Ты станешь воздухом

Сегодняшний вечер капитана Лавровой мало чем отличался от ее вечеров во время работы оперативником. Если не было допросов, задержаний и прочей рутины, Катя устраивалась в тишине с листом бумаги и ручкой и начинала размышлять. Не в спешке, на ходу, а медленно, со вкусом, анализируя каждую крошечную деталь, каждое невзначай брошенное слово. Сопоставляла всю известную информацию, прикидывала, что еще необходимо узнать, задавала себе вопросы, которые не возникли раньше. И зачастую именно в такие моменты неторопливых раздумий и открывалась истина. Все кусочки паззла становились на свое место, образовывая цельную картину. Этот момент, когда понимание вдруг пробивало насквозь, разрушая банальную скучную схему, был таким сладостным и прекрасным, что не передать словами. Именно за эти мгновения озарений Катя Лаврова любила сложные, запутанные дела. Любила так, как ни что иное. Вот и сейчас, машинально прихлебывая успевший остыть кофе, Катя чертила на бумаге какие-то понятные ей одной схемы, пытаясь выстроить на основе известных фактов приемлемую версию. Это как сложное уравнение в математике — нужно найти множество неизвестных, чтобы с их помощью найти другие неизвестные. Вот только в расследованиях в этом плане труднее: необходимо понять не только как искать, но и что искать. Но разве когда-то капитан Лаврова пасовала перед трудностями? Катя раздраженно отбросила назад мешавшие волосы и принялась гипнотизировать взглядом листок. Вопросы множились, а вот ответов не было, одни догадки. Тарасов и Соболева. Детдомовская девчонка и помешанный на Бодлере сумасшедший. Что у них могло быть общего? Кроме факта убийства, если преступник действительно Тарасов. А ведь слишком многое указывает на это: стихи, запись в блоге, учеба Тарасова в медицинском университете... Алиби на день убийства у него тоже нет. Мотива, впрочем, тоже не имеется. "Пыль прошлого". Какое прошлое может быть у двадцатилетней девчонки? Правильно Долгов заметил. И насчет места обнаружения тела тоже прав. А вот она что-то совсем расслабилась, даже не может сопоставить факты. Мозги начисто отшибло от ухаживаний юного поклонника. Лаврова сердито фыркнула и с грохотом отставила кружку. Неуместно вспомнился поцелуй в библиотеке, свое поспешное бегство и удивленный взгляд не вовремя вернувшейся библиотекарши... Долгов, наверное, хорошо посмеялся над растерянностью взрослой тетки, раскрасневшейся от поцелуев словно малолетняя школьница. Лаврова шумно отодвинула стул и, поднявшись, подошла к окну. Прижалась лбом к стеклу, словно пыталась прогнать мысли, от которых кидало в жар. Но память упрямо подсовывала сцену в машине, и от стыда хотелось провалиться. А Долгов молодец, вел себя так, словно ничего не произошло... Если не считать настойчивых взглядов и пресловутого черт-бы-его-побрал поцелуя. А что ее, собственно, удивляет? В постели у такого парня уж точно побывала не одна юная красавица. Было бы странно, если бы тот случайный эпизод стал для него чем-то из ряда вон выходящим... Катя распахнула окно, впуская в помещение холодный осенний воздух, призванный выстудить из ее головы непотребные мысли. О чем вы думаете вообще, капитан Лаврова? Надо дело распутывать, а вы размышляете о бурной личной своего курсанта. Курсанта, которому позволили бесстыдно себя ублажать. С которым увлеченно целовались чуть ли не на виду всего университета. И который, похоже, даже не думает на этом останавливаться... Напряженно-задумчивую тишину квартиры внезапно нарушил телефонный звонок. Чересчур громкий, чересчур пронзительный. Какой-то слишком настойчивый для невинного дружеского звонка. И, поднимая трубку, Катя уже догадывалась, что услышит что-то не очень оптимистическое.

***

Родион притормозил возле цветочного магазина и, покидая машину, усмехнулся. Вот уж не думал, что когда-нибудь посетит такое место. Прежним пассиям, тем немногим, что не были случайными, Долгов всегда дарил розы. Просто потому что так принято. Покупал цветы в ларьках, не заморачиваясь, — какая разница, букет, купленный по дороге, или тот, что приобретен в недешевом магазине? А вот сейчас ему хотелось чего-то уникального. Не растрепанных нерях-хризантем, не банально-пошлых роз. Лаврову хотелось удивить. Хотелось сделать ей приятное, по-настоящему, а не просто потому что так полагается. Хотелось увидеть теплые искорки смущения в ее невероятных льдистых глазах. Да просто хотелось как-то выразить все чувства, которые эта женщина пробуждала в нем. Чувства, о существовании которых Родион прежде даже не задумывался.       — Что будете брать? — вежливо заулыбалась продавец, поправляя роскошный букет ярко-красных роз. — Есть белые, есть розовые, есть в композиции...       — Никаких роз, — отрезал курсант. — Нужно что-то необычное. Шикарные цветы для шикарной женщины. Продавец окинула взглядом цветочное богатство и протянула Родиону пышную ветку белоснежных орхидей, художественно перевитую тонкой шелковой лентой.       — То, что нужно, — кивнул Долгов, поразившись тому, как этот незамысловатый на первый взгляд букет подходит Лавровой. Простота, изящество, чистота, хрупкость. И в то же время какая-то загадка, сложность, необычность. Да, это определенно то, что нужно. Шикарные цветы для шикарной женщины.

***

Лаврова открыла не сразу. Увидев курсанта, недовольно поморщилась и еще более ледяным, чем обычно, тоном осведомилась:       — Чем обязана?       — Я думал, вы все-таки поможете мне с криминологией, — ответил Долгов мягко. — И заодно выслушаете, что мне удалось узнать.       — Все, что вы могли узнать, мне уже известно, — бросила капитан. — Извините, я очень устала. И пожалуйста, не надо больше всего этого, — она кивнула на цветы. — Похоже на лесть. А лесть я не переношу ни в каком виде, даже в таком привлекательном. До свидания, Долгов. И знаете что? Вам лучше сюда больше не приходить. Лаврова сделала шаг назад, очевидно, ожидая, что Родион развернется и закроет за собой дверь. Но курсант не спешил. Сейчас, когда куратор стояла в безжалостном свете лампы, он заметил и слишком сильную бледность женщины, и ее немного покрасневшие глаза. И то, как едва заметно подрагивали ее пальцы, тоже не укрылось от внимания Родиона.       — Екатерина Андреевна, у вас что-то случилось? — моментально делая шаг вперед, напряженно спросил парень, внимательно вглядываясь в лицо Лавровой.       — У меня ничего не случилось, это раз, — отчеканила Катя. — А если что-то случилось, то это касается меня и только меня, это два.       — Я не уйду, пока вы мне все не расскажете — это три, — непривычно уверенно завершил Долгов, беря холодные руки женщины в свои.       — Вас это не касается, — Лаврова резко высвободилась и повторила: — До свидания.       — Екатерина Андреевна...       — Уходите. Родион прислонился плечом к стене.       — Ну что ж, я подожду. Мне спешить некуда. Лаврова прикусила губу, глядя на парня немного исподлобья. Сосредоточенно, вдумчиво, словно что-то просчитывала в уме.       — У меня правда все в порядке, — произнесла наконец и даже попыталась улыбнуться. Улыбка получилась натянутой и абсолютно фальшивой.       — Екатерина Андреевна... — снова начал курсант, но Катя перебила:       — У меня на самом деле все отлично. А вам пора. Родион несколько мгновений стоял неподвижно, неотрывно глядя на куратора. Женщина даже слегка поежилась под этим изучающим взглядом.       — Идите, Долгов, — повторила, уже начиная раздражаться. Парень, помедлив, кивнул и, не говоря ни слова, вышел на лестничную площадку, бесшумно прикрыв за собой дверь. Екатерина Андреевна Лаврова иногда была невероятно упрямой. А если откровенно — совершенно невыносимой в своем стремлении все и всегда решать самой. Но когда-нибудь и она поймет, что не так уж плохо — иметь рядом человека, готового прийти на помощь по первому зову. Когда-нибудь...