Великий Лангедокский Хромой

      Сегодня граф де Пейрак поднялся с постели раньше обычного, в тот час, когда городской пейзаж еще тонул в предрассветном тумане, когда едва нарождался утренний свет и просыпались первые звуки, тонкие, нежные, словно переливы далеких флейт.       Он почти не спал этой ночью. В конце концов он встал, открыл окно и, положив локти на подоконник, вдохнул полной грудью свежего утреннего воздуха. Снова и снова он возвращался мыслями к принятому решению, которое уже сегодня изменит ставшую привычной жизнь. «Он и не собирался жениться. Он вел свободную жизнь, которая вполне соответствовала его вкусам. Поскольку он был наследником своего рода в Тулузе, то иногда подумывал, что ему придется жениться для продолжения рода, и собирался как можно позже заключить союз с пользой для своей провинции… Собственно, это была коммерческая сделка – слово, ненавистное для знати, но Пейрак был заинтересован в этом, он мог так обеспечить свое положение во главе провинции, не прибегая к милостям короля, и свободу, которую дают золото и серебро. Благодаря выгодным торговым сделкам он мог продолжать свои работы в науке». Почему же эта во всех отношениях выгодная сделка так беспокоила его? Эта юная де Сансе была, как и многие другие, проданной невестой. И его не заботило ее грустное положение. «Все девушки из знатных семей именно так и выходят замуж».

***

      Солнце уже сияло в утреннем небе над Тулузой, когда Альфонсо неслышно зашел в покои графа.       Пейрак сидел в кресле у открытого окна, забывшись беспокойным сном. Управляющий графа, подойдя к нему, протянул руку и легко прикоснулся к плечу хозяина.       - Вам пора вставать, мессен,- тихо позвал он.       - О Господи! – Граф поднял голову и огляделся.- Я проспал?       - Ну, это не так, мессен. И потом, вы ведь нуждались в отдыхе. Все эти волнения… Для вас приготовили ванну, и Бине уже ждет. А вот и ваш свадебный костюм.

***

      Южное солнце уже жарко грело землю, когда наконец в великолепном одеянии из пурпурного бархата Пейрак спустился во двор отеля. Он намеренно выбрал этот наряд, в котором при его темных волосах и глазах у него был вид Мефистофеля. Его уже ожидала группа кавалеров и дам из числа приглашенных на свадьбу, музыканты и итальянские комедианты в ливреях из розового атласа и шляпах с белыми плюмажами, с полными корзинами роз и фиалок всех мыслимых оттенков. Из толпы донесся зычный молодой голос:       - Глядите-ка! А вот и жених явился!       Раздались восторженные крики, на которые Пейрак ответил легким дружеским наклоном головы.       - Приветствую вас, друзья мои! Я рад, что в этот день вы рядом. Отправимся же навтречу графине де Пейрак – гонец от д’Андижоса четверть часа назад сообщил, что ее кортеж уже на подъезде к Тулузе.       Гости оживленно болтая и обмениваясь шутками рассаживались кто в тяжелые кареты, кто верхом. Куасси-Ба ждал графа, держа под уздцы Сарацина, вороного андалузца. Пейрак вскочил в седло и поскакал к открытым воротам отеля, возглавив процессию.       Покинув город, они ехали по безлесной местности опаляемой солнцем дорогой, к обеим сторонам которой близко подступали виноградники, обработанные поля красильной вайды или кукурузы. Слева от них сверкали золотом в солнечных лучах воды Гаронны. Становилось все жарче. Поднимая облака пыли, встречающие пустили лошадей спокойной, неспешной рысцой. На губах Пейрака появилось нечто вроде легкой улыбки. Он всем сердцем любил Лангедок.       Босоногие, оборванные мальчишки из пригорода прекратили дразнить индюков и побежали за всадниками, с криками и смехом. Пыль, танцы, шум, пронзительные звуки музыкальных инструментов и дробь тамбуринов наполняли воздух. И вдруг граф встал во весь рост на стременах. Сердце у него бурно забилось и стало трудно дышать.       Впереди показался кортеж из четырех карет и раздался приветственный крик. Форейторы встречных экипажей, одетые в ливреи графа де Пейрака, придерживали лошадей, пока кареты не остановились.       - Да здравствует граф де Пейрак! Да здравствует графиня де Пейрак! – неслись крики с обеих сторон.       Пейрак позволил музыкантам и «властелинам любви» опередить себя. Дамы и кавалеры вышли под неумолимое тулузское солнце, приветствуя невесту. «Кукурузные поля с обеих сторон дороги дышали жаром». Куасси-Ба помог графу спешиться и подал трость из эбенового дерева.       Его невеста-незнакомка вышла на солнечный свет. Какое зрелище перед ним предстало!       Она стояла в лучах солнца, словно ангел в сиянии, и Жоффрей недоумевал, живая она или это странная греза. Она была так хороша, что он невольно улыбнулся.       Платье подчеркивало ее восхитительные формы, прическа делала черты удивительно прекрасного лица еще изящнее. Жесты, походка - все говорило в ней о пробуждавшейся женственности. Он увидел перед собой саму невинность, само очарование! Воплощение искренности и отваги. Она лишена наигранной жеманности, притворства, свойственного многим девушкам, и, конечно, она очень красивая. Жоффрей чувствовал, что она наделена врожденной способностью к самосовершенствованию и с каждым годом будете становиться все более обворожительной. «И ее, прекраснейшую из женщин, продали самому отвратительному, ужасному злодею!» - пронеслась в голове графа полная самоиронии мысль.       Граф продолжал молча смотреть на девушку. Лицо бледное, но глаза… Он никогда еще не видел глаз, в которых было бы столько света: эти глаза сияли и искрились так, будто навек поймали в себя солнечный луч.       Потом его взгляд скользнул вниз по длинной шее к очертаниям девически округлых грудей, полушария которых выступали из корсажа, и почувствовал, как его тело захлестнула невидимая пламенная волна.       Он словно бы перенесся в другой мир и начал ощущать, как самообладание постепенно тает, оставляя его в плену эмоций, настолько сильных, что их нельзя было превозмочь.       Жоффрей знал, сколь опасно поддаваться этому сладостному безумию, но… Прежде он наивно полагал: можно сломить разум, терпение, волю мужчины, но его сердце способно устоять, по крайней мере, перед своим главным врагом – женскими чарами. И теперь понял, что ошибался. Сердце мужчины, до сегодняшнего дня привыкшего легко разбивать женские сердца, вдруг впервые дрогнуло. Оно ликовало от гордости за ее красоту. Девушка была поистине прекрасна!       Толпа расступилась. Он машинально двинулся к ней, чтобы коснуться, убедиться, что его не опутало странное наваждение.       Когда он приблизился к ней, на Жоффрея взглянули самые нежные глаза, какие только ему приходилось видеть. Они сверкали, и в глубине их светилась невинность… и панический страх.       Ее глаза, ее прекрасные яркие зеленые глаза благородного изумрудного оттенка, почему-то вызывали в его памяти картину лесного озера с тихо мерцающими зеркальными водами, спокойными – до того момента, пока их не всколыхнешь, ибо тогда открывается их неведомая, манящая, волнующая глубина. Разочарование, затопившее эти живые зеленые глаза, не шло ни в какое сравнение с досадой графа, когда он наблюдал, как она стремится не смотреть на него. Любая незнакомая с ним молодая женщина, завидев его, независимо от ее воспитания и сдержанности не могла скрыть ужаса от страшных следов, которые оставила на нем жизнь.       Он сам не понимал, почему ждал чего-то другого. Как легко оказалось за несколько секунд прийти в заблуждение, испытать острое ощущение счастья, опьяняющее желание обнять женщину, чья красота пленяла с первого взгляда. Жоффрей глядел на прелестную девушку в легком платье, казавшуюся трогательно юной, чистой и светлой, словно утренняя звезда, и почти физически ощущал душевную боль и тоску.       Произнеся обычные в подобной ситуации слова приветствия Пейрак осторожно поднес ее дрожащие пальцы к губам и поцеловал. У Анжелики были удивительные руки; они казались очень тонкими, и в то же время на них не проступала ни одна жилка.       Он горько усмехнулся. Красавица боялась его. Боялась до дрожи, боялась так, что не поднимала глаз. Он был уверен, что попытайся он сорвать с ее уст поцелуй, она начнет биться в истерическом припадке. Он тоскливо думал о грядущей брачной ночи. Как объяснить этой девушке, что то, что он, Жоффрей, собирается с нею проделать, - не долг, а удовольствие, если знаешь тонкости? Она смертельно его боялась. Она его боялась!       «Внезапно Пейрака охватил гнев на тех, кто принес эту девушку в жертву, и он не отдавал себе отчета, что он сам, без сожаления, участвовал в этом».       Граф снова протянул ей руку, чтобы помочь сесть в карету. Анжелика покорно оперлась на нее. Это прикосновение наполнило душу графа невыразимым счастьем, как будто он снова был неопытным юнцом, а вовсе не взрослым мужчиной, пресыщенным и даже циничным в том, что касалось женщин. Что с ним? Жоффрей снова и снова задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Ничего подобного я раньше не испытывал. Он положил на колени прелестной девушке огромный букет роз. Несколько букетиков фиалок упали в карету.       - Цветы или, как их называют у нас, «услада жизни», владычествуют в Тулузе, — сказал Пейрак, чтобы нарушить молчание.       Анжелика повернула голову, взглянула на него своими чудными глазами, в которых недоумение тут же сменилось неприязнью, и поспешно склонилась к цветам, чтобы не видеть лица графа. Жоффрей, стиснув зубы, откинулся на подушки. Сердце его сжалось от боли. Ему безумно хотелось снова коснуться ее, но граф не смел - между ними была стена, построенная из ее отвращения к нему, из ненависти к навязанному ей браку, из страхов, порожденных жуткими рассказами о тулузском колдуне. В этот миг он поклялся себе, что эта женщина никогда не пожалеет, что стала его женой, что любовь и забота, которыми он окружит ее, пробудят рано или поздно в ее сердце ответное чувство. Он поклялся себе покорить ее… поклялся любить ее вечно.

***

      «Вскоре показался город, ощетинившийся башнями и красными колокольнями». Тулуза вся была украшена цветами в честь предстоящего события. На улицах толпился народ, встречающий свадебный кортеж, пытаясь увидеть ту, которая пленила сердце Великого Лангедокского Хромого.       «Кареты пробирались сквозь узкие улочки, сквозь глубокие темные переулки, в которых застыли пурпурные лучи света».       Супругам дали время привести себя в порядок после дороги.

***

      «Во дворце графа де Пейрака Анжелику быстро переодели в великолепное белое бархатное платье, украшенное вставками из белоснежного атласа. Застежки и банты на платье были инкрустированы бриллиантами. Анжелика умирала от жажды, и, наряжая ее, горничные подавали ей ледяные напитки. В полдень под перезвон колоколов» запряженная белыми лошадьми карета направилась к базилике Сен-Сернен, где должна была состояться церемония. Анжелика сидела прямо и неподвижно, изредка прикрывая глаза, будто для того, чтобы убедиться, не сон ли это.       Огромное солнце мчалось за экипажем, задевая крыши домов и башни, опаляя небосвод светом. Иногда огненный шар скрывался за фасадами самых высоких зданий, и тогда в окно кареты бил один-единственный, слепящий взор, тонкий, прямой как стрела луч.       «На паперти новобрачных встречал сам архиепископ». Карета остановилась, Жоффрей взял девушку под руку, и они вступили в прохладный сумрак храма. Свет заходящего солнца лился в окна и, преломляясь в витражах, раскрашивал каменные полы и стены цветными узорами.       В храме собралась вся знать Тулузы, церковный клир и именитые горожане, словом все, кто подтверждал своим присутствием публичность совершаемого акта. Все взгляды устремились на пару, возникшую в дверях в солнечных лучах. Взгляд изумрудных глаз Анжелики казался неподвижным, яркое сияние множества свечей проникало в их прозрачную глубину и высвечивало каждую точку, мельчайшую черточку радужной оболочки, переливалось между длинных ресниц. О, сколько чувств отражалось в этот миг в ее взоре – неверие, растерянность, боль!       Когда заиграл орган, Анжелика замерла. Переливы чудесной музыки задевали струнки ее души, и ей хотелось плакать чистыми слезами и улыбаться ангельской улыбкой.       Девушка почувствовала, как граф слегка пожал ее руку, и вся сжалась от этого жеста. В ней жила почти болезненная потребность обменяться с кем-то дружеским прикосновением, понимающим взглядом, выразить то, что она чувствует. Она чувствовала себя в центре какого-то фантасмагорического спектакля, и ей хотелось, чтобы он скорее закончился. Она не могла находиться рядом с кем-то просто так, она считала, что души близких людей непременно должны соединяться, подобно тому, как сплетаются ветви деревьев, выросших друг подле друга, на одной земле. Но о каком сплетении можно было мечтать рядом с колченогим чудовищем.       «После завершения обряда венчания Анжелика, по обычаю высшей знати, в одиночестве прошла по главному нефу собора.       Хромой сеньор шел впереди, и его длинная раскачивающаяся фигура в красном вдруг показалась ей такой же неуместной под окутанными ладаном сводами собора, как если бы здесь появился сам дьявол.       Когда супруги вышли из храма, Анжелике почудилось, что на праздник собрался весь город. Она никак не могла поверить, что это ее свадьба с графом де Пейраком вызвала столько шума. Невольно юная графиня искала глазами зрелище, которое заставляло толпу так радостно улыбаться и прыгать от восторга. Но все смотрели только на нее, и это ей кланялись сеньоры с пылкими взглядами и роскошно одетые дамы».       У ворот ждали верховые лошади и вереница экипажей; вплетенные в гривы лошадей цветные ленты развевались на ветру, и кучера в парадных ливреях нетерпеливо помахивали кнутами. Спустя несколько минут гости расселись по каретам. «Из собора во дворец новобрачные возвращались верхом на лошадях, покрытых великолепными попонами». И свадебный поезд тронулся в путь по заколдованным волшебством праздника улицам Тулузы к набережной Гаронны.       «Их путь вдоль берега Гаронны был усыпан цветами, но всадники в розовых одеждах, которых маркиз д’Андижос назвал «принцами любви», продолжали, не переставая, высыпать на дорогу полные корзины лепестков…       Слева от них искрилась золотыми бликами река, а лодочники в барках выкрикивали громкие приветствия.       Анжелика заметила, что невольно улыбается: ее пьянили голубое небо и аромат раздавленных цветов. Неожиданно она едва не закричала – ее сопровождали маленькие пажи с лицами цвета лакрицы. Сначала она решила, что они в масках, и только теперь поняла, что их кожа на самом деле черная. Анжелика впервые увидела мавров. Нет, решительно все происходящее с ней мало походило на реальность. Она чувствовала себя одинокой, словно во власти неясного сна. который, проснувшись, она едва ли вспомнит.       В лучах солнца Анжелика по-прежнему видела обезображенный профиль мужчины, которого отныне называли ее мужем и которого бурно приветствовал народ».