О чем поет вереск

Кап-кап-кап… Выпавший ночью снег стаивал, стекал с крыши сторожевой башни Сейт Гата, разбиваясь о карниз. Полуденное солнце играло в каждой капле, превращая их в горящие алмазы. Как в тот день, когда он впервые увидел Этайн. Дождь — это хорошо, убеждал себя Мидир. Потому что смотреть до рези в глазах, как на дорогое лицо падают снежинки — и не тают, оказалось сущей мукой. Все повторяется. Опять башня, опять неподвижная Этайн… Кап-кап-кап, вторила капели клепсидра, отсчитывая мгновения до полудня. Минуло три дня, как Этайн ушла в свою Грезу. После этого срока либо просыпаются, либо уходят навсегда, и ничто не сможет вернуть потерявшуюся душу, ее не приманишь плачем, не выловишь магией в мире теней. Впрочем, Мидиру казалось, ныне плакал весь мир. Синни не очнулась. Может быть, мать все еще бродит по мягким иглам, устилающим вековечный лес, гладит по головам всех троих сыновей, любуется рассветом, встречает ласковым взглядом Джаретта? И не знает о том, кто жив, а кто умер. Мидира передернуло. Сам он в омут сон-жизни не попадал никогда, а редкие вернувшиеся отмалчивались либо говорили, что тот мир слишком прекрасен, чтобы его покидать. Теперь и Этайн… Ее сердце билось слабее, она холодела все больше… Еще немного — и ничто не сможет вытащить ее из мертвых снов. Волчий король сжал ладонями край окна, зажмурился на миг — и обернулся. Мэллин все так же сидел на полу, ероша волосы и не отводя взгляда от Этайн. Губы его шевелились, но Мидир, не слыша слов, понимал, о чем говорит младший. Он и сам, пока не сорвал голос, много раз повторял эту отчаянную мольбу о возвращении. Джаред стоял в изголовье, не желая сдаваться, упрямо повторял заговоры на древнем, пытаясь пробить пути туда, куда ушла душа королевы… Чуть ли не тычками выгнал Хранителя, бормотавшего о том, что ничего нельзя сделать и лучше отпустить смертную, которая сама выбрала себе судьбу. «Ты убьешь ее», — когда-то передал Эохайд пророчество друидов. Неужели это правда? Неужели его любовь и его магия погубили женщину, твердившую «мое сердце», а ставшую его сердцем? Кап-кап-кап… Три дня, отмеренных для возвращения к свету, миновали. Мидир обвел взглядом родню. Глаза Мэллина вспыхнули надеждой, Джаред покачал головой. Единственное, что осталось, это просить помощи у тех, кому ведомы все пути, кто ходит в междумирье, кому дали Слово и власть равно люди и ши. Кто молчал долгие девять лет, кто очень дорого ценит свою помощь и редко ее оказывает. — Я призываю вас, Не-сущие-свет, хранители равновесия и вершители порядка, — обращаясь в пустоту, выговорил Мидир. Знакомое шипение впилось в уши, сдавило голову, холодный ветер зашумел в башне, плача об ушедших, скорбя о живых. — Ты знаеш-ш-шь цену? — Назначайте ее сами, — горько усмехнулся Мидир. — Ты разрешиш-ш-шь нам войти в твой Дом? — Да! — вскинул голову волчий король. — Мидир! — не удержался Джаред. — Я приму на себя все, что последует за вашим приходом! Мое право, мое слово! Зашуршало, будто крылья миллионов бабочек или шорох всех облетевших деревьев мира. Тени появились в Башне. Три «Не-сущих-свет» закружились вокруг лежащей призрачным хороводом. В мутно-сером кольце проглядывали бордовые пятна, и Мидир старался не думать, что это может быть. Лишь бы цену заплатил он один. Этайн вздохнула, пошевелилась, на ее щеках появился румянец — и мир посветлел. Хоровод вновь распался на три фигуры в серых хламидах. Из-под капюшонов не видно лиц, и голоса звучат в голове: — Что отдаш-ш-шь ради ее спасения? Встревоженный Мэллин поднялся с пола, Джаред осторожно начал: — Мой король, прошу лишь подумать… — Уже подумал. Вновь потянуло неживой стынью, более сильной, чем та, что леденит душу в мире теней. Мидир, покачнувшись, упал на колено. И очень понадеялся, что Не-сущим-свет будет достаточно его силы — силы древнего бога. Любовь свою он тоже был готов отдать, но, судя по тому, как болело сердце, высшие не взяли ее. Они снова свили свою спираль так, что лежащей стало не видно вовсе. Потом опустились к полу, образовав кольцо из плотного пепельного тумана. Очень медленно и тяжело женщина поднялась с постели. — Этайн, как ты? — с трудом вставая, спросил Мидир. — Этайн… прости! Она оглядела всех, не узнавая, остановила взгляд на короле волков. Долго смотрела молча, и никто не смел прервать эту тишину. Потом произнесла невыразимо печально: — Прощай, Мидир. И пропала. Вслед за ней, взвившись серым смерчем, пропали и друиды. Она ушла за грань пространства легко, как через порог! Мидир видел гаснущий след, но отправиться вслед ушедшей уже не мог. Он не ощущал времени, не чуял магии — он будто ослеп и оглох одновременно! Он еле расслышал голос брата: — Мидир, пойдем уже, ну Мидир! Она не могла уйти далеко! До ближайшего места силы! Она стихийный маг, черпнула мощи и все! Ей… ей ведь рожать вот-вот! А там холодно, Мидир!.. Его не отпускало дурное предчувствие, что он опоздал. Что они опоздали, как бы ни торопились! Видимо, оно охватило всех, ибо волки неслись к заповедному лесу так, словно их подгонял сам Балор несущими смерть хлыстами… Небеса почернели, как перед бурей или смерчем; с сухим треском ударили молнии. Одна, другая… Они ослепляли волков, вспарывали землю, крошили далекие горы. Потом вздрогнула земля, и Мидир понял, что самое страшное только начинается. По земле прокатилась синяя, полная магии искристая волна. Вслед за ночью не менее темным покровом на Благой край опустилась паника. — Мы не найдем Этайн в этой мгле! — донесся до Мидира голос Джареда. —Нужно закрыть Черный замок и зажечь факелы! Все правильно. Черный замок прикроет и спасет, а разбираться, что происходит со Светлыми землями, будем потом. — Все в замок! Не оставлять никого! — рявкнул Мидир, и волки повернули обратно к цитадели. И тут из свинцовых облаков спустились черные смерчи, впились в землю воющими, бешено крутящимися хвостами… Взбесившаяся темнота накрывала волков — отпускала бледных, едва дышащих, обожженных и лишенных магии. Алан командовал отходом, созывая и подгоняя отстающих. Даже всегда бесшабашный Мэллин был серьезен, собран и помогал тем, кто лишился сил. Опасностью повеяло так, что поднималась шерсть на загривке. Мидир обернулся к холмам, куда ушли галаты — и увидел алую точку. Она быстро приближалась, и за ней летели черные дымные волны. Время вновь застыло. Недоуменно моргает, оборачиваясь, Алан — и закрывает собой Мидира. Злая алая оса ударяет начальника замковой стражи в спину. И с маху, со свистом вбивает в замок. Алан пропал. Просто исчез в черном камне! Вихри, почуяв наживу, потемнели, закрутились сильнее. Мидир прижался спиной к камню у входа в Черный замок, ощерился, поднял руки, вытягивая магию изо всех волков. Рискованно, и нет никакого шанса, что сила вернется. Но если погибнут все, никакая сила будет не нужна! Темное пламя сорвалось с его ладоней, ударило в ров со льдом и кристаллами неблагих. Вода с шипением растворилась, кристаллы взметнулись роем снежинок и ринулись на черные вихри. Страшное оружие неблагих обрушилось на то зло, что грозило смертью всему живому. Кристаллы со скрипом и звоном рассекали вихри, уменьшали их, но и сами исчезали. Новые плотные волны сумрака, поглотившие дары неблагих, лизнули захлопнувшиеся ворота цитадели, спрятавшие волков. Волки переводили дух, подсчитывали потери, перевязывали раненых. Но туман не ушел, он рушил магическую защиту быстрее, чем все орудия друидов. Мидир еле сдерживал желание вновь выйти за ворота. Этайн была жива, она была в беде — это ощущалось со всей остротой. А он ничем не мог ей помочь, лишь ходил чернее тучи, и от него отшатывалась стража. Сунуться сейчас за ворота — себя потерять. А Этайн не найти. Как и Алана. Мидир врезал по предательскому камню и обернулся, услышав шорох за спиной. — Она ш-ш-шива, король волков. Радуйся, — появились за линией защиты серые тени. Висели в воздухе, словно лишились тел. Радоваться у Мидира не получалось. Сошедший с ума мир и взбунтовавшаяся магия требовали немедленного вмешательства, но что и как делать? — Что случилось с миром? — спросил волчий король, не слишком надеясь на ответ. — Проклятие пало на тебя, твою любовь и магию — все то, что заставило Этайн наруш-ш-шить гейс. Получи расплату. Волки переглядывались, не веря. Они любили королеву, любили именно за то, что было не слишком свойственно ши — за милосердие и сострадание. — Я должен поговорить с ней! — Мы закрыли дорогу, — прошептали три дымные тени. — Этайн уш-ш-же в Верхнем. Равновесие мира восстановлено. Бесчестные ш-ш-ши теперь смогут попасть туда лиш-ш-шь в краткий миг Самхейна. — А как же мой сын? Где он?! — Ты не увидишь его и никогда не обретешь. Он не жилец ни в мире ши, ни в мире людей. Дышать стало нечем, но Мидир вытолкнул слова: — Уходите. Вы получили, что хотели. — Мы нуш-ш-жны тебе, чтобы снять проклятие. Это сможет сделать твой сын. Без нас-с-с твой мир рух-х-хнет. — С вами он рухнет еще быстрее. Словно ветер, грозящий задуть пламя, взметнулся со всех сторон. Дымные тени напали внезапно и безмолвно. Острые кинжалы ударили в грудь — Мидир, казалось, уже ощутил их холод — и сломались в черное крошево. — Вон из моего Дома и моего королевства! — рыкнул волчий король. — Срок! Навсегда не можеш-ш-шь! Мидир впомнил синюю искру, биение крошечной ножки в ответ на песню, и оскалился: — До тех пор, пока мой сын не разрешит вам войти. Друиды, зашипев в очередной раз, пропали. Мидир распахнул сюрко, да так и замер: с внутренней стороны, напротив сердца, виднелась золотая вышивка. От нежно-розового цветка шли светлые лучи. — Взгляните, мой король, — позвал Джаред, стоя на верхних ступеньках лестницы. Смерчи бушевали, но не могли прорваться в замок. Что-то их удерживало… Волчий король пригляделся — и не поверил увиденному. Все травы, высаженные королевой хаотично и в разных местах дикого сада, образовали один замысловатый знак. — Это же руна! Она помогает цитадели держать защиту, — произнес Джаред. — Какое-то время мы продержимся.