Постепенно

Андерсон благодарил за прекрасную работу. Прекрасную работу, ага? Вега не нанимался ей в психологи. Он несколько раз просил, нет, настаивал четыре месяца назад на том, чтобы к ней приставили специалиста, но Андерсон только и отвечал, что если Шепард сама себе не поможет, то ей, пожалуй, никто не поможет. Теперь он благодарил его за хорошую работу. Ага, как бы не так. Он-то тут особо ни при чем. Дважды к капитану наведывался адмирал Бог-знает-кто. Вега пару раз видел его на экранах, но, похоже, он был тем еще мудаком, этот адмирал. Вега особо не трудился запомнить его имени. Пожалуй, Шепард больше подошло бы это звание. Адмирал Бог-знает-кто попросил Вегу покинуть комнату. Черта лысого. Ему запрещено оставлять Шепард наедине с кем-либо, кроме адмирала Андерсона. Да и об этом тоже лучше лишний раз не распрастроняться. – Не дозволено, адмирал, – пожалуй, его тон слишком сильно соответствовал образу мысли: «Поцелуй меня в жопу, ублюдок». Бог-знает-кто попытался убить Вегу взглядом, но в сравнении с тем, как это умела делать Шепард, его взгляд сошел бы за болючий укол в задницу. Шепард не блистала особой дружелюбностью, но не бросалась с криками и не пыталась убить незваного гостя. Считай достижение. Она скорее была отстранённо спокойной. Просто не брала все близко к сердцу. Оба раза они говорили о жнецах и коллекционерах. Адмирал наседал, требуя дополнительных доказательств, Шепард спокойно парировала любые нападки. С каким-то её особым даром убеждения. По крайней мере Джеймсу казалось все чертовски убедительным. – Так вы утверждаете, что коллекционеры собирали людей, чтобы создать нового жнеца, который имел бы человеческий облик? – Бог-знает-кто втупился в экран блока данных, не соизволив поднять взгляда на Шепард. – Так точно, адмирал. И позже: – Согласно с вашими отчетами, доктор Кенсон пыталась вас убить. Будучи под влиянием некоего артефакта Жнецов? – в его голосе слышался сарказм. – Так точно, одурманена, – таким голосом обычно отвечают, когда уткнуться в экран, вычитывая новости в экстранете, а с кухни зовут есть. Тотальное безразличие. Отстойно, пожалуй, когда все, что ты можешь предоставить в качестве доказательства – это свое честное слово. Джеймсу с трудом удавалось контролировать себя, чтобы не влезть в их милую беседу. «Успокойся, парень, эта валькирия сама с кем хочешь разберется». Вега закрывал глаза и подключал воображение: кулаком или коленом, чем лучше ему расквасить нос. Коленом, надо полагать, эпичнее. Шепард справлялась сама. Собирая всю волю в кулак, отвечала с достоинством, но после выглядела вымотанной и просилась на воздух. – Неплохо ты его, а? – Вега хлопнул увесистой ручищей по плечу Шепард, когда они сидели в тени клена. Она не шелохнулась, будто его рука была перышком. Можно только представить к каким дружеским пинкам она привыкла с двумя кроганами на борту. Благо дело не одновременно. – Херня все это, Джеймс. Он не верит мне, никто мне не верит. Мы не готовы, а они близко. Мы умрем. – Остается надеяться, что этот ублюдок умрет первым, – Вега оскалился глядя на Шепард, но тут же потух. Он хотел её развеселить, а на ней лица не было. Черт, ну хоть бы улыбнулась, честное слово. Он же ради неё старался. – Нельзя его винить, – Джеймс решился на вторую попытку ободрить капитана. – В такое трудно поверить, пока не увидишь собственными глазами. Я бы на его месте тоже не верил – Ты так говоришь, будто ты… Погоди-ка… Шепард посмотрела на Вегу сощурившись. Так можно было смотреть, когда раскрываешь секрет, куда деваются твои любимые овсяные хлопья, но едва ли этот взгляд подходил в данной ситуации. Он отводил от неё взгляд и, пожалуй, слишком сильно себя выдавал. Он мог спокойно откинуться на спинку скамейки, сложить руки на груди и усмехнуться: «Не, Шеп, я простой морпех, что я такого мог видеть собственными глазами». И обязательно насмешливо фыркнуть. Как можно более презрительно. Она бы не поверила, но точно приняла бы его игру. Теперь он в тупике. Идиот, спалился. – Я простой морпех, Шепард. – О, не заливай мне здесь! – перебила его капитан. – Что ты видел? Что ты знаешь? Теперь я должна знать и я не отстану, ты знаешь. Вега поднялся на ноги и направился ко входу в здание. – Да пожалуйста. Сколько хочешь допрашивай. Я тебя даже не слушаю. Шепард поднялась и последовала за ним. Он знал, она в самом деле не отстанет, она не даст ему покоя. Джеймс ненавидел себя, её, конченого адмирала, всех на свете. Ему хотелось напиться и лечь спать, хотя едва ли теперь можно было рассчитывать на спокойный сон. Она доканает его даже в ирреальном мире. – Вдруг это важно, черт возьми! – не унималась Шепард, когда они переступили через порог её комнаты. – Ничего нового я тебе все равно не поведаю, поверь мне! – Прошло уже, как минимум 6 месяцев. Или больше? Годы? А ты все молчишь? Что с тобой не так? Вега долго молчал. Он смотрел на Шепард исподлобья и невольно сжимал руки в кулаки. Внутри него накипало. Он был неньютоновско жидкостью. Она жмет на него, а он оказывает сопротивление. И чем больше она требовала от него ответа, тем яростнее он боролся с тем, чтобы ни слова лишнего не вылетело из его уст. Все, что он мог, это контратаковать. Контратаковать гребаную валькирию. – Да ладно, это ты мне будешь говорить? У каждого свои демоны в голове, капитан. Ты четыре дня провалялась мордой в спинку дивана и почти не ела, и ты мне после этого будешь говорить, что со мной не так? Ха! – Со мной обошлись, как с дерьмом, Вега! – Шепард шипела змеей, со злобой и агрессией проталкивая воздух сквозь сжатые зубы. – Я спасла жизни каждого в гребаной галактике, а меня лишили всего. Как тебе, а? – Зато со мной не обошлись! – выпалил Вега, будто соревнуясь в том, кому досталась хуже участь. – И в этом все дерьмо. Из-за тебя погибает сотни людей, а тебя называют героем. Что это за хуйня!? Джеймс что было мочи стукнул сжатым кулаком в стену и с силой вытолкнул воздух из легких, опустив голову. Он чувствовал шестым чувством удивление Шепард. Он был поражен не меньше. Он не собирался ничего говорить. Он не хотел. С чего это слова сами вырвались? Черт! Он ненавидел себя. Ему не хватало силы поднять голову и посмотреть на Шепард. Черт! Черт! Блять! Дышать было трудно, но мысли были на удивления ясными. Он просто прикидывал, сколько теперь ему нужно алкоголя, чтобы не думать о том дерьме, которое только что произошло. И главное, ни слова больше. Джеймсу оставалось надеяться, что ей хватит такта больше не пытаться расспрашивать его. Не поднимать головы, пройти в дверь и скрыться в своих апартаментах дальше по коридору. Он сделал шаг вперед, но Шепард не пропустила его. Вега попытался обойти её, но она обвила руки вокруг его талии и уткнулась лбом ему в грудь. – Прости, – шепнула она. Черт! Джеймсу стало не просто трудно дышать, каждый вдох отзывался в груди ноющей болью, будто легкое у него было пробито. Твою мать! Не зная, что ему делать, Вега обнял её и механически, совершенно бездумно, стал поглаживать её волосы – мягкие и льющиеся, струящиеся под пальцами. – И все ради информации, которую ты совсем скоро добыла и без моей помощи. Шепард шикнула на него. – Не надо, Джеймс. Ничего не говори. Вега зажмурился и стиснул зубы. Толку больше не было молчать. Он чувствовал, как боль проникала в него. Та боль, которую он изо всех сил, усилием одной воли держал подальше, в укромном уголке, теперь разливалась по телу и заполняла каждую клетку черт знает для чего живого организма. – Люди, которые ждали моей помощи, я предал их, – теперь он не унимался. Теперь ему не было мочи молчать. Шепард прижалась к нему сильнее и закрыла ладонью Джеймсу рот. Вега пытался отстраниться: убери, убери! прекрати, что ты делаешь, но Шепард прижимала ладонь крепко. Только когда он перестал сопротивляться, она убрала руку и, мягко проведя по щеке, обняла за шею. Вега чувствовал себя плохо. Он чувствовал себя хуже некуда. Если бы он мог заплакать, он бы давно заплакал. Было бы лучше. Но все, что он мог, это кусать до боли губу и прижимать с бессознательной силой к себе тело, которое льнуло к нему. Вега пытался мысленно сосредоточиться на чем-то: он не ждал от неё такого, у неё мягкие волосы и приятно пахнут, ей не больно в его крепких объятиях? Ни одна из мыслей не задерживалась в его голове и проносились мимо, как окна мимо проносящейся подземки, и мешались со старыми воспоминаниями, с болью, с ненавистью. Она первая подалась вперед, сделала едва уловимое движение, так мастерски и по-женски. Их потянуло друг к другу с силой сингулярности. Вега с силой прижался губами к её губам и пару секунд прочти ничего не чувствовал кроме собственной силы. Она же в противовес мягко гладила его по затылку, шее и мускулистым плечам. После секундного замешательства, она языком провела по нижней губе Джеймса, и он ощутил, как к солнечному сплетению подступил ком, горячий и требовательный. Шепард целовала его нежно и мягко, но ему не хватало этого. Джеймс обнимал её крепко, сминая одежду и кожу на талии. Он чуть склонил Шепард назад и жадно целовал её. Она уступила ему, подчиняясь его страсти. Джеймс кусал неё за нижнюю губу до боли, и Шепард всем телом прижималась к нему и жадно вздыхая. Он тут же зализывал место укуса и проникал языком ей в рот, отглаживая кончиком спинку её языка. Она толкалась немного жадно и сплетала их языки. И снова он с силой и страстью целовал её губы и в этот раз она, не давая форы, покусывала его нижнюю губу. Твою мать! Что он творит! Что он здесь делает! Он не хотел этого, он не хотел ей ничего говорить, он собирался пойти к себе и напиться, и что теперь? Он целуется с самой капитаном Шепард. Насколько он близок к тому, чтобы уложить её и трахнуть со всей силой и отчаянием? Нет-нет! Черт! Боль не глушат так. Это не его стиль! Он должен остановить это. Он должен пойти и напиться до беспамятства. Взять себя в руки стоило больших усилий. Он аккуратно, предельно выверяя силу, толкнул Шепард в грудь, не больше, чем для того, чтобы она отступила на полшага, ошеломленная, облизывающая искусанные покрасневшие губы. Ей было больно, он знал. И мог побиться об заклад, что только сейчас заметила это. Он не рассчитывал силы и это могло быть чревато. Мудак! Идиот! Дебил! Он чувствовал моральную неудовлетворённость содеянным. Жаркий комок у солнечного сплетения чувствовал физическую неудовлетворенность. С каждой секундой все становилось только хуже. Война всех самых отвратительных чувств, которые можно только представить. – Прости, – прохрипел Вега, надеясь хоть как-то утихомирить бурю внутри. Не помогло, как бы не сделало хуже. За что он извинялся? За то, что целовал её? За то, что остановился? Он почувствовал себя самым большим идиотом на земле. Рука сама взмыла к лицу, Джеймс хлопнул себя по лбу и тихо ругнулся: «Блять». Он уже не видел выражения сострадания, которое выражало лицо Шепард, он опустил голову и почти выбежал из комнаты капитана и бросился к двери своих апартаментом. Вега бросился к шкафу с выпивкой, свои скромные, но крепкие запасы. Его трясло мелкой нервной дрожью. От нетерпения он с трудом открыл бутылку ирландского виски – старый подарок, такой ему был не по карману. Руки не слушались, стакан выскальзывал из рук и катался по столу, нервируя Вегу. – Нахуй! – в ярости закричал Джеймс, крепко схватил стакан и отправил в стену. Со звоном осколки посыпались на землю и заблистали острыми углами на полуденном солнце, заглядывающем в окно. Вега с горла сделал порядочное количество жадных глотков и жидкость обожгла горло. Он закашлялся, поперхнулся и выронил бутылку из рук. Дорогостоящий алкоголь полился на простой и скромный ковер. – Твою мать, – откашливаясь прохрипел Вега и пнул в сердцах бутылку, которая откатилась к двери. Джеймс почти без сил повалился на жёсткою кровать. Он пытался сообразить, что произошло. Что заставило его говорить, если еще с минуту назад он чётко решил молчать? Куда делся его контроль? Что, черт возьми, эта гребаная Шепард с ним сделала? Да! Да, это она виновата! Это все из-за неё! Вега решил для себя, что виной всему была, безусловно, Шепард, и эта была последняя связная мысль, которая посетила его.