Ридины кости

Риду держало ушедшее. Хотела вновь начать писать, ведь раньше выходило так хорошо, так затейливо и тонко, что каждый подмечал её слог. В голове был образ идеальной тетради для сочинительства - толстой, красной, в бархатистой кожаной обложке. Со всем рвением отправляется Рида на поиски тетради, а находит её - старую, потертую, заклеенную детскими наклейками. С зудом в груди пыталась она оторвать эти наклейки - вырвала вместе с куском выцветшей обложки. Прошлое назойливой мухой летает по комнате. Шумом спать не даёт, шумом ничего не приносит, только отвлекает от дел стоящих. Но попытайся Рида выгнать муху, дать простор и волю свежему воздуху - подойдёт к окну, а там разводы, царапины, пятна от жирных пальцев да иссохшие цветы на залитом водой подоконнике. Цветы укоризненно смотрят, а совесть кричит-орет, и бежит Рида в самый дальний угол комнаты, забивается в самый тёмный, сидит там, сгорбившись, спрятавшись, молча. Приедут к Риде родственники на какой-либо праздник, позовут ли на похороны очередного троюродного дядьки - и снова погрузится она в пучину того, что ещё вчерашним рассветом умерло. Спросят про жениха, про детей, про соблюдение постов и битье лбом, дадут дюжину поминальных свечей - и здравствуй, жизнь молодая, юная. И все отдохновение своё Рида тоже держала в прошедшем. Все старое, но любимое когда-то, в студенчестве, в юношестве, в детстве - все хранится бережно, в простыни завернутое и за святыни почитаемое. Дома сидит Рида, сокровища свои перебирает, и невдомек ей, что жизнь та уже ушла давно, что и момент ушёл, осталось лишь будущее да надежда на него - нет! сидит Рида, вспоминает былое, лучшее. И больно, и горько, и донельзя узнаваема мне подобная картина, ах! все прячутся в предков, в генеалогию, думают найти там покой и понимание. Запихнув себя в тесное пространство прошлого, ждут перемен и былинных героев, и не знает никто, что былины уже все слежались на печи и в море утопились, пытаясь нравственность поделить чугунной бороной.