Оставь мне рассвет

Когда слез уже не остается и ты, сидя на полу, размазываешь тушь вперемешку с тональным кремом по красным щекам, дверь в ванную открывается и затем резко захлопывается. Ты догадываешься, кто останавливается в нескольких метрах за твоей спиной, но тебе настолько больно, обидно и все равно, что даже не поворачиваешь голову. Слышишь, как он хмыкает, садится рядом на корточки и затем, двумя пальцами хватает тебя за подбородок, поворачивает голову, заставляя смотреть в глаза. И ты смотришь. В эти черные, полные холодного огня и страсти глаза, в которых роятся десятки вопросов, ответы на которые ты дать не можешь. - Тебе больно, мое неблагодарное сердце? – Пьеро обдает колючим взглядом, отпускает подбородок и проводит кончиками холодных пальцев по твоим перепачканным щекам. Безмолвно киваешь. - Тяжело дышать, бешено стучит сердце, кажется, будто каждая частичка тебя умирает, и думаешь, это уже конец, но потом все опять начинается по новой? – продолжает мужчина. Опять кивок. - Добро пожаловать на мое место, Лидия, - с каплей самодовольствия заканчивает он, выпрямляется и направляется к двери, чтобы уйти. - Я пыталась остановить тебя, - шепчешь, утыкаясь взглядом в холодный, как и его голос, пол – Ты ушел. - А если бы остался, - в три шага приблизившись к тебе, сердится Бароне, - через сколько бы ты снова сбежала? Месяц, два или через несколько недель? - Никогда, - признаешься, но твое признание лишь смешит его. - Ох, моя дорогая, давай смотреть правде в глаза. Ты бы нашла миллион причин уйти, десятки способов сделать это по-тихому и все равно не чувствовала бы себя виноватой. Вечно, Лидия, вечно, нельзя бы было все спихивать на несчастную первую любовь! - Если бы ты тогда остановился, - будто озвучиваешь мысли вслух. Пьеро злится, подлетает к тебе, хватает за плечи и одним резким рывком поднимает на ноги. Повисаешь на его руках, будто тряпичная кукла, позволяешь ему выплеснуть весь накопившийся гнев, не сопротивляешься, просто смотришь в такие близкие, но в то же время далекие любимые глаза. - «Если бы» не считается, - бросает тебе в лицо мужчина и замирает. Он ведь тоже скучал. Скучал вопреки всему. Скучал, даже не признаваясь самому себе. - Почему ты не послушал? – обнимаешь своего мужчину, обвиваешь его шею и прижимаешься к такому желанному телу. Как же ты скучала! Он все-таки обнимает тебя в ответ, бродит ладонями по напряженной спине и вдыхает сладкий аромат твоих волос, губами касается мочки уха. Оставляет несколько поцелуев на щеках, лбу, пока не добирается к твоим пересохшим устам, чтобы впервые за год оставить на них следы своих губ, таких сладких, таких терпких. Ты таешь в его руках. Не понимая где вы и насколько все это не кстати, дрожащими пальцами расстегиваешь пуговицы его рубашки, оставляя поцелуи на мужском теле, пока Пьеро буквально раздирает верх твоего платья, ведет языком по шее, покусывает ключицы, сжимает в ладонях полушария грудей. Когда ты готова на все и опускаешь руки на пряжку его ремня, вас прерывают. - Вы совсем рехнулись? Пьеро, Лидия! - за твоей спиной раздается голос Кати и приходится немного прийти в себя. Пьеро, прижимая тебя одной рукой к себе, второй - помогает хоть немного привести в порядок порванный верх платья. Шелковая ткань никак не хочет прикрывать твою грудь, поэтому сицилиец сдается, наспех застегивает пуговицы рубашки и вместе с тобой поворачивается к Катерине спиной так, что теперь ты ее не видишь. - Ей нужно другое платье, поможешь? – через плечо задает он вопрос, пока ты прячешь глаза где-то в области его шеи. - А если бы это была Виктория? – прикрыв дверь, упрекает вас молодая женщина. – Пьеро! - Но, это ведь ты, - невинно подмечает Бароне, но тебе стыдно, щеки наливаются краской, а губы немного припухают от поцелуев. - Извини нас, Кати, - отзываешься сама, но не смотришь в глаза подруге. - Тебя ждет девушка, Пьеро. - Я сам знаю, кто меня ждет и…, - пытается возразить мужчина, но Катерина обрывает его на полуслове, указывая на дверь. Пьеро вздыхает, выпускает тебя из объятий, перед этим еще раз поправив лямки платья, и уходит. Вы остаетесь одни. Кати смотрит на тебя и, кажется, ты замечаешь в ее глазах осуждение. - Не удержались, - опустив голову, признаешься ты. - Ей всего девятнадцать, они четыре месяца вместе и она по уши в него влюблена. Ничего не напоминает? – сложив руки на груди, задает вопрос синьора Бароне. - Кати…, - умоляешь ты. - Что? Нет, совсем ничего? Ну, может чуть-чуть. - Как они познакомились? – поворачиваешься к умывальнику и смотришь на подругу через зеркало, висящие над ним. - Пьеро особо не распространялся, просто четыре месяца назад привез ее в Наро, представил, как свою девушку и пресек все вопросы. - Почему ты не рассказала мне о ней? - чувствуешь, как волна горечи и ревности распаляется в сердце, и цепляешься ледяными пальцами за бортики раковины. - Зачем? – Кати разводит руками. – Что бы от этого изменилось? Ты бы приняла другое решение? Или может быть примчалась сюда раньше? Слишком много «бы». Образ подруги расплывается из-за наворачивающихся слез. Так несправедливо. Она несправедлива с тобой. Но, с другой стороны, что-то иное ты не заслуживаешь. - Думал, ты еще немного побудешь после свадьбы, хотя бы пару дней, - Иньяцио открывает перед тобой дверку авто, до этого упаковав твои вещи в багажник. - Решение принято и обжалованию не подлежит, - пытаешься шутить ты, но отчего-то он не улыбается, а тебя, привыкшую видеть его смеющимся, еще больше душат слезы. Вы едете по ночному Наро, петляя по узким уличкам, меж каменных построек и высоких фонарных столбов, свет от которых отражает капот автомобиля. - Сегодня я буду твоим путеводителем, - ловя твой немой вопрос, уверяет Иньяцио. - Инь, это все прекрасно, но у меня билет, - роешься в сумочке, пытаясь найти чертовый клочок бумаги. Тщетно. - Это ищешь? – поворачиваешь голову в сторону водителя и замираешь. В руках Иньяцио мелькает залог твоего побега. - Как… - …Он оказался у меня? – бросая попеременно взгляд на тебя и дорогу, переспрашивает мужчина. Киваешь. – Скажем так, я его нашел. - Верни, - пытаешься дотянуться, но Иньяцио легко отталкивает тебя обратно в кресло. - Девочка моя, ты же не хочешь, чтобы мы попали в аварию. Правильно. Тогда сиди ровно и наслаждайся пейзажами. Окрестности Наро – это смесь современность и первобытности, - Иньяцио сосредотачивается на вождении, а ты просто впадаешь в ступор. После двадцати минут поездки в гробовой тишине, вы останавливаетесь около какого-то круглосуточного кафе на краю города. Летняя жара спала, и ветер Сицилии приятно холодит кожу. Заняв столик в самом дальнем углу, подальше от гостей, которых, как для столь позднего времени, слишком много, Иньяцио заказывает парочку освежающих коктейлей, удобно усаживается и сосредотачивает свое внимание на тебе – злой, насупившейся, оборонительно сложившей руки на груди. - Я просто хочу, чтобы ты не принимала поспешных решений, - прерывает он тишину. - А я просто хочу, чтобы вы все оставили меня в покое и позволили вернуться на Родину, к родным и близким, - коротко отрезаешь ты. - Мне казалось, что за столь долгое пребывание в Италии, здесь, ты смогла обзавестись второй семьей, - Иньяцио помогает официанту расставить принесенный заказ и подсовывает ближе к тебе какую-то мутно-белую жидкость, пахнущую мятой. - Друзьями – да, но семья осталась далеко отсюда. - А Пьеро? – отпивая свой коктейль, мужчина поднимает бокал на уровень глаз и сквозь него посматривает на тебя, задумавшуюся. - Он ушел… Катерина приносит другое платье, пока ты умываешься и причесываешь волосы. Наряд, испорченный Пьеро, безжалостно летит в мусорное ведро. Изучая свое отражение в зеркале, замечаешь на шее проступающий засос. - Черт, - шипишь ты и пытаешься подтянуть платье так, чтобы хоть немного скрыть следы. - Могу только принести кофту с высоким воротником, - хмыкает Кати, заприметив твои попытки. - На улице вторая половина июня… Почему мы встретились? Катерина вздыхает. - Как только мы закончили разговор и договорили увидеться завтра, позвонил Пьеро. Он знал, что мы собираемся в Рим, поэтому интересовался, добрались ли уже. Ему хотелось повидать племянников и лично отдать пригласительное на день рождение. - День рождение, - тихо повторяешь ты. - Да, двадцать… - Двадцать четвертого июня, я помню, - перебиваешь подругу. - Послезавтра. Твой двадцать третий День рождение переполненный горечью и печалью. Не смотря на то, что за праздничным столом собралась вся семья, за которой ты безумно скучала, острое чувство неполноты гложет тебя изнутри. Смахивая слезы, время от времени накатывающие на глаза, принимаешь поздравления, благодаришь за приятные слова и стискиваешь зубы, когда бабушка и мама желают любви, удачного замужества и заботливого любимого человека. Празднование в самом разгаре и ты, за хлопотами, практически позабыла о печали, когда в доме раздается дверной звонок, а следом разливается мелодия входящего звонка на твоем мобильном. - Я открою, мам, - подрываешься с кресла и, захватив телефон, спешишь к двери. Абонент со скрытого номера настойчиво пытается заполучить твой ответ, как и гость на улице. Распахиваешь дверь и одновременно нажимаешь «Принять». - Алло, - за распахнутой дверью видишь незнакомого молодого паренька, одетого в форму какого-то почтового отделения. Он топчется на пороге, держа перед собой небольшую коробочку в коричневой плотной бумаге. Ты застываешь перед парнем и он, видимо подумав, что от него ждут объяснений, разъясняет ситуацию. - Здравствуйте, - киваешь с прижатым к уху телефоном. – Вы Лидия Вайлув, - опять подтверждаешь кивком. – Меня зовут Дмитрий, я представитель местного почтового отделения. Вам посылка, - паренек протягивает тебе коробку и просит подписаться в отмеченном бланке. Ставишь размашистую подпись и, попрощавшись, захлопываешь дверь. Катерина выбрала старомодный способ сделать тебе подарок. Положив коробку на стол в веранде, ты осознаешь, что все еще прижимаешь телефон к уху, а звонивший так и не ответил. - Алло, я вас слушаю, - повторяешь неуверенно. Гудков из-за сорванного звонка ты не слышала, значит, он не закончен. - Добрый вечер, il mio alba. - Пьеро, - шепчешь, не веря собственному слуху, - Пьеро. - Скажи, ты получила мой подарок? – спрашивает он, медленно растягивая каждое слово. - Подарок? – непонимающе переспрашиваешь ты, но глаза натыкаются на только что оставленную коробку. – Да. - Еще не открыла, - догадывается мужчина, и твое молчание принимает за согласие. – Открой, смелее. Подходишь к столу и дрожащими пальцами срываешь клейкую ленту. Верхняя часть коробки распадается на две части и ты, помедлив, заглядываешь внутрь. На дне лежит два предмета: диск, в кожаном чехле, на котором от руки, ровным почерком выведено ««Core N’grate». Студийная запись» и затянутый мешочек. Берешь этот мешочек в руки, и со второго раза тебе удается его развязать. На ладонь падает маленький крестик на плотной, черной нитке. Обыкновенное католическое распятие. Ношенное, видимо, старинное. - Пьеро…, - облизывая губы, зовешь ты, - мой Пьеро. Ты помнишь это распятие. Он постоянно его носил. - Я хочу, чтобы оно всегда было с тобой, - говорит мужчина, – носи, как память обо мне. Я не прошу любить. Я прошу помнить, - молчит, - а диск, - Бароне хмыкает, - мне казалось, что песня тебе понравилась. Я просто был обязан передать тебе улучшенную запись. Не принимай на личный счет. С Днем рождения, il mio alba. Будь счастлива. Прощай. Ты сжимаешь в ладони распятие, сползаешь по стенке и, кажется, выпадаешь из реальности. Катерина еще несколько секунд изучает тебя, неодобрительно качает головой и тихонько прикрывает за собой дверь. Потираешь указательными и средними пальцами разболевшиеся виски и опускаешь правую руку к груди, где на золотой цепочке повисли две самые дорогие тебе вещи – подаренный родителями кулон, с изображением ангела-хранителя внутри и маленькое католическое распятье, которое сразу и не заметишь. С запястья поднятой руки по кисти немного сползает плотная черная нитка…