Да несчастье помогло

POV - Ирина. По капельнице что-то равномерно втекало в мои вены, вгоняя в сон. Я уже совсем унеслась в другую реальность, как вдруг услышала шаркающий звук, знакомый запах одеколона и тихое «Ира, хорошая моя…». Не поверила собственным глазам – передо мной, чуть пошатываясь, стоял на одной ноге и двух костылях Сергей. Господи, как он здесь оказался через пять минут после нашего разговора? Он же в больнице должен быть! Сбежал? - Ирка… Приближается к кровати, неловко балансируя, думая куда присесть. Я невольно отодвигаюсь, освобождая место на краю, от чего иголка в руке еще больнее впивается в вену, заставляя поморщиться. - Ира, что? Больно? Ир, где болит? Ир, скажи мне! Ты только не молчи, хорошо? Но я молчу, потому что слова застряли даже не в горле, а где-то еще на уровне солнечного сплетения. Голова кружится от того, что теперь со мной, от того, что я сгоряча и в обиде ляпнула Сереже какую-то чушь, от того, что он неожиданно появился передо мной, от того, что никогда не видела у него такого взгляда. - Ирка, ты только не молчи! Ты только не сдавайся, хорошо? Ир, мы со всем справимся! Я денег достану, сколько нужно! Я не отдам тебя! Прости меня, пожалуйста. Ирка… Это, наверное, я во всем виноват… Ир, ты главное не сдавайся. Я рядом. Я тебе не позволю. Я лучше сам умру! Крепко сжимает мою ладонь, потом наклоняется к лицу - лбом ко лбу – зажмуривается, и на меня скатываются две горячие слезинки. Целует в губы, шепчет, какая я красивая и как он меня любит. - Сережа… Пытаюсь остановить его, чтобы сказать правду. Но мне мешает игла от капельницы, которая пытается выскользнуть, но удерживается пластырем, повернувшись под острым углом и причиняя острейшую боль. Я вообще вырываю ее, к чертовой матери, и приподнимаюсь, чтобы присесть. - Глухарев, послушай меня! - Ира… Ирка! Родная моя! Я знаю, что ты меня гонишь, потому что не можешь простить. Я виноват! Я не знаю, что это было… Ирка, я не смогу без тебя. Я никуда от тебя не уйду. Буду рядом хочешь ты этого или нет. Слезы вырываются быстрее слов. Господи, это ужас какой-то… Я в шоке от его слов, от самой себя, от ситуации. - Сережа, я тебе непра… В палату врывается медсестра и сразу же бросается на Глухарева. - Что это такое?! Вас о чем предупреждали?! Уходите немедленно! Почему капельницу сняли?! Бардак какой-то! Выходите отсюда! Сергей, неуверенно схватившись за костыли, ковыляет к двери. Только сейчас замечаю, насколько сильно он осунулся. От травмы, или от моих дурацких новостей? Сжимается сердце. Боже… Я – идиотка! Мы оба идиоты… Что мы с собой творим? Это же какая-то трагикомедия… - Выходите уже! – рявкает медсестра еще грознее и окончательно вытесняет Глухарева в коридор. Прежде чем меня опять пихнули под капельницу, быстро набираю Антошина. - Это ты привез Глухарева в больницу ко мне? Он что, сбежал?! Немедленно приезжай и забери его отсюда! Да мне плевать! Антошин, ты меня слышал! Возьми патрульную тачку, мигалку включи, но, чтобы через пятнадцать минут ты был здесь и забрал своего друга! Иначе ты у меня пожизненно дежурить будешь и никакой Карпов тебя не спасет! Поднимаю глаза на слегка прифигевшую от моего тона медсестру и грозно добавляю: - Телефон не отдам! Даже не просите! Медичка скривилась и притворно вздохнула: - Психи, а не пациенты! Руку давайте! Бледно-зеленая жидкость вновь исправно потекла по прозрачной трубке. Правая исколотая рука не ныла только в состоянии покоя, поэтому сообщение Сергею пришлось набирать одной левой. Телефон несколько раз выскальзывал, один раз сильно приложив меня по носу. Из глаз опять брызнули слезы. Не от боли, а от того, что творилось внутри. Сообщение выходило отчаянно дурацким. Я не умираю. Я беременная… Что-то вроде этого… Надеюсь, после этого он не возьмет все свои слова обратно… Глухарев, будь проклят тот день, когда твоя капитанская фуражка засветилась в «Пятницком»! Зажмурившись и бесконечно хлюпая носом, нажимаю на «отправить», и тут же… слышу сигнал о полученном сообщении. Звук явно идет с пола. Зажав пальцами проклятую иглу, как-то изгибаюсь и подтягиваю к себе телефон Глухарева. Выпал, и даже не заметил… Вот как это называется? Случайность? Судьба? Почему именно в моих руках он в ту же секунду зазвонил, обозначив на экране имя «Анечка»? Анечка? Палец сам тянется к зеленому кружку на экране и палату наполняет звонкий голос: - Сережа! Сережа, ты меня слышишь? Се-ре-жа? Мы уже едем домой! Уже в аэропорту! Не слышно ничего… Сережка, я так соскучилась! Я так загорела! Везде-везде! Сережка тоже соскучился по тебе! Сынок, скажи папе, как ты соскучился! Давай вместе: мы тебя лю-ю-ю-ю-бим! Глухаревский телефон летит в угол, с треском приземляется на какие-то склянки-банки. Со звоном все это хозяйство рушится на пол. От броска капельница тоже отскакивает в сторону, опять вырывая иглу. Из вены прям на простынь стекает темная кровь. Глаза у медсестры, как у убийцы, которого опера неделю назад повязали на Парковой. - Да, я вас к койке, как буйно помешанную привяжу! Что же это такое?!