Глава промежуточная. Затишье перед бурей :)
— ...он что-то говорит... Эй, кто знает французский? — Лестрейд, как ваш агент мог стрелять в Морана, а попасть в мою жену?! — Пуля её только поцарапала, она просто упала и ударилась головой... Возможно, сотрясение... — ... вот ублюдок, да? Я же тебе говорил, что он — везунчик... Умрет — хорошо, не умрет — пожизненное не дадут, а в больничку запихнут... — ...мне нужны показания... о чем говорили на крыше?..***
— Как себя чувствуете, миссис Ватсон? — Э... Отвратительно. Меня вырвало на туфли медсестры... Я вроде извинилась, а она сказала, что они были новыми... Вы передадите ей, что я куплю другие? — Непременно. Тошнота еще присутствует? Молли тяжело кивает. — Голова кружится, или болит? — Болит. — Анальгетики сейчас подействуют. Ваше последнее воспоминание, миссис Ватсон, перед потерей сознания. И что с вами было после? — Эмм... Я... В меня попала пуля, я от неожиданности упала, ударилась головой. А потом помню какие-то разговоры, затем я очнулась в машине скорой помощи и... — Молли морщится, — туфли медсестры. — Отлично, Молли. Полежите у нас несколько дней, попьете таблеточки. Рентгенографию вы прошли успешно, травматолог не обнаружил нарушений. Помните, что телевизор, книги, телефон, громкая музыка — всё под запретом, — улыбается врач, а затем поспешно добавляет, будто боится её преждевременной реакции (видимо, опыт у него тяжелый в этом плане): — Разумеется, всего на три денька. Лучше поспите. — А... Подождите. Я хотела бы узнать, как мистер Шерлок Холмс? И... Себастьян Моран? Они... — шепчет Молли. Врач поджимает губы и бессознательно снимает очки. — Они оба в операционной. У мистера Холмса пуля попала в ключицу. Ему очень повезло, что она не задела легкое и артерию. Вот кость пострадала... А мистер Моран... С ним ситуация критическая. Наши хирурги делают всё возможное, миссис Ватсон. — Ах, спасибо вам хоть за такую информацию. — Отдыхайте и ни о чем не думайте. Здесь все думают за вас. Я всегда так говорю своим пациентам, — смеется врач. — До свидания. Но как же можно спокойно спать, когда близкие тебе люди могут умереть в любую секунду? Молли задумывается. А ведь она уже стала причислять Морана к близким... Отчего же это произошло? Возможно, во время его монолога, когда он со злостью швырнул бутылку виски. Она, кажется, теряет чувство адекватности. Если бы Джон умел читать мысли, то за подобные размышления он бы... Страшно представить. Она, думает Молли, самая настоящая лицемерка, ведь говорила, что делает только то, что ей говорят, а на самом деле она делает всё только для людей, в которых она немножко влюблена. Шерлок, Лестрейд, Моран, Мориарти, Джон — она будто окутывает их пеленой, чувством всепоглощающей любви, а они делают её безвольной, используют, не видят в ней женщины (нет, не в смысле «обычная женщина», а в смысле «женщина — женщина»...). Она отдает им свою любовь, тихую страсть, скромную, как полевой цветок, а они принимают. Принимают и ничего не отдают взамен. И на Молли накатывает такая тоска, что она начинает рыдать. Ведь еще вчера она была главной героиней (сколько же лет ждала, когда её по-настоящему заметят!), а теперь лежит в холодной палате, ожидает от кого-то сострадания и людского тепла. Она похожа на богиню, изгнанную с Олимпа. Ей хочется жалости. Она потеряла ту ниточку жизни, которую всегда так крепко сжимала в своих слабых ручонках. — ... вы верно заметили, мистер Холмс, что я пришел сюда не по своей воле. — А по чьей же? — ... воле, вы наивно полагаете, что Мориарти — это мозг европейского преступного мира. Да, он гений. Но он пешка. Как и вы. Достиг бы он таких высот, если бы не посторонняя помощь? Представим ситуацию: некий парнишка совершает дерзкое ограбление банка. Вроде бы ничего сверхъестественного, но! Сам он в стороне, его руки чисты, а вот подельники работали по его плану. В результате — дележ денег и все довольны. Постепенно власть парнишки расширяется и постепенно он опутывает сетями весь Лондон. Но вот незадача! Выйти за пределы круга он не может. Великобритания, Европа, Азия! Там есть свои парнишки. Но вот некий deus ex machina* замечает талант и направляет парнишку в определенную сторону, выгодную ему. И теперь парнишка известен нам под именем Джим Мориарти. Не его, мистер Холмс, нужно было убивать. Нужно было искоренять идею, которую внушил этот самый бог. Нужно было убивать самого бога. А кто же этот бог? Я думаю, вы уже догадались. Верхушка, сидящая в тени. Мы не слышим их голоса, но к нам доносятся отголоски. Поначалу вы им не мешали. Простой детектив, раскрывающий простые преступления. Но когда вы перешли в политику... Помните то дело семь лет назад? Мистер Галлахер. Тогда вы и подписали себе приговор. Господи, какое клише! Бог и дал Джиму указание уничтожить вас. А потом Джим на этой почве сошел с ума, а сумасшедший гений опасен и неуправляем, он никому не нужен. И три года вы разменивались на нас, шестерок. На Мэтьюза, на Моргана...* Потому если вы останетесь живы, советую вам улетать жить на Марс, ибо на Луне вас тоже достанут. — И вы решили закончить дело? — ... правы, да, меня оставят в покое, если я вас убью... Молли просыпается. Подсознание запомнило то, что тогда отторгало сознание. Несколько дней ей снится это разговор и все несколько дней её не покидает чувство безумного страха. В одиночестве она сидит, сжимая колени, и смотрит, как пожелтевшие листья каштана срываются и падают на землю, будто снаряды во время войны. Ах, война в её душе, война снаружи, война с системой!.. За серо-прозрачной стеной дождя она пытается увидеть снайпера, прячущегося в заброшенном доме напротив. К ней часто приходит Джон. Он передает приветы от Лестрейда и Майкрофта Холмса, докладывает о состоянии Шерлока: «Молли, он уже всех достает и требует телефон». Однажды он мимолетно касается Морана: «А, этот мерзавец? Не приходит в себя». Ей легко, когда кто-то в палате, ведь тогда бесплотный дух бога из машины не пугает её. Но по ночам он прокрадывается к ней под простынь, от него веет сыростью тлена и холодом могилы, и она молится, чтобы медсестра, совершающая ночной обход, поскорее к ней заглянула и прогнала чудовище. Иногда Молли как врач сомневается, действительно ли не повреждены участки её мозга, потому что она от страха уже лезет на стенку. Врач объясняет: «Ваше беспокойство обусловлено недавними событиями плюс присутствием осенней хандры. Вы должны больше спать, говорить с людьми, не волнуйтесь». Как же, думает Молли, она может объяснить ему о своей проблеме? Он скажет, что женщина просто спятила. Ей надоедает лежать в постели. В голове созревает коварный план навестить Шерлока. Поздно вечером, когда лампы в коридорах работают не в полную силу, когда тусклый свет с улицы пытается пробить больничное стекло, она осторожно проникает в его палату. Посреди белоснежного великолепия Молли видит густую черную копну волос и кажется, что это всё, что от него осталось. Шерлок, думает Молли, никогда не отличался здоровым цветом лица, а теперь только губы, чуть тронутые алостью, да один нос. Он спокойно спит. Молли застывает подле него, не смеет потревожить и чувствует, что она присутствует при таинстве, что она подглядывает и видит то, что простым обывателям не нужно знать. Машина останавливается. И что ему снится, о чем он мечтает? Ведь его лицо такое безмятежное, и гадости не вылетают, и он такой добрый и милый, что хочется обнять и не отпускать. Еще несколько минуточек, говорит себе Молли, и она уйдет. Только она хватается за ручку, дверь уже распахивается. Всё ближе и ближе чье-то лицо. Первое, что Молли видит, — это аккуратно накрашенные губы по всем правилам, так академически, что ей и не снилось. Это идеальный классический красный цвет. Затем глаза, брови, щеки, нос, волосы, и вот образ формируется и складывается в впечатляющую картинку. Красивая женщина в белом облегающем платье стоит перед Молли и вопросительно разглядывает её больничную пижаму, её царапины, край бинта на ноге, выхватывает детали и будто обличает её, упрекает в том, что она неряшлива, что она потерянная, что она некрасивая, что она недостойная. И Молли знает, кто перед ней. Она видела фотографии, но там было меньше одежды. — Добрый вечер. — О... Добрый, извините. — Ничего, пожалуйста, проходите. — Спасибо. Для первого диалога, думает Молли, достаточно. А Ирэн пытается вспомнить, что это за взъерошенная особа. Конечно, думает она, это Молли Ватсон, ведь именно она вызвала негодование у Шерлока, когда он узнал о женитьбе Джона. Она помнит звонок, помнит его мрачный голос, извещающий о прибытии в Лондон. Ирэн подходит к кровати, сбрасывает туфли, взбирается на лежащего Шерлока, распускает пучок волос (они у неё пышные, взбитые, словно безе) и прижимается губами к щеке детектива: — Можешь не притворяться. Я знаю, что ты не спишь, — мурлычет она, опуская ладони по обе стороны подушки. — От тебя не отвертишься, — произносит Шерлок, не открывая глаз. — Все газеты писали о твоем возвращении. Но способ ты выбрал ошеломляющий. Я тут наткнулась на одну весьма прелестную особу... — Молли. — Да. Она вышла замуж, но, по-моему, не покинула ряды твоих поклонниц. Мила, скажу честно. С ней нужно немного поработать... — Не нужно с ней работать. Она — нормальная красивая женщина. — Что? Что я слышу, Шерлок? Ты стал замечать красоту? В Цюрихе ты упорно отнекивался от меня, а здесь... А, я поняла. Ты влюбился, — Ирэн начинает хохотать, — великий Шерлок Холмс влюбился. Когда ты делаешь комплименты, пусть такие, это означает, что дама тебя завлекла. Уже были бессонные ночи? А ревность? Какой любовный треугольник! — Я не влюбился, — цедит Шерлок. — Это нормально, дорогой. Ирэн выдыхает в плотно сжатые губы мужчины: — Расскажи мне свои тайны... — Встань, мне неудобно. Женщина встает, лишь чистые розовые пятки сверкают перед Шерлоком. Он до сих пор чувствует запах помады и пудры, его окутывает тонкий шлейф духов, а щека горит из-за поцелуя. Даже несмотря на то, что он очень долго жил с ней, его до сих пор волнует её близость, её уверенные, но в тоже время нежные, прикосновения к запястьям. — Я загляну к Морану. — Хочешь отомстить? — усмехается Шерлок. — Нет, просто хочу увидеть его беспомощным. Скажи мне, о чем вы разговаривали тогда на крыше? — Откуда ты узнала? Ах, да, конечно, это Хитч. Помада на его губах показалась мне очень знакомой. Ты слишком верна классике. — Так о чем? — нетерпеливо переспрашивает Ирэн. — Спроси у него самого. Твои методы работы разбудят и мертвого. — А вот и спрошу, — женщина проводит ноготками по руке мужчины. — О да, я тебя еще привлекаю... Как это мило. Она неожиданно щелкает зубами: — Я понимаю эту Молли, понимаю, почему она сюда пришла. Когда ты закутан в розовое одеяло, хочется тебя съесть. Кстати, выздоравливай, а то ты слишком бледен. Такой оттенок уже не украшает, а портит. Обуваясь, Ирэн не сводит глаз с Шерлока. — Моран сядет в тюрьму, да? Он кивает. — Если выживет? Он снова кивает. — Печально. Почему-то все нормальные мужчины в нашей стране либо умирают, либо садятся в тюрьму, либо становятся геями. Как тут не обратить внимание на женщин? Скоро увидимся. Затем Ирэн направляется к палате Себастьяна. — Сюда нельзя, мисс, — говорит ей полицейский, который сторожит пациента. — Я знаю, мистер Флэтчер, но вот если миссис Флэтчер узнает о вашей связи с её лучшей подругой Грейс, вам нельзя будет даже помыслить о пороге вашего дома. Поэтому если вы меня не пропустите... — К-как вы узнали? — бледнеет полицейский, но Ирэн уже не обращает на него никакого внимания. То, что всегда убивало её, делало слабой, сейчас охватывает сердце жарким всеразрушающим пламенем. Сексуальное влечение, смешанное с удивительной любовью (Ирэн уже призналась себе), восторг, тоску — она пронесла всё сквозь долгие года настоящего душевного одиночества. Он, вспоминает Ирэн, бросил её, растоптал, кинулся за перспективами, которые впоследствии привели его к опасной тропинке, променял её на деньги и женщин (и это были даже не настоящие, а написанные маслом; она бы поняла и простила измену, но разве может женщина, любящая плотские наслаждения, тягаться с женщинами, которые вращаются в высших духовных сферах, которые и говорить не умеют, которые являются картинами?!). Ирэн произносит вслух: — Вот ты сейчас лежишь в коме, а я... — и замолкает. Ей даже нечего о себе сказать. Хорошего. Богатая? Да. Красивая? Да. А кто её любит? С Шерлоком у них платонические отношения, и попытки развить всё во что-то более глубокое оборачиваются смешливой игрой. И вот слезы прорываются сквозь блокаду, столько лет строенную, и она плачет, приникая губами к его волосам. Тонкие трубки, наполненные чем-то розовато-прозрачным, мешают ей, иногда вместо чуть теплой кожи она чувствует холодный пластик. Вся помада оказывается на лбу Себастьяна, Ирэн пытается судорожно оттереть её пальцами. «Что же с нами стало, Себастьян? Когда мы были детьми, мы были совершенно иными, у нас были совершенно простые желания и простые проблемы. Когда мы ковыряли песок на Фарерских островах*, когда я приезжала в этот холодный край...» — думает Ирэн. Ей кажется, что проснись он хоть сейчас, он бы заключил её в объятия, нежно поцеловал и сказал: «Ирэн, я вернулся». Но ничего не вернется, всё поменяло цвет. Примечания в порядке расположения звезд: * Deus ex machina (бог из машины) - искусственное, вызванное вмешательством извне. * Мэтьюз, Морган - имена, которые упоминает Дойл в рассказе "Пустой дом". * Фарерские острова - владения Дании. По сюжету Моран - датчанин, если вы помните, и всё детство он провел именно там, как и Адлер (знаю, полное AU :D).