Кровь и кофе

      Тусклый сентябрьский Лондон уже протянул туманные щупальца вдоль сонных улочек, когда Джон Аттерсон, молодой нотариус, отпустил кэб и, сверившись с адресом в записной книжке, поднялся по ступеням особняка.       Утро выдалось не самым приятным: жаворонок по натуре, сегодня Аттерсон едва не проспал, по причине чего ему пришлось выехать на почту, успев лишь умыться и одеться. Почтовые работники, с которыми молодой человек терпеть не мог иметь дело, на этот раз задержали его дольше обычного. Речь шла о страховании некой посылки из Восточной Европы, которую по каким-то причинам пришлось задержать на границе. Зевая и составляя договор страхования, мистер Аттерсон то и дело поглядывал на часы: сегодня ровно в восемь утра у него была назначена куда более важная встреча по поводу завещания безвременно усопшего Генерала, на чьих похоронах ему вчера выпала честь присутствовать. Церемония оказалась совсем не такой пышной и многолюдной, как можно было бы ожидать от похорон человека такого высокого положения в обществе, но все же затянулась (спасибо священнику) дольше, чем предполагалось. Бедная дочь усопшего едва держалась на ногах, стойко снося витиеватые напутствия служителя церкви, пока, наконец, приличиями ей не было дозволено тяжело упасть на скамью.       Дом представлял собой строение весьма внушительное и массивное, построенное без особенного вкуса, но с явной претензией на статусность. Темный камень стен хорошо резонировал с тяжелым кружевом металлической отделки.       Начал накрапывать мелкий дождь, и мистер Аттерсон поспешил совершить три коротких стука дверным молотком. Некоторое время ничего не происходило, и Аттерсон постучал снова, уже громче. Через несколько секунд замок щелкнул. Дверь открыла сама дочь покойного хозяина дома — чахоточного вида темноволосая девица в трауре, придерживающая маленькой белой рукой с тонким запястьем черную шаль, накинутую на плечи. От вчерашнего шикарного траурного платья на аристократично прямой осанке и длинной сетчатой вуали у Аттерсона сохранились странного рода воспоминания, которые сейчас не желали накладываться на образ девушки, стоявшей перед ним. Совершенно простое, но чинное черное платье с длинными рукавами и крепко стянутые на затылке волосы, часть которых слегка выбивалась из-под черной ленты, скорее соответствовали гувернантке. Однако это была дочь Генерала: и темные круги, коварно залегшие вокруг глаз, и расправленные даже под тяжестью горя прямые плечи, и бледная кожа, и даже вид она имела ровно тот же, что вчера — предобморочный. Аттерсон вдруг вспомнил, как она, откинув прекрасную вуаль, скрывавшую ее нездоровое лицо, дрожащими темными губами едва коснулась чела своего отца в гробу — даже покойник на смертном ложе казался не таким бледным, как его дочь.       Девушка стояла на пороге, вопросительно глядя на рослого Аттерсона снизу вверх.       — Доброе утро, мисс Ван дер Мер, — Аттерсон слегка запнулся, за несколько лет практики так и не найдя более уместной замены пресловутым приветствиям, — Позвольте выразить Вам мои глубочайшие соболезнования. Я имел честь быть знакомым с Вашим отцом и работал с ним.       — Чем я могу помочь? — В ее хрипловатом, как после долгого молчания, голосе звучал глубокий надлом.       — Меня зовут Джон Аттерсон, — спохватился нотариус.       Девушка окинула его пристальным взглядом и, вероятно, не обнаружив знакомых черт, выпрямилась и покачала головой.       — Простите, я не могу помнить всех знакомых моего отца.       — Я нотариус. Мистер Бенсон просил помочь ему с завещанием, — Аттерсон протянул ей карточку.       — Ах, боже. Ну конечно же, простите. Заходите, прошу Вас.       Она распахнула дверь, и Аттерсон оказался в большом просторном холле. Пол, выложенный бело-черным узором, гипнотически мерцал в свете одной-единственной зажженной электрической лампы. Окон в этой части дома не было.       Девушка заперла дверь и сама приняла у Аттерсона плащ и шляпу.       — Пройдемте в гостиную, — пригласила она и первой свернула в дверь справа от лестницы на второй этаж, — Присаживайтесь. Мистера Бенсона еще нет. Могу я предложить Вам чай или кофе?       — Кофе, пожалуйста, — обрадовался Аттерсон, не успевший еще позавтракать.       Мисс Ван дер Мер коротко кивнула и вышла из гостиной.       Аттерсон огляделся. Гостиная была действительно большой — рассчитанной на прием не менее сотни человек одновременно — и занимала большую часть первого этажа. В центре стоял роскошный черный рояль. Красивая массивная мебель, в основном, была расставлена вдоль стен, чтобы не мешала свободно передвигаться. Здесь были окна — небольшие, по одной стене (противоположной от проезжей части) и плотно занавешенные, так что вся комната снова освещалась одной электрической лампой на столике возле камина. Аттерсон опустился в большое темное кресло рядом со столиком, когда в комнату вернулась хозяйка.       — Кофе будет через минуту, — отстраненно сказала она, подойдя к одному из окон, и резко раздернула шторы, — Простите, на сегодня я отпустила всю прислугу по домам, поэтому дом не подготовлен к новому дню.       — Вы отпустили всю прислугу? — Удивленно переспросил нотариус.       — Да, вчера был тяжелый день для них. Да и смерть хозяина — существенный повод для выходного.       Когда она говорила, в голосе ее звенел тонкий надлом, будто трещина в вазе, которая вот-вот разлетится на черепки, но никаких эмоциональных интонаций Аттерсон ни разу не уловил. Через несколько секунд хозяйка резко повернулась и снова вышла. Аттерсон нервно покрутил ручку портфеля с документами. Только сейчас он обратил внимание на царящую в доме тишину, не нарушаемую ни тихими переговорами кухарок (а ведь самое время подавать завтрак), ни шустрым топотом горничных, приводящих поверхности в надлежащий вид. Как отсутствовал и дворецкий, принявший бы у гостя шляпу и пальто. Вероятно, мисс Ван дер Мер хотелось побыть одной.       С легким звоном она медленно выплыла из кухни, держа перед собой красивый металлический поднос с двумя чашками, кофейником, молочником, сахарницей с кусочками белоснежного рафинада и тарелочкой, на которой лежали маленькие тосты с маслом. Поставив поднос на столик, она разлила кофе по чашкам и села в кресло напротив. На фоне массивного черного кресла девушка казалась гораздо меньше и беззащитнее, чем на фоне всего остального дома. Она взяла белую чашечку с черным узором и подвинула поднос ближе к гостю.       — Я не знаю, как Вы пьете кофе, так что, пожалуйста, берите все, что вам захочется, — на ее лице появился намек на вежливую улыбку, — Сама я предпочитаю крепкий кофе без каких-либо добавок. И я уже завтракала.       Аттерсон поблагодарил хозяйку и взял тост. Некоторое время они молчали. Мисс Ван дер Мер, изредка отпивая кофе, отвлеченно изучала каминные часы. Молчание не было неловким или тягостным, напротив, довольно уютным, но Аттерсон в конце концов решился его нарушить.       — Простите, мисс Ван дер Мер…       — Ида, — хрипло отозвалась она, оторвавшись от созерцания искусного кружева каминной решетки.       Аттерсон растерялся, не привыкший к подобной фамильярности в отношении клиентов.       — Ида, простите меня за вопрос, но известны ли Вам подробности смерти Вашего отца? Прошу прощения еще раз, — быстро добавил он, когда она вздрогнула, плотнее закутываясь в шаль, хотя было совершенно не холодно, — это важный аспект в исполнении завещания.       Ида помолчала, тяжело дыша в чашку.       — Ничего страшного. Этот вопрос мне столько раз задали в полиции, мистер Аттерсон, что у меня на него иммунитет. Честно сказать, мне ничего не известно. Вечером он вернулся со службы, как обычно уставший, но совершенно здоровый…во всяком случае, он выглядел нормально. А утром его нашли — наш дворецкий, Пол — в его кабинете, в любимом кресле возле камина. Он выглядел абсолютно так же, как вечером. За исключением того, что был мертв.       — Соболезную, — неловко повторил Аттерсон.       — Насчет завещания, — девушка поставила чашку и медленно, будто во сне, подошла к окну, — Боюсь, оно не дописано.       — То есть?       — Насколько мне известно, отец не планировал умирать так рано и не начал заниматься завещанием вплотную. Конечно, мистеру Бенсону об этом известно больше, чем мне, но, насколько я понимаю, по большей части средства принадлежат государству.       Аттерсон поставил свою чашку на поднос.       — С этим мы разберемся, мисс Ван дер Мер, не волнуйтесь. Я уверен…       Его прервал торопливый стук в дверь. Аттерсон и девушка одновременно обернулись в сторону холла. Ида одернула рукава платья и поспешила выйти открывать дверь.       Спустя минуту в гостиной появился мистер Стивен Бенсон, щуплый и седой доверенный генерала Ван дер Мера с пышными усами.       — Неразумно, мисс, крайне неразумно, — говорил он на ходу, оглядываясь на хозяйку, — не стоит вам оставаться одной, право слово, а ежели вам станет плохо, не приведи Господь, конечно?       — Благодарю за заботу, мистер Бенсон, все же я бы оставила за собой право решать, что для меня разумно, а что нет, — впервые в голосе девушки зазвучал не надтреснутый фарфор, а холодная сталь, — мистер Аттерсон ждет Вас уже не меньше двадцати минут.       Аттерсон поспешно поднялся и пожал сухую руку с ранними старческими пятнами.       — Простите, что заставил Вас ждать, господин нотариус, — затряс его руку мистер Бенсон, — задержался в конторе, улаживал некоторые дела с утра пораньше.       — Кабинет отца не тронут и открыт. Я не стану мешать вам, — холодно проговорила мисс Ван дер Мер.       Аттерсон удивленно посмотрел на девушку. Взгляд, которым она сверлила затылок доверенного своего отца был крайне неприязненным, если не сказать, что в нем сквозило отвращение. Аттерсон заметил, что хозяйка даже не предложила кофе новому гостю.       — Что ж, начнем работать, — натянуто улыбнулся мистер Бенсон, приглашая Аттерсона на второй этаж.