***
1689 год, Салем. Мэри Сибли прекрасна — каждый раз, когда Элайджа встречает ее на улице, у него перехватывает дыхание. Темные кудри аккуратно уложены и скреплены чепцом, локоны струятся по плечам, она неизменно строго и изысканно одета и взгляд ее всегда так ласков… Не будь она замужем, Элайджа бы рискнул ухаживать за нею, но, увы — Мэри благочестива и преданна своему мужу. Чтобы не скомпрометировать ее, Элайджа даже лишний раз не смотрит на нее, потому что в его взгляде слишком явное восхищение невозможно не заметить. — Элайджа, — приветливо улыбается ему Мэри, останавливаясь посреди мостовой и опуская на землю корзинку, которую несет с рынка. — Как я рада вас видеть. Вы давно не заходили к нам. — У меня в последнее время столько дел, дорогая Мэри… — виновато отвечает он, не в силах оторвать глаз от ее милого лица. — Неужели не найдется даже получаса на чашечку кофе в компании добрых друзей? — мягко укоряет она, и Элайджа сдается. Тем же вечером он стучит в дом Сибли, чтобы вновь увидеть ее, чтобы побыть рядом…***
— Я видел, как тебя сожгли на костре в 1692, Мэри, — произнес Элайджа, наконец обретя способность говорить и оправившись от шока, вызванного тем, что женщина, которую он когда-то без памяти любил и которую считал погибшей, нашла его спустя три сотни лет. — Ох уж эта охота на ведьм, — притворно вздохнула Мэри Сибли и в ее темных глазах вспыхнули веселые искорки: — Многим тогда не повезло. Но я… Я была им не по зубам. Они сожгли какую-то несчастную, которой я придала свой облик. Кажется, она работала швеей у… — Я думал, ты мертва, — холодно, почти грубо прервал ведьму Элайджа. — Я оплакивал тебя. — Мне жаль, — сдержанно обронила Мэри, но что-то в ней переменилось, и на одно мгновение она стала похожа на ту самую девушку, которая когда-то улыбалась ему на городской площади Салема. — Значит… Ты новый Регент, — произнес Элайджа, поскольку молчание затягивалось, а игра в гляделки выглядела попросту нелепо. — Новый Регент в городе, который практически принадлежит тебе. — прибавила Мэри веско. — В этом таится какой-то глубокий смысл? — поинтересовался первородный мрачно, ощущая, как в сердце змеей вползает тоска, подгоняемая надеждой. — Предполагалось, что да. — отозвалась Мэри Сибли, улыбнувшись так, словно понимала его смешанные чувства. — Мы столького с тобой не успели, Элайджа… — К примеру, мы с тобой никогда не танцевали, — тихо проговорил вампир, протягивая к ведьме руку. — Окажешь мне честь? — Прямо сейчас? Здесь? — удивленно приподняла бровь Мэри, которая явно этого не ожидала. — Боюсь, что ты снова исчезнешь, — Элайджа притянул ее к себе и прижал тонкую фигурку так крепко, словно хотел проверить, реальна ли она. — О, нет, не на этот раз, — заверила его Мэри, обвивая руками шею вампира. — Я не могу рисковать, — прошептал Элайджа, склоняясь к ее губам. Он целовал ее в последний раз так давно, но все еще помнил вкус ее губ и ощущение ее дыхания на своей щеке. «Ты падешь от руки своей самой большой страсти,» — так предрекла ему провидица Люсьена. Когда Никлаус через некоторое время заглянул во внутренний дворик, то обнаружил Элайджу. стоящим на коленях перед трупом нового Регента новоорлеанских ведьм. Шея Мэри Сибли была сломана, а на губах застыла мечтательная, сладкая улыбка. — Пророчество не должно осуществится, — потерянно пробормотал Элайджа, скользнув полубезумным взглядом по брату. — Я не позволю, Никлаус. Мэри Сибли восстала из мертвых через три дня и пришла за ним с оружием из белого дуба.