Четвертая стража

С момента сцены в покоях короля прошло несколько дней. Анжелика сперва решила, что ее холодность и неприступность охладят королевский пыл, но нет: иногда во время прогулок и торжеств, она кожей ощущала на себе взгляд монарха. Ее пронизывала дрожь: она поднимала глаза, встречаясь с глазами короля, в которых читался властный призыв. В среду после мессы король отправился совершать благодеяние — прикасаться к больным. Свита последовала за ним по большой галерее через залу Мира в сады. Больные, сопровождаемые лекарями в длинных мантиях, ожидали у ступеней лестницы, ведущей в оранжереи. Анжелика была среди дам. Глядя на улыбки, которые король посылал мадам дю Плесси, придворные значительно переглядывались. Уже никто не сомневался, что на небосклоне всходит новая звезда. «Вот увидите», — вещала мадам де Севинье, которая из-за тесной дружбы с маркизой дю Плесси находилась в центре внимания, — «перед нами новая Диана де Пуатье». После церемонии все отправились подкрепиться угощениями, которые поджидали их в роще Марса. Тут Анжелика увидела мадам де Монтеспан, идущую под зонтом из розового и голубого атласа, который нес за ней негритенок. Она расточала улыбки тем, кого приглашала следовать за собой в свою излюбленную рощицу. Анжелика без приглашения присоединилась к свите фаворитки. Маркиза де Монтеспан облюбовала уютную беседку, укрытую в тени деревьев. Дамы и кавалеры, чтобы развлечь ее, затеяли игру в жмурки: юной герцогине де Невер, племяннице мадам де Монтеспан, завязали глаза и герцог де Сент-Эньян крутил под общий одобрительный смех. Анжелика, улучив момент, пока все были заняты игрой, подошла к Атенаис. — Доброе утро, Атенаис, — весело сказала Анжелика. Фаворитка повернулась к ней. — О, как мило! Чем могу быть вам полезной? Соперницы хорошо знали друг друга и сейчас старались перещеголять одна другую в любезности. Голубые глаза Атенаис с высокомерным вниманием смотрели на Анжелику. Та не спеша расправила юбку и села на мраморную скамейку подле мадам де Монтеспан. — У меня есть для вас интересная новость. — В самом деле? Анжелика на минуту сделала вид, что увлеклась игрой. — Ну что же, мы ждем, — холодным тоном поторопила Атенаис. В ее сузившихся глазах стояла настороженность. — Ах, да... Попросите своих людей, чтобы они оставили нас наедине. — Мне не хочется, — презрительно дернула плечами фаворитка. — Может быть. Но так будет лучше. Мадам де Монтеспан снова повернула лицо к Анжелике. Увидев выражение лица соперницы, она заколебалась. Анжелика наклонилась к самому уху Атенаис и прошептала: — Месье Дюшес мертв — вы знаете? — И что с того? — Мадам де Монтеспан дернулась, будто ее ужалила змея. — А то, что это было вовсе не самоубийство, мадам. Ему помогли умереть. Ни один мускул не дрогнул в лице Атенаис, напротив, она стойко встретила это сообщение. — Гм… а мне никто ничего не говорил об этом. — Об этом еще никто не знает, кроме меня. Хотите знать, как это произошло? Впрочем, не важно… интересно другое: перед смертью он успел многое рассказать. — Кого может заинтересовать болтовня покойника? — процедила мадам де Монтеспан. — Хотя, если вы напишите об этом мемуары, кого-нибудь через сто лет, возможно, займет это чтиво. — А возможно, мемуары самого Дюшеса заинтересуют кого-то уже теперь. Например, короля, что скажете, душенька? — Анжелика специально говорила так развязно, чтобы сбить с толку и насладиться страхом, мелькнувшим в глазах соперницы. — Письма… — сказала она дрогнувшим голосом. — Неужели он не сжег письма? — Нет! — и Анжелика, полузакрыв глаза, принялась шепотом повторять наизусть: — «Дюшес, я крайне недовольна вами. Вы обманули меня. Эта особа невредима, а привязанность короля к ней растет с каждым днем. Ваши услуги не стоят тех денег, что я плачу вам. Я не принимаю извинений, докажите вашу преданность делом. В восемь вечера ждите Дезойе, как всегда у черного хода. Она передаст вам все необходимое. Отравленный платок, яд и порошок для короля. Запомните: смерть должна выглядеть несчастным случаем...» Достаточно? Атенаис едва заметно побледнела, но самообладание не покинуло ее. Анжелика невольно восхитилась этой женщиной, способной принять удар судьбы так, чтобы никто из резвившихся вокруг придворных не заметил малейшего облачка тени на ее прекрасном лице. — Что мне нужно сделать, чтобы получить письма обратно? — так же, полушепотом, проговорила она, походя не забыв ответить благосклонной улыбкой на поклон какого-то дворянина. — О, я никогда не отдам их вам! — Анжелика с усмешкой покачала головой. — Или вы считаете меня дурой? Письма и другие безделушки, о которых я вам говорила, находятся в надежных руках. Они у адвоката, и я надеюсь, что вы простите меня, если я не назову вам его имени. Но знайте, что у него есть много возможностей видеть короля. И я думаю, что Его Величество без труда узнает ваш почерк и ваш стиль. Эти вещи будут служить гарантом моей неприкосновенности и неприкосновенности моих близких, слышите меня?! Вы чудовище! Вы хотели изуродовать меня, а затем подвергнуть мучительной смерти. Неужели в вас нет ни капли человечности? — Анжелика не чувствовала себя победившей. Она говорила быстро, задыхаясь от распиравшего ее возмущения. Атенаис же, напротив, была само хладнокровие. Она посмотрела на Анжелику долгим оценивающим взглядом: — Оставьте мне короля! — неожиданно спокойно сказала Атенаис. — Оставьте мне короля. Ведь вы не любите его. — А вы? — Но он мой. Мне больше подходит роль королевы. Я рождена для этого: в глубине души я всегда это чувствовала. А вы… возвращайтесь к своему мужу: вы до сих пор любите его, а он любит вас. — Да что вы можете знать о любви, гнусная вы женщина? — Просто поверьте мне, Анжелика. Вспомните, когда-то ведь мы были подругами, и я неплохо успела узнать вас. Анжелика ушам своим не верила: насколько же можно быть двуличной! Женщина, которая пыталась убить ее, смеет напоминать ей о дружбе?! — Вы не получите короля! Он мой, — тяжело произнесла Анжелика, словно вынося приговор самой себе. Атенаис дрогнула, ее лицо исказилось ужасной гримасой. Казалось, вот-вот она не сдержится и начнет крушить все вокруг. — Тогда знайте, — прошипела она, собрав остатки воли, — вам придется тоже однажды стать чудовищем. Или погибнуть... Она резко поднялась. Смех и веселье как-то разом стихли. Все глаза были обращены на женщин. — Здесь нестерпимая жара! Я хочу вернуться во дворец. Дизойе подняла тяжелый шлейф госпожи, а арапчонок раскрыл кружевной зонтик. Мадам де Монтеспан подхватила юбки и королевской поступью направилась в сторону белеющего между деревьями замка. Озадаченные такой резкой переменой, придворные нестройной гурьбой поспешили за ней. Всем бросился в глаза тот гордый вид, с которым маркиза дю Плесси появилась перед королем, совершавшим прогулку по саду. Она вся светилась и так высоко держала голову, будто хотела напугать присутствующих. Казалось, придворным дамам в самом деле передалось то чувство страха, которое только что испытала мадам де Монтеспан. Те дамы, которые еще недавно уверяли, что Атенаис скоро разделается с этой «выскочкой», мигом потеряли свою уверенность, видя, как она награждает их негодующими взглядами и как улыбается королю. Король тоже не скрывал своих чувств и смотрел только на Анжелику. Мадам де Монтеспан не появлялась. Это уже никого не удивило, и все нашли это вполне естественным. Они нашли также естественным то, что Анжелика прошла с королем по тропинке и далее во дворец по аллее фонтанов. Король ввел Анжелику в комнату для совещаний, куда неоднократно приглашал ее, когда нуждался в ее советах. Он внимательно посмотрел на Анжелику и сказал: — Я доверяю вам во всем и прошу назначить день и час, когда вы ПОЛЮБИТЕ меня. Я буду ждать, сколько понадобится. Только скажите, наступит ли время, когда мы поймем друг друга? Он держал ее руки в своих и говорил умоляющим голосом. — Думаю, что да, сир. — Красавица моя, это будет день, когда мы поплывем на остров любви. Этот день наступит, обещайте мне. Между поцелуями она прошептала. — Обещаю… И действительно, придет день, когда она встанет перед ним на колени и скажет: «Вот и я…» Но сначала ей нужно избежать тех опасностей, которые подстерегают ее, и заслужить любовь, которая несет с собой и славу, и беду. Но будет ли это завтра? Или гораздо позже? Ответ зависел от нее самой, а она решила положиться на волю судьбы. Чтобы отвлечься от дел любовных, король полностью посвятил себя делам государственным. Большие приемы и охоты на предстоящий месяц были отменены, и придворные наконец получили передышку, разъехавшись по своими имениям в ожидании нового сезона торжеств. Говорили, что король стал проводить много времени с Мадам: самые недальновидные предположили, что Людовик решил возобновить старинную связь со своей золовкой. Но те, кто был поумней, догадывались, что родственники сблизились на почве политики. Анжелика по секрету узнала от самого Кольбера, что король готовится послать Мадам в Англию как посредницу, чтобы она принесла Франции выгодный союз с королем Карлом. Анжелика радовалась возможности побывать дома и провести время с детьми. Она с удивлением заметила, что Филипп с некоторых пор тоже почти перестал появляться при дворе. Однажды она вернулась из Версаля поздним вечером. Дворецкий доложил ей, что маркиза по обыкновению не бывает дома в эти часы. Анжелика направилась к себе, попутно приказав подать ужин в свою комнату. Сегодня она никуда не собиралась. Она позвала к себе Жавотту, Барбу с детьми, они весело поужинали, посмеялись над проказами Шарля-Анри. Пока Анжелика, сидя за столиком, раскладывала пасьянс, Барба с Жавоттой уселись на ковер, подстелив одеяло и принялись играть с малышами, Шарль-Анри же вместе с Хризантемой гонялись за обезьянкой, которая удирала от них, взбираясь по портьерам на карниз, а оттуда прыгая на шкаф. Вечер прошел тихо и по-семейному. Анжелика лично уложила детей, спев им колыбельную про зеленую мельницу, какую раньше пела Кантору и Флоримону. Уже проваливаясь в сон, она услышала на улице звук подъезжающего экипажа. "Филипп вернулся", — подумала она с неясной радостью, и завернувшись в пушистое одеяло, уснула сном праведника. Сразу же поутру она столкнулась с мужем в детской и совершенно растерялась. — Я зайду попозже, — пробормотала она, краснея и злясь на себя за эту неловкость. Филипп равнодушно кивнул. Последнее, что она увидела, выходя из комнаты, как муж берет на руки дочку и почувствовала, как у нее сладко заныло сердце. Вернувшись к себе, Анжелика написала записку Савари — ей хотелось узнать, как старику живется с новыми соседями — и отослала Флипо в дю Ботрейни. Затем она велела подать портшез и отправилась вместе с Жавоттой за покупками в Большую Галерею, что начиналась от Тюильри и кончалась у набережной Сены. После предательства Терезы Анжелика стала благоволить к девушке и подумывала сделать ее своей компаньонкой вместо Мари-Анн. Не слушая робких возражений Жавотты, Анжелика накупила ей тонкого кружевного белья, чепчиков, лент, платков и еще много чего, что могло понравиться юной девице. Когда портшез внесли во двор отеля Бельер, до Анжелики донеслись ружейные выстрелы. — Что это? — нервно спросила она из-за шторки подошедшего лакея. — Господин дю Плесси стреляет по птице, — ответил слуга открывая дверцу кареты и подавая госпоже руку. Анжелика завернула за угол дома и увидела такую картину: Филипп стоял на балконе с ружьем, а внизу на дворе Ла Виолетт держал клетку с фазановыми курочками. По отмашке господина он выпустил птиц, которые с кудахтаньем бросились врассыпную. Филипп вскинул ружье: одна, вторая, третья крапчатые тушки в облаке перьев падали на землю. Заинтересованная Анжелика поспешила домой. Мужа она застала в гостиной: на переносном столике перед ним лежали несколько превосходных ружей. — А, вы мадам! – Филипп улыбнулся и слегка кивнул в ее сторону: казалось, он был в превосходном настроении. — Я услышала стрельбу. С чего вам вдруг вздумалось стрелять из окна по курам? Мне казалось, вы презираете этот сибаритский вид охоты. — Тут другое, — коротко ответил Филипп. Кивнув на ружья, лежавшие на диване, он нехотя добавил: — Хочу перевооружить мой старый полк. Выбираю, чтобы заказать партию. Анжелика подошла к столику, нагнулась над оружием и легонько провела пальцем по замку, по бронзовой чеканке на прикладе. — И по какому же принципу нужно выбирать? По прицельности? — Это ни к чему: солдат должен сделать около пяти выстрелов в минуту, пока неприятель не подойдет вплотную. Целиться не результативно, главное, быстро стрелять, а для этого должна быть возможность быстрой перезарядки... Он взял одно из ружей и бегло осмотрел с видом знатока. — У второго образца порох будет быстрее отсыревать и кремень закреплен негодно. В четвертом затравочное отверстие быстро забивается копотью. А пятый пожалуй хорош … Запишите, Моро, — он положил ружье на бюро перед своим секретарем, склонившимся над бумагами. — А могу ли я попробовать? — спросила Анжелика с каким-то волнением. Она, ожидая отказа, уже неосознанно отступила к двери. — Отчего же нет, — вдруг сказал Филипп и взял со стола ружье, — вот это заряжено, пойдемте. Они вышли на балкон. Коротко объяснив, как стрелять, муж отдал ей в руки ружье. Он подошел сзади, чтобы зафиксировать ее позу, Анжелика затрепетала, чувствуя его запах, до боли знакомый по тем временам, когда она вдыхала его прямо с его обнаженного тела. Ее охватило волнение: она представила, как Филипп наклоняется и целует ее в шею, а его нетерпеливые пальцы забираются под корсаж и сжимают ее грудь… Желание было настолько острым, что руки ослабели, не в силах держать ружье. — Осторожно, мадам, - раздался позади голос мужа. — Иначе из-за отдачи у вас останется синяк на плече. Следуйте моим указаниям. Он выверенным жестом поправил приклад и дал отмашку Ла Виолетту чтобы тот выпускал птицу. Анжелика вся натянулась и сосредоточилась. Минутная слабость прошла, и волнение, наоборот, придало ей сил и решимости. Она прицелилась и опустила палец на спусковой крючок и… пли! Взвились крапчатые перья, и пораженная пулей курочка упала, как подкошенная, на землю. Слуги, видевшие ее выстрел, разразились изумленными возгласами и аплодисментами. С торжествующей улыбкой Анжелика обернулась к мужа и увидела промелькнувшее в его глазах восхищение. И от этого, от того, что он гордится ею, ее душа воспарила к небесам. — Хороший выстрел! — сдержанно похвалил он, но из уст Филиппа это звучало как признание в том, что он поражен ее способностями. — Знаете что, — сказала Анжелика, когда они вернулись в гостиную. — Я хочу научиться стрелять! — заметив насмешливое удивление в его глазах, она быстро поправилась, — это из соображения безопасности, вы знаете, что на меня было совершено покушение и даже не одно… Я знаю дам, которые держат при себе маленький пистолет на всякий случай. И если бы вы согласились дать мне несколько уроков… Она старалась, чтобы ее просьба выглядела непринужденно, но почувствовала, как щеки против ее желания загораются румянцем. На лицо Филиппа набежала легкая тень. — Нет, мадам. У меня нет времени на эти глупости. — отрезал он, всем своим видом показывая, что желает вернуться к прерванному занятию. Чувствуя себя задетой его грубым ответом, Анжелика холодно поклонилась и поспешила уйти. Но идея научиться стрелять накрепко засела у нее в мыслях. Она вызвала к себе Мальбрана и попросила его дать ей уроки на заднем дворе, где к тому же учился Флоримон. "Я докажу этому грубому болвану", — со злостью думала Анжелика. И в самом деле: учение давалось ей легко. За пару дней она научилась стрелять по неподвижной мишени почти без промахов. — У вас твердая рука и верный глаз, мадам, — восхищался Мальбран ее способностями. С движущимися мишенями было сложнее: для нее привязали на трос дощечки, изображающие разных животных, которые крутились на специальной карусели при помощи механической лебедки, приводимой в движение одним из слуг. Флоримон, чьи успехи были далеко не так хороши, смотрел на мать почти с благоговением. Но иногда, скрывая досаду от того, что Анжелика точнее попадает в цель, он как бы вскользь замечал, что стрельба — дело совсем не женское. С некоторых пор Анжелика с большим удовольствием проводила время дома, чем при дворе. Они с королем больше не виделись наедине, но Анжелика то и дело ловила на себе его красноречивый взгляд. Это не могло укрыться и от придворных. Не всех устраивало подобное положение вещей. Перед будущей фавориткой хоть и заискивали, но также не упускали случая выставить ее в глупом свете перед королем. Однажды герцогиня Энгиенская с самым простодушным и дружеским видом хотела уступить Анжелике свое место в процессии. Вовремя почуяв подвох — двор бы скандализирован столь грубым нарушением этикета, — Анжелика отказалась, оставшись на своем месте. Вернувшись в Париж вечером, после скучного дня проведенного в обществе королевы и ее дам, маркиза обнаружила в гостиной небольшое общество. Кроме Филиппа здесь находилось трое дворян и дама, довольно молодая и прелестная. Она была белокура, и томно смотрела на мужчин огромными черными глазами из-под страусовых перьев веера. Подле нее в напряженной позе сидел молодой человек, поминутно кидавший на нее беспокойно-влюбленные взгляды. Но внимание Анжелики тут же переключилось на дворянина с тонким чрезвычайно надменным лицом, который поднялся ей навстречу. Приветливость его манер контрастировала со злым, высокомерным взглядом. Он с поклоном представился, но Анжелика и так вспомнила его: принц де Роган, которого теперь называли не иначе как шевалье де Роган, младший сын принца Гемене, герцога де Монбазон. Филипп тоже поднялся и представил жене некого де Латремона и черноокую красавицу, которая оказалась госпожой де Вилар. С именем влюбленного юноши вышло затруднение: как выяснилось, это племянник Латремона, де Прео, который только-только приехал в Париж. Анжелика села в кресло, гадая, что связывает Филиппа с этими людьми. Принц де Роган был известен при дворе: его слава донжуана и кутилы гремела повсюду. Так же он славился заносчивостью и невероятной гордостью. Роганы были одни из древнейших и почитаемых семейств во Франции, по знатности с ними могли сравниться разве что Монморанси. Кичливый девиз их рода — «Королём быть не могу, до герцога не снисхожу, я — Роган», полностью соответствовал характеру принца. Однажды с ним вышел случай, из-за которого он попал в опалу, а большинство друзей от него отвернулось. Король устроил охоту, не предупредив об этом Рогана, занимавшего при дворе должность обер-егермейстера. Взбешенный таким невниманием к своей особе, Роган в присутствии короля и вельмож сломал свой охотничий нож (то есть отказался от должности распорядителя королевской охоты) и ускакал. С тех пор он почти все время жил в своем имении, посещая Париж лишь наездами. Одно время думали, что король простит Рогана, так же как простил Лозена в подобной ситуации, но Пегилен был всего навсего мелкопоместным гасконским дворянином, в то время как Роган мог посоперничать знатностью с самим монархом. Людовик видел в его неповиновении прямую угрозу своему авторитету, потому не спешил с прошением. Рогану же гордость не позволяла обивать пороги бывших друзей, чтобы те заступились за него перед королем. Кроме того, при дворе у принца был могущественный враг, выходец из третьего сословия, на дух не переносящий родовую знать — маркиз де Лувуа. Роган чувствовал себя свободно: он болтал, шутил, пил вино, словом, по всему было видно, что они с маркизом состояли в близком приятельстве. Прео и Латремон больше слушали: тем более, на них почти не обращали внимания. Мадам де Вилар то и дело кидала на Филиппа откровенные взгляды из-под страусовых перьев веера, что доводило Анжелику до белого каления. Она твердила себе, что дело тут не в ревности, а в соблюдении банальных приличий. Гости пробыли где-то с час: охотно поели мороженого, которое разносил мажордом в новенькой ливрее и при шпаге, и собрались откланиваться. Филипп пошел проводить их в вестибюль, Анжелика же осталась в гостиной. Посидев в одиночестве минут пять, она решила подняться к себе, чувствуя, как начало давить на виски. Она вышла потихоньку. Мужчины уже усаживались в карету. Одна госпожа де Вилар нарочито долго возилась с накидкой перед зеркалом. Филипп терпеливо ждал, пока она соберется. Притаившись за боковой стенкой серванта, Анжелика вся обратилась в слух. Сердце тревожно колотилось: чего они ждут? Почему Филипп не вернулся в гостиную? Ей казалось: вот-вот что-то будет сказано между ними, и Анжелика вся натянулась, как будто от этого зависела чья-то жизнь — не меньше. — Вы поедете сегодня к этому господину Ван... Ван ден Эндену? — спросила госпожа ле Вилар стараясь звучать томно и соблазнительно. При этом ее пальчик как бы невзначай коснулся пуговиц на груди Филиппа. — Буду, — отрывисто ответил маркиз. — Прео сказал, будет еще тот финансист… Ван... Ван дер... ужасная память на эти голландские имена! Вы опять будете играть? — Буду. — Признаюсь, множество из того что там говорится мне не понятно. Они ненавидят оранжистов или республиканцев де Витта? — Я хожу не слушать, а играть. — А этот старик-философ, — он умен и презабавен, не правда ли? — Да. — Говорят, дамы сейчас интересуются философией и схоластикой не менее мужчин, а что же ваша супруга? — не сдавалась женщина. — Говорят, она одна из этих парижских умниц, которые зовутся жеманницами. — У вас была возможность узнать об этом у нее. — Как-нибудь в другой раз. Заезжайте за мной к ван Эйдену сегодня… пораньше. — промурлыкала госпожа де Вилар, подаваясь вперед, точно она надеялась на объятие, но Филипп даже не пошевелился: — Я заеду к семи. До встречи, мадам. В последний раз бросив ему ослепительную улыбку, госпожа де Вилар скрылась за дверью и поспешила к ожидающей ее одну карете. Филипп развернулся на каблуках и направился в гостиную. Анжелика выступила из своего укрытия ему наперерез: — Я собиралась идти к себе, но не хотела мешать вам назначать свидание мадам де Вилар. — Очень благородно с вашей стороны. — без тени улыбки произнес Филипп. — На самом деле я хотела поговорить с вами о другом, — досадуя на себя, за то что некстати выдала свои чувства, сдержанно заметила Анжелика, — Ваша нынешняя компания вызвала у меня опасения, к тому же я совсем перестала видеть вас при дворе. Что происходит, Филипп? — Вам должно быть это известно не хуже меня. — Мне? Если вы думаете, что я намерена вредить вам, то вы более чем неправы! Наоборот… — Наоборот – что? Я должен остаться в выигрыше? — Губы Филиппа изогнулись в презрительной усмешке. — Я лишь отвечаю вам той же предупредительностью, что и вы – мне. Я не желаю мешать вам… делать карьеру. А теперь вы, кажется, собирались восвояси? Прежде чем Анжелика ответила, Филипп вошел в гостиную и закрыл за собой двери. Маркиза вихрем ворвалась в комнату: заметив на трюмо серебряный поднос, на котором стоял графин с кларетом и бокал, она хотела налить себе выпить, чтобы успокоиться. Но вдруг со злостью схватила поднос и швырнула его об пол. Не обращая внимание на оханье и аханья служанок, она бросилась на постель и разрыдалась. В воскресенье бушевала самая настоящая гроза, какие бывают обычно в конце мая. Лил дождь, ветер рвал деревья за окном, тяжелые капли барабанили по стеклу. Спальня Анжелики благоухала ландышами и сиренью, которую для нее срезали в саду слуги. Были тут и тюльпаны, которые Филипп прислал ей из Франш- Конте в прошлом году — будто тысячу лет назад это было! Глядя на нежно-розовые цветы, Анжелика вдруг вспомнила чопорное лицо Ортанс, ее каркающий голос: "Разводить тюльпаны, фи, какая пошлость! Бренное занятие!", — и Анжелика улыбнулась, погладив подушечкой пальца шелковистый лепесток. В такую ужасную погоду король гостил у брата в Сен-Клу: со дня на день Мадам должна была отправиться в Англию и получала от деверя последние инструкции. Месье ломался, угрожал, кричал, что не пустит жену дальше Гавра, пусть-де англичане сами плывут во Францию, наконец, под давлением короля он дал супруге три дня и не днем более! Но Мадам чувствовала себя окрыленной, — сейчас она больше не принцесса-изгнанница, она ниточка между двумя могучими державами, и кто знает, может быть, ее положение скоро изменится окончательно и не придется более терпеть унижений в собственном доме! Только одно обстоятельство омрачало ее радость: шевалье был еще жив и был на свободе! Анжелику как никогда мало волновали хитросплетения политики: когда ливень прошел, она распахнула окна, вдыхая свежий сырой воздух. Ах, как не хватало ей вечернего хора лягушек! В дверь постучали, и Роджерсон сунул в проем седеющую голову. — Вас желают видеть, — загадочно произнес он. Анжелика поспешила вниз. Перед нею в лужен воды стоял мокрый, как гусь, королевский офицер. Он осторожно вынул из-под плаща огромный букет персидских роз на длинных ножках и с поклоном передал маркизе. Букет от короля! Вернувшись к себе, Анжелика дрожащей рукой принялась искать письмо но вместо этого она нащупала в середине букета плоскую бархатную коробочку. Положив цветы на трюмо, она открыла ее: на шелковой подкладке лежал браслет, как две капли воды подходивший к ожерелью, которое король подарил ей несколько месяцев назад. Анжелика вспомнила, что ей так и не довелось надеть его. Сперва ее охватил восторг: восторг женщины, державший в руках столь изысканное и дорогое украшение. Но это первое чувство тут же сменилось раздражением: похоже, ей не оставляют выбора! Закрыв коробочку, Анжелика положила ее на трюмо. Ее взгляд снова скользнул к цветам: белые розы с кроваво-красной каймой, точно испачканные кровью. И как же несуразно эти величавые цветы смотрятся среди сирени, ландышей и тюльпанов. "Они бы, верно, подошли мадам де Монтеспан", — подумала Анжелика, и сразу на ум ей пришли слова Атенаис, сказанные во время их последней встречи: — «Мне больше подходит роль королевы. Я рождена для этого, в глубине души я всегда это чувствовала. А вы… возвращайтесь к своему мужу: вы до сих пор любите его, а он любит вас.» Анжелика тряхнула головой, отгоняя от себя эту незваную мысль, и в этот момент во дворе послышался звук подъезжающего экипажа.