Снова услышать ее голос

— Вы человеческое существо, Джейн? Вы уверены в этом? — Совершенно уверена, мистер Рочестер. — Но как же вы могли в этот темный и тоскливый вечер так внезапно очутиться у моего одинокого очага? — Меня продолжали терзать сомнения, однако теперь сегодняшний вечер перестал казаться мне жестокой насмешкой судьбы, теперь он стал чудом, в которое мне по-прежнему было нелегко поверить. — Я протянул руку, чтобы взять стакан воды у служанки, а мне его подали вы… Я задал вопрос, ожидая, что на него ответит жена Джона, и вдруг услышал ваш голос… Джейн сжала мои пальцы, обхватывающие ее тонкую ладонь. — Вместо Мэри вошла я с подносом. Ее голос, затрагивающий во мне самые глубокие и чувствительные струны, застывшие от боли год назад и почти что забытые мною, был так мягок, весел и нежен. Джейн будто бы хотела показать, что ничего не изменилось, что и не было всех тех мук, выпавших на нашу долю — ведь мы снова сидели у камина, она снова отвечала мне, я снова ощущал тепло ее присутствия. — Сколько волшебного очарования в этих часах, которые я провожу с вами! Никто не знает, какое мрачное, угрюмое, безнадежное существование я влачил здесь долгие месяцы, — сказал я, снова пробегаясь пальцами по ее кисти и лаская нежную кожу. Она затихла, прислушиваясь ко мне, -…ничего не делая, ничего не ожидая, путая день с ночью, ощущая лишь холод, когда у меня погасал камин, и голод, когда я забывал поесть… — Она вздохнула. Мой добрый друг, она всегда тонко ощущала чужую боль. Это жестоко — томить ее этим, но я не могу не говорить, -… и потом безысходная печаль, а по временам — исступленное желание снова встретить мою Джейн. Да, я более желал вернуть ее, чем мое потерянное зрение… Я продолжал держать ее за руку. Мне было необходимо договорить, я жаждал ее утешения, ласки и хотя бы какой-то уверенности, что она не исчезнет так же внезапно, как и появилась. — Неужели же правда, что Джейн со мной и говорит, что любит меня? Может быть, она уедет так же внезапно, как приехала? А вдруг завтра я ее больше не увижу? Джейн молчала, а мне, стоило мне только представить свое завтрашнее пробуждение и весть о том, что она уехала рано утром по требующим ее внимания делам, стало невыразимо больно. Неужели же она так ничего и не скажет, не обнадежит меня, не скажет, что останется? Вместо этого Джейн легко пробежалась по моим сгоревшим бровям своими легкими пальчиками и тихо вздохнула. Необходимо поискать какое-нибудь средство, проговорила она, чтобы они отросли и стали такими же широкими и черными, как прежде. — Зачем делать мне добро, благодетельный дух, когда в некое роковое мгновение вы снова меня покинете, исчезнув, как тень, неведомо куда и скрывшись от меня навеки? — Есть у вас с собой карманный гребень, сэр? — продолжал звонкий голос. — Зачем, Джейн? — Да чтобы расчесать эту косматую черную гриву. На вас прямо страшно смотреть вблизи! Вы говорите, что я фея, но, по-моему, вы больше смахиваете на лешего! Я вздохнул. Конечно же, без злого умысла, она снова напомнила мне о моем уродстве. — Джейн, я думал, что вы испытаете ко мне отвращение… — Неужели? — лукавый голос выдавал ее улыбку. — Я безобразен, Джейн… — Ужасны, сэр. И всегда были, сами знаете! Внутри меня всколыхнулось шутливое негодование. Джейн никогда не считала меня красавцем и никогда не льстила мне. В этом и была ее особая прелесть — искренность и мягкость ее нрава продолжали восхищать меня. Я усмехнулся: — Где бы вы ни жили это время, вы, я вижу, не утратили своего лукавства! — А между тем я жила с отличными людьми, куда лучше вас, во сто раз лучше: вам и не снились их взгляды, они такие уточненные и возвышенные. Джейн стояла за моей спиной, гребень в ее руках аккуратно расчесывал мои волосы. Она была права, мою гриву давно не оглаживали щеткой. Однако стоило ей заговорить об идеях окружавших ее людей, как что-то пронзило меня насквозь. Утонченность и возвышенность… — С кем же, черт возьми, вы жили? — Сегодня вечером вам этого не выпытать, сэр! Придется вам подождать до завтра; если я не доскажу своей повести, это будет гарантией того, что я явлюсь к завтраку и окончу ее. Кстати, в следующий раз я появлюсь у вашего камелька не только со стаканом воды, — я вам принесу по крайней мере одно яйцо, не говоря уж о жареной ветчине! Ее слова успокоили и обрадовали меня. Джейн, моя Джейн завтра вернется — она не исчезнет, как исчезало пение ее голоса всякий раз, когда я звал ее в моменты душевной слабости. Она придет завтра, и я услышу, как она жила с тех пор, как покинула меня. Ее руки порхали по моей голове, приглаживая пряди и то и дело проходясь по ним гребнем. — Ах вы, лукавый бесенок! Дитя и эльф! С вами я испытываю такие чувства, каких не знал уже целый год! Джейн рассмеялась, опустив руки на мои плечи и легко сжав их. Я прикрыл глаза, чувствуя, как внутри меня зарождается трепетное тепло, совсем как в мои счастливые дни в Торнфилде. Но внезапно я услышал то, что заставило улыбку мгновенно слететь с моего лица. — Ну вот, сэр, вы причесаны и у вас совсем приличный вид. Теперь я вас покину; я путешествую уже три дня и, кажется, очень устала. Спокойной ночи! Маленькие руки отпустили мои плечи — в то же мгновение сердце сжалось от отсутствия благословенной практически невесомой тяжести — и я привычно повернулся, ощущая ладонью руки уже ускользающие от меня складки ее платья. — Еще одно слово, Джейн! В доме, где вы жили, были только одни дамы? Ответом мне прозвучал смех — легкий, воздушный, звонкий, как колокольчик, он пролетел по комнате, когда она еще раз пожелала мне доброй ночи и вышла. Тихий стук закрывающейся двери не смог заглушить ее веселого смеха, когда она продолжала подниматься по лестнице. Затем все стихло. Я остался один на один с Пилотом, который вновь улегся рядом с моим креслом, однако привычные мысли не шли мне в голову. Все во мне жило недавним чудом, ее голосом, мягкостью ее рук, музыкой ее смеха и теплом ее ласки. Еще сегодня утром я сходил с ума и ненавидел всеми оставшимися во мне силами эту жизнь и мир, окружавший меня. Я молил Всевышнего о смерти, надеясь наконец снова встретить свою возлюбленную хотя бы за чертой земной жизни. Но мир, который я так ненавидел, и судьба, которую я проклинал, подарили мне эту встречу. Я слышал ее, чувствовал ее так близко, что слышал биение ее крохотного, но такого сильного сердца. Ее прикосновения и слова казались мне волшебством, излечивающим раны, нанесенные мне жизнью. Когда-то я шутливо спросил ее, не найдется ли у нее для меня какого-нибудь заклятия или эликсира, чтобы я лучше подходил своей ослепительной невесте, однако теперь я понимал, что был неправ: любовь очищает, делает равными, сливая две души в одну, живущую в двух телах. Она заставляет тебя забыть о самом себе, растворяя в том, кого любит твоя душа. И вправду, сегодня я едва ли помнил о своих увечьях, ловя каждое слово моей возлюбленной. Отходя к сну, я долго оживлял сегодняшнюю встречу и раз за разом ловил себя на мысли, что все, что я испытал за последний год одиночества, потускнело и сжалось, почти исчезнув под тем, что принесла мне Джейн одним своим присутствием. Уже засыпая, я вдруг вспомнил смех Джейн, когда она прощалась со мной, и вместо привычного тепла душу залил странный холод. Она не сказала мне и слова о том, как жила весь этот год, не считая тех вырвавшихся против ее воли фраз о людях, окружавших ее, однако что-то меня тревожило. Где она была? Кто окружал ее? Она молода, добра, открыта, она удивительно умна и трудолюбива — Джейн не могла не снискать одобрения. Но, может быть, рядом с ней был другой человек, не замаравший себя тяжким грехом, как я? Она добра ко мне, я знал это. В ту ночь я почти не сомкнул глаз. На следующее утро я проснулся раньше обыденного. Приведя себя в порядок, я вышел в коридор, где встретил Мэри. Она пожелала мне доброго утра, однако не успела и договорить, как я спросил ее: — Мисс Эйр здесь? — встревоженная Мэри подтвердила, что Джейн никуда не уезжала. Однако это лишь отчасти удовлетворило мое любопытство. — В какой комнате вы ее поместили? Не сыро там? Она уже встала? Мэри заверила меня, что Джейн расположилась в одной из гостевых комнат, той, где больше всего света и совершенно не дует. Узнав, что Джейн еще не выходила, я отправил Мэри к ней узнать, не нужно ли ей чего и когда она спустится, отправляясь тем временем в столовую. Найдя по памяти кресло, я опустился в него и вздохнул. Утро было солнечным, это понимал даже я — сквозь мутную пелену слепоты мне удалось увидеть чуть сероватое полотно неба. Несомненно, оно было золотым от утренней зари, однако то, что я увидел не темноту, как в сумрачные дни, внушало мне надежду, что Джейн сможет прогуляться по рощам Ферндинда — Джон мог бы показать ей самые живописные места. Джейн… Все мои мысли метнулись к ней, и я с нетерпением ждал, когда она выйдет. Мой добрый дух, как ей спалось? О чем она думала перед тем, как отойти ко сну? Не волновало ли что-нибудь ее сердце? С болью мне вспомнилась та ночь, когда, встревоженная и дрожащая, она выбежала мне навстречу в поле — ее бледное лицо сияло в лунном свете, а глаза казались двумя дрожащими, наполненными до краев озерами. Ее голос почти не изменил ей, когда она говорила о своем ночном кошмаре, однако боль и страх открылись для меня в дрожи ее рук. Она говорила, что порой ей снятся кошмары. Я ждал, почти не двигаясь, еще четверть часа, пока не услышал тихий шорох платья, а вслед за ним голос Джейн: — Сегодня яркое, солнечное утро, сэр. Дождь перестал, и теперь мягкая, чудесная погода. Скоро мы с вами пойдем гулять.