***
Лаврова, стоя возле умывальника, нервно плескала в лицо ледяной водой, надеясь вернуть себе утерянное спокойствие. Почему, ну почему она так реагирует на него? И самое главное: как избавиться от этого, от этого почти проклятия, от безумия, накатывающего раскаленной волной от одного его прикосновения? Дверь чуть слышно скрипнула, и Катя резко обернулась, еще за секунду до этого догадавшись, кто пришел. — Я так и знал, что вы здесь, — привалившись к двери, улыбнулся Родион, беззастенчиво разглядывая ее напряженную фигуру, растрепавшиеся волосы, сердитое, влажное от воды лицо. — Какого черта вам надо?! — не сдержалась капитан, резко отрывая кусок бумажного полотенца. — Дверью ошиблись? — Вы сами знаете, что это не так, — усмехнулся курсант, и Катя почти в панике вскинула голову, злясь на себя, что упустила момент его приближения. — Зачем вы меня провоцируете, Екатерина Андреевна? — Я... — возмущенно вспыхнула капитан. И мысленно чертыхнулась, догадавшись, что он имеет ввиду. Ну почему у нее все так нескладно? Именно сегодня последние колготки опять оказались непригодны к ношению, и пришлось надеть то, что оказалось под рукой. Кто же знал, что это так подействует на Долгова? И какого черта он вообще разглядывал ее ноги? — Выйдите, — уже почти спокойно приказала Катя, вновь напустив во взгляд привычного льда. — Мне показалось, вы хотите большего, — горячий шепот буквально обжег кожу, и Лаврова замерла, почувствовав руки Родиона на своих плечах. — Меня не интересуют ваши фантазии, — бросила резко, протестующе рванувшись в его объятиях. — Может, тогда поделитесь своими? — Снова эта интимная, вкрадчивая интонация, словно яркое напоминание о предыдущем безумстве. — Долгов... — Опять получилось слабо, почти умоляюще. Всего лишь невинное прикосновение, и у нее опять срывает крышу. Как это только у него получается? Родион никак не отреагировал. Ему казалось, еще немного, и он свихнется. Свихнется, если не коснется ее прохладной кожи, если не ощутит привкус ее губ, если не вдохнет ее запах, обреченно отпечатавшийся на подкорке. Он сможет прийти в себя только если почувствует ее близость. Жадно притягивая ее вплотную к себе, исступленно целуя ее губы с пряно-сладким, упоительным привкусом того самого кофе, бесстыдно запуская чуть подрагивающие ладони ей под юбку, наслаждаясь ее прерывистым дыханием как самой приятной музыкой... Как же хотелось просто прижать ее к стене, как в том проклятом видео, которое, наверное, так завело его, и... Но нет, не время. Не так и не здесь все должно произойти. А пока достаточно того, что упивается происходящим, поспешно, сумасшедше лаская ее и не требуя ничего взамен. Ощущая под пальцами мягкий шелк волос, прочерчивая сумбурные линии поцелуев на светлой, возбуждающе тонкой коже, спускаясь руками все ниже, изучая каждый изгиб стройного тела, тонкого не подростковой неловкой угловатостью, а изящной, сексуальной хрупкостью, еще больше сводящей с ума. Он уже не чувствовал себя, словно границы сознания размылись, сливаясь с ее сознанием. Долгов чувствовал ее так же остро, как себя самого. Разве возможно получать такое удовольствие, лишь прикасаясь, лишь понимая, как хорошо другому? Оказалось, возможно. Когда Лаврова подалась навстречу то поспешным, то тягуче-медленным движениям его пальцев, когда уперлась спиной в стену, тяжело и стыдливо дыша. Когда с ее припухших губ сорвался чуть слышный стон, а руки вцепились в его плечи, царапая ногтями ткань форменной рубашки. Долгову совсем не хотелось выпускать ее из объятий, но Катя отстранилась сама. Принялась судорожно поправлять одежду, не глядя на него, и, вновь включая воду, выдавила единственную фразу, чтобы отвлечь курсанта от процесса ее нескромного разглядывания: — Нас могли увидеть. — Не могли, я закрыл дверь, — усмехнулся Родион. — А вот услышать — вполне. Лаврова залилась краской, опуская голову, стараясь не вспоминать собственное поведение, далекое от каких-либо приличий. Сначала поцелуи в библиотеке, теперь вот это… А что потом? Страстный секс в аудитории? Лаврова, да ты совсем сошла с ума, если позволяешь себе такое… — Но вы правы, нас могут заметить, — все-таки признал Родион и, развернув женщину к себе, снова поцеловал. На этот раз нежным непродолжительным поцелуем, который совсем не хотелось прерывать. С неохотой отстранился и с еще большей неохотой покинул помещение, осторожно прикрыв за собой дверь. Нет, с этим всем надо что-то делать, еще одно испытание ее холодностью, и он точно слетит с катушек… Катя тщательно причесывала растрепавшиеся волосы, стараясь лишний раз не смотреть в зеркало. Очень боялась увидеть, что выглядит как женщина… именно, как женщина. Не как преподаватель, не как капитан милиции и уж тем более не как железная леди. Какая она сейчас железная? Расплавилась как мороженое на июльской жаре. Или как школьница пубертатного возраста. Да и поведение больше похоже на поведение юной идиотки. Ошибки юности, блин. Не в том вы возрасте, товарищ капитан… Лаврова замерла с заколкой в руке. Ошибки юности. Пыль прошлого. Ну конечно, как же она раньше не додумалась это проверить? Катя поспешно нашла телефон, набрала по памяти комбинацию цифр. — Олег Иванович, — выпалила с ходу, — вы не могли бы предоставить мне личные дела всех сотрудников университета? Это очень важно. Да, спасибо, Олег Иваныч. Я потом все объясню.Часть 14
5 января 2016 г. в 00:40
Тарасова, как идеального кандидата на роль убийцы Соболевой и как виновника покушения на Лаврову, объявили в розыск, но поиски пока не давали результатов. Впрочем, Катя довольно легкомысленно отнеслась к покушению на ее убийство, Лаврову сейчас больше интересовал таинственный поклонник Соболевой, и курсанты ломали головы, как его найти.
— Екатерина Андреевна, — раздраженно бросил Миско, отрываясь от тетради, где пытался составить алгоритм, могущий помочь с поисками, — почему мы должны заниматься непонятно чем? Если Тарасов убийца, то почему мы ищем не его, а какого-то мифического любовника? Какой вообще в этом смысл?
— Смысл хотя бы в том, что вы хоть немного разомнете мозги, — едко ответила Лаврова. — Между прочим, вполне может быть, что покушение и убийство Соболевой вообще никак не связаны. Не нужно забывать, что Тарасов болен, кто знает, с чего он решил меня убить? С его поисками Захоронок прекрасно справится один, а нам нужно отрабатывать все остальные версии. Даже если поклонник Виктории не причастен к убийству, он может знать что-то, что окажется полезным для дальнейшего расслеования. Почему я вынуждена объяснять такие элементарные вещи?
— И как его искать? — уныло пробубнил Иван, потягиваясь. Сидение на одном месте и малопонятные рассуждения явно не вдохновляли курсанта. Ему больше по душе пришлось бы что-нибудь более энергичное, вроде погонь и перестрелок. Этакий экшен с курсантским уклоном и герой Шишкарев в главной роли.
— Вообще-то я надеялась услышать ответ от вас, — хмыкнула капитан. — Неужели за столько дней ни у кого не возникло ни одной идеи? Плохо, господа сыщики, очень плохо. Ну что ж, вот нам с вами еще одна подсказка. Пашков щедро поделился видеозаписями с камер наблюдения в своем доме. И там есть кадры с любовником Соболевой. Может, это вас натолкнет на какие-нибудь мысли, — Лаврова вставила диск в дисковод и принялась рыться в ящиках стола в поисках пульта.
— Это мы типа хоум-видео будем смотреть? — не удержался от остроты Саблин. — Лицам до восемнадцати смотреть не рекомендуется, — голосом брутального мачо из рекламы добавил он.
Лаврова одарила шутника ледяным взглядом, от которого тот непроизвольно поежился. Капитан Лаврова умела производить впечатление.
— Хоум-видео, Саблин, вы будете смотреть дома на диване, — в тон Денису съязвила она. — А это видео всего лишь вещдок, из которого нужно постараться извлечь максимум информации.
Куратор нажала кнопку наконец обнаруженного пульта, и на экране возникла прихожая отнюдь небедного дома.
— Смотрим, — тоном Степашки из известной телепередачи оповестил неугомонный Саблин, но под очередным суровым взглядом капитана моментально заткнулся.
Катя опустилась на свободный стул рядом с Родионом, и тот удивленно приподнял брови: за последние дни это было единственное проявление того, что она помнит о существовании курсанта Долгова. После совместной ночи куратор вообще делала вид, что между ними никогда ничего не было, и получалось это у нее мастерски. Впрочем, а что у них было? Танец, эпизод в машине, поцелуи в библиотеке, "веселое" приключение на складах, когда он чуть с ума не сошел от беспокойства за эту невыносимую женщину. И ночь в одной постели, и последующее утро, полные тревоги, непривычного желания о ком-то заботиться... А потом все прекратилось так же внезапно, как началось. Лаврова умело уходила от разговоров, избегала оставаться с ним наедине. Вообще вела себя холодно и отстраненно, и в ее леденяще-спокойном "курсант Долгов", когда — очень редко — обращалась к нему, Родиону порой чудилась издевка.
Долгов чуть повернул голову, разглядывая Катю и пытаясь ответить себе на какой-то вопрос. На один из множества вопросов, которые так часто задавал себе в последнее время. Почему эта женщина так важна для него? Важна, ведь за нее он переживает так, как не переживал никогда и ни за кого. О ней хочется заботиться, ее хочется защищать и оберегать. С ней хочется проводить как можно больше времени, просто знать, что она рядом, она с ним. С ней невероятно интересно, а еще очень волнующе. Вот как сейчас, когда она сидит почти вплотную — ее стул оказался придвинут к его стулу слишком близко. Так близко, что можно ощутить ткань ее юбки, почувствовать такой знакомый и будоражащий аромат ее духов... И даже прикоснуться. Это желание вновь пробило насквозь, безжалостно вышвыривая из головы хоть какие-то доводы разума. Лаврова сидела слишком близко, от нее слишком крышесносяще пахло этими невозможными духами, а ее тонкие пальцы слишком нервно поправили юбку, когда поймала на своих безупречных ногах его настойчивый, восхищенно-жаркий взгляд.
Она снова была в чулках. Это стало последней каплей.
Лаврова вздрогнула, ощутив горячую ладонь на своем бедре. Повернулась, одарив Долгова красноречивым что-вы-себе-позволяете взглядом. Но курсанту, похоже, было плевать и на ее возмущение, и на то, где они находятся. Взгляд его резко потемневших глаз говорил сам за себя, и Кате даже стало немного не по себе.
— Долгов, руку уберите! — одними губами приказала она, но Родион не обратил на это ни малейшего внимания. Напротив, ладонь медленно пробралась под подол, и Лаврову на несколько мгновений вышибло из реальности. Горячие, ласковые и в то же время настойчивые пальцы осторожно поглаживали кожу чуть выше резинки чулок, явно собираясь подняться выше, и только осознание этого немного отрезвило.
— Долгов... — снова одними губами, выдох, который скорее можно было угадать, чем услышать. Лаврова немного прогнулась, чувствуя спиной деревянную поверхность стула, понимая, что еще немного, и выдаст себя с головой. Сдерживаться было невозможно.
Куратор вскочила так резко, что едва не уронила стул. Очень хотелось надеяться, что курсанты, недоуменно обернувшиеся на звук, не заметят ее лихорадочного румянца и легкой дрожи, все еще эхом пробегающей по телу.
— Я скоро вернусь, — получилось немного нервно, но Кате было все равно. Главное — оказаться в эту минуту подальше отсюда, от спокойно-уверенного, красноречивого взгляда своего курсанта, от его наглых пальцев, прикосновения которых уносили куда-то в другую реальность, где хотелось позволить себе большее, хотелось настолько, что буквально отказывали тормоза. Что он творит с ней, черт побери?!
Лаврова схватила сумку и вылетела из аудитории, чувствуя спиной удивленные взгляды, среди которых один буквально прожигал насквозь своей откровенностью, пробирая до самого позвоночника.
Что-ты-делаешь-со-мной, несносный мальчишка?