Поцелуи для Венеры

Дорогие мои читатели, не знаю, сможете ли вы меня простить за то, что я так долго задерживала продолжение! Надеюсь, вы еще остаетесь со мной. Шерлок в этой главе совсем нетипичный, но я указывала OOC в предупреждениях ;) Джон, как любопытный мальчишка, крутится вокруг Шерлока. Ему, честно признается себе он, больно видеть, как его лучший друг копит в себе опасные тайны, касающиеся безопасности Молли (Молли, Молли, она самое дорогое, что у него есть!), участия Морана и Адлер. Все ответы у Шерлока внутри, и они подсознательно пугают даже старого бывалого вояку, ибо только сам Дьявол знает, что у этого гения в голове. — Шерлок, ну! Как же здесь всё-таки оказались Моран и Адлер? Они же не на нашей стороне, — спрашивает Джон и получает в ответ туманное: — Джон, пойми. Стороны поменялись. Я и сам не уверен, по каким правилам мы теперь играем... — детектив неожиданно переходит на игриво театральный тон: — Проделки Британии. Я разбит. — Что ты имеешь в виду? — Чтобы уничтожить сорняк, недостаточно срезать стебель. — У тебя такой вид, будто ты уверен, что я знаю, о чем ты говоришь. Шерлок снисходительно усмехается. — Но я не знаю! — Себастьян не совсем прав. Госпожа Юль, разумеется, важный персонаж, которого нельзя упустить. Но её роль второстепенна. Корень — это мелкие сошки, такие себе, как Мориарти, Моран, властители городов и стран. Чума уже давно сидит в них. — Я, кажется, начинаю понимать тебя, Шерлок. Вот только... Значит, всё... бессмысленно? — Я не так категоричен, Джон. — Если это чума... — и Джон стесняется высказать предположение, боясь быть осмеянным за излишние подозрения, но в последний миг решается и выпаливает: — Себастьян?.. Шерлок кивает. — Друзей держи близко, а врагов еще ближе. Я знаю таких псов. Они не меняются, они на то и псы, потому что верны. Особенно, когда им платят хорошие деньги. Джон торжествует. — Я так и знал! А Молли пытается убедить меня в том, какой Моран хороший, какой честный, как он страдает!.. — и резко прикусывает язык, потому что слышит от своей совести упрек: «Ты сам поверил ему! Ты пожалел его!». Как же Моран хорош в риторике! Его дар убеждения повлиял даже на него, человека, который не верил всем порицаниям в адрес Шерлока во время того "скандала", который оставался с невиновным до конца и до последнего убеждал людей, что Шерлок — это гений в условиях всеобщей тупости баранов и упрямства ослов! — Конечно, он обратился ко мне не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы обелить собственное имя. "Майкрофт и Шерлок имеют огромное влияние на Интерпол и полицию"... Почему все мерзавцы и мерзавки идут к нам?.. Не потому ли... — Шерлок обрывает себя. — А самое ужасное то, что Ирэн и Молли верят ему, — обеспокоено шепчет Джон. Шерлок снова мрачно кивает. С Ирэн-то всё ясно, думает детектив, её ослепила любовь, ослепило дикое влечение, а Молли... Неужели он снова повторит ту ошибку? Когда-то он упустил милую Молли из виду, и она связалась с Мориарти... Нет, нет, нет, кричит про себя Шерлок. Теперь Молли находится под его контролем. Никуда она не сбежит. — Не отчаивайся. Рано или поздно всё решится. Я надеюсь... — Извините, можно я к вам присоединюсь? Просто Ирэн и Себастьян... кхм... ругаются и я не хочу... кхм... мешать... — неожиданно (для Джона) появляется Молли. Шерлок отмечает покрасневшие руки женщины. Молли мыла посуду в холодной воде. Джон приобнимает её и они идут вместе. Неужели, думает детектив, они не видят его странного замутненного взгляда, ни слышат сердитого сопения, ни чувствуют волн раздражения, исходящих от него? Любовь действительно глупа. Или глупы любовники. Все трое глубже уходят в лес, пытаясь осторожно ступать по тропинке, чтобы случайно не тронуть многолетние растения, не наступить на улитку, не сломать ветку, не задеть терн. — Мне здесь так нравится, — без умолку болтает Молли, слишком увлеченная, чтобы заметить взгляды, которыми стреляют в неё мужчины, — тут такой воздух такой лес а какой красивый дом а какая посуда тарелки только жаль вода холодная холодно в комнатах красивая мебель чувствуется рука матери Себастьяна мило смотрите начинается пустошь какая красота Джон сфотографируй меня пожалуйста! — Птенчик, я не взял камеры с собой. Шерлок встревает: — Джон, сходи. А мы с Молли тут погуляем. Так уж и быть, но я даже разрешу тебе меня сфотографировать. И Джон поворачивается и под двумя совершенно разными взглядами (Молли — умоляющий, а Шерлок — покровительственный) уходит, чувствуя себя хромым Гефестом на службе у богини. Боже, думает женщина, какая она дура! Сама же лишила себя защиты и осталась наедине с этим... Шерлоком. Поначалу они молчат, бредут к пустоши, поросшей желтыми колючими сорняками, бредут к самому краю, замечают обрыв и спокойное море. Шерлок останавливается. Спокойный, уверенный, неприступный. Но всё же Молли улавливает истерические движения пальцев, улавливает, как в Шерлоке после долгого угрюмого молчания назревает оглушительный протест. Он всматривается в её лицо, но женщина отворачивается, краснеет, бледнеет. — Мы так с тобой и не поговорили. Боже, думает женщина, он будто вскрывает её ножом, исследует её сердцевину, выпускает её кровь. — Молли, — начинает Шерлок очень осторожно, судорожно подбирая слова, будто боясь сорваться и не выложить всё в ультимативной форме, — я не тот человек, который полностью... отдается чувствам, потому что такие... состояния как сожаление, сопереживание, беспокойство могут повредить моей работе. Можно сказать, что я забыл их, запрятал в самые укромные уголки... — долгая саднящая пауза. — Моей души. Очень долго эти... эмоции оставались там же, ожидая подходящего часа. Когда я прятался в Швейцарии, я размышлял обо всём. И знаешь, как бывает? Одно случайное слово, один случайный образ вызывают то, о чем ты уже давно перестал вспоминать. Я вспомнил о тебе. Нет, Молли, не перебивай! Молли, я всегда замечал тебя, и ты всегда принималась в счет. Честность, Молли! Ты всегда вызывала у меня благодарность, даже уважение... А после всего — нежность. Молли чуть не плачет, чувствует, что вот-вот на щеках появятся слезы израненной гордости. — И сейчас я чувствую к тебе нежность. Черт, это звучит глупо и неправильно! Всё, что произошло тогда в доме, было результатом моей несдержанности. Мальчишка... Но я не собираюсь извиняться. Более того... Я слишком самонадеян, но спрошу. Вернее, я хочу сказать, что прошел уже немалый срок... — и на этом месте обманчивая ранимость и неуверенность Шерлока сменилась на жесткость. — Ответь, Молли. Я еще нравлюсь тебе? Она не решается врать. Не в такой момент. В момент, когда Шерлок снимает с себя одежды цинизма, черствости и твердости. — Н-н-нравишься. — О. — Очень, — почему-то добавляет женщина и думает: «Как он умеет всё повернуть! А я, дурочка, повелась на его чистосердечность, даже юношескую, на его монолог... Он прекрасно знает меня. Даже лучше Джона. Знает, что я всегда ведусь на жалость». — Я последний подлец. Джон никогда этого мне не простит. Шерлок обвивает руками женщину, крепко прижимает к себе, да так, что подбородок её со всей силой впечатывается в шею детектива. Молли чувствует тепло, от которого, казалось бы, начинают плавиться её кости. Поначалу он с жадностью припадает к её волосам, затем ко лбу, глазам, носу, щекам — везде его только сухие мягкие губы. Потом неуклюже, но нежно и стремительно, как пианист перебирает клавиши инструмента, проводит пальцами по её щеке. И лишь потом целует её в губы. — Ммм... Джон может увидеть, — шепчет Молли, опьяненная ласками и напором. Шерлок отстраняется. На его лице ни следа той страсти, которая захватила его несколько минут назад. — Да, да, — рассеянно повторяет он, — не сейчас... Да, он идет, я вижу его. Поговорим позже. Молли опускает руки. Признание Шерлока разбило все её намерения. Она разлюбила Джона. А любила ли она его?..