Драбблосборник скорпигерма

Огни ночного города будоражат. Гермиона вдыхает полной грудью запах перемен. Послать все к черту оказалось проще, чем казалось. Имеет право она хотя бы иногда развлекаться, а то все работа, работа, изредка семья и снова работа. - Осторожнее! – кричит ей таксист неопределенного возраста. Она пожимает плечами и делает шаг вперед к манящему ярким неоновым светом клубу. Это почти смешно, в ее-то возрасте. У дверей шумно, молодежь толкает друг друга и громко переговаривается. Гермионе кажется, что она на глазах скукоживается. Детям здесь самое место, а вот что она здесь забыла: взрослая сорокапятилетняя тетка в разводе? - Вам помочь? - участливо заглядывает ей в глаза молодой вполне себе симпатичный парень. Он ей смутно кого-то напоминает, но Гермиона не может понять, кого именно. - Справлюсь, - чуть улыбается она и озирается по сторонам. С минуты на минуту должен подойти Гарри, который и затеял поход в клуб. «Тряхнем стариной», - сказал он, Гермиона лишь закатила глаза. Выбора ей как обычно не оставили. - Ах, эта молодежь, не успел прийти, а даму уже отбивают, - Гарри театрально одной рукой хватается за сердце, а второй прикрывает глаза. - Какой же ты идиот, - фыркает Гермиона, улыбаясь. Неуверенность мгновенно испаряется, рядом с таким Гарри можно только дурачиться, пить и развлекаться. - Рада, что ты все-таки выбрался из своего Аврората. Гарри щурится некоторое время, а потом целует в щеку. - Пошли. Они проходят фейс-контроль, усаживаются за барную стойку и заказывают по коктейлю. - Времени зря не теряла, старушка, - подмигивает Гарри и ухмыляется, - Скорпиус Малфой сейчас главная несбыточная мечта выпускниц Академии целителей. - А я тут при чем? - удивленно смотрит на Гарри Гермиона. Она и видела-то младшего Малфоя последний раз на платформе девять и три четверти так давно, что уже и не вспомнит, как он выглядит. Гарри загадочно улыбается и тянет ее на танцпол. Выпитого алкоголя хватает, чтобы Гермиона чуть расслабилась. От громкой музыки в голове шумит, софиты слепят глаза. И ей бы уйти домой, где тихо и спокойно, но что-то неуловимо запретное и дикое манит ее, не отпускает отсюда. Хочется танцевать, расталкивать девушек локтями, флиртовать с парнями — совершенно иррациональные желания, но ведь в них ничего плохого. Гарри берет ее за руку и раскручивает. Гермиона запрокидывает голову, смеется: ей хорошо. Она влетает прямо в объятия Гарри и обнимает его за шею, заглядывает в глаза и видит во взгляде чертиков. - Развлекайся! - кричит он на ухо. – Я сейчас. Гермиона кивает и растворяется в вихре ощущений. Да, безумно, но так легко и свободно. Наплевать на «нельзя» и «не стоит». Никто никого не знает, можно отпустить себя. Она чувствует, как ее обнимают. Это не Гарри, он не мог так быстро вернуться. Незнание заводит сильнее любого афродизиака, и Гермиона не оглядывается. Закрывает глаза, двигает бедрами и растворяется в танце. Руки оглаживают фигуру и спускаются ниже. Музыка становится динамичнее, жестче, голову ведет, мысли путаются. Гермионе чертовски хорошо, ритм подхватывает и уносит далеко за пределы душного клуба. Разум отключается, остаются эмоции. Пугающе яркие, острые, настоящие. Гермиона делает пару движений, ощущает возбужденный член, упирающийся в поясницу, облизывает губы и кружится в танце. Игра в кошки-мышки пресыщает, хочется глаза в глаза, чувственно и откровенно. Она разворачивается в объятиях и натыкается на расфокусированный взгляд серых глаз. Тот самый мальчишка, который суетился у входа. Распаленный, горячий, взбудораженный. «Скорпиус Малфой», - с пугающей ясностью понимает Гермиона. Вот что означала загадочная улыбка Гарри. - Пойдем? - Гермиона оценивающе рассматривает его с ног до головы. Поджарый, жилистый, в меру мускулистый. - Прямо сейчас? - искреннее удивление на мгновение затмевает даже желание. - Ну, если ты не хочешь... - пожимает плечами она, - я не настаиваю. В следующую секунду ее затягивает в аппарационную воронку. Остаются только шальные поцелуи, обжигающие взгляды и сильные руки. Гермиона впивается ногтями в его спину и не думает ни о чем. Есть здесь и сейчас, стыд и неловкость подождут до завтра.