Все сначала

Что ты чувствуешь, когда умираешь? Легкость. Свободу, ты будто летишь куда-то в пропасть, откуда тебе не вернуться. И именно сейчас подобное чувствовал Джонс. Да-да, тот самый Киллиан Джонс - мастер по выживанию, что всегда ходил по лезвию ножа, и всегда избегал собственную кончину. Это было его стилем, и, казалось, что никто не может точно так же. Но сейчас Киллиан действительно умирал. А всему виной - убийца, который неизвестно зачем убивал уже не первого человека. Нож, что только что насквозь пронзил Крюка, теперь лежал рядом, а веки мужчины медленно начали закрываться. Тело вмиг стало ватным, пират перестал его ощущать. В последние секунды пронеслась перед глазами вся его жизнь. Мила, месть, Свон... Как мало он успел сделать добра за сотни лет, как мало людей, которым он доверял и любил. И одной из них стала Эмма. Его любовь, его слабость. Та, ради которой он пожертвовал бы всем, стоит ей лишь попросить. "Веселый Роджер" ради нее он уже отдавал, а сейчас отдал свою жизнь, надеясь, что убийца не тронет Эмму. - Крюк! - истошный выкрик, вместе с истерикой. Последние слова любимой, что он слышал в своей жизни. Последнее, что запомнил навсегда. ------------ Киллиан Джонс подскочил на постели в холодном поту. Ну и сон ему приснился. Его протыкает ножом какой-то убийца, он умирает, вспоминая девушку, что не видел ни разу в жизни, и как она кричит его имя, точнее называет его "Крюк". Ну и сон... Прямо-таки готовый сюжет к фильму ужасов, который, скорее всего, получился бы весьма не плохим. Жаль, что все это лишь иллюзия. А сейчас... Работа. Ее никто не отменял, а сегодня предстояло брать важное интервью у какой-то шишки. Мужчина нашел в шкафу белоснежную рубашку и синие джинсы. Вполне сдержано, но в то же время и официальностью не веет за километр. И это нравилось журналисту. С его характером, одень ты хоть безупречный строгий костюм, если он решит высказать все в лицо, ничего не скроет его настроя. Таков был Джонс, так что наряд здесь имел совсем небольшое значение. Горячий кофе, что Киллиан купил по дороге на работу вскоре закончился, а мысли заполнились всем, чем можно. Этим самым сном, который странно действовал на него. Он казался реальным. Будто это не фантазия, что была весьма странной, будто он помнит прошлую жизнь... Этот крюк вместо руки, что был во сне... Его не было в реальности и мужчина даже внимательно посмотрел на свою руку, сжал в кулак и вновь выпрямил... Точно, фантазия, и ничего больше. Но тот крик. Тот выкрик его имени или прозвища никак не уходил из сознания. Будто та женщина, которой принадлежал этот голос... Была реальна. И в какой-то степени у журналиста появилось желание найти ее, и, возможно, у него было все что нужно для этого, вот только ее внешности он не помнил, а лишь голос, что так отчаянно кричал его имя. А служб поиска по голосу еще создано не было. - Джонс, ты как всегда вовремя. Не забыл про интервью? -- поинтересовалась темноволосая девушка по имени Беттани. Она являлась его коллегой, он помнит, как она пришла устраиваться сюда на работу и как какое-то время они не могли поладить, зато теперь хорошие друзья. - Нет, Бетт, к сожалению не забыл. - Джонс усмехнулся, после чего плюхнулся на офисный стул, что повернулся вокруг своей оси и вернул мужчину за стол в нужное положение. Осталось включить компьютер и вновь погрузиться в работу, вот только Беттани никак не могла уняться, решив узнать все подробности жизни журналиста. - Ты сегодня сам не свой. Не язвишь, не подшучиваешь, не... - А что, соскучилась? - мужчина вновь усмехнулся, настойчиво избегая взгляда коллеги, делая вид, что смотрит в компьютер. В подробности своей жизни раскрывать не хотелось даже ей, тем более, что это все лишь сон, который не значит ничего. Иллюзия, мираж. Этого никогда не было и не будет, вот только почему Джонс так цепляется за это видение? Что его держит? На этот вопроса найти ответа не мог и он сам. Девушка на ответ Киллиана просто промолчала, видимо, поняла, что ему нужно подумать и желания говорить с ней, у него нет. И правильно сделала. Ведь в таком состоянии Джонс не был давно. В голове все еще крутились обрывки сна, а взор был тупо устремлен в монитор. Но все-таки через раздумья и мысли мужчина написал заготовку для предстоящей статьи и встав направился к выходу, перед которым обернулся. - Пожелай мне удачи, красавица. – Киллиан улыбнулся, вновь развернулся, только теперь уже на каблуках и пошел прочь. ------------ Знаете, так бывает только в дешевых мелодрамах или плохих книгах. Так просто не может быть в жизни. Не в её жизни. Это неправильно. Несправедливо! Эмма шла на работу, зная что в участке её ждет Джонс. Вероятно, он захватил для нее кофе или её любимый жареный сыр, что было банально, но до дрожи приятно. Сироты не привыкли к заботе, поэтому любое её проявление было бальзамом на душу девушки, хоть та уже не была сиротой. Вот только всю радость этого утра портил убийца, который уже не первую неделю терроризировал Сторибрук. И как бы Эмма не пыталась, она не могла выйти на преступника. Он ловко заметал следы и уничтожал улики, что только злило шерифа с небывалой жаждой справедливости. Эмма планировала в который раз пересмотреть документацию по убийствам, пересмотреть данные о жертвах... Проще говоря, она снова готова была убить уйму времени на поиски преступника. Ведь как бы хорошо у нее не складывалась личная жизнь, чувство ответственности за безопасность горожан выходило на первый план. И вот она. Типичная сцена нетипичной мыльной оперы. Она идет в кабинет, заранее радуясь встрече с любимым человеком, почти улыбается, почти счастлива... И почти кричит. Хотя почему почти? Красноречивое прозвище пирата эхом разошлось по участку и отразившись от стен резануло по ушам. Свон не узнала свой голос и не узнала Киллиана, который лежал на полу. Он обещал, клялся, говорил, что умеет выживать и никогда ее не оставит… Он не мог… Только не сейчас и только не вот так… Вот она бросается к нему и проверяет пульс, но слышит лишь собственное рваное дыхание. Слезы? Какие слезы? Дочь Белоснежки не плачет, не кричит больше, лишь в безумной истерике повторяет его имя, чуть встряхивает, касается лица... Она просит, умоляет его, требует открыть глаза, но осознание того, что она больше не посмотрит в эти голубые глаза, пронзает её со скоростью несущегося поезда. Раз и на куски... - Нет, нет, нет... Пожалуйста, Киллиан. - первый всхлип и Эмма сотрясается, борясь с поднимающейся волной боли. - Не оставляй меня... Прошу тебя, не уходи. Первые слезы капают на пол и она разбивается, словно эти соленые капли о бетонную поверхность. Раз и на куски... - Господи... Не надо! Киллиан... - его имя как ещё одна рваная рана на сердце. Это почти физически больно. Невыносимо. До предела... Она теряет всех, кто ей дорог. Стоит ей полюбить, как этот человек погибнет. Это закономерность. Крюк убедил, что с ним будет иначе, она поверила. Рискнула и вот к чему они пришли. Она сидит над его безжизненным телом и сотрясается от рыданий. От боли, от осознания того, что его больше не будет в ее жизни. Не будет запаха и вкуса морской соли на губах, после его поцелуя, не будет его… Эмма чувствует, как внутри неё что-то ломается. Резко и со страшным грохотом. А что-то и вовсе умирает. Рыдания душат и царапают грудную клетку, а боль нарастает, накрывает её с головой и Эмма понимает, что что-то в ней безвозвратно изменилось. Умерло. Его смерть как приговор для нее. Не просто способ разбить ей сердце. Способ разбить её. Раз и на куски. ------------ - Приятно было пообщаться. – Киллиан улыбается и закрывает за собой дверь. Только сейчас он может снять свою фальшивую улыбку. Может не притворяться, что интервью было отличным. Честно говоря – оно было отвратительным. Сухим, почти полностью лживым и Питер постоянно пытался над ним подшутить. И ладно, если бы шутки были стоящие, так нет, они были отвратительные и ужасные. Джонс и сам любил выбросить где-либо шутку, подколоть кого-либо, но если он это делал, то он был уверен в своем успехе. А этот человек… Он был просто отвратителен. И это интервью… Придется очень поработать, чтобы сделать из него хоть что-то сносное. Что-то, что можно было бы прочесть. - Как… - Отвратительно. – произнес мужчина, не дав коллеге даже закончить начатое предложение. Он достал свой блокнот, в котором были начирканы пара строк неаккуратным почерком и вновь сел за свой выдвижной стул. – Все было настолько сухо, что я не знаю, как это исправить. Джонс открыл папку с его бывшими интервью. Их было больше сотни, все были разные и разложены по папкам. Вскоре, тут появится еще одно, это самое неудачное интервью с Питером Паркером. Сейчас предстояло сделать из него что-то стоящее, что-то читабельное. Мужчина стал вдумываться. Перечитывать каждое сказанное Питером слово, пытаясь найти в нем хоть какой-то смысл. Да, это тяжело, да, сложно найти смысл в том, где его нет, но медленно на чистом листе стали появляться слова, затем предложение и вот, долгожданная статья. Вот только ради этого пришлось сидеть половину ночи, и сейчас Джонс попросту засыпал на месте. И стоило только начать засыпать, как перед глазами вновь возник тот сон. Крик, кусок какой-то камеры с открытой решеткой… Дальше посмотреть не удалось, ведь Киллиан вновь подскочил на месте, вновь на лбу выступили капли холодного пота, который мужчина стер рукой, параллельно прикрывая глаза на долю секунды. Это было тяжело, было ощущение, что он вообще больше не будет нормально спать. Зато этот… Сон… Заставил подняться и пойти домой. Квартира встретила Джонса сладостным молчанием. Как всегда тихо и спокойно. Как всегда одиноко, но, зато никто не мог помешать его спокойствию. Особенно сейчас, когда уже начало светать. Слава Богу статью надо было отдавать в печать только через неделю, а значит, покой был обеспечен… Но покой ли… С такими снами, что снятся ему в последнее время. Киллиану стало жутко засыпать. Не может быть такое, чтобы сон был таким реалистичным и снился каждый раз, стоит лишь Джонсу заснуть. В голову просто не укладывалось, что такое происходит. Но увы, все происходило с ним. Журналист первым делом пошел в душ. Теплые струи воды, что касались кожи, здорово помогали думать. Но думать над чем? Над глупым сном, снившимся второй день подряд? Глупо. Да что там глупо, по-идиотски. Мысли собирались в кучу всегда, но не сейчас. Да, в голове появился хоть какой-то порядок и Киллиан немного пришел в себя, но лишь на одну сотую часть, и чтобы заснуть мужчине сегодня, ему пришлось выпить несколько глотков дорогого коньяка, что стоял у него в баре. Удивительно, но только алкоголь заставил сознание отключиться на какое-то время. ------------ Что-то рухнуло. Все невероятно поменялось. Эмма Свон уже не находила своего места в квартирке Мэри-Маргарет и во всем Сторибруке. Она сутки на пролет не выходила из комнаты, прячась под одеялом от всего мира, как маленький ребенок от монстров. В участок идти было с родни суициду, учитывая то что там произошло, так что свою работу блондинка без зазрения совести спихнула на отца. Родители пытались до неё достучаться, Реджина старалась образумить и оторвать от поисков убийцы, которые стали для Спасительницы единственным важным занятием. Но у них ничего не получалось... Лишь Генри приходил к ней с чашкой какао с корицей, обнимал и не говорил этого лживого "Все будет хорошо". Потеряв любимого, Эмма поняла что значит, когда не хорошо и не плохо. Когда никак... Однажды они с Дэвидом забрели на пристань, когда отец снова предпринял попытку отвлечь дочь от саморазрушения и увидев там Веселый Роджер, блондинка резко побледнела и практически убежала прочь. Дома она закрылась в комнате и впервые с того самого дня убийства, позволила себе разрыдаться. Громко, навзрыд... Но от слез легче не стало, в отличии от соленной влаги, её боль не исчерпывалась и не выходила наружу. Она сидела внутри, нарастала, грозясь разорвать изнутри. Эта боль была больше, чем её тело и чем вся она. Всю ночь Эмма не могла уснуть. Кошмары стали привычным явлением, так что желания уснуть тоже не было, ведь забытье не накроет её защитным слоем от реальности. Даже во снах Эмму преследовала боль потери и куда от нее спрятаться пока не ясно... Убийца больше не объявлялся. Убийства прекратились, Киллиан Джонс стал последней жертвой. А зацепок для поисков все ещё никаких. Дело встало на месте и девушке пришлось ещё хуже, чем прежде. Раньше она отвлекала себя расследованием, а теперь осталась один на один с разбитым сердцем. Хуже было некуда, и дабы спастись от боли блондинка все чаще проводила вечера с Генри и чашкой любимого напитка. Только это не спасало. Боль росла, давила на неё изнутри, грозясь рано или поздно уничтожить. И кто спасет неудавшегося Спасителя? Решение пришло пару дней спустя, когда Эмма снова сидела с Генри, потягивая какао. Мальчик терпеливо молчал, пытаясь облегчить горе мамы незримой поддержкой, обнимая или монотонно рассказывая о том как прошел его день. Он знал, что она его слышит через слово, но продолжал, временами держа за руку. В этот вечер Эмма как-то отстранено вспомнила о их жизни в Нью Йорке, когда единственной её заботой была готовка для сына. И в тот момент в светловолосой голове девушки, появилась немного безумная идея искать спасения от боли за пределами Сторибрука. Раньше она именно так спасалась от своих жестоких реалий - убегала от них. Помниться, не так давно она поняла, что её дом здесь, рядом со сказочными родителями, сыном и бравым пиратом. Желание убегать исчезло, когда пришла тоска по дому. И Свон все ещё считала Сторибрук своим домом, но теперь ей хотелось покинуть его, бежать без оглядки ища спасения в родном мире без магии. Она долго обдумывала свою идею, пока не пришла к окончательному выводу, что так будет правильно. Она ведь уедет не навсегда, лишь до той поры пока не убежит от собственной боли, мчась куда-угодно лишь бы вперед. Нельзя сказать, что это решение далось ей легко... Ещё тяжелее было говорить об этом Дэвиду и Мери-Маргарет, своему сыну и Реджине. Родители явно были против, но почему-то не стали спорить, Генри понимающе кивнул и обнял её, а Реджина как-то громко выдохнула и сказала: - Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. Не здесь, так за чертой. Даже удивительно, что все так легко приняли её отъезд, но Свон была только благодарна. С увольнением проблем и вовсе не возникло, пост шерифа теперь вероятно займет Дэвид. В день отъезда Эмма как-то слишком быстро собралась и пришлось признаться... Ей не терпится уехать. Оставить его позади веря, что там же останутся её разбитое сердце и разрушенные надежды на счастливый конец... Сказок в реальном мире не бывает, не стоило об этом забывать. Она погружает чемоданы в машину и нерешительно разворачивается на пятках, смотря на людей, что стали её семьей. Эмме до дрожи в руках хотелось забрать Генри с собой, но она не могла так поступить. Не могла забрать его у Реджины или предложить уехать, поставив мальчика перед таким выбором. Нет, это лишь её путь. Не зачем втягивать в это сына... Эмма прижала к себе Генри тихо извиняясь. Она не уточняла, но Генри точно знал, что она просит прощения за то что оставляет его, пусть и с целой семьей сказочных персонажей. Один его дед чего стоит... Но Свон все же чувствовала свою вину, сожалела и извинялась за свою слабость. За то что она такая плохая мать... Эмма грустно улыбнулась Реджине, которая стояла рядом с Робином. Смотреть на чужое счастье неприятно, когда тебя так несправедливо лишили собственного, но Эмма игнорировала эти ощущения. Реджина старалась больше многих других, чтобы получить своё счастье, она его заслужила. Королева неспешно подошла к сыну и Эмме, глядя на них с легкой улыбкой на идеально накрашенных губах. Реджина стала подругой для дочери Белоснежки, хотя началось все с вражды и войны за сына. Как же круто все изменилось с её приезда в Сторибрук... - Я люблю тебя, мам. - произнес мальчик и отстранился. - Возвращайся скорее. - Постараюсь, малыш. - выдохнула блондинка, взъерошив его волосы и натянуто улыбнувшись. Прощаться всегда трудно, даже если хочется уехать. Эмма не стала просить Реджину позаботиться о сыне, ведь и так знала, что она сделает это. Они обе его матери. И впервые Свон приняла это как что-то само собой разумеющееся. Дальше пришлось прощаться с родителями, которых она не так уж и давно воспринимала как маму и папу. Теперь она снова их покидает, но на этот раз з-за собственного желания. - Мам... Пап... - Эмма выдохнула, пытаясь подобрать слова, извиниться за свой эгоизм, но лишь обняла их обоих, чувствуя как глаза наполняются водой. Принц поцеловал дочь в висок и погладил по волосам. От этого жеста, такого родного и согревающего, на душе на миг стало легче, но жаль что лишь на миг. Мэри Маргарет похоже плакала и отстранившись, Эмма увидела подтверждение своим словам. Снежка смотрела на нее с плохо скрываемым сочувствием и погладила по лицу в чисто материнском жесте. Слезы собственной матери заставляли Эмму сжимать руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони и злясь на саму себя. - Мне жаль Эмма. Мы бы так хотели тебе помочь... Но если не можем... Езжай. - Снежка поцеловала девушку в лоб и вымученно улыбнулась. - Только помни, что здесь твой дом и люди, которые тебя любят. - Мам, я обещаю. - закивала Эмма и снова обняла родных. Она бы никогда не подумала, что оставить их будет так тяжело. - В конце концов, я буду постоянно вам звонить... Вы все ещё моя семья. Ещё несколько минут объятий и вот прекрасные отходят от желтого жука, а Эмма с тяжелым сердцем прощается с Белль, Руби и (быть не может!) даже Голдом. Вот уж кого никто не ожидал увидеть на своеобразных проводах Спасительницы. Даже для самой Спасительницы это стало сюрпризом. - Мисс Свон, - маг чуть кивнул в знак приветствия, а Эмма не смогла сделать лицо дружелюбнее, как ни старалась. - Надеюсь, вы меня извините, если я не буду плакать. - Конечно, а то ещё рухнет ваша репутация. - монотонно ответила блондинка, сунув руки в карманы темных брюк. У нее не было желания говорить с ним или делать вид, что такое желание присутствует. А зачем? - Не стоит, Эмма. - серьезно произносит Голд и этим привлекает внимание девушки. - Не стоит чего. - Так убиваться. Ваше горе не только не красит вас, но и передается другим. - Осторожнее, мистер Голд. Могу подумать, что вы волнуетесь, а мы оба знаем, что это не так. Вы наверняка радуетесь, не скрывайте. - Чему? Смерти старого врага? Определенно. - откровенно сознается Румпельштильцхен и не сдерживает ухмылки. Эмму передергивает. Хочется ему врезать. - Не злитесь, я всего лишь честен с вами. - Благодарю. - резко бросает Эмма и меланхолично крутит на пальце ключи, надеясь отвлечься на их звон. - Если у вас все, то прощайте. - Не отчаивайтесь, мисс Свон. Конец не всегда такой каким мы его видим. - задумчиво проговаривает маг. - О чем вы? - раздраженно проговаривает блондинка, сверля его взглядом. - Мне мало вериться, что Спаситель - символ добра и героизма, будет лишен счастливого конца. Это привилегия злодеев. Так что, я склонен предположить, что вы не будете горевать всю жизнь. Возможно, ваш счастливый конец ещё впереди и это отнюдь не однорукий пират. - Ну да. Несомненно. - отстранено бормочет Свон, понимая что Голд впервые так сильно ошибается. Она Спасительница, но это не значит, что ей позволено просто быть счастливой. Для нее прописано лишь спасение остальных. - Прощайте, мисс Свон. - Румпельштильцхен снова кивает, и развернувшись на каблуках идет к Белль. Он сам доказывает неточность волшебных правил, ведь его счастливый конец стоит рядом с ним. Эмма тяжело вздыхает и бросив последний взгляд на свою семью, решительно садится в машину. Она будет скучать по сыну, родителям и Реджине, но это единственный шанс не потерять себя в омуте боли. Бежать. Как раньше. Без оглядки. Девушка заводит мотор и отъезжает, глядя в зеркало заднего вида на сказочных героев. Улицы с каменными домами быстро сменяются шоссе окруженным лесом. Она почти не видит таблички на границе города из-за подступивших слез, но сильнее вдавливает педаль в пол. Сторибрук остается позади, а по щекам бегут горячие слезы. Девушка не стирает их, позволяя тяжести отъезда на миг закрыть собой боль от потери возлюбленного.