предательски согнулись и не хотели работать вообще. Но она могла поклясться, что встала бы на дно и вода была бы ей по шею, если бы не слабость. Нельзя чувствовать себя уверенно в стихии, которую ты не поборол. Как нельзя контролировать чувства, суть которых ты не смог понять и принять. Как нельзя и сдерживать свою тёмную сущность, если ты не доказал себе, что в ней нет необходимости.       Момо обхватили чьи-то руки и с большой скоростью потянули наверх. К солнцу и воздуху. И вскоре она сидела на газоне чуть поодаль бассейна. Жадно вдыхая воздух, Момо пыталась прекратить дрожать и отчаянно хвататься за траву.       — Сумасшедшая, бл*ть! Не могла сказать, что ты одна из тех уникумов, которые в 20 с хером лет тонут в бассейне в 2 с хером метра?       Парень нарезал круги вокруг Момо и нервно кусал губы. Когда заметил, что она стала меньше трястись, то присел рядом и заглянул в её лицо. Губы её продолжали дрожать. Она смущенно глядела на него, пытаясь скрыть за маской злости все остальные чувства. Вот еще один малознакомый человек узнал её слабость. Момо сидела на земле, но неизбежно шла ко дну.       — Я в... порядке, — неубедительно сказала Момо, желая, чтоб парень прекратил пристально смотреть на нее.       — Тогда вставай.       Он, к удивлению Момо, бережно потянул её за руку. И девушка вдруг почувствовала, как много сил прибавилось. Она уверенно пошагала в дом впереди Хосока. И к тому моменту, как достигла порога, уже не могла перестать истерически улыбаться, понимая, что только что произошло.       — Боже... — только и смогла произнести она, когда уселась на край ванны на первом этаже.       Теперь девушка могла четче вспомнить свое падение, барахтанье и отход ко дну. А также то неописуемое чувство, когда двигаешься вверх, но ещё находишься в воде, однако чувствуешь, как легкие наполняются сладким фантомным воздухом. А потом уже смеешься над всей этой ситуацией, как в детстве смеялась, когда мама ради твоего утешения подшучивала над папой. И когда мама обещала, что после еще нескольких занятий с отцом, маленькая​ Момо станет русалкой. Она тогда правда мечтала быть волшебным морским жителем, но отказалась от мечты, потому что была очень привязана к родителям. А потом, после того несчастного случая, когда вся любовь в доме испарилась, как капельки воды на её теле сейчас... Момо молила о том, чтобы она могла уплыть с морским народом глубоко на дно или в другой океан, лишь бы подальше от родителей. Момо не смогла научиться плавать, но её брат словно родился пловцом. Пловцом и умер.       — Ты там скончалась?       Стук в дверь и громкий голос Хосока вытащил Момо из пучины воспоминаний.       — А тебе-то что? Только что убить меня пытался!       — Скажи мне это в лицо, мазохистка.       Девушка, натянув сухую футболку, открыла дверь настойчивому парню и гневно глянула в его глаза. Огня и уверенности в них поубавилось, но Хосок продолжал безучастно смотреть на ту, которую чуть не лишил жизни.       — Боже! Из-за какой-то юношеской обиды... — она толкнула его в грудь руками и вышла из ванной.       — Боже, из-за какого-то​ телефона, — спародировал он девушку.       — Вам, мажорам, не понять. — Момо вспомнила Юто, который оставил свой аппарат в машине на трассе и обобщила.       — Конечно, куда нам до вас — страдальцев, обиженных жизнью? Можно подумать, что быть богатым — это грех.       Хосок вздохнул и собирался завершить этот эпизод своей жизни, направился к лестнице. Но только Момо обернулась и яростно оглядела парня.       — Что несёшь вообще? Быть богатым — не грех, и даже жить за счет сестры — не грех. А вот вести себя, как ты...       — Нет, ты серьезно будешь меня пилить? — возмутился Хосок. — Такое ощущение, что я младенца о пол разбил. Все — сразу полон дерьма.       Хосок схватил девушку за запястье и потащил куда-то прочь из дома. Сам он был в сандалях, а вот Момо почти бежала за ним в домашних тапочках, попутно пытаясь вырваться из хватки.       — Что ещё ты от меня хочешь?       — Я исправлю то, что сделал, а ты навсегда забудешь об этом дне и о том, чтобы еще когда-либо звать в дом моих врагов.       Когда он вытащил Момо за пределы двора, то усадил её на заднее сиденье в машину без крыши, которую Момо ещё не видела. Поодаль остановилась другая машина, из которой вышла Наён. Момо легла на сиденье и закрыла глаза, молясь, чтобы стать сейчас невидимой. Хосок тронулся с места и вскоре заметил свою девушку. Он остановился около неё.       — Ты куда, Хосоки?       — Я быстро. Иди в дом.       Кратко проинструктировав девушку, Хосок поехал дальше, даже не интересуясь Момо или не переживая из-за её отсутствия. Таким образом, она сделала вывод, что её он прекрасно видит, как видела и Наён. Ей пришлось подняться. Она ровно села и с каменным лицом обратилась к парню.       — Не заставляй меня прыгать.       — Пристегнись лучше, суицидница.       — Я уже труп, независимо от того, прыгну или нет. — Момо сорвалась на крик: — Тебе что удовольствие доставляет натравливать свою девушку на меня?!       Хосок только слегка ухмыльнулся и продолжил следить за дорогой, не реагируя на гневные бормотания Хираи. Она опустила голову и начала гневно сверлить взглядом мягкие сиреневые тапочки на своих ногах. Делала она это до тех пор, пока краем глаза не заметила, что автомобиль ехал по центру города. И эти и без того красивые и впечатляющие здания и цвета стали краше для глаз на такой скорости и из такой машины. — Куда бы ты меня ни вез, я не выйду. — Хосок требовательно посмотрел на неё через зеркало. — На мне тапочки. — Ой, да черт с тобой! — воскликнул он и свернул на парковку у торгового центра.