Те двое — это мы

      На Казанском вокзале как всегда многолюдно: вот молодая семья с мальчишками-сорванцами младшего школьного возраста, вот группа студентов-старшекурсников, сонно и уныло выглядывающих из своих гаджетов, чтобы посмотреть точное время, вот люди, груженные тележками, чемоданами на колесиках, корзинами с трехцветными пузатыми кошками, ждущие прибытия электричек и поездов дальнего следования, работники вокзала и бродяги, наводящие страх и ужас на честной люд. Всех этих бедолаг, скученных в одном месте, таких разных и в то же время похожих друг на друга усталостью, озлобленностью и хроническим недосыпом в морозное февральское утро объединяло, как и нашу главную героиню, одно — ожидание. Долгая дорога или, наоборот, близкая, нетерпение от скорой встречи или разочарование. Каждому, как известно, свое.       Стекловой, зашедшей в вагон полупустой семичасовой электрички, непременно хотелось занять место у окошка, чтобы два часа двадцать минут рассматривать зимние снежные пейзажи: малые населенные пункты нашей большой и необъятной. Она редко выбиралась куда-нибудь из холостяцкой берлоги Меглина, тем более в путешествие по железной дороге — отныне и впредь ее личным транспортом на веки вечные стал синий мерседес бывшего начальника, который одиноко стоял сейчас на своем обычном месте около заброшенного завода, где она предпочитала коротать свои утра, вечера, выходные и праздники — так что эта поездка пусть и не увенчается успехом, — думала она, то хоть останется надолго в памяти.       Решение все бросить и уехать на выходные пришло к ней не внезапно: Стеклова долго обдумывала правильность своего, вероятно, импульсивного поступка, но все же «за» перевесило «против». Ей нужно было развеяться. Девушка в последние пять лет нечасто давала себе послабления: то работа мешала, а иногда даже и помогала забыть стажировку у Родиона Викторовича, вернее, его самого, то отец, со своими нравоучениями пускавшийся в демагогические лирические отступления, что бесило ее до чертиков, так что от гнева и бессилия у нее тряслись руки.       - Папа, за мной не нужно следить, мне не пять лет! — Есения Андреевна часто замечала за собой слежку. Вначале ей казалось, что это паранойя не дает покоя, но потом поняла: отец проявляет заботу и выписывает мальчиков-лейтенантов в подмогу. — Или скажи им, чтобы были не так заметны. Это раздражает.       - Скажу, и именно потому, что тебе не пять лет. Я беспокоюсь, ты не отвечаешь на телефонные звонки. Я имею право знать, что с тобой происходит, — Андрей Сергеевич, отличающийся особой терпеливостью и покладистостью характера в отношении своей дочери, боялся отпустить ее в свободное плавание, несмотря на то, что живо понимал всю абсурдность их обоюдных пререканий. Временами он сожалел, что Саша Тихонов, однокурсник Есени, два или три года назад перевелся в Питер и там же, в городе серых облаков и европейской архитектуры Невского, встретил девушку и вскоре женился. К слову сказать, Есения была за друга несказанно счастлива в отличие от Стеклова-старшего, ведь он всегда прочил Тихонова себе в зяти. Судьба же распорядилась иначе, и без Родиона Меглина, которого он отчасти винил в случившемся, конечно, не обошлось.       - Пап, я работаю, а не расчленяю трупы. Если это вдруг случится, ты узнаешь первым, обещаю, — она бросала трубки, но каждый раз при новой встрече или очередном телефонном звонке извинялась. Это вошло в привычку. Вот и вчера, в темный, холодный пятничный вечер, сидя в пробке, Есения решила позвонить и извиниться перед отцом, но только девушка вытащила телефон из бардачка, как он, жужжа, завибрировал.       - Привет, дочь. Я подумал, может увидимся сегодня или в выходные? — Стеклова почти не бывала у отца в загородном доме, заезжала редко и только по делам на работу, чтобы забрать очередную папку с фотографиями, явками и паролями, так что его предложение все равно не имело бы отклика.       - Пап… я очень устала…       - Тогда может я к тебе? Ты дома? — она догадывалась, что он проверяет, контролирует, выпытывает. Наверное, Есения никогда не смирится с его манией ее преследовать.       - Я в пробке, приеду и сразу лягу спать, а в выходные буду работать: изучать новое дело, в Перми опять шалят, девочки пропадают, уже третья. Может, на будущей неделе? — отец, конечно, обижался, но что поделать? Работа превыше всего. Впрочем, это неправда. Про Пермь она солгала, как и про то, что в выходные будет работать. На Каме Есения уже успела побывать две недели назад: банальнейший, хоть и мелодраматический случай сводился к тому, что все девочки посещали одну танцевальную студию, Стекловой оставалось лишь выйти на руководителей и узнать, кто мог быть причастен к исчезновению. Ей оказалась одна из преподавательниц, не имевшая детей и на этой же почве помешавшаяся. Хотела девочку, была одинока, разведенка. Вот и удерживала детей силой, чтобы на старости лет скучно не было. Дико, конечно, но за пять лет Есения Андреевна и не такое видела. Что же до отца, ей просто нужно было уверить его, что она никуда не собирается, а будет мирно отсиживаться за железной дверью в гордом одиночестве. Большего ему знать не требуется.       Есеня действительно, приехав домой, наскоро приняла душ, собрала дорожную сумку — положила в нее самое необходимое: паспорт, зубную щетку, свитер, пару маек, белье на смену, шерстяные носки и влажные салфетки — сделала наутро бутерброды, убрав их в контейнер, и легла спать, а встав утром, часов в пять, с красными от беспокойного возбуждения глазами решила сумку разобрать, но вовремя одумалась, неброско оделась и поспешила на вокзал, где в терминале купила билет в один конец и ждала отправления.       Раннее утро встретило ее обжигающей прохладой, чистым небом, предвещавшим ослепляющее солнце и яркой, как прожектор, луной. Сидя в пустом вагоне, который в одночасье заполнился такими же, как она, путешественниками, Есения Андреевна, глядя в окно и следя за пролетавшими остановками, вертела в руках таинственный ключ и незаметно для себя задремала. То ли ее сморил подъем в пять утра, то ли вереница станций, на которых она никогда не высаживалась и вряд ли будет. Томилино, Красково, Малаховка… Через полтора часа, проезжая Белоозерскую, Есения очнулась и, не успев испугаться, что проехала нужную остановку, убрала ключ во внутренний карман куртки.       Виталий, эйдетик и «резервная копия», как его назвал когда-то Меглин, вручил ей этот ключ на прошлой неделе, когда она привезла ему новое дело на сохранение.       - Когда он отдал Вам его? — спросила Есения, нервно поглядывая на своего собеседника. О Виталии она знала немного, только то, что ему можно доверять, раз ему доверял сам Родион.       - Двадцать пятого ноября 2015 года. Ты была вместе с ним в тот день, — Виталик улыбнулся и протянул ей конверт, в котором лежал маленький ключик, а на обороте было что-то написано убористым почерком.       - Вы можете передать, что он сказал слово в слово? — Есения дрожала, будто сам Меглин говорил с ней. Пять лет она слышала его в своей голове, видела призрачные образы, но все, что он скажет, знала наперед, как по подсказке. Теперь ей было и страшно, и жутко, и отчего-то весело, она не могла понять почему.       - «Передай ей спасибо. Она поймет. Я оставлю тебе конверт. Отдай ей его. Я написал на обороте дату».       - Почему сейчас?       - Пришло время, — Есеня взглянула на надпись на обороте: «Февраль 2020. Амерево». Вернувшись в тот день домой, она тотчас засела за ноутбук, думая, что Амерево — это какой-то шифр, который ни к чему ее не приведет и ей долго придется биться над разгадкой очередного меглинского ребуса. Она ошиблась. Оказалось, что это лишь название небольшого населенного пункта в Московской области, куда сегодня она, наконец дождавшись выходного, держала путь.       Есения не хотела светить машину, поэтому отправилась самым простым путем — на электричке, и уже подъезжала к станции. Вывеска гласила: «113 КМ».       Высадившись и оглядевшись по сторонам, девушка прошла по перрону вслед за немногочисленными попутчиками. Двумя-тремя, не более. Судя по всему, остановка не пользовалась популярностью. Перейдя пути и оказавшись на соседней платформе, она увидела расположенные вблизи станции дачные домики. Повернув голову направо, Есения разглядела обширное пространство, весной, видимо, засеивающееся сельскохозяйственными культурами, церквушку вдалеке и железнодорожный мост через реку. Сверившись с картой — телефон она предусмотрительно оставила дома — Стеклова спустилась вниз по ступенькам лестницы и, окликнув рослого мужчину, шедшего впереди себя, спросила:       - Не подскажете, далеко до деревни?       - Пешком минут сорок, максимум – час.       - Прямо надо идти? — мужчина кивнул. — А налево что? За железной калиткой?       - Садоводческие участки, только зимой там обычно никто не живет, одни бомжи промышляют, — Есения поправила шапку, поблагодарила попутчика за исчерпывающую информацию, проводила его взглядом до ближайшего каменного домика, к которому он свернул, и зашагала вперед. Если мужик не врет, уже через час она будет на месте и кто знает, может быть найдет ответ на свой главный вопрос: «Зачем Меглин сюда меня отправил?».