Объясни свою влюблённость

      Это случилось неожиданно, словно озарение от произошедшего. Не в тот момент, когда ваши взгляды пересеклись впервые. Хотя тогда она тоже была в брюках, в какой-то светлой рубашке и, кажется, с хвостом. А может, всё с той же улиткой, — ты не помнишь. В тот вечер, на допросе, ты отчетливо запомнил её глаза. Серые с чёткой окантовкой, смотрящие в тебя. От такого взгляда тебе было не по себе, ты чувствовал себя голым, будто она читала даже то, в чем ты сам себе не признался бы никогда. Но ты не смел отвести взгляда. Ты жадно впитывал всё, что она говорила. Поставленный голос звенел хлеще разлетающегося стекла, но отдавал глухим обухом по затылку. Сейчас ты вспоминаешь это с горькой ухмылкой; тебя давно преследует чувство, что это твоя прошлая жизнь.       Новая началась с вашей второй встречи: с твоего триумфального побега и совершенно не вяжущегося с тобой тем «капитана Ивана Тихонова». И опять это случилось не тогда. Это было не в задымленной душной камере, не в светлом, оборудованном по последнему слову техники кабинету. И даже не через год. Это случилось гораздо позже.       Тогда она настояла на окончании твоего рабочего дня вместе со всеми. Валя, заставшая эту картину, воодушевленно рассказала, какое тёплое закатное солнце, как красиво оно разливает по небу свои краски. И ты, переняв её дух романтики, выключил комп, проверил всю технику и вышел из лаборатории с рюкзаком наперевес. Тотчас утыкаясь в стеклянную дверь начальственного, пустовавшего кабинета.       Рогозину ты заметил у ресепшна, расписывающуюся в журнале. Ты позволил ей выйти за дверь, когда в голову забрела интересная мысль. Солнце ведь! Красивое!       Через несколько минут ты уже сидел в её машине, ёрзая и пристёгивая ремень. Наблюдал за её чёткими и плавными движениями, вдыхал запах её духов, пропитавших салон. Снаружи действительно разливался оттенками алый закат. На подъезде становясь еле заметным из-за горящих огней вспыхнувшего города.       Надо признать, что подобная ситуация имела место и раньше. Полковница порой сама предлагала подбросить тебя то до метро около её дома, то до самой твоей квартиры. Обычно это говорило о том, что ты ночевал в конторе уже ночи три — минимум. И ваши поездки больше сходились к тому, что ты изо всех сил пытался хотя бы не заснуть, едва не клюя носом бардачок.       Сегодня же это случилось по твоей инициативе. И говоря по правде, нагнав Рогозину на стоянке ФЭС, ты уже готов был повернуть в сторону остановки. Но она согласилась — и вот, ты уже пару минут пялишься на неё во все глаза. Ты даже не заметил поначалу, как взгляд приковался к затенённому профилю. Фонари сменяли один другой, светили то белым холодным, то тёплым, то переливались красным и оранжевым. Свет падал на длинные пальцы, крепко сцепленные на руле; очерчивал острые скулы и озорно подсвечивал глаза, кажущиеся оттого бездонно чёрными. А ещё свет бликовал на губах. На пухлых расслабленных губах, полуприоткрытых в улыбке. Ты успел подумать, каковы они на вкус, когда машина остановилась в твоём дворе, и Рогозина ухмыльнулась твоему ошалелому взгляду.       В квартиру ты зашёл, скорее, по инерции, привычно скинул ботинки с рюкзаком на пол, включил свет и холодную воду. Умылся. Посмотрел в зеркало — и в глазах замелькало. Жёлто-алые блики играли на губах, оказавшихся так не к стати во внимании твоих глаз. И всё бы ничего, если бы эти губы так настойчиво резко не вязались с невозмутимым образом Рогозиной. Точнее, с ней никаким образом не вязались кажущиеся неимоверно пошлыми мысли недоделанного хакера. Твои.       Прошло несколько дней, прежде чем ты перестал шарахаться от полковницы, и задумался. Чем обусловлен твой страх смотреть на Галину Николаевну? Ты боишься вновь почувствовать то самое едва уловимое, кое застало тебя в её машине? Или боишься своего равнодушия? Тебе показалось, и ты сам всё додумал? В буфете тебя ловит Валентина. Ты отрешённо жуёшь печенье, выуженное у Холодова, и запиваешь остывшим кофе. Твой вид удручает, и ты не успеваешь переключиться, когда Валя оказывается подле тебя. — Вань, ты не заболел? — участливо трогает лоб ладонью, пока ты давишь подобие улыбки. — снова ночуешь на клавиатуре? — Кофе будешь? — вскакиваешь со стула, меняя тему и надеясь, что Валя поведётся. И это срабатывает. Антонова кивает на предложение о кофе и с укором смотрит, пока ты наливаешь горячий напиток. Осознание ненадуманности собственных чувств приходит с очередным заковыристым делом, спущенным сверху. Ты ловишь себя на мысли о дежавю, когда плечом к плечу с Рогозиной синтезируете антидот к данному вирусу. Полковница большую часть времени проводит в лаборатории, а ты то и дело ловишь себя на неосознанных попытках повторить то вспыхнувшее и горящее. И даже несколько теряешься, не обнаружив того запала. Благо, важное дело на даёт сильно раскиснуть, и ты погружаешься в работу. День настойчиво перетекает в вечер, а потом и в ночь. Когда Рогозина даёт отбой, часы уже отмеряют следующие сутки. На предложение подкинуть тебя до метро ты отказываешь слишком резко. Она просит тебя не засиживаться и треплет по волосам. Тут-то ты и взрываешься, ошалело смотря ей вслед. Тебя кидает в жар, когда входишь в буфет и плюхаешься на диван. Проходит какое-то время, пока ты пытаешься ухватиться за свои ощущения и дать им хоть какое-то название. Но голод и сонливость настигают тебя быстрее. Ты вдруг вспоминаешь, что с утра ничего не ел, но желание поспать оказывается сильнее, и ты ложишься на маленький диван, поджимая ноги и выуживая откуда-то со стороны тёплый плед. Фэсовый. Тебе не везёт, и первой в офис приходит Валя. Ты всегда удивляешься, что она тут делает в такую рань. Ладно ты или Галина Николаевна, да даже Круглов — окей. Но у неё — дети, садик, школа… Сегодня тебя снова накрывают эти вопросы, пока кутаешься в плед и слушаешь валину лекцию о пользе сна в собственной кровати. «Спасибо, что не за клавиатурой», — водружает она и идёт варить кофе. На столе оказываются три кружки дымящегося напитка и ваза с пряниками. Ты не успеваешь удивиться наличию третьей кружки, когда в буфет входит Галина Николаевна. Молча улыбаешься валиной проницательности и неожиданно ловишь себя на мысли, что есть-то и не хочется. Хочется в лабораторию, к компьютеру и пробиркам. И чтобы запах её духов витал в воздухе, и «Иван, пробей это» или «подай, пожалуйста». И чтобы где-то на периферии сознания, уткнувшись в монитор, улавливать такой знакомый силуэт. На этих мыслях ты осекаешься и замечаешь, что в упор смотришь на полковницу. Кажется, не мигая, потому что она вопрошающе и с тревогой смотрит на тебя в ответ. — Я кое-что забыл сделать, — нечленораздельно тараторишь и быстро покидаешь помещение, чуть не разлив кофе. Краем глаза замечаешь подскочивших с мест женщин, и взгляд неосознанно цепляется за раскрытые от неожиданности губы. Кажется, кофе ты всё-таки разлил.       На следующий день вам удаётся раскрыть дело и подобрать антидот. За это время ты несколько раз успеваешь заметить на себе тревожные взгляды со стороны Рогозиной и нарваться на разговоры по душам от Валентины. И если с Рогозиной всё относительно нормально: она предпочитает просто наблюдать за тобой. То вот, что говорить Вале, ты так и не решаешь: врать не хочется, поэтому увиливаешь как можешь. Но сегодня день открытий. И в первую очередь для тебя самого. Сегодня утром ты впервые позволяешь себе подумать о своих ощущениях открыто и без привязки к усталости, недосыпу и прочим факторам своей жизни. Это оказывается так же неожиданно, как и пить кофе за столом на собственной кухне. Обычно ты делаешь это в конторе, либо перехватываешь в киосках. Но сегодня тебе не спится. И так как в последние месяцы твою буйную головушку занимает одна лишь Галина Николавна, ты верно рассуждаешь, что дело в ней. Разговоры о личной жизни полковницы являются, что называется, злобой дня. Конечно, основной состав ФЭС разумно об этом молчит. Но ведь контора постоянно кишит другими сотрудниками, которые не прочь занять мысли чужой личной жизнью. Об этой стороне ФЭС ты узнал, случайно став лишними ушами в разговоре о привязанности майора Круглова. К кому — обговорено не было. Только загадочное «от ненависти до любви». Когда ты смекнул, что речь о Рогозиной, невольно засмеялся. А потом зачем-то несколько дней наблюдал за майором. Неслужебные улыбки, кофе в кабинет, предложения подвезти до дома. Ты счёл себя находящимся в танке. На самом деле, так оно и было. Ты привык следить за Рогозиной, держать уши востро и клавиатуру наготове. И если бы подобное исходило по её инициативе, ты был бы в курсе. Наверное. Тогда всё закончилось уместным «не суй свой нос не в своё дело». Но сейчас дело было как раз твоё. И на место Круглова ты зачем-то нелепо впихнул себя. Улыбки, кофе, предложения… Твоё воображение довольно быстро выдаёт смешную картинку твоих попыток подмигнуть Рогозиной, принося слабо сваренный кофе — это явно не твоя лучшая сторона. Проходит ещё полчаса, пока ты принимаешь общеизвестную истину: сумма меняется при условии замены слагаемого. И какого лешего ты пытался подставить себя на место Круглова? Выходной по случаю выработки нескольких смен подряд пролетает мимо тебя. За своими мыслями ты успеваешь лишь разложить по местам валяющиеся вещи и сыграть пару каток в игре. Холодильник при каждом повторном открывании кажется ещё более пустым, чем в прошлый раз. Решив прогуляться до ближайшего торгового центра, выбираешься в магазин. Телефон звонит неожиданно, ты успеваешь вникнуть в играющую в наушниках песню и даже раздражаешься прерыванию. Валя бегло интересуется, как твои дела и какие планы на вечер. Услышав в ответ ожидаемое «никаких», приглашает к себе на дачу. Рассудив, что это лучший вариант завершения выходного дня, ты резво соглашаешься. И только по дороге к дому Валентины ты вдруг понимаешь, что Рогозина будет там стопроцентно.       Домофонную дверь открывает выходящая жительница дома, поэтому ты просто поднимаешься на нужный этаж и выжимаешь звонок. Открывает тебе Галина Николаевна. В джинсах, футболке, с собранными в небрежный хвост волосами и искренней улыбкой. Ты улыбаешься в ответ и следом проходишь в гостинную.       — Валя за девочками поехала. Сейчас приедут — и на дачу, — она садится на диван и напрягает губы.       Ты улавливаешь это и осекаешься: в открытую смотреть на губы полковницы так себе затея. По венам разливается напряжение, пока ты решаешься сесть рядом с ней. Кресла заняты одеждой и коробками, видимо, для дачи, поэтому иного выбора у тебя нет.       Её губы тёплые и мягкие, ты легко проводишь по ним языком, сцепляя руки на её талии. Она разворачивается к тебе всем телом, и ты кладёшь ладонь на лопатки, подталкивая к себе. Отвечая на твои неспешные поцелуи, она льнёт к тебе всем телом, запускает пальцы в твои волосы. Вы не сразу отрываетесь друг от друга, слыша поворот ключа в замке и весёлый хохот детей.       Твоё наваждение исчезает под крики вбежавших в комнату девчонок. Ты замечаешь, как краснеют уши, а потом и всё лицо. Выдыхаешь, понимая, что Рогозина поднялась навстречу Вале и не видит этого. — Ну что, вещи берём — и по машинам! — командует Валя, поднимая одну из коробок.