Картины осколков. Темнота

Старк Койот

Лиллинет крутится перед зеркалом. А я хочу спать. Эта стекляшка из мира живых иногда очень полезна. Особенно тогда, когда есть обновки. Всё же девочка – она и Арранкаром девочка. Хорошо, в кои-то веки не трясут, не мешают. Прикрыть глаза на пару секунд… И проснуться от пинка. Слов нет, одни эмоции, да и те не очень цензурные. Но сон, сон… Слишком лень, да и торопиться, в принципе, некуда. - Старк, проснись! Ну, блин! – она тянет меня за щёку. Хочу открыть глаза и надавать ей по шее, но веки будто слиплись. - Отстань, Лиллинет, дай поспать… - Ну, мне нужно твоё мнение! – кое-как разлепив ресницы, воплощая своим видом праведное негодование, наконец, интересуюсь, что её заставило меня разбудить. В ответ на это она повернулась вокруг своей оси, демонстрируя закрытое платьице, как всегда в чёрно-белом цвете. Несмотря ни на что, мне показалась, что известие о пропаже наших дыр не слишком обрадует Айзена, и настоял на том, чтобы теперь одежда стала более закрытой. – Как думаешь, Ичи бы понравилось? – с той поры она только о нём и трещит. Не умолкая ни на секунду. Чем он ей так нравится? Мы знаем его жизнь, начиная с предыдущего года. Замкнутый, винящий себя в смерти матери, до сих пор, кстати, ребёнок, ставший синигами. По сравнению с нами – вообще малыш. Так что же, что же? Да, это всё очень необычно, но ничего такого, что могло бы вызвать такую реакцию, вроде бы не было. Сонный мозг отказывался соображать. Ничего делать абсолютно не хотелось. Кивнув, я снова погрузился в дремоту. – Эй, ты спишь? Я пойду Ичи спасать, а то Беленький его добьёт. – Я на автомате кивнул. А потом задумался о словах. Добьёт? Значит, Рыжик уже умирает? Ну и ла… Чёрт! Глаза сами собой распахнулись, стоило подумать о такой перспективе. - Иди, я подойду немного позже. - Ты тоже это чувствуешь? – что мне было ответить? Лишь правду. Пока смутно, но я ощущал некоторую привязанность к Куросаки. Интересно, чем это грозит? Может лучше сразу избавиться от причины? Но мысль об этом причинила почти физическую боль. Что бы ни сделала эта странная сила, она явно обезопасила своего владельца. А, может это и к лучшему.

Тия Халлибел

Неужели всё то, что происходило с мальчиком, правда? А иначе как мальчиком его назвать не получится. Каких-то пятнадцать лет. Слишком много событий для его возраста. Арранкары не растут и не стареют. Мы обречены на пустую бесконечность, перемежаемую охотой. И то - лишь чтобы избавиться от ощущения стазиса. Мы не голодны, мы не чувствуем холода, даже потребность дышать зачастую несёт лишь психологический характер, тонкая нить, соединяющая нас незримой связью с развивающимися, растущими и умирающими людьми. Многие из нас цепляются за эту связь как за спасательный круг. Слишком долгая жизнь сводит с ума. Это... Зависть. Дикая, чёрная, будто безлунная ночь. И к смерти. Голод мучает всех без исключения пустых, хоть с каждым этапом эволюции всё меньше и меньше, каждый устаёт от этого чувства, буквально пронизывающего каждую клетку тела. И ищут, ищут лёгкого ухода из жизни. Даже Васто Лорды, стремившиеся к развитию любой ценой. Но слишком просто отдать жизнь, даже такую – бесчестие, и все ищут достойного противника. Наткнуться на группу синигами и спокойно уйти на перерождение – верх мечтаний для старых как мир существ. Меня от этой дороги спасла ответственность. Троица пустых, собравшихся вокруг меня, я была привязана к ним. Но не все поступают так – они находят себе странные развлечения. Король без королевства, но с подданными; поиск драк; поиск чего-то необычного. Смысл нашей жизни придал Айзен-сама, предоставив нам то, чего мы так долго искали, избавил от голода, подарил силу. Но самого главного так дать и не смог. Не смог осуществит мечту, странную и до боли невозможную. Не дал нам избавиться от этой бесполезной зависти. У пустых нет многих человеческих чувств. Ярость, ненависть, злоба, иногда привязанность, любопытство… Но не за этим гонятся. Гонятся за страшными чувствами – печалью, виной, за простой радостью и за любовью. И вот сейчас, осознавая память мальчика, будто свою собственную, начиная со смерти матери, я вновь ощущала. Пускай пока чужие, непривычные, острые и болезненные, эти чувства поселились в моей… душе? В моей душе? Я не понимаю, впервые за столько лет я совсем не понимаю. Разве это может быть? На глаза, против воли набежали слёзы радости. Эти люди, с которыми неразрывно была связана жизнь Ичиго. Все эти люди должны пожертвовать ради него чем-то, а я уж об этом позабочусь. Ведь сердце болезненно сжимается только при возможности того, что он снова может пережить всё это. Рыжий лучик солнца, ты ведь сможешь объяснить мне – это дар или проклятие, нереальная вещь под названием душа?

Улькиорра Сиффер

Айзен-сама диктует послание для Ичиго и его спутника. Не вслушиваюсь, но запоминаю, погрузившись в свои мысли. Жизнь странная и бесполезная штука, в самом-то деле. Все, кого нельзя использовать в полной мере, рано или поздно выкидываются в урну. Бесполезность вокруг. А значит, каждого из окружающих рано или поздно выкинут. Мусор. Неважно, что можешь – если ты этого не пытаешься реализовать, то ты бесполезен. Просто бесполезный мусор. А вот что делать с тем, кто всеми силами пытается делать, защищать, натыкаясь на стены непонимания, но продолжая упорно карабкаться вверх, что-то делать? Могу ли я его уважать? Айзен-сама сделал многое, я могу уважать его. А человека потерявшего всё? Могу ли я сказать, что он бесполезен? Могу ли я сказать, что он добился чего-то? Вопросы в ровном, стройном и непрерывном танце кружились в голове. Человек. Он не должен быть таким, это не нормально. Это не входит ни в какие рамки, не поддаётся структуре. Почему я знаю всю его жизнь? В этом всём отсутствует смысл. Дыра, она исчезла. Подарок. Душа? Я всегда искал её, не в силах дотянуться, застряв в вечных поисках, в вечной пустоте. В вечном белом так не хватало солнца. Это осознание пришло, когда я увидел чересчур яркие в вечном царстве чёрно-белого рыжие волосы. Пережить многое и не сломаться, разве это не хорошая жизнь. Я ненавижу синигами. Они ужасны. Та хрустальная, на вид светлая девушка прикоснулась к солнцу и, обжегшись, обвинила его в этом. Разве солнце может быть кому-то чем-то обязанным? Почему же он спасал? Разве можно ненавидеть солнце лишь за его тёплые лучи? Это глупо. Их ненависть пуста и бессмысленна. За это можно разбить хрусталь, сияющий лишь на свету и бесполезный в целом. Красивая девушка, вечно крутящаяся рядом с солнцем никто иная как глупая бабочка, летящая на свет. Она радует узором крыльев лишь в яркости этих волос, сама же бессмысленна. Она ничего не значит. Мусор. По какой же причине он так добр к ним? Может ли быть, что всё дело в том, что он не видит всего этого, не видит их бесполезности? Значит ли это, что он беззащитен? Значит. Избавив меня от пустоты, он показал мне смысл. Он сам – душа, чистая и открытая, даже сейчас доверчивая. Может ли темнота охранять свет? Даже если ответ отрицательный, я хотя бы попытаюсь. Уходя из зала, чувствую неловкую улыбку на губах. Думаю, ему намного легче, когда рядом улыбаются. Но, кажется, с этим следует повременить – от меня уже пара пустых шарахнулась. Что с них возьмёшь? Мусор.

Гриммджоу Джагерджак

Что за чёрт? Вся поверхность живота адски зудела и чесалась. Отбросив надоевшую кофту, непривычно застёгнутую, я вновь осмотрел свой живот. Не обнаружив ни узоров, ни каких-либо других украшений, я вздохнул. Живот как живот, пресс в наличии, не жалуюсь. Единственное, чего там не хватало – это дыры. Потеря не велика, я только рад избавиться от ненужной вентиляции, но что-то подсказывало – это отнюдь не к добру. Смутное ощущение беспокойства, преследующее меня на протяжении уже нескольких часов, никак не хотело униматься, а интуиция не то чтобы вопила, так, изредка подвизгивала от страха. А этой даме я привык верить. И, кажется, это как-то связано с рыжим и Хичиго. У него шикарная реацу! Жаль, что до драки дело так и не дошло. А этот рыжий, которого он назвал Королём? В груди поселилось какое-то странное, вязкое и гнетущее чувство. Я его едва не убил. Встряхнув головой, отбрасываю эти мысли подальше – не убил же. Но чувство не даёт покоя, заставляя раз за разом вспоминать бледное лицо с чернильно-чёрными провалами глаз в окружении золотисто-рыжего ореола длинных волос, и испытывать… вину? Вот как называется это почти забытое ощущение. Эмоция не для пустых, не для воплощений злобы и ярости. Что заставляет меня её испытывать? Пока не знаю. Но обязательно выясню. А пока мне оставалось лишь в бессильной ярости носиться в четырёх стенах. На подошедших было фрассионов я рыкнул, и они быстро ретировались – от греха подальше. Правильно, дальновидное решение. А то так прибью, потом конечно жалко немного будет, но ему это никак не поможет. Нарезая очередной круг по комнате, я споткнулся и врезался в стену. Это ужасно меня разозлило. Но краем сознания я понимал – это злость на себя. Упав на пол и распластавшись звёздочкой, я очертил пальцем невидимый круг. Дыра – отсутствие души. Этот рыжий мальчишка подарил нам её? Бесценное, злое и беспощадное сокровище, цена которого – память. Выудив картинки из памяти, я снова и снова видел всего два кадра – холм Сокиоку и слёзы на чересчур белом лице в обрамлении чёрных волос. Если я получил душу по вине её ошибки – я ей благодарен. Если цена этой души – безграничная горечь, сопровождающая картины – я её ненавижу. Просто новая цель, одна из сотен. Вторая цель по списку. Что же происходит там? Вылетев из комнаты, я «повстречался» с Улькиоррой. В этот раз между нами даже не завязался конфликт, только перебросились парой слов. «Туда?» «Туда» - вот и весь разговор. Только перед дверью, из-за которой чувствовалась эта духовная сила, я замер в нерешительности. Эту проблему решил Сиффер, просто и с чувством наподдав мне ногой под зад. Влетая в комнату, я успел заметить, что в глазах Кватро мелькнули искорки смеха. Неужели?..

Зангетсу

Я не отпускал тебя, не смей уходить, дурак! Обожжённые реацу руки, злость на грани ярости. На себя. За то, что не могу вытащить Короля. Тихий смешок. Тяжело, по виску катится бисеринка пота. Чёрт! Ну, ещё немного! Прерывистый стук сердца, служащий наградой за труды. Бешеная выкладка. Почему эта битва никак не кончится? Почему всё так странно? Один противник, два меча, или другие орудия – по одному у каждого в руках. Один бой, на кону ставка, снова одна – моя жизнь. Лечить… Ну не понимаю как это делать! А простое вливание силы, похоже, только поддерживает жизнь. Вот уж правда, Ломать – не строить, душа не болит! Никогда бы не подумал, что делать также как Орихиме ужасно сложно? О, я нашёл ещё одну иронию. Принцесса свергла Короля вместе со своими верными рыцарями – Ледяной девой, Лучником-мастером, Сверхчеловеком и Властителем Бабуинов. Н-да. Ладно, подумаю об этом позже. Гораздо позже. Вдруг дверь распахнулась, и в неё с грохотом ввалилась… Лиллинет? - Не отвлекайся, я к Ичи. – в отличие от прошлого раза она была одета в красивое белое с чёрными оборками платье. Всё это заметил вскользь, лишь слабо оскалившись в ответ. Сил не хватало, даже говорить не хотелось. Руки пекло так, будто с них сдирали кожу, хоть это сейчас и неважно, я испытывал гораздо большие… неудобства. Перед глазами плывёт. Странно… - Ичи умирает, да? – Такие простые слова, грустные слова, заставили меня до скрипа стиснуть зубы. - Я не позволю ему умереть. – Вместо ответа она взяла мою руку. Пелена с глаз спала, и мысли немного прочистились. Даже стало как-то легче. - Уменьши поток силы. Ты только вредишь. Не понимаю, как такими темпами он ещё не загнулся? – Р-р-р, малявка! Но она права, по крайней мере, улучшений не заметно. Сказался мой подход, прямой как палка – что-то не получается? Надо больше силы! Эх. – Направляй её в проблемные места, хотя… У него всё целиком проблемное место. Давай-давай не отвлекайся. И не злись на меня, у нас со Старком странная сила. Мы не то чтобы лечим, мы вкладываем душу. Мизерный кусочек. Настолько малый, что для пустого уже и не имеет значения. Конечно, делить свою душу с кем-то глупо, но Ичи заслужил. И ты тоже. – Мой вопросительный взгляд. – Он ведь запомнил не всё, что с ним произошло там? Верно? – я застыл, будто громом поражённый. Откуда?

Flashback

Одиночная камера – тихая и медленная пытка. Но не тогда, когда свой интерес к тебе проявляет сумасшедший человек. Синигами. Он приходил изредка. Странные, страшные опыты. Вот что скрывала туманная дымка воспоминаний. - Держись, Белый. - Я держусь. Чёртов учёный! Но как же мне хреново, хотя это слово не целиком отражает весь трагизм ситуации. Хотя Королю сейчас хуже. Так что стиснем зубы и переждём, стараясь оттянуть на себя побольше яда. Старик помогает по мере сил, если бы не его пресловутая гордость он бы давно лежал рядом со мной, скрючившись. А так ещё стоит, подбадривает, пряча выражение лица за воротником и прикрыв глаза очками. Чёртовы слова! Я не могу… не хочу теперь оставлять его. Дожить бы до казни. Немного сумасшедшее смеюсь, сплёвывая кровь. Сколько ядов испытано на нас? Кажется, пять? Смесь реацу. Проклятье! Одновременно это и спасение и кромешный ад – на нас действует абсолютно всё. Но при этом то, на что действует, блокируют оставшиеся силы. Вот только с каждым разом всё хуже и хуже, этот псих явно ищет универсальное средство, мы в этом – лишь удачная подопытная крыса. Как же хреново… На этот раз ударило по силе синигами, замешанной на человеческой реацу. Солнце заполнило весь небосклон, став кислотно-зелёного цвета, а облака разноцветным калейдоскопом носятся по небу. Воды бы, но её здесь днём с огнём не найдёшь сейчас. И кошмары, весь мир заполнили кошмары. Уродливые, гнилые существа, своим смрадным запахом «дарящие» галлюцинации. Чтоб их! Даже сил сопротивляться нет. Единственное желание сейчас – свернуться в калачик и позорно выть, но горло пересохло и из него вырывается лишь шипение. Продержаться бы ещё пару часов.

***

- Ты хочешь его вытащить? – разбитые стёкла очков выглядят жутковато. Я киваю. – Тебе придётся запереть эти воспоминания, он не сможет жить так. Я существую уже… - он осёкся, – много. Но вот так – ломаются. Ты сильнее, ты ведь сможешь вытянуть это один? – ещё один кивок. Я знаю, что смогу. Радостный оскал. Пара невидимо поседевших прядей волос. Это всё только чтобы он был счастлив. Это всё только для моего спокойствия. Зачем мне сломавшийся король? Холодно, как же холодно. End flashback - Не знаю как другие, а мы видели жизнь Ичи начиная с тех пор, как он стал синигами. Каждый момент. И, знаешь, теперь внутри как-то тепло и горько. Так всегда у тех, у кого есть душа? - Да, всегда, – тихо-тихо, будто боясь что-то нарушить, сломать, шепчу и улыбаюсь. Не скалюсь, а именно улыбаюсь, прислушиваясь. Прислушиваясь к своему и чужому сердцу, сейчас стучащему чуть ровнее. Да, именно это отличало меня от обычных пустых. Душа. Разрушая всю странную, хрупкую атмосферу, в и без того тесную комнату вошёл (вбежал? Или ему ускорение придали?) Гриммджоу. Судя по подозрительно закаменевшему лицу сзади идущего, всё же последнее. Или это выражение абсолютного пофигизма для него нормально? Но яростный взгляд, который метнул на него Гриммджоу, рассеял все сомнения, которые ещё оставались. - Помочь? – эх, дать бы ему в глаз, бесит его пустое выражение лица. - Что с ним? – с тихим рычанием произносит Секста. И этому б в глаз. За компанию. Что-то бесит меня это всё. Если б взглядом можно было сжечь, то вместо этой двоицы на полу уже давно бы красовались две аккуратненьких кучки пепла, но, увы, мой взгляд такой способностью не обладает и они остались стоять там же, где и стоят. - Айзен-сама передал информацию. Причина нестабильного состояния Куросаки – некоторая стереотипность Хогиоку. Преобразование пошло по обычному пути, не учитывая его особенности. То, что ты его держишь в этом мире – геройство. Он должен пройти стадии развития пустого, а сейчас ему нужна их сила. – Он говорил что-то ещё, но я уже слушал, не вникая в суть, но всё же запоминая. И ещё меня разбирал истерический смех. Я сделал всё с точностью до наоборот. Всего лишь сила пустого? Бо-о-оги… Что-то внутри предвещало, что и в этот раз всё пойдёт не так, но у меня была надежда. И душа. Ичиго Слишком тёмно. Немного света, совсем чуть-чуть, прошу! Я сойду с ума. Эй, где вы все? Не оставляйте! Чёрт, как холодно. Тихо, очень тихо. Отпустите меня отсюда. Отпустите!!! - Успокойся, всё нормально – слова тихим шёпотом. Я слышу? Но не вижу, совсем. И ещё… чувствую. Шершавая простыня под ладонью. От обилия тактильных ощущений я едва не рехнулся. Попытка что-то сказать отозвалась удушающей тяжестью в горле. Закашлявшись, я долго не мог отдышаться. – Прости, тебе пока нельзя говорить. Я не смог сделать большего. Я чёртов слабак! – выкрикнул смутно знакомый голос, и тут же осёкся, видимо, увидев мою скривившуюся физиономию. И уже тихо, подавленно продолжил. – Зрение, вкус и обоняние восстановятся только после того, как ты поглотишь сотню пустых и минимум десять обычных душ. Хогиоку! – снова срывается он на крик, и, судя по звуку, его кулак встречается с чем-то твёрдым. Он вновь спохватывается, но чувствуется, что он с трудом держит себя в руках. Благо мои уши уже более-менее привыкли. – Оно обладает своей чёртовой памятью. Попытка преобразовать тебя так же, как и арранкаров привело к ещё большим повреждениям, всё же пустой ты лишь на треть. Из-за этого для восстановления нужно пройти стадии пустификации, хоть и в намного меньшей степени. Я знаю, что на это ты никогда не пойдёшь. Мне… жаль. Слух и осязание – всё, что смог. Говорить ты сможешь только используя реацу, у тебя попросту нет голосовых связок. А так как пока у тебя реацу крайне мало, повремени с этим. Айзен передал, что потребуется ещё неделя минимум. П… прости. – Я чувствую нечто очень близкое в этом голосе, но одновременно совсем оный не узнаю. Что-то в нём лишнее, неправильное. Слух… Хоть что-то. Эх, даже спасибо сказать не могу. В принципе, даже на это я не надеялся. Боги, да я даже на жизнь ещё недавно не надеялся! А ведь слух – это шанс. Для чего только? «У-щерб-ный» Какой же я сейчас ущербный. Чувствовать ладонями чуть тёплую ткань, так просто и так сложно, безумно приятно и странно. От природы награждённый не шибко высоким болевым порогом, как, впрочем, и все рыжие, живущий в мире, наполненном ощущениями, звуками и запахами, которые я чувствовал очень отчётливо, лишиться всего этого было жутко. Не придавая особого значения этому, я, как никогда, почувствовал себя живым, стоило мне вернуть только два чувства. Медленно поднеся руку к лицу, услышав тихий шелест одеяла, которым меня кто-то так заботливо укрыл, я провёл пальцами по лицу. Подбородок, губы, прикосновение к которым настолько отчётливо, что заставляет меня непроизвольно вздрогнуть. Дальше нос и щёки. И, наконец, глаза. Аккуратно ощупав их, я понял, что они открыты. Странно, но этого уже почти не замечалось, мир потерял физические очертания. Никакой темноты, просто… просто ничего. Сейчас так отстранённо осознаю это, спокойно и пусто. Опустить бы веки, но глаза не закрываются. Закрывать собственные глаза собственными же пальцами, будто мертвецу, смешно. Но сейчас, с полной пустотой в голове и кристально ясными мыслями, я переосмысливал все свои действия, порывы и мотивы. Зачем я вернулся? Мстить. Нужна ли мне эта месть? Нет. Горько ли мне от предательства? Да. Но день за днём меня посещала ненавязчивая мысль, что я со своим желанием мести разрушу те хрупкие счастливые образы, что ещё сохранились в памяти. Не хочу убивать тех, кто ещё недавно мне улыбался, не хочу слышать злость в ещё недавно радостных голосах. Не хочу… не хочу щадить, зная, что не смогу ударить тех, кто, возможно, этого заслуживал и, чёрт, не хочу умирать от их рук. Так стоит ли ещё сильнее разбивать чувства на осколки? Не думаю. Единственное – родные. Я вытащу их, чего бы мне это ни стоило. Но примут ли они меня таким? Медленно текут мысли, вязкое время и вовсе, кажется, застыло. Тот, кто стоит рядом, не нарушает воцарившуюся тишину. Вдруг комната взрывается шумом, открытая с лёгким скрипом дверь впускает посетителей, не знаю, сколько их, но много говорят лишь три голоса. От громких звуков болит голова, и я морщусь. Будто убитые этим жестом, все резко замолчали. - Кто вы? – собравшись с силой, прохрипел я и тут же закашлялся. Вот чёрт. Мне ответил детский голос, звучащий радостно. - Мы те, кому ты дал душу, Ичи! И твоя новая семья. – Моя новая… семья?