Ошибочное счастье

Иногда забываешь, каково это — праздновать собственный день рождения. Получать подарки, видеть весёлые лица близких людей, чувствовать приятное тепло внутри. Ты будто бы становишься маленьким ребёнком, искренне верующим в большие чудеса. Человек растёт, но это чувство всегда присутствует в нем в такой день. Я сожалею, что отказывалась собираться вот так в предыдущие годы. И даже те праздники, на которых так настаивала Дженнифер тогда, не сравняться с этим. Он вызывает во мне искреннюю радость. С начала вечеринки (если это так можно назвать) прошло примерно два часа, мы все уже достаточно выпили шампанского, а когда родители с братом ушли, достали ещё и виски для особого случая. И этот особый случай не оставил их стоять в одиночестве ещё неопределенное количество времени. Мы смеялись, подшучивали друг над другом, носились по всем комнатам квартиры с подушками в руках, даже разбили статуэтку моей любимой китайской кошки в спальне, но кто думает о трагичной судьбе статуэтки, когда ему невообразимо весело? Прямо сейчас Николь со всего размаху швыряет подушку в меня, задыхаясь при этом от дикого смеха с редким похрюкиванием. Мягкий предмет попадает мне в плечо и пораженно падает на пол, как вдруг с другого угла летит ещё один с точностью попадания в голову. Довольный Малик подходит к Мэрин и даёт ей победное «пять». Значит, сговориться решили? Со скоростью света мы с Дженни переглядываемся и делаем то же самое с противниками. — Это война! — визжит брюнетка, уворачиваясь от летящего снаряда. Боюсь, соседи будут просто вынуждены вызвать полицию. Скорее всего мой праздник больше напоминает день рождения пятилетней девочки, а не двадцати двухлетней девушки. Обычно, молодые люди нашего возраста идут в крутой клуб и отжигают там до самого утра, но это не мой случай. В какой-то момент мы разделяемся по парам противников и разбегаемся в разные стороны. Я и не заметила, как стала воевать с Зейном, а не с Никой, но сути не меняет. Вражеская сторона все ещё пытается противостоять. Мы добегаем до ванной, где как раз конец коридора, я держу рукой игрушечного пингвина, а пакистанец находится спиной к стене. — Готов сдаться, смертный?! — наигранно воплю я. — Никогда! — Тогда получай! Но полёт игрушки в живот прерывает рука Зейна: она тут же ловит его. Какое-то давно забытое ребяческое разочарование щекочет грудь, обида от того, что я не попала, а он испортил мой бросок. Это не честно! И что же мне делать? Бежать? Вздернув брови, с хитрой ухмылкой парень приготовился кидать обратно в меня несчастную игрушку, я уже приготовилась бежать и уворачиваться, словно японский ниндзя, но все его планы в один прекрасный момент портит Хатчи: щенок, весело виляя хвостом из стороны в сторону, подбегает ко мне и звонко тявкает, показывая розовый язычок. Он тут всего ничего, а уже считает меня своим другом. — Спасибо, дружок, что спас меня от злющего Зейна, — схватив питомца, намеренно пробормотала я, подняв затем глаза на самого Малика. Игриво ухмыльнувшись, он сделал шаг навстречу и стал гладить щенка, улыбаясь при этом настолько искренне, что я невольно засмотрелась, затаив дыхание. Такие улыбки редко можно встретить: тонкие розовые губы, белоснежные зубы, маленькие складочки в уголках глаз и рта… полное обезоруживание в сотне метров от себя. Очнись, это не правильно, визжал доставучий здравый смысл. Заткнись, я всего лишь смотрю на его улыбку, тут же отвечаю ему. — Он такой смешной, — вырывает меня из монолога Зейн, продолжая играться с Хатчи, который начинает задорно лаять. — О, да ты большой и страшный сторожевой пёс! Я и он начинаем хохотать. Так хорошо чувствовать себя легко. … рядом с ним? Не зная зачем, я набираю в лёгкие много кислорода… «Ты удивительный» …но вместо каких-то возникших и тут же испарившихся слов просто выдыхаю. Тот самый здравый смысл и мозг будто бы сговорились, отключившись от связи со мной! Что я несу, пусть даже в своей голове, но сути не меняет! Я не могу сосредоточиться на мыслях и словах, потому что неподалёку визжат подруги, и что-то снова разбивается. — Упс! Прости, Пезз! — сквозь смех выкрикивает Филдс. Вздохнув, возвращаюсь к реальности, замечая, что черноволосый тоже смотрит на меня; притупляю взгляд на собаку… от смущения. — Думаю, нам стоит вернуться, — обернувшись на гостиную, излагаю я. Зейн кивает в ответ, разворачиваясь на пятках к гостиной, будто бы пытаясь сбежать от чего-то. Значит, он тоже почувствовал это? Ночь стремительно пронеслась мимо нас, оставляя напоследок самую невероятную часть праздника — рассвет. Схватив махровые пледы, мы все дружно поднялись на крышу, чтобы встретить восходящее золотое светило. Летний рассвет всегда особенный, по-своему прекрасен, завораживающий. Дремлющий Лондон простирается до самой линии горизонта, касаясь постепенно пробуждающегося солнца. Нежные краски акварели неторопливо разлились по небу, прогоняя ночную мглу, задувая последнюю звезду. Все вокруг кажется безмятежным и настолько гармонирующим с внутренним миром, что можно на физическом уровне ощутить спокойствие и уют. Рождается новый день. Никто даже не перешептывается, будто боясь нарушить все то, что окутывает его. Мне кажется, что если бы люди не видели мир приукрашенным в своих цветах, то тогда им быстро бы надоели однообразные города и рассветы, не имеющие своих особенностей. — Они такие милые, — слегка толкнув меня плечом, еле слышно выдыхает Николь. Я оборачиваюсь на сидящих позади нас Дженни и Зейна. Пара, сминая губы друг друга, перекрывая себе кислород, целуются. Это происходит как-то по-детски, настолько нежно, что можно подумать, будто бы они боятся навредить возлюбленному или быть отвергнутыми, словно это их первый поцелуй вообще. Настолько чувственно, что с этим не сравнится никакой слезливый роман. И в эти мгновения я чувствую покалывание сердца, больше похожее на его разрушение, но это не оно, нет. На самом деле, я не могу объяснить того, что творится со мной сейчас, не могу даже подумать о чем-то подобным, когда смотрю, как мои влюбленные друзья целуются в паре метров от нас. Нет, конечно, это происходило и раньше, но я не заостряла внимание. Нечто необъяснимое во мне переворачивается с ног на голову, попутно разбивая хрупкие предметы, не выдержавших таких изменений. Они так любят друг друга… Искренне и сильно. Я на самом деле очень редко встречала такое явление. Уж не могу судить по мне и Декстеру, но такой искры не было между нами, теперь я понимаю это. Я наблюдаю за ними, как и русоволосая подруга, не скрывая этого, потому что не могу оторвать глаза, остановить ход мыслей, бегущих подобно стрелкам часов. Пара разрывает поцелуй, улыбаясь друг другу, а я спешу отвести взгляд, очнувшись от гипноза. В какой-то момент ко мне приходит осознание того, что внутри образовалась пустота, нет сил больше смотреть на влюбленных. Понимаю, что все это время мой взгляд был обращен не на картину в общем, а на отдельную его составляющую. — Думаю, мне пора домой, — поднимаясь с земли, пробормотала Мэрин. — Нам нужно хорошо выспаться и протрезветь, согласны? — все согласно закачали головами, вставая на ноги и толпясь возле входа обратно в здание. Я молча брела сзади, нацепив полуулыбку, хотя улыбаться мне совершенно не хотелось, моя голова терпела штурм осознания и признания самой себе. Мне и Мне давно нужно было обсудить то, о чем я даже думать не осмеливалась. Поблагодарив друзей за праздник, мы распрощались; дверь тихо хлопнула, оповещая об окончании вечеринки, любого веселья на сегодня, сообщая о том, что в квартире остались только я и Хатчи, который давно свернулся клубочком в своей новой корзинке где-то в спальне. После последнего поворота ключа в заочной скважине я окончательно разбилась. Я поняла, что не любила Декстера и на четверть так же, как Дженнифер любит Зейна. Та, так называемая любовь, теперь больше походила на театральную постановку или детскую привязанность. То, что я чувствовала рядом с Миллером ничто по сравнению с каждым взорванным салютом в груди рядом с Маликом. «Рядом с Маликом» — повторило будто бы нарочно сознание, удушая комом в горле, ведь давно пора признать… Но я не могу! Нельзя. Ты испытываешь к нему чувства, подкидывает внутренне Я снова, и оно право. Оно всегда право, просто признать это не всегда хочется. Мне нравится Зейн, наша невидимая нить, связь, схожесть и энергия, которую он излучает. Порой я чувствую нужду «в нем», обобщая до уровня «в друзьях». Слезы начинают наворачиваться на глаза, который раз за неделю, создавая ощущение океана внутри меня. Невольно начинаю подавлять все то, о чем думала ещё секунду назад, ощущение огня в груди. Не замечая того, я начинаю излечиваться инстинктивно, пытаться вновь выстроить ту стену, что была до встречи рассвета. Крыша дома начинает казаться мне мистическим местом, потому что именно там происходят все те вещи, от которых я становлюсь другим человеком на длительное время. Он не должен узнать. Никто вообще не должен узнать об этом, а мне следует подавить в себе это растущее чувство, ни к чему хорошему оно не приведёт. От чувств одни только беды… Почему у меня такое чувство, будто бы я совершаю преступление, признаваясь себе в этом? Будто бы стреляю в упор… своей лучшей подруге… Нет, это просто очередная порция бреда из-за выпитого алкоголя, вот и все. И этот плач наверняка тоже побочный эффект. «Побочный эффект твоей глупой влюбленности». Я не могу быть влюблена в Зейна, просто дружеская симпатия. Как же я ненавижу себя за эти жгучие мысли… Это все алкоголь, повторяя самой себе, встаю с пола и ухожу на кухню, промочить высохшее горло. Лучи солнца игриво переплетаются на стенах, а я все ещё не легла в постель… «Мы практически идентичны душой, не можем дополнять друг друга, поэтому и быть вместе будет казаться хорошей идеей только по началу. Но потом отношения больше будут походить на разрушение. Я знаю… — Перри»