***
— Лу! — загрохотала каблуками по лестнице Сьюзен, едва захлопнулась дверь за приходившим. Нет, это не лезло уже ни в какие ворота. Люси могла раздвигать ноги перед кем угодно, но чтобы эти люди являлись к ним домой… «к тебе какой-то красавчик явился» — ну ничего себе! Девушка громко протопала в комнату младшей сестры и, распахнув дверь, застыла на пороге. — Откуда это вообще пошло? — вопрошал Эдмунд, скрестив руки на груди. — Ты понимаешь, к чему вообще могут привести твои действия? Люси сидела, задрав босые ноги в поехавших чулках на стол, и равнодушно слушала брата. — Лу, — строго сказала Сьюзен. — Я сколько раз тебе уже говорила — перестань называться моим именем! — Так это он к тебе? — удивился Эд, не сводя с Люси глаз. Девушка сделала вид, будто не слышит. — Кто он? Вот ты хоть знаешь, кто он? — поинтересовалась сестра. Та не ответила. — Ты спала с ним? — спросила Сьюзен, хотя это звучало скорее как утверждение. Люси продолжала игнорировать сестру, и тогда она не выдержала и закричала: — Отвечай, когда я с тобой разговариваю! — Да, мам, — скривилась та. — Тебе-то что? — Ты все еще моя сестра, и меня волнует, что с тобой происходит. — Не правда! — заявила Люси. — Тебя волнует только то, что о тебе подумают твои пустоголовые женихи, когда узнают, что у тебя есть сестра-шлюха с проблемами с алкоголем! — Не правда! — воскликнула Сьюзен. — Как ты можешь такое говорить? Как ты вообще можешь вытворять подобное? — Я сделаю все, что угодно, — зло сказала Люси, — но не стану такой, как ты! — Это какой же? — Кокеткой и дурой, которая верит только в чулки и помаду. — Лу! — резко одернул ее брат. — А что, если… — проигнорировав ее слова, заговорила старшая сестра. — А что, если у тебя будет ребенок? — понизила она голос, глянув на брата. — Я предохраняюсь, — пожала плечами Люси. — О господи… — простонала она, — ну хоть это радует! .. Так вот, это, конечно, хорошо, что ты не называешься своим именем, но только прекрати использовать мое. Я не хочу, чтобы эти… люди являлись сюда, думая, что это я легкодоступная потаскушка, — зашипела Сьюзен. — Тебе же нравится казаться взрослой, дерзкой и раскованной, — протянула Люси. — Прекрати! — Жестко одернул ее Эдмунд. Та мрачно на него покосилась и убрала ноги со стола. — Лу… — вздохнула Сьюзен, опускаясь на колени перед стулом сестры. — Ну, а что, если Питер узнает? Я ведь не могу тебя прикрывать вечно… — Пожалуйста, Лу, — серьезно попросил Эдмунд. — Ради Питера… ты можешь перестать? Люси подняла на него свои огромные серо-зеленые глаза и, помолчав, произнесла: — Ради Питера. Сьюзен и Эдмунд облегченно переглянулись. — Ради Питера, — продолжила девушка, — я приму ванну и переоденусь. — Люси… — простонала сестра. — Ну не хочешь ты даже ради Питера остановиться — пожалуйста. Но… подумай, что сказал бы… Аслан, узнав, чем ты занимаешься, — пустила она в ход свой самый козырный аргумент. — Не смей. Попрекать. Меня. Моими же. Фантазиями! — Холодно припечатала девушка и, встав с места, прошествовала в ванную. От хлопка двери, должно быть, содрогнулся весь дом. Брат и сестра остались вдвоем. Сьюзен уронила голову на стул, где только что сидела Люси. — Господи, — всхлипнула она, — как я устала… как я устала от ее бесконечных гулянок и выпивок… Устала покупать ей резинки… я же знаю, что если бы я этого не делала, она бы и не пользовалась ими. Я устала объяснять ей то, что она и без меня знает. Эдмунд опустился на пол рядом с сестрой и обнял ее за плечи. — Я не понимаю, как Питер умудряется не замечать того, что с ней происходит, — пробормотала девушка, утыкаясь носом ему в плечо. — Питер просто видит то, что хочет видеть, — вздохнул король Нарнии Эдмунд Первый Справедливый.Терпение
20 ноября 2015 г. в 13:59
День с самого начала не задался. Все потому, что это суббота. Сьюзен ненавидела субботы. Суббота означает, что вчера была пятница. Пятница означает, что вчера была какая-то дешевая пьянка, на которой активно развлекалась ее дражайшая сестрица. Также это означает, что вчера Сьюзен снова пыталась убедить ее не ходить и, как обычно, безрезультатно.
Девушка потихоньку начинала отчаиваться. Ее доводы начинали звучать все менее убедительно даже по ее собственным меркам. Откровенно говоря, спускаясь сегодня в столовую в своем любимом хлопчато-бумажном платье нежно-голубого цвета, сшитом по последней моде, она надеялась на то, что Люси уже перебесилась, позавтракала и ушла к себе, и она сможет спокойно выпить чаю, чувствуя себя английской королевой.
Однако, когда Сьюзен, мучимая головной болью, вошла в столовую, она обнаружила там «малышку Лу», мирно сидящую за столом в совершенно неподобающем для девушки виде. Старшая сестра глубоко вздохнула и молча прошла на кухню. «Никаких нотаций сегодня, — сказала она себе. — Никаких нотаций. Я слишком…»
Глубокий вдох. Нет, одного мало. Теперь выдох. Ме-е-едленный вы-ыдох.
— Люси, — она надула губы и медленно развернулась к сестре. — Люси. Где. Мой. Пирог?
Та, не глядя на сестру, задумчиво накручивала на вилку прядь спутанных волос.
— Я вчера, — сказала Сьюзен, — испекла черничный пирог.
Никакой реакции со стороны младшей Певенси.
— Одну треть от него съели за ужином, когда тебя не было, — стала рассуждать девушка, медленно приближаясь к сестре, — еще кусок съел Питер, когда вернулся, - она, наконец, остановилась возле нее. — Должна была остаться, как минимум, половина.
В этот момент Сьюзен заметила на столе перед Люси ту самую большую тарелку с зеленой каемкой, на которой полагалось находиться злосчастной половине ее любимого пирога.
— Лу! — ахнула она. — Ты же знаешь — я не ем сладкое вечером! И… — она задохнулась, — половина пирога?! Да как в тебя вообще все это влезло?!
Она схватила со стола тарелку, и на скатерть посыпались крошки.
— Тебе не стыдно?! — воскликнула девушка, тряся ей.
Люси, продолжая накручивать волосы на вилку, лениво перевела взгляд на сестру и прищелкнула языком, будто извлечение этого звука интересовало ее гораздо больше, чем гневные вопли Сьюзен.
Та прямо затряслась от бешенства.
— Твое счастье, — прошипела девушка, скрипнув зубами, — что дома Питер. Иначе я бы тебя ударила.
И, громко топая, она ушла наверх, забыв о завтраке.
Тихо прикрыв за собой дверь в свою комнату — Питер же спит — она снова медленно выдохнула и сжала виски холодными пальцами. Ее распирала злость. На сестру, сидевшую внизу — благо, от нее хоть не несет перегаром — на себя, за то, что едва не подняла на нее руку, на дурацкого Питера, который ни в коем случае не должен увидеть Люси такой, на Эдмунда, который сейчас спит себе и не видит этого мерзкого показного равнодушия на лице Люси, и на родителей, которые все видят, но ничего не делают. Главным образом, конечно же, на себя. Пирог — ну подумаешь, пирог — она сделает еще двадцать таких же. Это просто была последняя капля, как всегда, переполнившая чашу ее терпения. Нет, конечно, это ужасно обидно, но гораздо обиднее то, что все приходится делать самой.
Вот почему, придя в себя, она потратила целый час, преследуя только что проснувшегося младшего брата по пятам и сердитым шепотом упрашивая его поговорить с Люси. К этому приему она прибегала только в самых крайних случаях, потому что он, как правило, оказывался наиболее действенным и каждый раз приносил ей некоторое удовлетворение от осознания того, что не ее одну волнует ситуация в семье. Эдмунд был единственным, кто ее поддерживал. Он очень мало разговаривал, но хотя бы не делал вид, что с младшей сестрой все в порядке.
Строго говоря, ее не интересовало, чем там именно занимается Люси. Разумеется, ее ужасно раздражал тот факт, что ее сестра спит с кем попало и что расхаживает по дому с этим деланно-безразличным выражением на лице — это просто сводило ее с ума. Она страшно боялась, что когда-нибудь с сестрой что-нибудь случится из-за всего этого. Но гораздо больше ее волновало, Что будет, когда о пьяных гулянках Лу узнает Питер или ее собственные друзья и потенциальные женихи. Еще в первый раз, когда она увидела сестру в таком виде, она поклялась, что никто из старших об этом не узнает. Никогда.
Никогда.
Собственно, теперь, имея счастливую возможность каждую неделю этого дурацкого лета наблюдать Люси, сидящую с утра на кухне и тупо пялящуюся в стену, она больше не позволяла себе ни на одном вечере выпить больше одного бокала. Чего уж говорить о легких поцелуях, которые ее подруги раздаривали направо и налево. Нет, Сьюзен ждала свою настоящую любовь, с которой сможет прожить всю свою жизнь — не то, что эта ветреная Люси.
После завтрака в компании Эдмунда девушка слегка оживилась. Головная боль прошла, и Сьюзен уже простила сестру. Она даже подумала, не извиниться ли ей, но тут же отмела эту идею, как самую глупую, что когда-либо приходила ей в голову. Однако, вот тут-то и случилась самая неприятная вещь за весь день.
— Эй, Сью, — Люси вошла в ее комнату без стука.
Она была в том же виде, в каком Сьюзен застала ее сегодня в столовой — бледно-розовое платье до середины голени в мелкую клетку, расстегнутое снизу едва ли не до середины бедра, взлохмаченные волосы, да белое, будто обескровленное лицо с остатками стершейся подводки на нижних веках.
— Эд говорит, к тебе какой-то красавчик явился, — сообщила она.
Сьюзен закатила глаза, отложила книгу и, оглядев сестру неодобрительным взглядом с ног до головы, пошла встречать незваного гостя, не замечая за собой особенного желания общаться с кем-либо.