Предатель

Пепелинки, пепельный снег, Теплый воздух уносит вверх. Только так долетают до Рая - До легчайшего пепла сгорая. Flёur "Пепел" Три года спустя. POV Сарданапала. Есть в Тибидохсе одно место, куда не залезет ни один ученик, каким бы пройдохой он не был и какой бы пронырливостью он не обладал — я лично защитил этот участок, скрыв от глаз посторонних. И никто до сих пор не догадался, что такое место вообще может существовать — ведь никто не думает, куда деваются учителя и другие люди, живущие в замке — учителя здесь семей не имеют, некому о них думать, прислуга — а кто вообще думает о прислуге? Так, пара людей за весь замок. А это печально — мельчаем мы, гордость аристократов лишь убивает их, зависть же нищих к ним — убивает простолюдин. Вот такой круговорот взаимного уничтожения в природе. А никто даже не догадывается, что последствия такого "круговорота" в Тибидохса хранятся здесь — на кладбище. Да, и у нашей школы есть кладбище — оно уже в скорейших временах очень понадобится, ведь начинается война, грядут большие потери и великие битвы. А сейчас же никаких битв нет, и новых "жителей" здесь не наблюдалось вот уже как пятнадцать лет. Я недолго думал, когда Медузия вдруг исчезла, так и не дойдя до Зала Двух Стихий, — окрепнув до того состояния, когда уже можно ходить без сопровождающих, она тут же начала рваться сюда, возжелав отдать дань почтения своему спасителю — видимо, эта дань заключается в том, чтобы упасть у могилы на колени и, плохо сдерживая слёзы, что-то шептать — как же она не поймёт, что уши, да и сам её спаситель, уже мертвы? Древнир, помоги, — как мне её жаль!.. Найти брата в любимом человеке, найти спасителя в предателе — это очень странно и страшно. А щёки у Меди почему-то чёрные, со светлыми дорожками — видимо, она стирала слёзы руками в земле — вот и чернота, а светлые участки — Медузия всё ещё бледная, не до конца восстановилась ещё, — это новые слёзы смыли грязь. Вот бы так было и с её душой! Как бы мне хотелось, что бы её слёзы очистили её сердце от грязи!.. Эх, в нашем мире слишком много зла — зачем же плодить его, умножать?.. — Меди, — осторожно зову её я, одновременно обнимаю за плечи и поднимаю на ноги — пускай и храбрится, что уже здорова, мне видится, что это не так. — Сарданапал, уйди, пожалуйста, уйди, — произносит, даже не глядя. Она запуталась — разум говорит ей, что она должна любить Феликса, а сердце помнит его подлый обман — вот и мечется сейчас, не понимает, что делать. — Нет, Меди, ты уже пропустила обед, находясь здесь — знаешь, я думаю, что обед уже важнее — ему ты ничем не поможешь, эйдос его далеко, ты это помнишь, — склоняет голову, пытаясь скрыть сильное смущение; никогда Меди не любила историю — мне долго приходилось её уговаривать, чтобы она не неслась в бои с нежитью, а сидела с книжкой. Наверное, чтобы всё вошло в привычный ритм жизни, понадобится не один и не два года, но я готов ждать. Медузия жива, а значит — всё будет. Всё будет хорошо, и Меди ещё будет улыбаться нашим детям, я верю. Осталось только подождать...