Потухшее солнце.

— Что ты сказала? — переспросил Джастин. Господи, что я только что сказала? — Я сказала, что ты мне нравишься. — тихо, вполголоса, пролепетала я. Джастин шумно вдохнул воздух и провёл рукой по своим волосам. — Ну, наконец-то! — он подорвался с места и тут же закружил меня по комнате в объятиях. Затем отпустил, поставив на ноги возле кровати и я вцепилась в его плечи, чуть не упав. — Голова закружилась... — посмотрела я на него, объяснив свои действия. — Ничего страшного. — ответил мне он и поцеловал меня. В поцелуе он повернул нас так, что я стояла спиной к кровати, и повалил на неё. Когда мы упали, он произнёс мне в губы: — Голова закружилась. — и усмехнулся, став спускаться губами всё ниже. Я глубоко и шумно задышала. Но нет, нельзя, не надо сейчас, я не могу... — Джастин... — простонала я. — Да, малыш? — тот оторвался от моего тела и посмотрел в глаза. Господи, они напоминают мне два горящих факела. В них застыло такое желание, что это даже не описать словами. Я не хочу его огорчать, но... — Рано. Я не могу. — я накрыла лицо ладошками, говоря далее сквозь них. — Прости. Я не могу иначе. Тот с досады ударил кулаком в кровать и, ничего не сказав, встал и подошёл к окну. — Джастин, я... Я подошла к нему, он стоял спиной и я не решилась трогать его. Но тут он сам поворнулся в считанные доли секунды и произнёс, шипя сквозь зубы: — Что «Джастин»? Сколько это может продолжаться? Ты мне не веришь? Не доверяешь? Почему я каждый раз вынужден останавливаться? — Я... Мне... Ты не... — заикалась я, затем вздохнула и опустила голову. Неужели он не понимает, почему я не могу себе позволить нечто большее, чем поцелуи? — Ты не доверяешь мне, да? — с горечью в голосе спросил Джастин, положив свою руку на мою щёку и поглаживая её большим пальцем. — Я хочу... но не могу... — я отвернулась от него в сторону изголовья и зажмурилась, только бы не пустить слезу. Я шла домой от подруги. Было уже темно, также не считая того, что я шла через тёмный спальный район. Она жила через два квартала, так что мне не составило труда пройтись сегодня пешком. — Эй, красотка? — на скамье у подъезда сидел какой-то мужчина. Он был явно не с добрыми намерениями. Я подорвалась с места и побежала. — Стой! Куда же ты? — я слышала, как он бежал за мной. Обернувшись, я упала. Господи, почему так всегда бывает? — Ну что ж ты убегаешь? — тут же я почувствовала его грязные лапы на своих ногах. Он лапал меня. Я просто лежала, как загнанная овечка перед волком. Но тут меня осенило, когда тот встал на коленки. Я ударила его в пах и кое-как вскарабкавшись на ноги, убежала домой. Включив в своей комнате свет и увидев себя в зеркале, мне захотелось выть. Я ужасно выгдядела. Ладошки, локти и колени содраны. Виднелись даже струйки крови. Лицо было заплаканным, в глазах застыл ужас. Волосы растрёпаны. Одним словом, я выглядела, как неряха, даже хуже. Никогда больше не буду доверять людям. Из воспоминаний меня вырвал Джастин. Он устал, видимо, звать меня, смотреть. Парень просто опустил голову, обжигая своим дыханием мою шею. Я встрепенулась. — Джастин... — вновь я издала стон. Он поднялся с кровати и, обойдя её, сел на кресло. Получилось так, что он смотрел на мой затылок. — Хм, а видок ничего. — нагло высказался тот. Я посмотрела на себя и поняла, что он говорит про декольте ночной рубашки. Чёрт. Я закрыла его руками, услышав довольный смешок, и встала, обойдя кровать, напротив него. Почему у него так быстро меняется настроение? — Ты не сердишься на меня? — спросила я, надеясь на то, что он скажет «нет». — Я не знаю... Эшли. — он подошёл ко мне вплотную и посмотрел в глаза. — Я не знаю, на что мне сердиться, — продолжил он тихо. — На то, что ты ещё маленькая, или на то, что я такой кретин? — Джастин, ты вовсе не кретин, — я положила ладошки на его плечи, не отрываясь от его шоколадных глаз. — Ты очень хороший человек. Ты много значишь для меня, как единственный друг. Я дорожу тобой и нашими отношениями. — Друг? Отношениями? Что ты имеешь в виду? — тот отошёл от меня на шаг, убрав мои руки со своих плеч. Я смутилась, но продолжила: — Ну... В смысле того, что... Чёрт. Не могу. Не могу ничего сказать. В кого я такая слабая? Из-за кого я такая слабая? — Я неправильно выразилась. На самом деле, я не знаю, как назвать то, что происходит между нами. И, я думаю, что не стоит выходить на новый уровень. Это я сейчас говорила, да? Твою мать. — Ты сейчас серьёзно? Ты и вправду думаешь, что я хочу чего-то большего? — Эшли, спус... Джастин? Отлично. Спускайтесь, я приготовил поесть. — отец как всегда кстати. — Пять минут, пап, хорошо? — попросила я. Джастин тоже хотел что-то сказать, но, видимо, удовлетворившись моей просьбой, благополучно промолчал. — Хорошо, Эш, только давайте быстрее, а то всё остынет. — Конечно, пап. И он ушёл. — Джастин, я... — Что? — тут же отозвался светловолосый. — Я хочу побыть одна. — холодно произнесла я. — Почему? Вот урод. Ещё и спрашивает. — Просто уйди. — прошипела я сквозь зубы. — Si vous saviez combien excédentaire je déjà dit et désolé à ce sujet... (Если бы ты знала, как много лишнего я уже сказал, и как жалею об этом...) И он ушёл, а я так и не поняла, что было им сказано. Но во мне кипела злость. Как он смеет говорить, что он не хочет ничего, кроме дружбы? Хотя это его выбор и, если я не достойна быть больше, чем другом, я смирюсь с этим. С этими мыслями я спустилась на кухню, где за плитой был отец, а за столом уже сидел Джастин. — Пап, я здесь. — подала голос я и села напротив Джастина, неодобрительно посмотрев на него. Тот посмотрел на меня исподлобья и продолжил есть, громко вздохнув. — Хорошо, детка, я сейчас, всё уже готово. — и он подошёл к столу с двумя тарелками, на которых были спагетти с курицей. Мужчина поставил тарелку передо мной и сел за стол, поставив также тарелку перед собой. — Bon appétit. — сказал отец. — Приятного аппетита... — сказала я, но меня, видимо, никто не услышал, потому что тут же вступил Джастин, обращаясь к отцу: — Вы знаете французский? — Эээм... Нет. С чего ты взял? Тот сразу же поник: — Да нет, ничего. Bon appétit. И мы все уставились в свои тарелки. Вечером, когда все занимались своими делами, я лежала на кровати и думала о завтрашнем перелёте. Вместо того, чтобы проводить последние часы здесь с Джастином, я валяюсь и накручиваю себя. Значит, так и должно быть. Да и что мне Джастин? Я за отца должна волноваться! Но... не могу. Я верю, что у него всё будет хорошо, я знаю это. Но, чёрт... А вдруг... Нет. Всё. Будет. Хорошо. Посмотрев на часы после долгих размышлений, я несколько удивилась, что была в себе довольно долго: на часах 21:36. Пора спать. Доброй ночи, Эшли. Завтра у тебя трудный день. *11:30 следующего дня* — Эшли, вставай! Хватит спать! Ты опоздаешь! — звучал у меня над ухом негромкий, требовательный, до боли знакомый голос. Я замычала и заворочалась в кровати. Не хочу улетать. — Эшли, ты слышишь? — Мм... да.. — мычала я. — Почему ты? Где папа? — я, растрёпанная, приподнялась на локти. — У него дела. Он позже с тобой увидится. А у тебя через 5 часов самолёт, собирайся. И он вышел из комнаты. Почему так холодно? Куда делось его это «малыш»? Что ему по голове ударило? Ладно, пустая трата времени, надо собираться. Я встала с кровати и, заправив её, пошла в душ. Высушив волосы, оделась и спустилась вниз. В гостиной сидел на диване Джастин и смотрел телевизор. Я прошла мимо него на кухню и открыла холодильник, достав черничный джем. Сделав тосты, я достала молоко и села завтракать. — Джастин, ты разбудил мою дочь? — слышу я негромкий голос отца. — Да, она на кухне. — сухо ответил тот и на этом их диалог прекратился. Отец вошёл на кухню. — Доброе утро, милая. — И тебе того же, па. — отрезала я. — У тебя плохое настроение? — Да, пап, а чего ты ожидал? — вырвалось у меня. Я перестала есть и лишь посмотрела на него, нахмурив брови. Он промолчал и ушёл из кухни. Вот так всегда. Он всегда прячет голову в песок, избегая трудностей. Через три с половиной часа я уже сидела в аэропорту в ожидании самолёта. Оставалось около получаса и мне уже надоело ждать. «Внимание! Объявляется посадка на рейс «Вашингтон — Женева»...» — услышала я и тут же поднялась с места, чтобы пройти к нужной платформе. Через некоторое время, уже сидя в самолёте, я поняла, что лечу в совершенно другой мир. Я не знаю, что там. Меня это пугает. Но, всё же, здравствуй, Швейцария!