Ошибочное счастье

Звонкий стук кружки о столешницу отображается от стен эхом, заставляя тело слегка покрыться мурашками. Солнце тускло просвечивает сквозь тяжёлые серые тучи, наплывшие над городом, еле как пробираясь в окна домов, разливаясь на улицах… Светило только-только восходит, а я уже опередила его, проводив луну. И так уже несколько дней подряд. Только иногда удаётся уснуть на пару часов из-за жуткой усталости. Потоки сменяющих друг друга мыслей просто-напросто не дают засыпать, развиваясь в одном направлении и приводя к одному выводу: проблема во мне. Я проблема всего. И чувство самого отвратительного человека на всей планете уже второй раз бьёт поддых, ведь я могла бы остановить все это безумие, предупредить Дженнифер о намерениях Зейна, но, почему-то, не сделала этого. Знаю, что у всех свой болевой порок, каждый чувствует по-разному, но я чувствовала в тот день все те режущие ощущения, которые испытывала Джен. Каждый порез, каждый осколок, отколовшийся от разбитого сердца. Она лежала на моих коленях, захлебываясь слезами, и я, в свою очередь, не сдерживала подступивших слез и бесконтрольного кома в горле, не покидавшего меня до сих пор, будто бы верный пёс. Каждая пролитая ею слезинка ранила и меня, ведь это из-за меня она теперь впадет в такую же депрессию, ощутит то же чувство одиночества, покинутости. Прекрасно помню, каково быть брошенной тем, кого ты любила всем сердцем. Меня охватили паника, чувство адской вины, разочарование, злость… Я никогда, никогда не дам себе прощения… А потом мы обе закрылись в своих квартирах почти на месяц, точно так же как и в себе, контактируя лишь друг с другом. По крайней мере, мне кажется, что, заперев себя дома, я больше не причиню никому боли. Четыре стены вокруг не так уж и плохо. Сегодняшний день официально можно назвать самым холодным за последние три месяца: на улице десять градусов, да ещё и дождь, что, в принципе, типично для Лондона, особенно осенью. Зелёные листья на деревьях местами начинали желтеть, некоторые ужа падали и гнили на земле. Первый день осени, первый день нового учебного года в университете. Через пару часов я начну собираться на первую пару, и после всех их обычно мой путь лежал к музыкальному кружку Дженнифер, но что на счёт этого года, то не могу загадывать точно. Не уверена, захочет ли она вообще появляться там сегодня, тем более быть рядом с бывшим парнем. Я могла игнорировать Зейна чуть больше недели, зачем-то заходя на сайт твиттера каждый день и перечитывая наши переписки, искушающие написать что-нибудь, потому что, несмотря на все, привязанность никто не отменял. Я все так же нуждаюсь в нём, в разговорах с ним, отправляю поздней ночью «привет…» Безрассудство — вот чему я поддалась в очередной раз. Да, сначала он извинялся около сотни раз, писал как ему жаль, спрашивал о состоянии брошенной им брюнетки (которое было почти что критичным. Она отказывалась порой разговаривать, и мы просто сидели часами в полной тишине), но это было всего лишь пару раз. Во второй я не выдержала, сказав прекратить — и он прекратил, начав бессмысленный разговор с односложными ответами. Думаю, это нужно нам обоим. Общение друг с другом. Нечто невидимое, связывающее нас, вынуждает нас писать друг другу, будто бы разговор, пусть и по интернету, стал своеобразным воздухом для меня и него. Да, я несоизмеримо зла на Малика, в каком-то смысле он противен мне, но не когда мы переписываемся, нет. Как-раз-таки в такие моменты я чувствую себя немного теплее, немного лучше… Думаю, Зейн не даёт мне совершить что-то ужасное, пусть и он же является причиной всего этого. Прошлой осенью наша команда была крышесносной, а сейчас… Её нет. Теперь она присоединилась к списку того, что разрушилось. Все вокруг рушится. Мы меняемся. Мы действительно стали другими людьми за это время, и мало чего осталось от нас прежних. Неизменными остаются только имена, думая о которых получаешь столько боли. Я бы хотела забрать её боль, правда. Но мне стало казаться, что я уже ничего не могу сделать, кроме как все усугубить. Пара и без того находилась в последнее время в отдаленных отношениях. Эти четыре стены спасают не меня от всего, а других от меня. И тем не менее, уже в семь тридцать я шла по мокрым тротуарам, спасаясь от ливня под зонтиком. Думаю, я все же пойду на музыкальный кружок, да и, вопреки всему, Филдс не пропустит первого дня там, где любит находиться не меньше собственного дома. «Ты где? Я уже устала ждать тебя на крыльце!» «Ты все же решила прийти? Через пять минут буду». Качаю головой, убирая телефон в карман. Уже предчувствую напряжённую атмосферу, раскаленную до нескольких тысяч градусов. Хотя, судя по сериалам и фильмам, бывшие влюбленные обычно кидают друг другу многозначительные взгляды, наполненные грустью и угнетением, но вряд ли это их случай. Уж точно не Дженнифер. А я? Как мы будем вести себя друг с другом сейчас вне интернета? Так же обмениваться взглядами? Скорее всего. Потому что да, я зла на него, и потому что подруги должны быть на стороне друг друга. Мда, звучит очень глупо, но не на практике. Ещё лучшим способом будет вести себя отчужденно, погрузившись в свои дела, и именно за этим я и взяла с собой «В поисках Аляски*». Сложно быть на чьей-то стороне, особенно когда сердце не соглашается с головой. — Ну наконец-то, — не скрывая облегчения, опускает руки Филдс, обнимая меня в знак приветствия. Её лицо замазано косметикой, чтобы хоть как-то скрыть следы прошлых ночей, как и моё. — Я думала, что ты… — Пойдём, Пезз, — перебила она меня, опустив голову. — Нужно учиться. В моём случае слушать, как они учатся. И все же некий страх присутствовал в каждой из нас, когда дверь кабинета распахнулась перед нами. В центре комнаты стояла высокая девушка с блондинистыми волосами, собранными в хвост, а все остальные уже заняли свои места. Мисс Кларк так же находилась в центре, по все видимости, представляя девушку. Новенькая. Мы прошли на свободные места, принявшись внимательно рассматривать незнакомку: светлые волосы, округлое выражение лица, большие зелёные глаза, стройная фигура и собственная гитара в руках. Да она больше похожа на модель, чем на музыканта. Не скрывая восхищения, могу сказать, что она очень красивая. — Дженни, Перри, это Джиджи Хадид, новая ученица, — специально для нас представляет гитаристку учительница. Та приветливо машет рукой в ответ, смущённо улыбаясь нам. Я и подруга делаем то же самое в ответ. — Она кажется милой, — шепчу на ухо брюнетке, а та соглашается. — Можешь присаживаться. Итак, начнём с повторения, потому что если вы не тренировались на каникулах, то ничего хорошего сразу не выйдет. Джиджи садится на место… рядом с Зейном. Только в этот момент мы втроем, я, Джен и он, пересекаемся взглядами. При виде давно и слишком знакомого парня невольно касаюсь пальцами губ; в памяти всплывают воспоминания о том поцелуе, завязывая в животе узел, спирая дыхание. После того дня я часто думаю об этом, возможно, слишком часто, чувствую его губы на своих, будто бы это было мгновение назад. Наши взгляды встречаются всего на секунду, пропуская сквозь тела молнии. Он выглядит не слишком хорошо, что подтверждает общую проблему со сном. Пакистанец улыбается новенькой, присоединяясь к уроку. Похоже, сидящую рядом Филдс вообще никак не интересует повторение аккордов и прочих элементарных для музыки вещей, она слишком занята краем кофты. Понимаю, как нелегко находиться ей сейчас здесь… Всем нам. Вся эта ситуация похожа на бомбу замедленного действия, готовую взорваться в любой момент, и результат нельзя предсказать. Дженни и делает вид, что ей все равно, и она увлечена уроком, абсолютно не понимая, что таким образом не скроет действительности. Её взгляд для него никак не изменился — это ещё один фактор, выдающий девушку. От неё веет напряжением и дискомфортом. Кажется, если прикоснуться до неё, то можно почувствовать удар в тысячу вольт. Да что там, Филдс даже моргала через раз, что говорит о беспрерывных раздумьях. — Думаю, каждый должен что-нибудь исполнить сейчас. Хм… Устроим что-то вроде маленького концерта в честь начала нового учебного года! — поправляя очки, восклицает мисс Кларк. — Дженнифер, спой нам что-нибудь, милая. Замявшись, брюнетка сжала пальцами стул, опустив голову, в то время как над всеми нависла выжидающая пауза. Я хотела было коснуться её плеча, спросить, в чем дело, хочет ли она выйти попить или просто на свежий воздух, как вдруг девушка резко подрывается с места, хватая гитару и садясь в середину зала. Все так же с опущенной головой, она заиграла, нахмурив лоб так, что между бровей появилась глубокая морщинка. Это означало напряжение, безысходность, все чувства одновременно, собравшиеся в ней. «В моем сердце бардак из-за тебя, милый, Теперь там мрачно и уныло. Но любовь не справедлива, И я клянусь, Что на этот раз, Это конец. И я не могу продолжать врать, Врать самой себе, Я думала ты и вправду влюблен в меня, Но ты никогда меня не полюбишь. Это уже слишком много, чтобы терпеть, Так что я клянусь, Что на этот раз, Это конец*». И как только броские, слишком прямые слова без намеков закончились, девушка встала с места, положив гитару на стул, схватила свои вещи и вышла за дверь, оставив за собой ошеломленную тишину; твёрдо сказанная (даже не спетая) последняя строчка до сих пор звенела в ушах. Она высказала что хотела, не выдержала и нанесла ответный удар. — Дженни, постой! — выбегаю следом, пытаясь догнать уходящую на улицу подругу. Она останавливается, лишь сойдя с крыльца, разворачиваясь ко мне. Ни слёз, ни красных щёк. Её лицо ничего не выражает, кроме холодного пугающего безразличия. Она выжидающе смотрит на меня пустым взглядом, заставляющим немного растеряться. Это состояние — тихая истерика, происходящая лишь в голове и никак не отражающаяся снаружи, она бывает намного тяжелее обычной, когда человек выбрасывает все на окружающее, а не держит в себе до тех пор, пока не взорвётся. — Ты правильно поступила, Джен, — неуверенно произношу, пробегая взглядом по её лицу снова и снова, ожидая хоть какой-нибудь реакции. И только спустя минуту Дженнифер лишь шумно выдыхает, еле заметно кивая и поджимая губы. — Я хочу домой… — это были единственные и последние слова за остаток дня, которые мне довелось услышать от неё после выхода из кабинета музыки. Запуская первым домой радостного Хатчи, снимаю пальто и туфли. После прогулки этого малыша не успокоить! Он бегает из стороны в сторону, виляя хвостом и иногда лая. Мне нравится видеть его таким беззаботным и жизнерадостным, полным, кажется, бесконечной энергии, ведь Хатчи один из той малой доли лучиков света, все ещё согревающих меня. Те люди, не ценящие животных, просто на просто не понимают счастья иметь рядом маленькое существо, пусть и не отвечающее, но уж точно понимающее тебя. Если у тебя есть любимый питомец, то есть и якорь в разноцветной палитре. — Пойдём. Ты, наверно, проголодался, парень? — рыжий щенок, слегка наклонив голову на бок, что выглядело весьма забавно, заставило улыбнуться. — Знаешь, я тоже жутко голодна. Вот тебе хрустяшки, bon apetit, Хатчи! Вспомнив про остатки сырного печенья, иду в комнату, где вчера оставила их. Как бы папа не пытался отучить нас с Эдди есть только в пределах кухни — ничего не вышло. В комнате, или перед телевизором в гостиной намного вкуснее есть, с этим ничего не поделаешь. Оглядываю все полки и любые горизонтальные поверхности в поисках лакомства, пока не нахожу его на полке с дисками. — Думали спастись? Ха! Вас ждёт та же участь, что и другую половину упаковки, — глупо выглядело со стороны, но кто-нибудь обязательно бы подметил, что я сейчас похожа на Голлума из «Властелин колец» Подняв глаза на полку, вдруг замираю, словно под гипнозом; воспоминания атакуют, проецируя все буквально перед глазами: «Этот реферат с трудом даётся нам, но, не смотря на всю сложность его написания, мы с Зейном дурачимся, шутим и постоянно отвлекаемся по пустякам. Мне, конечно, эта работа и даром не нужна, чего не скажешь о парне, попросившем помочь с ней уже как два с половиной часа назад. — Можешь потом не винить меня за то, что тебе поставили не зачёт, Зейн, — безуспешно пытаясь сделать серьёзное лицо, предупреждаю его в тысячный раз, на что он заказывает глаза снова. Хитрая улыбка никак не сползает с его губ. — Смотри, Аристотель понимал душу, как движущее начало, но утверждал что сама душа не может двигаться. Он различал четыре вида движения: возникновение и уничтожение, качественное изменение, количественное изменение, перемещение. Он кивнул головой и сделал записи на своём ноутбуке. И лиге сейчас мы по-настоящему начали работать над темой, обсуждая, споря, находя нужную информацию в Википедии. Ещё через полтора часа реферат по философии был готов, а мы — измотаны. — Спасибо огромное, Перри! За мной должок. — Три, нет, пять шоколадок Баунти, сэр. Состроив ироничную гримасу, брюнет поднялся с кровати и потянулся, начав бродить по комнате. — Какой твой любимый альбом? — рассматривая полку с CD дисками Тейлор Свифт, спросил Зейн. Это моя личная коллекция всех её дебютных альбомов, которую я собирала на протяжении девяти лет и которой очень горжусь. Тейлор Свифт всегда остаётся моей любимой исполнительницей, потому что я слушаю её почти половину жизни, только она по-настоящему знает, как успокоить или развеселить меня. — Не знаю… Они все мои любимые. Не могу выделить какой-то особенный. — Почему? — взяв в руки „RED“*, продолжил расспрашивать он, будто бы ему действительно это интересно. Немного поразмыслив, я ответила: — Потому что они всегда были рядом. Во всякие периоды моей жизни и каждый помог мне с чем-то справится. На этом вопросы брюнета внезапно иссякли, кажется, ему больше не интересно знать что-нибудь об этом. Он просто стоял и смотрел на обложки дисков, опуская на комнату пелену весьма уютной тишины. Иногда тишина бывает напряжённой или раздражающей, но эта какая-то особенная. Ты молчишь, но не чувствуешь молчания. Будто бы телепатически говоришь с другим человеком на непонятном мозгу, но понятном душе языке. — Я постараюсь, стать одним из этих дисков для тебя, — наконец повернув голову в мою сторону, вполголоса пообещал Малик. Сердце екнуло на мгновение, будто бы прямо сейчас я испытала страх, но нет, это вовсе не страх, а нежное ощущение заботы. Опустив голову, искренне улыбаюсь, повторяя в мыслях эту фразу снова и снова. Она несёт тепло, согревающее душу. — А у тебя было что-нибудь подобное? Что помогало держаться на плаву в трудные моменты? — Да. Но это секрет. Только не смейся, я веду дневник. Когда мне плохо, я пишу туда мысли, переживания… Он как мой надёжный собеседник, понимаешь? Сказанное им приятно удивило меня, ведь я и сама веду дневник, это и, правда, необходимая вещь. — Я бы и не стала смеяться. В этом нет ничего постыдного. Я рада, что ты поделился со мной своим секретом. Зейн? — он оборачивается на меня, без слов задавая соответствующий вопрос. — Я попытаюсь стать для тебя ещё одним дневником.» Слегка качнув головой и проморгавшись, замечаю, что держу уже не печенье, а тот самый CD «RED», попавший тогда в руки пакистанца. С какой-то нежностью проведя кончиками пальцев по пластиковому коробу, обнажаю красный диск, желая поставить его играть. Да, он действительно бесценен для меня, модно сказать, как библия для верующего — я нуждаюсь в этой музыке не меньше. Вставив современную версию пластинки в дисковод ноутбука, замечаю во внутреннем уголке подкассетника свернутый клочок бумаги; в горле тут же пересыхает. Не помню, чтобы прятала сюда что-нибудь. С большим любопытством и утаенной дрожью достаю её, не спеша разворачивая. «Ты открыла мне частичку себя, а я открою тебе свою частичку» — гласила мелкая надпись на лицевой стороне. Небольшой кусочек был аккуратно исписан, каждое слово старательно выведено, будто бы это важный документ: «Неужели ещё остались бесстрашные дурочки, способные вытащить избитого громилами парня, распугать из звонком в девять один один, и заставить его поехать в больницу против собственной воли? Что ж, если эти дурочки до сих пор существуют, то для чернеющего мира не все потеряно." Датировано пятым декабря прошлого года. В этот день случилось все, о чем он написал, назвав меня тогда бесстрашной дурочкой. Этот клочок бумаги — обрывок из личного дневника Зейна. При мыслях о том, какое значение имеет эта неожиданность, какой скрытый смысл оно в себе несёт, невольно спирает дыхание, губы слегка выпирают вперёд и начинают подрагивать. Прямо сейчас я ощутила самую сильную тоску по его обществу, сильное желание провести хоть пять минут так, как раньше. Мне слишком сильно не хватает того, чего уже никогда не будет. Кажется, нашей компании было отведено слишком мало времени. Открыв в гугле вкладку твиттера, нахожу нашу с Маликом переписку, без раздумий печатая: «Когда ты успел?» Ответ пришел лишь на следующее утро: «Какая разница?» «Это цитата из твоего дневника, верно?» «Да». Зейн отвечал не сразу, не так, как обычно. Что-то происходило с ним, конечно, не трудно догадаться, но все же это заставляло беспокоиться. «Что с тобой?» «Я устал». «От чего?» «Видеть звезду, но не иметь возможности взять ее в руку.» И, конечно же, в эту секунду мы поняли друг друга… * - строчки из песни британского герлз-бенда Little Mix - The End из третьегостудийного альбома «Get Weird» **«Red» — четвёртый альбом американской кантри-певицы Тейлор Свифт, изданный 22 октября 2012 года.