Профессор Селливан и исчадие ада

      Это утро было необычно тихим и спокойным. Важную роль играло то, что суббота, да и кому захочется шуметь в шесть утра? Селливан со вчерашнего вечера ни на секунду не сомкнул глаза. Все-таки, хорошую книгу посоветовала ему миссис Меллоди. И он в это прекрасное утро спешил в библиотеку за вторым томом. Пустые коридоры слабо освещало восходящее солнце. Селливану нравилось это время суток, ещё не утро, но уже и не ночь. Тоже можно было сказать и о том времени, когда дневное светило отправлялось далеко на запад. Шаги мужчины гулкими ударами разносились по величественному холлу и пыльным коридорам. Вот и двери в библиотеку — хранилище знаний не одного поколения. Многочисленные стеллажи, с самого низа и до верха, были уставлены книгами. Ближе к выходу стояли более новые: современная литература, дешевые романчики и прочая ерунда, что так нравится ученикам. На более дальних — классика и научная литература. Вот и нужный стеллаж с мифами и легендами. Первый том благополучно отправился на положенное место, но второго профессор не обнаружил между первым и третьим. Селливан мог поклясться, что позавчера он был здесь, толстый, в коричневом переплете с позолоченными элементами. — Кто же мог его взять? – удивился профессор.       Он медленно шёл вдоль стеллажей вглубь библиотеки; вот книги по анатомии, детективы, раздел философии. Под очередным стеллажом в самом дальнем углу сидела девочка и читала не что иное, как такой нужный ему второй том «Мифы славянского язычества». Профессор, стараясь обратить на себя внимание, подошёл ближе к ученице. Между ними оставалось меньше метра, девочка, уставши, подняла голову и безучастно посмотрела на Селливана. Не сказав ни слова она продолжила читать. Профессор стоял в недоумении. "Оливия? Почему она здесь?" — мысли навязчиво лезли в голову профессора. Не желая оказаться в глупом положении, Селливан развернулся и направился к выходу. Странные догадки вертелись у него в голове, но он не мог собрать все в одну полноценную мысль. Его размышления совершенно не вовремя прервала миссис Каллеэп. — О! Профессор, уже не спите? — радостно произнесла девушка. — Да, как видите. — У меня новости, — заговорщицким шепотом произнесла Каллеэп. — Я вас внимательно слушаю, — профессору всегда приходилось выслушивать миссис Каллеэп, иначе, она пойдёт распускать отвратительные слухи про него самого. — Вы видели новую девушку директора школы? — Простите что? — Что? Она ему в внучки годиться, не сомневаюсь, если ещё окажется, что она не совершеннолетняя, — совершенно не смущаясь, деловитым тоном произнесла профессор биологии. — Каллеэп! Это уже переходит все границы. Если ваши слова дойдут до директора, то боюсь, вы лишитесь места. — Но, ведь это правда! — Я не спорю. Пускай это и правда, но мы не должны обсуждать его личную жизнь. — Пусть будет по-вашему, — раздражённо произнесла миссис Каллеэп.       Профессор поспешил уйти подальше от неё, дабы не поссориться из-за такой глупой темы, как слухи. Последние несколько лет она стала изрядно его раздражать. Но что он мог поделать, простой учитель истории. Впрочем, какое ему до неё дело. Глаза профессора снова потускнели, он предался размышлениям. Ему не давала покоя одна мысль, или же, скорее, это был вопрос: "Почему Оливия Квинси сидела на полу в библиотеке в шесть утра со вторым томом «Мифы славянского язычества»?" И главный вопрос: "Почему именно эта школа?"       Раскрыв дневник, он снова и снова перечитывал запись от 14 сентября 1985 года. Картинки, истории, диалоги всплывали в голове Селливана, так, как будто это было лишь вчера. Перечитывая запись, у него зрела надежда, что он может всё исправить. Он представлял, что сейчас же отложит дневник, встанет с пыльной лавки и сделает все то, на что не решился двадцать лет назад. Но, закрыв дневник, попадал в реальность, вспоминал, как разрушил себя и свою жизнь за такой короткий вечер.       Он снова и снова листает дневник; с одной из страниц срывается бережно вклеенная двадцать лет назад фотография. На ней изображена та, кто сделала его таким. Этот изгиб губ, о котором он бредил ночами. Легкая горбинка на носу придает всему лицу загадочность. Глаза, холодные, бездонные глаза, но одним взглядом согревавшие душу. В темноте, если долго всматриваться в снимок, кажется, что он оживает. Вот она рядом с ним, живая. Они бегут пыльными коридорами школы, солнце приветливо заглядывает в оконные рамы. В её руках полевые ромашки, которые он бережно собирал все утро. Её улыбка освещает серые школьные будни, а смех... Её смех он проносит с собой сквозь время. Да и сколько там прошло времени, разве это имеет для него значение?       День только начинался. Из коридора в коридор переливались детские голоса, солнце тепло, совершенно не по-зимнему, светило сквозь витражи, картины набирались красок.       Темнота уходила. Но только не для Селливана. Тьма всегда была с ним.