Лок'Амон

- Да нас за такое повесят! – взвыл ученик мага, бегая от одного угла своих покоев до другого. Выбежать из комнаты ему не давала Гарона, перекрывшая путь к отступлению, прислонившись к косяку двери. Медив исчез быстрее, чем женщина могла сориентироваться, оставив и ее саму в полнейшей растерянности и ученика в состоянии нервного срыва. - Вас за эту связь, а меня просто за компанию! – мальчик споткнулся о ковер, неуверенно замахав руками. Он был не просто растерян, он был в смятении. В смятении была и сама Гарона, не до конца осознавая, что только что произошло. Отчего такой нелюдимый маг сделал это, ведь, насколько она уже смогла понять, одиночество он любил куда как больше, чем чью бы то ни было компанию, хоть и старался показаться обитателям башни раз в неделю, то казалось больше формальностью, чем рьяным желанием общаться. На лице все еще горел поцелуй от чужих сухих губ, в виде яркого румянца и сердце не собиралось останавливать свой быстрый ход, хотя, казалось бы, надо было уже давно успокоиться. Гул’Дан учил ее пренебрегать велениями сердца и полностью полагаться на холодный разум, но сейчас этого не получалось. Лишь только воспоминания о том, как сквозь пальцы проходили пряди чужих волос, а внос бил запах химических реагентов, вперемешку с серой. - Эх, - выдал вдруг ученик чародея, вновь привлекая к себе внимание. Он был юн, но глупым никогда не казался, наоборот, кажется Кадгар прекрасно осознавал происходящее, рассматривая женщину чуть грустным взглядом. – Главное... чтобы некоторые вещи никогда не выходили за пределы башни. Я прав? То есть, ну кому придет в голову… Кадгар поджал губы, так растерянно, как маленькое дитя, ставшее перед его первой дилеммой, выхода из которой он никак не находил. Он ломал пальцы с сорванными ногтями, мямля что-то под нос, доказывая себе, но никак не Гароне или кому бы то ни было еще. И полуорчиха была с ним полностью согласна по поводу этого смятения. Но если так подумать, некоторые вещи действительно не должны покидать эту башню.

***

Каражан словно содрогался от внезапно налетевшей бури. Ничего особенного, в этом месте погода всегда была непредсказуема, но в этот раз словно сами титаны решили сбросить на них свой гнев, ревя и крича проклятья на своем языке из ветра, скрипов несчастных деревьев и свиста сквозняков по трубам. Гостевые комнаты искрились от оранжевого света, пышущего жаром камина в бальном зале, самом по себе пустом, но таком красивом, забытом когда-то уже очень давно. Люди здесь не танцевали, кажется, никогда. Зато огромный камин с мраморными полуколоннами по обе стороны от очага, мог обогреть даже такое большое помещение с довольно низкими потолками. Мороуз сидел в кресле, подтянутом сюда из коридора, старый камергер перебирал своими крючковатыми пальцами еловые ветки, связывая их в единый пучок черной грубой нитью. Впервые Кук выбрался с кухни, помогая своему побратаю, перевязывая алые ленты меж коротких иголок. Повар Каражана хмурил густые брови и недовольно причмокивал полными губами, когда очередная еловая иголка колола его пальцы. Кадгар был занят своей новой важной идеей, посвященной предстоящему празднику. Ученик мага с помощью Кука смог затащить в башню настоящую ёлку, срубленную жителями деревни, что находилась в низовьях Мертвого ветра. Радости мальчика предела не было, особенно когда камергер вытащил откуда-то из закромов ящик с украшениями. По словам Мороуза до Медива здесь жил кто-то еще, кто, в отличие от Тирисфальского хранителя, любил устраивать здесь шумные праздники. Гарона с интересом разглядывала стеклянные украшения, мерцающие всполохами от камина. Такая изящная и хрупкая, игрушка казалась чем-то действительно ценным и очень красивым, ничего такого хрупкого в своих руках женщина еще не держала. - Ну вот, - Мороуз взглянул на венец трудов своих – еловый венок, украшенный красными лентами. – Кук, пойдем поможешь достать стремянку, повесим его над входом. Хотя для кого его вешать… Камергер зашаркал к широкой арке входа, прикрытой тяжелыми шторами, не запыленными, кто бы мог подумать, похоже, что где-то он все-таки убирался. Одергивая полог, старый слуга промямлил краткое «хозяин» и скрылся за поворотом, вместе с точно таким же неразговорчивым поваром. Кадгар пискнул что-то невнятное, когда в зал вошел Медив, покачнувшись на высоком стуле. Бумажная гирлянда дернулась и порвалась, оседая на пол. - Уже что, зимний покров? – Медив задрал голову, всматриваясь в голую верхушку, на которую пока еще не водрузили тяжелую звезду, мерцающую позолотой. - Только через неделю, учитель, - юноша сполз с табуретки на пол, подбирая край оборвавшей гирлянды, ее неровно обрезанные края, имитирующие грани снежинки чуть смялись. Тирисфальский хранитель лишь кивнул, в задумчивости рассматривая раскидистые ветви действительно большой ели, тот из жителей деревни, кто ее выбрал, явно не желал, а может и боялся, обманывать волшебников, живущих в Каражане, выбирая самую пышную из представителей еловых. Гарона чуть сжалась, она спиной ощущала, что чародей смотрит прямо на нее и пусть полуорчиха не видела, но прекрасно представляла, как сверкают золотыми искрами зеленые глаза. - Я бы хотел поговорить с эмиссаром наедине, если ты позволишь, мальчик мой. – Медив говорил спокойно, так тепло и мягко, но от этого тона юный ученик встрепенулся, подобрав остатки изорванной гирлянды и вылетел из зала с огромной скоростью, словно от этого зависело что-то важное. Гарона лишь только скосила взгляд на игрушку в своих руках, на всякий случай возвращая ее обратно в коробку, откуда та и была извлечена. Вешать ее на ёлку полуорчихе казалось боязно, ведь она могла и разбить тонкое изделие. Она всегда била такие хрупкие предметы, будь они живыми или не очень. Объяснения, это хорошо, это должно помочь. Должно помочь ей перестать зазря накручивать себя по поводу произошедшего, перестать думать о случившемся. Эти мысли занимали слишком много места, они вымещали все остальное, даже предстоящую войну, даже скорые переговоры с племенем Снежного Волка. Они делали Гарону слабой, слабой как ее человеческая мать, которую она никогда не знала, но винила за невозможность выжить. Эти мысли словно огниво разожгли в ней пламя, что сжигало изнутри, поедая остатки холодного разума, коим она раньше так гордилась. Ей нужен был холодный воздух, холодные слова, чтобы потушили этот пожар. Но вместо слов знакомые горячие пальцы легли ей на талию, а сухие губы обожгли шею, заставляя женщину вздрогнуть и вытянуться словно струна, открываясь, как для топора палача. - Зачем? – Гарона подняла руку, пальцами натыкаясь на колючую бороду мага, на уже знакомые пряди волос, проходясь по самому краю человеческого закругленного уха. В отличие от многих людей, Медив хоть и был так же худ и лишен широты плеч, он был и высок, легко бы мог поравняться в росте с любым орком. – Я ведь не человек. - Лишь на половину, - уверил ее чародей, уверял и его голос, теплый и такой приятный, шепчущий рядом, настолько близко, насколько это вообще было возможно. - Я не смогу быть рядом. – Пока на талии сжимались обжигающие пальцы, сердце сдавливали холодные тиски. И слезы, такие отвратительно горькие и непозволительные так и норовили показать всю ее слабую натуру. – Я была создана для другого. Не для любви. - Как и я. – Гарона вздрогнула от слов чуждых ей, незнакомых. Она слишком долго была среди тех, кто ее ненавидел и, кто ей не доверял, среди тех, кто мог воткнуться кинжал в спину. И сейчас, растворяясь в незнакомых ранее ласках, все казалось таким нереальным и ненастоящим. Как видения Гул’Дана, как его злая и отвратительная шутка. Она могла поверить даже в это, но никак не в то, что кто-то мог бы считать ее не отвратительной. – Тебе не кажется, что иногда можно и противиться своей судьбе? Полуорчиха на миг замерла. Противиться? Стать против устоев, вбитых с детства. Въевшихся с каждым шрамом от плеток, следами от кандалов и запахом темной магии, шаманской, как врал всем Гул’Дан, но она знала, духи давным-давно перестали отвечать ему за то, что он сделал. За то, что осквернил земли магией неправильной, отвратительной. Отдаться в ощущение легкости, теплоты и нежности, ранее невиданных? Ласки, которой ей раньше никто не дарил, потому что некому было? - Я… - Гарона повернулась, рассматривая лицо мага, такое бледное, чуть вытянутое, с сетью морщин, пытающихся скрыться в светлой с проседью бороде. Против чего сражался он? Наверняка против своих собственных демонов, которые хотел спрятать очень глубоко, настолько, что пришлось отказаться от всего, что когда-то его окружало и из великого мага превратиться в затворника в далекой башне? Стать одиноким. Как и она сама. Попытка возразить закончилась теплым поцелуем, нежными прикосновениями, приятными, такие она желала еще и еще. Они не причиняли боли и оттого были так желанны. Полуорчиха упивалась человеческим запахом, чужим, с примесью соли, магического реагента и серы.

***

В Каражане было тепло, хоть ветра за мутным стеклом и выли, словно раненый зверь, а снег заносил все, включая первый этаж и тропу к башне. Отсутствие любых гостей, желанных и не очень делали свое дело. Гарона не чувствовала себя запертой, наоборот, наслаждалась вседозволенностью пришедшей с невозможностью выбраться. Стать частью мира, в котором она ранее никогда не была. И что куда как более важно, стать действительно нужной. У Медива все еще случалось, что он пропадал в своих комнатах, но теперь хотя бы до него можно было достучаться, а в некоторые времена он даже открывал ей дверь, показываясь полностью разбитым и ослабшим. Причины такого состояния он так и не рассказывал, лишь только прислонялся лбом к плечу и замирал, позволяя башне поглотить абсолютно все звуки. А Гарона не понимала происходящего, но очень сильно пыталась, не говоря лишнего, позволяя магу переваривать свои мысли в тишине. Он больше не смотрел на нее как на незнакомку, узнавая, теперь, постоянно, но если иногда она видела его счастливым, при взгляде на усталое лицо, то иногда чародей обжигал ее холодностью и даже ненавистью. Но полуорчиха была готова к такому взгляду, она прощала магу эти секунды, которые приносили ей боль сильнее, чем просто физическую, ведь он снова становился собой. Рано или поздно он всегда возвращался обратно. Его лаборатория стала ей местом отдыха и, положив голову на подлокотник старого дивана, она долго наблюдала за его черной фигурой, плывущей меж столов, иногда с книгой в руках, иногда с неизменным посохом с темным вороном вместо привычного магического кристалла, которые она видела у других магов еще в Штормграде. День изо дня, Гарона прислушивалась к треску поленьев в камине и глубокому голосу Тирисфальского хранителя, погруженного в свои думы. - Учитель! – тяжелая дверь, не запертая сегодня, да и последние несколько дней тоже, позволили Кадгару беспрепятственно влететь к преподавателю. Глаза его были полны праведного страха. – Там… там… - Моя матушка, я знаю, - спокойно пробубнил Медив, хватаясь потемневшими от реагентов пальцами за желтые страницы. – Ее любовь появляться здесь в самое неподходящее время всегда удивляла меня. - Но дороги занесены… - Гарона поднялась с дивана, переглядываясь с Кадгаром, прекрасно осознавая его беспокойство. Паниковать, как он, женщина не собиралась, но и тревогу глубоко в сердце она скрыть не могла. - Моя милая Гарона, магам наплевать на занесенные дороги. – Хранитель был спокоен, без особого интереса вглядываясь в написанное в книге, размышляя больше о своей работе, нежели о гостях. – А моей матери наплевать еще и на желание хозяев видеть ее в своем доме. - Как всегда дружелюбен и просто лучишься гостеприимством, золотце мое. – Послышалось с лестницы и в комнату вплыла женщина. Маленькая, тут же отметила для себя Гарона. А еще очень молодая, намного моложе даже своего сына. Полуорчиха слышала, что Магна Аэгвин прожила жизнь длиннее, чем проживали ее некоторые государства и молодость ее работа все той же магии. Взгляд тут же скосился на морщинистое лицо мага, не поддетое вуалью магии, которую он не использовал в тех же целях. О возрасте его матери могли сказать, разве что, глаза, поддетые белой пеленой, чуть светящие, словно у эльфов, хоть последней женщина и не была. В дорогой одежде, с высокой прической, забранными наверх пепельными волосами, казалось она пришла сюда прямо с какого-то торжества людей, полного света, музыки и золота. И, признаться, на Гарону, как и на Кадгара, который в данный момент по стенке пытался пробраться к выходу, бывшая Тирисфальская хранительница произвела впечатление. Вот только Медив сохранял скучающий вид. - Ну эту черту я унаследовал от тебя, любимая матушка, - парировал колкость маг, наконец отвлекаясь от книги. - А все остальное от своего выскочки-отца, - фыркнула чародейка, махнув рукой, словно в попытке отогнать назойливое насекомое. - Зачем ты явилась в этот, как ты сама его называла, клоповник? – Медив хлопнул фолиантом, так громко, что уже почти достигший своей цели Кадраг подпрыгнул и пулей вылетел за распахнутую дверь. Гарона проследила за синим кушаком, которым был опоясан мальчик и мелькнул всего на секунду. - Я же мать, я волнуюсь, - Магна скрестила руки на груди, наконец замечая и саму Гарону. Пусть зрачков у чародейки и не было, полуорчиха все-равно ощущала на себе тяжелый чужой взгляд. – За свою семью… А вы, должно быть, тот самый Эмиссар, которого прислали из Штормграда. Ну и ну, действительно, вы орк… - Полукровка, - поправила женщину Гарона. И если раньше это звучало как приговор, то теперь как благо. Хотя не о смиренности своего рода в данный момент думала полуорчиха, а о том, что, возможно, надо повторить подвиг Кадгара и вылететь отсюда. - Как хотите, обидеть не желала, - Аэгвин вскинула руки в защитном жесте, словно Гарона собиралась на нее нападать. Предосторожность или же простое баловство? Полуорчиха не могла утверждать точно по этому поводу, хотя, теперь кажется понимала, что странное поведение может передаваться от поколения к поколению и последнее не обошло семью чародеев. От Магны пахло хвоей, странно, но Гарона запомнила этот запах лучше всего, лучше молодого лица с острыми скулами, лучше белесых глаз, полных мудрости, лучше вкрадчивого и глубокого голоса. Мать Тирисфальского хранителя словно вводила полуорчиху в транс, от ее слов в сознании плясали светлячки, белыми пятнами вспыхивая перед взором. Пространство качалось, словно на волнах, вновь поднимаясь и опускаясь, фигуры двух чародеев расплывались, множились и вновь складывались в единое. А голос, такой ровный, сообщал скучные вещи, которые раньше бы Гарона посчитала важной информацией, а сейчас даже не могла толком ухватиться за суть разговора. Полуорчихе пришлось приложить огромные усилия, чтобы, извинившись, вылететь за дверь, помогая себе рукой, постоянно опираясь на стену. Она ощущала, как невидимый поводок сдавливает горло, как душит ее, перекрывая кислороду доступ в легкие. Гарона опустилась на ступеньки винтообразной лестницы и попыталась отдышаться. Кем бы не была Аэгвин, одно ее присутствие рядом заставляло полуорчиху словно сопротивляться ей. Словно сила Магны боролась с чем-то внутри нее самой… Громкий гул и удар, от которого содрогнулась кладка такого стойкого Каражана, заставили Гарону подскочить на ноги и тут же, покачнувшись, чуть ли не завалиться назад, от падения с лестницы полуорчиху спасло только собственное чувство баланса. Она со страхом и с долей ужаса взглянула в самый конец коридора, туда, где зиял вход в лабораторию мага. Деревянная дверь слетела с петель от мощного удара и впечаталась в стенку, разваливаясь, словно хрупкий предмет. Завалился на бок стоявший в самом углу стол, ваза, упавшая с него, разлетелась на сотни белых осколков, старые рыцарские доспехи грудой металла лежали на полу. Она только что пережила магический взрыв прямо у себя подо боком и выжила. - Медив! – полуорчиха кинулась вперед, под подошвой захрустели осколки вазы. Лаборатория Тирисфальского хранителя представляла собой плачевное зрелище, все, что когда-то можно было назвать мебелью теперь было лишь грудой мусора, припорошенной сотней разлетевшихся листков из разных фолиантов. Чародей сидел на голом полу, опустив голову, его темно-русые длинные волосы закрыли лицо, лишь только чуть шевелящая борода показывала, что маг жив и даже что-то говорит. Гарона кинулась вперед, падая на колени, рядом с магом, ладонями приподнимая голову мужчины, заставляя обратить на себя внимание. Он опять смотрел на нее этими болотного цвета глазами, не выражающими абсолютно ничего, кроме безразличия и, иногда, беспричинной злости. Лицо его мгновенно осунулось, щеки впали, веки потяжелели, темным ореолом намекая на сильную усталость. - Мы с матерью никогда не ладили, но… - Медив поднял голову, прямой острый нос взметнулся, придавая ему сходство с волчьим профилем. – Уже неважно. Она больше не побеспокоит. - Ты… - Гарона на миг замерла, в сознании вновь промелькнул образ идеальной и невообразимо сильной женщины. - Брось, я не трону свою мать, пусть мы и цапаемся как кошка с собакой, она подарила мне эту жизнь. Если я что-то в ней уважаю, то только это… - чародей фыркнул, так по дикому, так холодно и надменно, что полуорчиха на секунду и сама не признала в этом человеке того самого мага, что был ей так дорог. – Просто намекнул, что ей здесь не рады. Гарона была растерянна. Она не знала – нормальное ли это отношение матери и сына? И вновь осознание, как же она далека от этого мира, кольнуло ее под ребра по левую сторону. Она никогда не поймет правильности некоторых мотивов. Она никогда не сможет толком разделить переживания людей, ведь не знает, какого это. В ней нет ничего человеческого и в этом природа самой Гароны. Она не знает, что нужно магу в данный момент, а оттого, решила рискнуть действовать по наитию и, подтянувшись ближе, поцеловала мага, чувствуя привкус железа и серы. От чародея всегда пахло серой, он говорил, что всему виной реагенты, которые он использует в своих экспериментах, но это все-равно пробуждало в полуорчихе какие-то забытые воспоминания, что приносили тупую боль и лишь только близость мага, та же самая, могла ее унять. Взгляд его глаз вновь стал теплым, золотые искры вновь заиграли в радужке. Он ответил ей с таким жаром, словно от этого зависела жизнь мужчины, впился пальцами в ее плечи, так, что на коже явно останутся отметины от его ногтей. Попытки вырваться из хватки ни к чему не привели, такой тощий на вид маг оказался физически чуть ли не равным ей по силе. Гарона вновь запуталась пальцами в волосах мужчины, опрокидываясь на спину, впервые в своей жизни падая, словно признавая поражение перед другим, но не было привычно задетой гордости, лишь только какая-то беспричинная радость и эйфория, затмившая разум. - Дверь… подожди… - полуорчиха выдохнула эти слова Медиву прямо в губы. - Ее все-равно унесло, - золотые искры в глазах вспыхнули, словно разожжённое пламя, женщина и не знала, что глаза могут так сиять. – Никто сюда не сунется. Некому. Вороные перья воротника разлетелись по обе стороны от полуорчихи, щекотали ее шею, плечи, заставляли улыбаться и тихонько смеяться. Ей вторил смех глубокий, мужской, чередующийся со странными словами, доселе полуорчихой неведомыми. Что она нужна, что она желанна, что для кого-то она все. Это были действительно приятные слова, от которых выступали такие омерзительные и непозволительные слезы, тут же теряющиеся в потоке наслаждения. Вороной плащ взметнулся вверх и разлетелся стаей темных птиц под куполом астрариума. - Дешевый фокусник, - подразнила чародея Гарона, рассматривая чужое тело, такое желанное, желаннее всех вместе взятых мужчин ее мира. - Стараюсь, - не отставал Медив, одарив ее хитрой улыбкой.

***

Лотар недовольно постучал сапогом по каменному полу. Стоявший рядом камергер спокойно наливал чай из серебряного заварника, уже потемневшего от времени. Старый слуга медленно двигал челюстью, словно что-то старательно пережевывал, все старые люди со временем начинают так делать. Отчего-то это лишь еще сильнее раздражало паладина, заставляло сжимать и разжимать огрубевшие руки в перчатках из грубой кожи. - Ну? – Андуин сверкнул глазами на вылетевшего с лестницы паренька, ученика Медива. Мальчик остановился как вкопанный, признаться, видок у Кадгара был такой, словно он увидел наверху всех демонов преисподней, не иначе. – Я слышал взрыв, когда подъезжал. Хотелось добавить, когда пытался управлять несчастным грифоном, которого сносило ветром и, приземлившись, проломил крышу над конюшней, но за это, как думалось паладину, Медив его простит. В конечном счете, не надо было уезжать ото всех в такую даль, в которую порой даже нельзя толком добраться. - М-м-магна… приходила. – Брови Лотара взлетели вверх, ему-то казалось, что матушка Медива давно отошла от всех дел и спокойно себе досчитывает календарные дни до собственного тысячелетия. Впрочем, теперь понятно, откуда взрыв, ни сама Аэгвин, ни ее сын не отличались изрядным терпением. Даже Лотар помнил это по юности, когда за детской проказой их ловила Тирисфальская хранительница. Было сложно оправдываться перед чародейкой, когда из связных слов ты можешь сказать только «Бе-е-е», да щипать травку, на удивление довольно вкусную. - Это объясняет взрыв, - Андуин взглянул на закручивающуюся спирать лестницы, уходящую ввысь. – Но мне нужен Медив и… - НЕТ! – Кадгар вытянулся, расставив ноги и руки, не пропуская паладина дальше. Последний из рода отшатнулся, удивленно хлопая глазами на паренька, кажется слухи о том, что это место заставляет своих жильцов поехать крышей не такие уж и слухи. – Там… реагенты. То есть… учитель работал над каким-то проектом и, во время взрыва он был разбит. Там кругом пар и учитель говорит, что от него можно облысеть. Лотар затих, по инерции проходясь по гриве золотых волос, которые ему, признаться, терять не хотелось, все как один говорили, что он схож со львом, эти слова вселяли веру в солдат и страх во врагов, не хотелось бы терять такое преимущество. - Не желаете ли к чаю пирожных? – вдруг подал голос слуга, протягивая паладину белую фарфоровую чашку, рука старика чуть подрагивала, заставляя ложку стукаться о край. - Я не… - Андуин еще раз взглянул на вход, перекрытый учеником его старого друга. Идти наверх ему резко перехотелось, хоть и возникала необходимость задержаться в Каражане дольше положенного. – Ну да… пожалуй. - Тогда прошу следовать за мной в обеденный зал, - спокойно произнес Мороуз, зашаркав по правому коридору, уводя за собой и паладина тоже. Только после того, как гость с камергером скрылись за углом, Кадгар смог выдохнуть и сползти вниз по стенке прямо на пол. Сердце стучало ну очень громко, а щеки алели, при воспоминании о том, что он увидел, украдкой заглянув в бывшую лабораторию своего учителя. И, признаться, все еще не знал, как реагировать на увиденное. Оставалось лишь только корить себя за слишком длинный и любопытный нос, а так же за совсем уж неуместные сцены, свидетелем которых он стал. - Я точно раньше времени поседею. – Прохрипел ученик чародея, поднимаясь с холодных камней. Ему еще предстояло развлекать прибывшего как внезапно паладина, неизвестно сколько времени. Право слово, для башни отшельника в этом месте было ну слишком много гостей…