Глава тридцать третья
24 июня 2017 г. в 17:44
Прибыв ко двору с опозданием, Анжелика сразу направилась в Большую залу. Придворные в нарядных туалетах переговаривались друг с другом, не зная, в честь чего или кого устроен этот торжественный прием.
— В честь этого толстяка — польского короля, — утверждала мадам де Шуази.
— Я слышала, что король принимает сегодня русское посольство, — блеснула осведомлённостью Анжелика, которая слышала вчера разговор короля и мадам де Монтеспан в прихожей королевы.
— Я видела их: в шубах, с бородами по пояс и вид у них такой надменный, что меня проняла дрожь, — мадам де Шуази обмахнулась расписным веером и томно закатила глаза. — Посмотрите, мадам, на того усатого господина, он прожигает вас своими черными, как адовы угли, глазами. В нем есть что-то дьявольское, вы не находите?
— Это венгерский принц, — сухо объяснила Анжелика, тут же узнав Ракоци. Сегодня к тому же он был одет в придворное платье, при парике и в туфлях на красных каблуках. Только вместо шпаги на поясе у него висел кинжал, украшенный золотом и бирюзой.
Оставив мадам де Шуази, Анжелика незаметно двинулась в его сторону.
— Красивый кинжал, — прошептала она, не поворачивая головы.
— Он украшен персидской бирюзой.
— По-персидски звучит «Фирюза».
— Вы знаете персидский, архангел?
— Совсем чуть-чуть.
Князь рассмеялся своим гортанным смехом и наклонился к ее уху, так, что она ощутила на щеке его дыхание.
— Вы обдумали мое предложение? Вы уедете со мной?
Анжелика почувствовала, что заливается краской и бросила быстрый взгляд по сторонам: не хватало, чтобы их подслушали.
— Видите того высокого дворянина, который беседует с богато разодетым иностранцем?
— Это Анджей Потоцкий! Польский магнат, — процедил Ракоци, сквозь стиснутые зубы.
— Тот мужчина рядом с ним — мой супруг, маршал дю Плесси-Бельер.
Ракоци ничего не успел ответить. Двери, по сторонам которых навытяжку стояли королевские швейцарцы, распахнулись. Разговоры тут же стихли, толпа придвинулась к проходу, разделив Анжелику с Ракоци.
Маркиза заняла место в первом ряду. Маленький арапчонок с трудом нес за ней тяжелый шлейф парадного платья.
Шествие возглавляли два королевских офицера в парадной форме. Следом за ними вошла королева, держа под руку Яна Казимира, экс-короля Польши. Затем главный камергер де Жерве торжественно объявил короля.
— Благодарю вас дамы и господа, что собрались здесь по нашей просьбе. — важно произнес Людовик, остановившись в центре залы.
— Так мы лучше выразим нашу дружбу с прославленной Польшей, которой Франция уже дарила королев и чья история неоднократно сплеталась с нашей. В тысяча тридцать седьмом году Казимир Первый Восстановитель окончил свои дни во Франции священником аббатства Клюни. Блестящим примером продолжить эту традицию служит присутствие здесь нашего кузена, которого мы принимаем, дабы он начал служить нашему обществу.
Выдержав эффектную паузу, король медленно двинулся по живому коридору, увлекая за собой торжественную процессию.
Словно во сне Анжелика вновь увидела Ракоци подле себя, он задрожал крупной дрожью, как перепуганная лошадь.
— Это оскорбление... непростительно!
Его лицо стало пепельно-серым.
— Этот человек, Ян Казимир, наш лютый враг! Поляки натравили на мою страну татар, которые поджигали хаты, привязывали девушек и детей к лукам седел, уводя их в рабство, а копыта их лошадей вытаптывали наши урожаи… И этот человек здесь — жиреет в неге и достатке. Лежа на пуховой перине среди золота и серебра, слышит ли он по ночам крики детей, вырываемых из рук матерей и свист кнутов погонщиков?!
— Прошу вас, принц, не задерживайте меня и не устраивайте сцен... Не забывайте, что вы при дворе короля Франции, — прошептала испуганная Анжелика.
Король тем временем вошел в следующую залу: по правую руку от него шел Ян Казимир, по левую — королева. Следом шествовала чета Конде, герцог и герцогиня Энгиенские, Великая мадемуазель с сестрами д,Алансон.
Процессию придворных открывала мадам де Монтеспан, одетая с невероятной роскошью, — ее легко было спутать с королевой, если бы не строгий порядок шествия, установленный этикетом.
Маркиза дю Плесси задержалась на минуту и притворившись, что помогает Алиману расправить шлейф платья, оглянулась по сторонам, но не заметила Ракоци — он будто в воду канул.
В тронном зале принимали посольство московитов.
Через каждые три шага, согласно восточным традициям, члены русской делегации кланялись в пояс. Раболепство их поклонов резко контрастировало с их высокомерными взглядами. Глядя на них, Анжелика чувствовала силу, скрытую в гибких спинах этих людей, ныне прирученных, но всегда готовых к прыжку. У нее мурашки пробежали по коже.
Ракоци довел ее до грани истерики. Она испытывала страх перед неизвестностью, перед чем-то жутким. Если это что-то случится, то оно не оставит здесь и камня на камне. Но, взглянув на короля, Анжелика пришла в себя. Его неподвижная величественная поза действовала на нее успокаивающе. Его великолепный парик был таким же впечатляющим, как и тяжелые головные уборы русских послов. Непроизвольно ее взгляд переместился на фигуру мужа. Филипп застыл у подножия тронного возвышения. Гордый дворянин, преданный вассал, чья жизнь и чья шпага принадлежала только королю. «Мы там, где победа», — гласил девиз его благородных предков.
Но где же в самом деле Ракоци?
Месье де Помон выступил вперед. Он был послом в Польше, знал русский язык и мог служить переводчиком. После обычного обмена приветствиями послы преподнесли дары: три медвежьи шкуры — черную, белую и бурую; белые и голубые шкурки соболей; бобровые хвосты; громадного размера черную каракулевую полость из пяти шкурок; причудливые брикеты черного и зеленого чая...
Королева сказала, что наслышана о целебных свойствах чая и что он может заменить кучу других лекарств.
Перед королевской четой раскатали ковры из Бухары и Хивы, разноцветные узоры заискрились на глазах у изумленных людей...
Тут же расстелили еще один ковер из Туркестана, такой легкий, будто он был соткан из паутины.
Один из членов делегации склонил перед королем колено и вручил монарху самородок чистого золота с озера Байкал.
Через переводчика русские сказали королю, что они наслышаны о его любви к редким животным, и тут же передали ему в дар пару пенджабских козлов, из шерсти которых выделывают тончайшие кашемировые шали в Индии. Король очень тепло поблагодарил их.
Русские сообщили, что чрезвычайно редкий сибирский тигр во внутреннем дворике дожидается своего нового хозяина. Это заявление вызвало новый прилив радости. Слугам пришлось посторониться, чтобы поскорее расчистить дорогу королю. Послы и весь двор поспешили за ним по лестнице.
Вот тут-то все и случилось. Маленькая, лохматая черная лошадка мчалась вверх по лестнице. Всадник, поднявшись на стременах, выкрикивал по-французски:
— Да здравствует свобода!
Он вскинул руку. В воздухе просвистел кинжал и вонзился в пол прямо у ног Яна Казимира. Затем, круто повернувшись, всадник поскакал вниз.
Толстяк испуганно упал в ближайшее кресло, ощупывая дрожащей рукой карманы в поисках платка — на лбу у него выступили крупные капли пота. Потоцкий о чем-то заговорил с месье Помоном на повышенных тонах — его гортанный голос перекрывал шум поднявшийся в зале. Дипломат пытался объяснить, что король пускает простых смертных посмотреть торжественные церемонии. Его дворец, сказал он, открыт для всех его подданных, ибо люди имеют право видеть своего государя. Он приветствует при дворе иностранцев. Несмотря на предупредительность стражи, изредка случаются непредвиденные случаи, подобные этому. Но все обошлось благополучно. Этого человека поймают и заключат в тюрьму. Пусть поляки не принимают это на свой счет.
Пока царила неразбериха, Анжелика послала своего арапчонка, чтобы он унес кинжал, случайно отброшенный чьей-то туфлей в угол зала.
Она сама не знала, зачем делает это: к чему беспокоиться за жизнь человека, почти не знакомого ей? Но она вдруг обнаружила, что думает о нем и молится, чтобы его не схватили.
Вернувшись домой, она заперлась у себя, приказав слугам не беспокоить ее. Кинжал лежал на столе перед ней: его лезвие в свете канделябров отливало стальным блеском. Анжелика прошлась пальчиками по золотой рукоятке, украшенной бирюзой.
«Мой камень — бирюза, теперь я точно знаю это»
Она еще долго не могла уснуть, ворочаясь в постели: где же сейчас маленькая лохматая лошадка и ее всадник?
Масляная неделя пролетела в круговерти благотворительных дел. Приближался Жирный вторник, последний праздничный день перед Великим постом — день знаменитого карнавала Марди-Гра. Большое празднество в этом году устраивал герцог де Невер. Ходили слухи, что для него шьют костюм индийского магараджи, который обошелся герцогу в несколько тысяч ливров.
За день до карнавала Анжелика, вспомнив, что давно не выполняла долг богатой женщины, принимала во дворе нищих. Повязав передник, она лично разливала им суп. Женщинам с маленькими детьми она добавляла краюху хлеба, кусок ветчины и небольшую голову сыра. Некоторым требовалось промыть и перевязать раны. Одного из них — папашу Урлюлю, она знала со времен двора Чудес. Раньше они с мамашей Урмолет исполняли куплеты на рынках и ярмарках. Когда мамаша Урмолет умерла, он сделался философом, перестал выступать и начал попрошайничать у Собора Парижской Богоматери.
Набрав грошей, он шел паломничать по святым местам.
Он рассказал Анжелике, что поклонившись святому Норберту, он возвращался в Париж дорогой через лес и встретил там странного на вид оборванца, который попросил у него воды и корку хлеба.
— Он пришел со мной. По-моему, он знает тебя, маркиза.
Анжелика проследила за взглядом старика. Нищий, стоявший в стороне от всех в углу кухни, закутанный по самые глаза в разорванный плащ, заметил, что привлек ее внимание. Он опустил край плаща, приоткрывая лицо. Анжелика тихо вскрикнула, узнав Ракоци.
Взяв себя в руки, она сделала ему знак подождать. Когда нищие разошлись, она потихоньку впустила его в дом.
— Вы! — только и смогла произнести она. Она обхватила его за плечи и через плащ почувствовала его худобу.
— Откуда вы появились?
— Этот старик уже сказал вам — из лесу.
— Боже, как же вы выжили, ведь сейчас зима!
— Меня ищет полиция. Я не хочу доставлять вам неприятности, мой ангел. Я пришел только, чтобы взглянуть на вас в последний раз.
— А где ваша лошадь?
— Она была слишком приметной. Я своими руками перерезал ей горло! Бедный Господар! — в голосе венгра послышалась пронзительная горечь, и Анжелика вполне понимала его чувства. Она вспомнила, как Филипп переживал потерю Арго — верного боевого товарища.
— Я помогу вам, — Анжелика отвела Ракоци в свой кабинет и заперла его на ключ, чтобы никто из любопытных слуг не вздумал сунуть нос. Затем она крикнула Флипо и послала его к мэтру Савари.
— Мой добрый друг, — обратилась она к старику, как только он явился. — Мне нужна ваша помощь.
— Все что угодно и даже больше, мадам. — улыбнулся аптекарь. Ободренная этим заявлением, Анжелика ввела его в курс дела. Савари, казалось, был в восторге.
— Вот что значит мадьярская кровь! За ним тянется кровавая история его предков. Вы слышали про Эржебет Батори? В каждой венгерской деревне рассказывают страшные сказки про графиню, заключившую сделку с дьяволом: она заманивала девочек и молодых девушек к себе в дом, где они бесследно исчезали. Жители тех мест до сих пор боятся подходить к Чахтицкому замку: они считают, что дьяволица пила кровь девственниц, чтобы обрести вечную жизнь и молодость.
— У нас в Пуату детей пугали Жилем де Ре.
Глаза Савари под толстыми стеклами очков весело блеснули.
— Да, да, Жиль де Рэ, знаменитый маршал и оруженосец Жанны д,Арк!
Богатство и власть всегда вызывают недоверие как церкви так и простых мирян. Человеческая зависть — вот главный демон преследующий тех, кто сумел выделиться из толпы. Так было с начала библейских времен, так остается и поныне. Что же — как видите, в Восточной Европе страшные сказки любят не меньше, чем во Франции.
— Давайте все же перейдем к делу, мэтр Савари, — остановила Анжелика старика-ученого, пока тот не сел на своего любимого конька. — Вы сможете спрятать Ракоци у себя на несколько дней, пока я не придумаю, как вывезти его из Франции?
— Конечно! И даже не стану спрашивать вас, для чего вам это понадобилось, — глаза аптекаря снова заискрились весельем.
Кроме Савари Анжелика посвятила в свои планы Флипо и, поколебавшись, Роджерсона.
— Вы можете положиться на мое молчание, — с поклоном ответил ей дворецкий.
— На ваше — да, но у нас многочисленная прислуга. Я хочу, чтобы каждый из наших людей понял, что для них этого человека просто не существует. Они никогда не видели его.
— Я все исполню.
Анжелика дала Роджерсону ключ от кабинета и велела принести туда чистую одежду, таз, воду для умывания и обед.
Умытый и переодетый, Ракоци с жадностью набросился на еду, которая состояла из тарелки супа и круглой лепешки.
— Вы слишком истощены, чтобы съесть больше, — сказала Анжелика, глядевшая на него с улыбкой.
Она не раз видела, как нищие, голодавшие много дней, умирали от перитонита, объевшись чудом перепавшей на их долю жирной требухи.
— Уверяю вас, эта жидкая похлебка кажется мне роскошным лакомством, когда вы сидите рядом.
Он поведал ей, как несколько дней жил в лесу, скрываясь в домишке дровосека на болоте.
— Собаки не нашли мой след, но я слышал их лай и думал, что меня вот-вот схватят.
Анжелика познакомила князя с мэтром Савари, который разглядывал его, как чересчур любопытный экспонат.
Но, оказалось, им было о чем поговорить. Вскоре Анжелика запуталась в труднопроизносимых именах и названиях.
Послав Роджерсона проводить Савари и Ракоци и отправив Флипо разведать, что творится у ворот — нет ли погони, Анжелика направилась к себе.
Она твердо решила подумать над побегом венгра после карнавала, так как в это время на улицах много полицейских.
Наступил Жирный вторник. Дома украсились праздничными гирляндами и флажками. Великосветские дамы объезжали приюты и монастыри, раздавая подарки нищим и сиротам. Под вечер проспекты засияли иллюминацией. В этом году пальма первенства — честь устраивать ежегодный праздник в честь Марди-Гра — досталась герцогу де Неверу, вернувшемуся из Рима, чтобы жениться на племяннице мадам де Монтеспан. Экипажи, портшезы и коляски съезжались к его отелю. На праздниках такого рода всегда царило непристойное веселье, потому что под маской мог скрываться любой, кто мог достать карнавальный костюм.
Среди переодетых придворных веселились дамы полусвета, пажи, разбогатевшие коммерсанты вовсю щупали девиц из благородных семейств.
Анжелика прибыла к одиннадцати, до начала шествия, когда праздник был в самом разгаре.
Для вечера она выбрала костюм Клеопатры: свободно ниспадающая муаровая ткань верхнего платья — розовая, с зеленым отливом — была расшита золотой нитью с цветами из мелкого разноцветного бисера: вышивка шла полосою спереди — от декольте и в пол — и по подолу верхней юбки. Рукава нижнего платья, пенившиеся золотистым кружевом, схвачены поперек жемчужными нитями, — а верхние напускные рукава подколоты изумрудными аграфами. Ожерелье и серьги — из черного жемчуга. Волосы стягивал золотой обруч, венчавшийся головой кобры с изумрудными глазами. И конечно же, довершала образ золотая маска, скрывающая лицо.
В зале Анжелика едва не ослепла от блеска и разнообразия костюмов: римляне, греки, султаны, волхвы, пастушки, халдейский мудрец в длинной мантии расшитой таинственными алхимическими символами.
Гости маневрировали между ледяных скульптур, державших подносы со сластями и фруктами, фонтанов — один из них: писающий винной струей Вакх — вызывал всеобщий ажиотаж — и фуршетных столов. Невера, уже изрядно набравшегося, слуги носили в кресле.
Анжелика пробегала глазами по веселой толпе, пытаясь угадать кого-нибудь из знакомых: ей бросился в глаза мужчина, одетый во все черное, на манер испанского идальго. Волосы под шляпой с одним-единственным пером —стягивал атласный платок. Лицо полностью скрыто маской.
Он смотрел на нее, пока она отплясывала бурре со своим партнером —звездочетом. Этот нехитрый крестьянский танец, над которым некогда потешались пажи в замке Плесси, уже как несколько лет стал частью бальной сюиты при дворе.
Когда оркестр закончил играть, лакеи, одетые на восточный манер — в белых тюрбанах и шароварах, — начали обносить гостей гостей напитками и холодными закусками.
Взяв с подноса бокал с расолисом, Анжелика снова поискала глазами "черного" человека. Но он исчез, смешавшись с толпой.
Вскоре винные пары ударили не только в голову хозяину, но и всем гостям. Отовсюду слышались взрывы смеха, непристойные выкрики и взвизгивания дам. Анжелика заметила у входа в бальную залу новоприбывших: компанию молодых людей: дамы были переодеты кавалерами, а юноши — девушками. И те, и другие были неприлично пьяны.
Едва избавившись от чересчур назойливого внимания расфуфыренного толстяка, обляпавшего соусом кроат и залившего вином всю весту, Анжелика удрала на балкон.
Он выходил в сад, в котором работали пиротехники — праздник по традиции венчался фейерверком. Анжелика не сразу обратила внимание на парочку, притаившуюся у входа на балкон, за портьерой.
— Ну ты даешь, красотка! — протянул сипловатый басок.— Держу пари, что под этой юбкой вместо сладких лепестков я найду здоровенный хер.
Ему ответил жеманный смех.
— Но если твой ротик хорош, я подарю тебе сережки, — похотливо закудахтал "кавалер", — а если попка тугая и узкая — добавлю к ним браслет.
— Нет, поглядите какой разборчивый, — взвизгнул манерный мужской голосок, подражая женскому. Но тут же зазвучал в своем обычном тоне: — Доставайте своего петушка, сударь, и узнаете.
Анжелика напряглась, ей показалось, что она узнала этот голос. Чувствуя, как внутри натягивается тугая струна, которая вот вот лопнет, она продолжала с отвращением прислушиваться к разговору.
— Не здесь же, душенька. — проворковал басок.
Анжелика услышала шелест юбок, похотливое хихиканье, жеманный вздох и быстрый удаляющийся стук каблуков.
— Альбертина, ах ты маленькая шлюшка! — со смехом воскликнул один из переодетых юношей.
С нее было достаточно! Анжелика вышла из своего укрытия. Подкравшись сзади, она схватила «красотку» за ухо.
— Ах ты мерзкий развратник! Хочешь гореть на костре?
— Анжелика! — выдохнул голос ее младшего брата, Мари-Жана.
— Иди со мной, — она ткнула его кулаком между лопаток.
Жан-Мари, переодетый горничной, неловко подобрал юбки и поспешил вперед. Его золотистые кудряшки невинно выглядывали из-под белого чепчика, так что его и правда можно было принять за смазливую куколку.
Найти укромное место для разговора оказалось не так-то просто: все темные ниши, углы, лестничные клетки были оккупированы парочками, занятыми делом. Это напомнило Анжелике один из кварталов Двора Чудес, где ютились дешевые шлюхи. У желающих воспользоваться их услугами редко находились деньги на койку, так что дамам и их кавалерам приходилось обтирать стены полуразрушенных бараков.
Наконец, остановившись в вестибюле под настенным бра, Анжелика стащила с брата полумаску и, вытащив из сумочки платок, в сердцах начала стирать краску с его лица.
— Альбер заплатит за это: если не перед людьми, то перед богом, — яростно приговаривала она: — за то, что втягивает брата в такую мерзость. Твой брат желает стать священником? Так передай ему от меня слова священного писания: "А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской."
— Альбер тут не при чем, — отбивался Мари-Жан, отворачивая лицо с размазанной по нему краской. — Если бы ты помогла получить Альберу должность настоятеля, а меня пристроила при дворе, думаешь, мы занимались бы этим?
— Думаю, да! Дело не в вашей бедности, а в вашей испорченности!
— Альбер — может быть. Но я — нет! Я хочу служить в армии!
Анжелика презрительно оглядела его с ног до головы: в юбке до середины голени, в измятом белом передничке и сбившемся на бок чепчике. Она бросила ему обратно его полумаску.
— Ты выглядишь бравым солдатом, братец!
Мари-Жан съежился, стыдливо вцепившись руками в юбку и опуская глаза, в которых стояли злые слезы.
— Я клянусь! Если ты поможешь мне….
— Ладно, — сдалась Анжелика, — я выбью для тебя чин сержанта и незначительный откуп — на поставку ночных ваз или чистку каминных решеток, чтобы ты имел доход 10000-15000 ливров в год. Этого огромная сумма для такого прохвоста, как ты! А теперь прочь отсюда!
Анжелика вернулась в залу. Стоя в дверях, она бросила взгляд на танцующих: в хмельном угаре эти рафинированные дворяне превращались в дикое стадо. Кругом царило животное безумие. Гротескность происходящего казалась нереальной. Маски дель арте, казалось, корчили мерзкие рожи, женщинам задирали юбки или раскачивали на руках, а те довольно визжали, помахивая ногами в воздухе. Им вторили одобрительные мужские голоса.
И вот, среди этого ада, достойного полотен Босха, мелькнули горящие как раскаленные уголья, глаза. Красные глаза дьявола.
«Флегетан!»
Сотрясаясь крупной дрожью Анжелика поискала взглядом своего смертельного врага.
«Нет, померещилось», — с облегчением подумала она, выходя из сковавшего ее оцепенения, но ощущение ужаса все еще не отступало. Она почувствовала, что ей срочно надо на воздух.
— Кто вы, о прекрасная царица! Дочь Египта! — надрывался позади чей-то пьяный голос. — Я Божественный Юлий! Где мои легионы. Вар, верни мне мои легионы, тысячу чертей тебе в зад.
Холодный бодрящий ветер постепенно приводил ее в чувства. Пешком она вышла за ворота дворца и, слегка пошатываясь от усталости и выпитого, пошла домой. Она не боялась ночного Парижа. Маркиза Ангелов всегда бродила по ночам в одиночестве. Если перед ней появлялся бродяга, она машинально скрещивала пальцы и плевала на землю — знак, принятый среди своих при Дворе Чудес. Подданные Великого Кесра знали ее не хуже, чем подданные Его Величества, Луи XIV.
Ее мысли крутились вокруг братьев, Филиппа, собственных сыновей. Двор казался ей гнездом порока. Она поняла, что избежать духовного разложения среди этой блистательной публики ничуть не легче, чем при дворе Его Величества, короля тюннов. Подобные размышления еще глубже погружали ее в бездну отчаяния.
Анжелика, пребывающая в задумчивости, почти не смотрела по сторонам. Оглянувшись всего однажды, маркиза как будто увидела позади черную тень, но она тут же втянулась в ближайший переулок. Фонари, постепенно догорая, гасли. Залпы праздничного салюта разорвали тишину, расцветив чернильное небо разноцветными огнями.
Анжелика уже миновала бульвар дю Тампль, как вдруг темноту впереди прорезали черные пятна — мужские силуэты, — один, второй, третий... Наверняка поздние гуляки. Будто отвечая ее мыслями, в соседнем доме кто-то распахнул окно и затянул песню «Король Дагобер…»
Вы, государь, смешны:
У вас наизнанку штаны! —
Королю Элодий сказал святой.
– Вы при всем народе как шут какой!
А Дагобер: – Да-да!
Я выверну их,
Не беда!
— Эй, красотка куда так спешишь? — раздался из темноты сиплый, пропитой голос.
Анжелика отпрянула в сторону, но тут же оказалась в капкане сильных рук, схвативших ее позади за талию. Пьяные, грязные рожи, сдвинувшись, нависли над ней и, распахнув полы плаща, сразу несколько пар рук потянулись к поясу, отрывая дорогие безделушки. Анжелика пронзительно закричала, но липкая, вонючая ладонь зажала ей рот.
Натешившись грабежом, негодяи принялись щупать ее: неуклюжая лапа попыталась расстегнуть ожерелье, но порвала нить, и жемчужины брызнули во все стороны, прохладными каплями скатываясь по коже, забиваясь в декольте платья, падая на грязную дорогу...
Воспользовавшись тем, что бандиты бросились собирать жемчуг, Анжелика вырвалась, ударив одного из них коленом в пах, как учила ля Поляк. Но противников было слишком много: ее скрутили и оттащили в ближайший темный тупик между домами.
– Ну прямо смех и грех:
Король, вы потешили всех, -
Королю Элодий сказал святой.
– Нешто нынче в моде кафтан с дырой?
А Дагобер: – Ой-ой!
Ты прав, отдавай-ка мне Твой!
— А ну раздвигай ноги, живо! — рявкнул один из бандитов — здоровяк в засаленной дубленой жилетке из козьей шкуры.
Он задрал ей юбку, вонзившись коленом между ног, пока его дружки скрутили ей руки и зажали рот.
Анжелика извивалась с такой силой, что заставила мужчин изрядно попыхтеть, чтобы удержать ее.
Выбиваясь из сил, Анжелика молилась, чтобы потерять сознание, — тогда пусть терзают ее бесчувственное тело.
Почти на грани небытия она вдруг поняла, что свободна и, облокотившись на стену, начала медленно сползать по ней. Ругательства, звуки потасовки, предсмертные хрипы смешались для нее в одну сплошную какофонию.
— Сударыня, сударыня! — она узнала этот картавый голос и раскатистое «р».
Ракоци! Но каким чудом он здесь? Открыв глаза, она увидела в темноте силуэты нескольких неподвижно лежавших тел. Острый запах крови, мочи и испражнений ударил ей в нос.
Перед ней стоял тот самый "черный" человек с маскарада, но уже без маски. Лицо венгерского принца белело в темноте, и Анжелика едва различала на нем смесь гнева, радости и тревоги.
— Бежим, пока стража нас не схватила. — воскликнул Ракоци, вкладывая окровавленный клинок в ножны.
И они руку об руку помчались по ночному Парижу что есть духу.
В антверпенском лесу-у
Ходил Дагобер на лису-у.
Королю Элодий сказал святой:
– Вы устали вроде
От травли той!
– Ты прав, – король признал. -
От кролика я убегал.
Увидев фигуру Роджерсона, нёсшего фонарь, Анжелика едва не бросилась его обнимать.
Оказавшись в своей спальне, Анжелика тут же велела набрать ей ванну.
— Нужно ждать, пока котел нагреется, — ответила ей Жавотта.
— Ничего, пусть вода будет холодная.
Выкупавшись, смыв с себя вонючее дыхание и отпечатки грязных пальцев насильников, Анжелика завернулась в тёплую простынь.
На трюмо горела одна-единственная свеча в серебряном подсвечнике. Анжелика медленно вынула шпильку из волос и уронила ее на полированную поверхность стола, где все еще лежал кинжал венгра, инкрустированный старинной бирюзой. Рядом тускло поблескивал золотой обруч и загадочно мерцали изумрудные глаза кобры.
Анжелика провела пальцами по по шее, спускаясь к ключицам, словно все еще ощущая, как холодные жемчужины скатываются по ней. Кожа была такая гладкая и нежная, как лепесток цветка. «Жоффрей говорил, что я создана для любви — он был прав».
Она содрогнулась, вспомнив грязные вонючие рты, которые пытались осквернить ее. Какая печальная участь — быть окруженной мерзостью, грубостью и жестокостью.
«Я снова хочу познать мужские ласки: чтобы нежные признания пролили животворящий бальзам на мою душу»...
— Я создана для любви! — в исступлении крикнула она своему отражению и разрыдалась. От пережитого этой ночью с ней наконец случилась истерика.
Сквозь пелену слез она увидела Ракоци. Он стоял, облокотившись на дверной косяк, и просто смотрел на нее. В его черных глазах отражалось пламя свечи.
Он снял шляпу и платок, выпустив на волю смоляную шевелюру. И еще он сбрил усы. Его смуглое лицо с упрямым подбородком и выступающей линией скул было искажено страстью. Он напоминал ей Бахтиари-Бея и еще кого-то, чей облик она помнила лишь смутно.
Она видела перед собой настоящего мужчину — сильного, дерзкого, отважного. И свободного.
Он сделал шаг в ее направлении. В ответ она развязала узел на груди, позволив простыне соскользнуть к ногам.
Три ночи она засыпала, прижимаясь к худощавому телу венгра, три ночи он шептал ей на ухо слова любви…