Да несчастье помогло

POV - Ирина. - Ир, не занята? Антошин протиснулся ко мне в кабинет уже почти в конце рабочего дня. - Занята. Но ты же уже вошел, - ответила деланно безразличным тоном. Вроде как мне все равно. Я пыталась убедить себя в этом целый день. Вроде бы получалось. Служебный роман. С самого начала знала, что ничего серьезного не будет. Разница в возрасте и в званиях. Я всегда буду его начальницей, по крайней мере, в этом отделе. У меня есть сын, а ему нужна семья. Понимала, что рано или поздно это бы случилось. И вот – случилось. Тогда почему так зашлось сердце, когда зашел Денис и принялся рассказывать, как там Глухареву плохо и какой сложный у него перелом? - Не знаю, как долго на бюллетень он на этот раз загремел. - Зачем же бюллетень? Глухарев здесь больше не работает. Антошин на несколько секунд лишился дара речи, потом произнес что-что вроде «а..гкхы» и из его глаз, как из прицела лазерного наведения, вышли лучи презрения и осуждения. - Да, не смотри на меня так. Он сам так захотел. Решил обрубить все концы. Голос, черт бы его побрал, дрогнул на последней фразе. Эмоции метались между беспокойством за покалеченного Глухарева, который в очередной раз сейчас лежит под капельницей в больнице, и обидой за саму себя - что вот со мной решили порвать так будничного и по-деловому, будто и не было ничего хорошего, даже если это хорошее вдруг и перестало быть нужным. - Так нельзя. Ты понимаешь, что так нельзя… Это не по-человечески. - Что? – презрение во взгляде Дениса смешалось с недоумением. Я же поняла, что опять думаю вслух, щеки залило краской, которую я попыталась усмирить агрессивным тоном. - Что ты мне тут дурака валяешь? Ты же ведь знал, что он собирается уходить? Он не мог не сообщить тебе, не посоветоваться с тобой. - Ну, знал... - признал Антошин и раздраженно фыркнул. – Ненавижу я такие разборки… - А я тебя и не звала разборки устраивать. Свободен. Разговаривать вдруг стало очень тяжело. Заснуть бы и долго-долго не просыпаться. А потом открыть глаза уже весной - пусть бы уже было тепло и светло по вечерам, и Глухарев бы вылечил свою ногу, и ускакал бы на ней куда-нибудь далеко вместе со своей Аней, а я бы о нем уже забыла, как-будто и не было никогда ничего. - Ир, - Денис посмотрел мне прямо в глаза, но долго не выдержал. – Ему это тоже все непросто. Наверное… Я не знаю… Он говорил, что отказаться от тебя все равно, что руку или ногу потерять… - Договорился, дурак! – выпалила я и закрыла глаза, чтобы не видеть Антошина. – Замечательно знать, что тебя сравнивают с конечностью. Рука или нога несут большую функциональную нагрузку, но мы же не любим их. Или как? Я даже не знаю… А ты как думаешь, Денис? - Что? Сначала я многозначительно рассмотрела свою ладонь, потом отъехала с креслом от стола и уставилась на свою ногу. - Честно, вот, Антошин, я не знаю, чтобы я выбрала – потерять Глухарева, или потерять ногу. Или нет, что я несу?! Если бы я решила избавиться от Глухарева, согласилась бы я за это заплатить ногой? - Ир… Ты… - Денис, уходи, пожалуйста… - Извини, Ир… Я, правда, пойду. - Иди… Идите вы все… - проговорила я уже в закрытую дверь. Строчки очередного дела, исписанного корявым почерком Агапова, расплылись.