Ошибочное счастье

Перед выходными родители объявили, что мы едем на выходные к бабушке и дедушке в Саут-Шилдс. Всегда обожала этот маленький городок. Там прошло все моё детство, ведь именно в Саут-Шилдсе мы жили первые семь лет моей жизни, после чего переехали в Лондон. Не описать и то, как я соскучилась по бабуле с дедулей, по их незаменимой мудрой компании и разговорам. В их деревянном домике всегда было тепло и уютно, именно там на душе становилось спокойно и забывались все тревоги. Провести выходные у них в гостях прекрасная идея. Я смогу почувствовать себя беззаботной малышкой Перри-Шерри (как называла меня в детстве бабуля) хоть на какой-то промежуток времени. Даже специально отключу телефон и отдам маме, чтобы не испытывать соблазна. — Скорее, если не хотим быть там ночью! — командовал папа, загромождая багажник сумками, пока я, мама, Эдвард и, несомненно, Хатчи усаживались в салоне. Стоит отметить, что без плеера и наушников поездка будет больше похожа на испытание для меня, чем на что-то хорошее — музыку восьмидесятых, как не пыталась, полюбить я не смогла. Так что, первым делом, как только завелся мотор, наушники накрыли уши, протягивая умиротворяющую мелодию Autumn Leaves*. Каменные, застеклённые джунгли сменяются пустынными загородными пастбищами, а пастбища густеющими с каждым десятком километров зарослями. За первые три недели они стремительно сменили сочно-зеленую летнюю окраску листьев на багровый, золотой, красный; уютные и тёплые цвета разлились по небольшим перелескам и пышным лесам. Чем ближе мы подъезжали к Саут-Шилдсу, тем больше вновь возвращались в зеленую палитру — пока что к городу холодные пальчики осени почти что не касались; величественные ели тянулись макушками к безупречно голубому небу. Сегодняшняя погода просто идеальна для меня: светит солнце, обманывая людей, сидящих в домах и квартирах. Как только переступаешь порог, холодный ветер и свежий влажный воздух окутывают с ног до головы, до ниточки пронизывая приятной осенней свежестью, взбадривая тело. Выбраться куда угодной из города, сменить суетливую обстановку — великолепная мысль. И если человек любит природу, то любая такая возможность для него будет сравнима с маленьким Раем. Проводить каникулы и тот отрывок детства, что мы жили в Саут-Шилдсе, мне безумно нравилось, в особенности ходить на реку, что находится неподалёку от дома бабушки и дедушки. Вечерами я часто сидела на небольшой пристани и наблюдала за стайкой уток, постоянно слоняющихся там, в ожидании хлебных крошек. Ближе к вечеру мы проехали обозначение границы города. Эти небольшие улицы со сравнительно невысокими домами и прочими постройками все так же сохраняли своё величие, ряды стройных деревьев тянулись вдоль тротуаров, на пожелтевшем газоне бродили погруженные в атмосферу осени жители, кто-то даже собирал большие листья в букеты. Наш квартал всегда отличался от городского пространства, все потому что высотки заменяли частные дома самых разных мастей, улицы практически безлюдны, но самое главное то, что там спокойнее, ближе всего к природе. Улица, на которой живут бабушка и дедушка, тоже не изменилась, разве что некоторые соседи выкрасили свои дома в другие цвета. Кажется, здесь даже воздух свой, особенный, который не спутаешь ни с каким другим. В самом конце улицы показался деревянный светлый дом с высаженными под окнами кустами бархатцев. Бабушка всегда любила их, они и правда красивые, особенно в большом количестве. В груди все трепетало от волнения и счастья, отражаясь радостной улыбкой на губах; душа пела при виде родных окрестностей. Стоило нам только заехать на подъездную дорожку, как из дома тут же выходит дедушка, а следом за ним и бабушка, широко расправляя объятия. От них пахнет выпечкой и дымом от камина. — Бабуля, дедуля! — вылетая из машины, с визгами набрасываюсь на них. — Перри, ты так повзрослела! — Уже замуж можно выдавать! — смеётся дедушка, на что специально закатываю глаза. Он ждёт моей свадьбы чуть ли не с рождения, это уж точно. — Эдди, Дебби, Александр! Как доехали? — Отлично, Клара, — улыбнулся в ответ папа, вытаскивая сумки из багажника. — Прекрасно. Заходите скорее, я испекла кекс и яблочный пирог. Облизнувшись, Эдвард первый забежал в дом, а следом зашли и остальные, кроме меня и дедушки. — Пойдём, Перри. — Я схожу на пристань, хорошо? Это ненадолго, просто хочу посмотреть, — скрестив на груди руки, я неотрывно смотрела в ту сторону, где она находится. Сердце, как магнит, тянуло меня туда с неземной силой. — Конечно, сходи. Это же твоё место. Да. Именно так, оно моё, а я его. Зеркальная сияющая гладь, распростёртая на сотню метров, в которую всматривается кусочек голубого неба. Пробивающиеся к солнцу стрелы камыша чуть заметно покачиваются, спугивая кружащих стрекоз. Тишина, которой отданы юные мысли и секреты маленькой девочки, ещё не открывшей для себя карту жизни. Видно, тот старый мостик снесли и построили на его месте новый, кое-где доски ещё не успели потемнеть от влаги. Осторожно приблизившись к краю, присаживаюсь и свешиваю ноги, как любила делать в детстве. Раньше я часто была здесь, может, даже чаще, чем в своей комнате. Это озеро, мостик тянули меня невидимой магией, так что большую часть времени меня можно было обнаружить тут. Помнится мысль о бесконечном дне, в котором я могла находиться здесь столько, сколько пожелаю. Когда-то у меня была подруга Кэсси, соседская девочка, с которой мы проводили много времени и нередко шкодили, за что потом были наказаны разлукой на целый день друг с другом. Для нас такое наказание было хуже любой пытки, бурлящую энергию нужно было куда-то девать. Особенно нам нравилось чудно` наряжаться и разгуливать в этом; пристань служила нам подиумом. Когда ты ребёнок, тебе плевать на мнение окружающих. Потом Кэсси со своей семьёй переехали, как и мы через полгода. А ещё здесь я впервые влюбилась в Нейтона — сына местного рыбака. У него были такие огромные уродливые очки. И в столь юном возрасте я не обращала на это внимания, дети чуткие создания, они чувствуют душу буквально сразу, нежели скрытные взрослые. Войдя в дом самых старших и мудрых представителей рода все равно что переместиться из современного мегаполиса в умиротворенную старину. Пыльный запах ветхих книжных переплётов, дубовая мебель, огромный шкаф, величественный массивный каменный камин — все это переплетается с мягким ворсистым ковром, плазменным телевизором, люстрой и текстилем из IKEA. Многое изменилось, но не многое поменялось. Бабушка и вправду приготовила свою фирменную выпечку, от запаха которой текут слюнки. Мне всегда казалось, что секретный ингредиент её блюд: они все делаются её умелыми руками, пускай бабуля и отрицает это, посмеиваясь в ответ. Треск костра перебивают голоса и звон столовых приборов — на кухне уже во всю ведётся ужин и оживленные беседы. Вскинув шарф и куртку, я тоже присоединяюсь к семье. — Как учёба в университете? — Ну… Жаловаться бесполезно, — морщу нос и откусываю кусочек запеченной картошки. Нет, правда. Это оказалось труднее, чем предполагалось. Тяжел путь менеджера. — А ты, Эдди, в школе все в порядке? Ты так вытянулся! Скоро перерастешь отца. — Вот давай померимся ростом, — тут же подскочил гордый парнишка, дожидаясь, пока папа прислонится своей спиной к его. — Кто выше? — Папа. — Зато я выше тебя, — злорадно произносит младший брат, и мы оба показываем друг другу языки. — Мелкий. — Сама ты Мелкая! Я выше тебя. — Но младше. Значит, Мелкий. — Мелкая. Коротышка. — Бла-бла-бла, Шпала! — Так, хватит, — с серьёзным видом останавливает нас мама. Она как никто знает, что начнётся драка. Даже когда будем дряхлыми пенсионерами, наши вечные драки никуда не денутся. Никто не знает, сколько лет этой иве, растущей во дворе. Она была здесь ещё до приезда в этот дом бабушки с дедушкой, уже отбрасывала чёрную величественную тень на землю. Её почти вся опавшая крона просвечивала кусочками чёрного холодного, как и этот вечер, неба с по-особому светящей желтой луной. Сегодня она особенно большая, особенно яркая, превращающая ночь в предрассветные часы — полнолуние. Все домочадцы разделились на мужской и женский лагерь. Перебрав и исчерпав все темы назревших разговоров, я накинула старую теплую куртку и вышла к иве, бездумно ложась возле неё. Когда лежишь на спине, и взгляду открывается поражающий воображение сказочный купол, складывается ощущение, что касаешься всего этого носом. Так забавно, ведь носом достать до неба труднее всего. Когда смотришь туда, наверх, мысли сами собой приводятся в порядок, тогда и думается легче. Но сейчас я просто смотрю, ни о чем не думая, утопая в поразительной черноте космоса и бесконечности, это затягивает; свет луны так же притягивает взгляд. Срывающиеся с места звезды пробивают небо, исполняя чужие желания. Один из огоньков как-то странно блеснул, выделяясь среди других и привлекая моё внимание, а вместе с ним в памяти вспыхнуло такое же мгновенное, но яркое воспоминание — поцелуй. Я снова ощутила мягкое невидимое прикосновение к губам, их тепло, и от этого по телу пробегают мурашки, дыхание учащается как в тот момент. А ведь тогда над нами сияла бесконечность звёзд, даже не смотря на то, что был ещё день. Мы оба чувствовали занавес падающих для нас светил. Уже давно за полночь, когда я встаю с кровати, умирая от нахлынувшей жажды. Мне снилось, будто бы я нахожусь посреди пустыни, где нет ни капли воды, лишь убийственно палящее солнце. В горле словно застрял ком из колючего песка, так что не медля иду к двери, стараясь не шуметь и решив не включать свет. Всё-таки луна неплохой фонарь этой ночью. Выставив ногу вперёд, собираюсь коснуться ступней деревянной ступени, но вместо этого с грохотом лечу прямо вниз, касаясь каждой ступени, чувствуя резкую боль в левой ноге, создавая неимоверный шум, подрывающий всю семью. Когда они с ужасом и возгласами несутся ко мне, я изнываю от боли, хватаясь за ногу, стараясь не плакать, но эти попытки оказались бесполезными — было настолько больно, что слёзы потоками лились из глаз и даже из подвала модно было отчётливо услышать мычание и хныканье. Среди всей суеты, что случилась той ночью, я помню только неприятный больничный запах, перепуганные лица и диагноз «перелом лодыжечной кости», а остальное заполнили паника и несравнимая ни с какой другой горящая боль. Неуклюжесть всегда держала меня за руку, как верная подруга, услуживая каждый день мелкими столкновениями, и принеся на сей раз огромный подарок, из-за которого я теперь месяц не смогу самостоятельно передвигаться и буду вынуждена сидеть только в пределах дома. Как и было предсказано, в воскресенье мы вернулись обратно в Лондон. Мама с папой тут же завели меня к себе домой, принеся из моего некоторые вещи и категорически отказываясь пускать в свой уголок, хотя и живём мы на одном этаже. Теперь я вынуждена спать на диване и получать замечания на счёт малейших движений, будто бы сделана из хрупкого хрусталя. Конечно, иногда такое отношение со стороны других приятно, но через какое-то время начинает жутко надоедать. А ещё все они не редко прикалывались на тот счёт, что я могу теперь играть в хоккей, используя вместо клюшки ногу, или быть пиратом с загипсованной ногой, а не с деревянной. Эдди каждые десять минут назвал меня Одноногим Билли, после чего ехидно посмеивался… — Мам, можно я вернусь к себе в квартиру, — выделив «к себе», напряженно спрашиваю в десятый, а может быть и в двадцатый раз. В родительском доме всегда хорошо, но и в своём собственном тоже весьма не дурно. — Нет. — Ну, мам! Даже Хатчи хочет вернуться! Вон, посмотри какой у него жалобный вид, — сидящий на полу пёс лишь слегка наклонил в бок голову, пытаясь понять мой указательный жест. На жалобного и грустного он совершенно непохож… — Из вас двоих жалобный вид только у тебя. Пару дней побудешь у нас. — Ма-ам, — оружие номер два: щенячьи глазки и выпяченная губа. — Пожа-алуйста, — тонко протягиваю для большего эффекта. — Я буду осторожной. Да к тому же, мы живём в двух метрах! Измученно вздохнув, женщина потеряла пальцами глаза, неохотно произнося «хорошо». О да, никто не устоит перед таким мощным оружием, особенно мама. Как же хорошо дома. Мой диван, мои кружки, мои стены. Вот где я чувствую себя комфортнее всего, как рыба в воде. После того, как мама помогла мне дойти до кресла, она быстро принесла сумку с вещами и так же быстро исчезла, ей кто-то упорно названивал. Слабо улыбнувшись в пустоту, кидаю кроткий взгляд на дверь, надеясь, что мама не надумает вернуться через секунду, и когда убеждаюсь в этом, встаю на одну ногу, добираясь прыжками до кухни. Все продукты в холодильнике испортились. Осталась только шоколадка и два яблока. Хоть что-то… Если бы не нога, прямо сейчас отправилась бы в магазин. Но увы. Когда я поднимаюсь в очередной раз с дивана, входная дверь хлопает, и от страха буквально падаю обратно. Если мама или папа увидят, что я передвигаюсь дальше туалета, поминай как звали. Наиграв обыденный вид не расчесанного бомжа в растянутой футболке с пятном от кофе, лениво переключаю каналы. До ушей доносится шуршание пакета — очень хороший знак для оголодавшего. — Надеюсь, там есть нутелла! — облизав губу, кричу ей. — Нет, но есть ореховая паста. Отнюдь не мама появляется в дверном проеме, от неожиданности меня передергивает и вырывается короткий крик.