Осколок льда

Всем огромное спасибо за прекрасные отзывы!!! ;) Я отвечу, но чуть позже. Приятного прочтения! :) Малфой проснулся в холодном поту, резко открыв глаза и сев на кровати. Казалось, что кто-то довольно ощутимо ударил его в солнечное сплетение, потому что мужчина не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, чувствуя, как тело наполняется болью, разрывающей его изнутри, а рассудок туманится и куда-то уплывает. Какое-то время он безуспешно пытался восстановить сбившееся дыхание, но довольно сильная боль в груди не давала ему это сделать. Не без труда совладав с собой и все-таки вернув способность нормально дышать, Люциус скользнул каким-то растерянным взглядом по комнате, всеми силами пытаясь вспомнить, что же ему приснилось, но видение стремительно ускользало от него, таяло, рассыпаясь на части, оставляя после себя на задворках сознания лишь липкий ужас, проникающий своими скользкими ледяными щупальцами, казалось, в самую душу. Колкие лучи колдовского светила падали ему прямо на лицо, и Малфой ощущал, как сквозь кожу буквально просачивается могильный холод. Стараясь избавиться от необъяснимого страха, Люциус поднялся с кровати и, подойдя к окну, из которого в комнату лился яркий свет полной луны, сдавил руками виски, намереваясь освободиться от неприятного ощущения, а потом рывком открыл массивную дверь и вышел из комнаты. Оказавшись на большом, увитом диким виноградом и плющом балконе, Малфой даже не увидел Гермиону, которая едва заметной тенью притаилась у самого парапета и задумчиво вглядывалась в даль, видимо, пытаясь получить ответы на свои вопросы у хозяйки ночи, что уютно расположилась на темном небосводе, казалось, всего в паре метров от нее. Создавалось впечатление, что стоит только протянуть руку, и ты дотронешься до ночного светила, безразлично взирающего на свою соседку-землю и ее обитателей. Услышав тихие шаги за спиной, девушка тут же повернулась и, заметив вышедшего на балкон мужчину, поинтересовалась: — И вам не спится? Люциус вздрогнул от неожиданности: он явно не предполагал, что у его ночной прогулки будут свидетели. — Кошмар приснился, — выдохнул мужчина и с удовольствием прислонился разгоряченной спиной к холодному камню, из которого были выложены стены дома. — Удивительное совпадение — мне тоже, — в тон ответила девушка, повернувшись в пол-оборота. Луна созерцала землю, но, как казалось Люциусу, было в ее обычно безмятежном взоре нечто зловещее, и это не давало магу покоя. Ему чудилось, что ночное светило смотрит прямо на него, будто готовясь поведать какую-то страшную тайну, но все никак не решится на это. — И что же вам приснилось? — вырвав Люциуса из размышлений, спросила Гермиона. — Я ничего не помню, сон рассыпался, словно песочный замок, стоило мне открыть глаза, — чуть слышно произнес Люциус, снова зябко ёжась и кутаясь в шелковый халат, несмотря на то, что на улице было довольно тепло, даже душно. — А вам? — Мне снился Азкабан и дементоры, готовые в любой момент подарить мне свой первый и последний поцелуй. Их что-то сдерживало, но они с каждой минутой были все ближе… — закрыв лицо руками, пролепетала куда-то в ладони девушка, и по ее щекам потекли слезы. Ее хрупкое тело сотрясалось от беззвучного плача. В этот момент Гермиона казалась такой беззащитной, что у Люциуса тут же заныло в области сердца. Почему-то именно сейчас мужчине захотелось укрыть девушку от всех напастей, которые свалились на нее, помочь ей выбраться из черномагического лабиринта, в который она по неосторожности загнала себя, связав свою жизнь с его. Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, мужчина подошел к Гермионе и обнял ее, прижав к своей широкой груди. Не сразу осознав, что произошло, Гермиона какое-то время просто стояла, уткнувшись в шелковый халат аристократа и обвив его шею руками, но потом, вдруг поняв, что буквально висит на Малфое, быстро отскочила от него, обняв себя руками за плечи. — Простите, — прикрыв глаза и тщетно пытаясь побороть чувство потери, так внезапно овладевшее им, произнес мужчина. — Нет, это вы меня извините, — вытирая слезы, сказала Гермиона, также испытывая дискомфорт. Девушка только теперь поняла, что, находясь в объятиях Люциуса, ощущала себя в полной безопасности, но стоило ей отойти от мужчины, как ею тут же снова завладело чувство неконтролируемого страха и предчувствие чего-то плохого, с неумолимостью снежной лавины надвигающееся на них. — Да что же это такое? — взглянув на Малфоя, который с каким-то потерянным видом взирал на Гермиону своими серыми глазами, произнесла девушка. — Думаю, это все последствия вашего неосторожного и необдуманного вторжения в мою жизнь, — заметил мужчина, делая шаг назад и опять прислоняясь к стене. — Я уже не раз вам говорила, что прекрасно отдавала себе отчет в том, что делаю, — Гермиона замолчала, заметив недоверчивый взгляд собеседника. — Неужели? То-то я смотрю вы в полном восторге от того, что оказались заперты черти где в компании осужденного на смерть преступника, — голос мага сочился ядом. — О таком будущем вы мечтали? — Вы просто невыносимы! Каждый человек делает выбор в своей жизни. Правильным он будет или нет — покажет время, но я не жалею о том, что спасла вашу никчемную жизнь. Я бы не смогла жить с мыслью о том, что позволила вам умереть на своих руках. Тем более вы забываете о Дениз, которая и так потеряла всех дорогих ей людей! — выпалила Герм, чуть не сорвавшись на крик. — Только я думаю, что вы можете быть нормальным человеком, вы тут же доказываете, что как были мерзавцем, так им и остались! Ничему вас жизнь не учит! — Поэтому, я так понимаю, вы решили взять дело в свои руки, — и опять сарказм пропитал каждое слово, сорвавшееся с уст Малфоя. Всю остальную пламенную тираду мужчина попросту проигнорировал. — Но знаете, не судите чужого прошлого — вы ведь не знаете своего будущего, — добавил аристократ и, снова сдавив виски, прикрыл глаза — тупая боль дала о себе знать как всегда в самый неподходящий момент. — Что вы хотите этим сказать?! — возмущению девушки не было предела. — Только то, что сказал, — бросил Малфой, сто раз пожалевший о том, что не удержал язык за зубами, спровоцировав тем самым перепалку с Гермионой. Гермиона была готова наброситься на мага с кулаками, если бы это что-то изменило. Но ведьма знала, что данная затея априори обречена на провал. Она во всех отношениях слабее Малфоя, тем более что ведьма поклялась себе наладить с мужчиной адекватные отношения, поэтому очередная ссора совершенно не входила в ее планы. Как бы то ни было, но Гермиона отлично осознавала, что отныне Люциус и Дениз — ее новая и единственная семья, хочет она этого или нет. Еще она отчетливо понимала, что гордый и привыкший быть хозяином собственной жизни лорд Малфой не в состоянии смириться с тем, что оказался зависим от какой-то девчонки, годящейся ему в дочери, да еще и почти злейшего врага. Все это девушка знала и понимала, но совладать со своими собственными чувствами не могла, как ни пыталась, в который раз за эти дни убеждаясь в том, что убежать от собственных мыслей невозможно. Ее душила обида, обвившая ее израненную душу своими стальными объятьями, как удав жертву. Гермиона не желала мириться с подобным раскладом, а поэтому искала выход из сложившейся ситуации, но как она ни старалась, придумать что-то стоящее не могла, ведь также как и Малфой, она уже не распоряжалась собственной жизнью. Она жила, как бы это абсурдно ни звучало, лишь Люциусом, его желаниями, его настроением. Девушка была буквально его отражением, которое не может находиться вдалеке от своего хозяина, потому как просто не имеет возможности существовать независимо от оригинала. И что с этим делать, юная ведьма абсолютно не представляла. Схожие эмоции терзали и душу Малфоя. Люциус, в отличие от Гермионы, которая все еще тешила себя иллюзиями, прекрасно знал, что последствия ритуала необратимы: хоть наизнанку вывернись, а отменить сделанное невозможно. Как ни банально, но все в этой жизни имеет свою цену, и рано или поздно каждый должен оплатить свои счета. Гермиона вступила в схватку с самой смертью, оставив костлявую старуху с косой без законной добычи, и тем самым подставив себя под ее удар. Поистине в мире есть только два величайших тирана: время и случай. Один играет с тобой злую шутку, а второй дополняет картину, отправляя тебя в неурочный час в подготовленную случаем ловушку, выбраться из которой без потерь удается далеко не каждому. — Хорошо, — нарушив тишину, царившую все это время, произнесла Гермиона, — давайте начнем все сначала. Люциус с интересом посмотрел на девушку, в который раз про себя поражаясь силе ее духа и способности несмотря ни на что верить в лучшее. Понимала ли она, что буквально заражает холодное сердце Малфоя, прочно закованное в лед, жизнью? Вряд ли. Просто Гермиона была молода, полна надежд на будущее и как могла старалась выпутаться из ситуации, в которую попала, при этом намереваясь помочь еще и своему товарищу по несчастью. — Давайте, — кивнул Малфой, ловя себя на мысли, что язвит и ранит Гермиону скорее по привычке, нежели в силу необходимости. Ведь по сути девушка ни в чем не виновата, она лишь пыталась помочь, ну, а то, что благими намерениями дорога вымощена в ад, она как всегда не подумала, явив свое гриффиндорское благородство во всей красе. — Мы с Дени перерыли почти всю библиотеку в поисках чего-то отменяющего… — Гермиона, мне жаль вас разочаровывать в который раз, — не дав собеседнице закончить мысль, сказал Люциус, — но ритуал деактивировать невозможно. Это очень древняя и сильная темная магия. Некромагия. Вы это понимаете? — Понимаю, но не может быть, чтобы совершенно ничего нельзя было сделать, — ведьма была не намерена сдаваться без боя. Тяжело вздохнув и присев на небольшую софу, стоявшую у самой стены справа от них, и сделав приглашающий жест Гермионе, мужчина продолжил: — Люди — странные существа: они всегда требуют правду, но когда узнают ее, не желают с ней мириться, отрицая, потому что она очень редко приходится им по вкусу. Так и с вами: я, словно заведенный, твержу вам одно и то же, а вы упорно не желаете меня слышать, — откинувшись на спинку дивана, сказал мужчина. — Поверьте, если бы что-то можно было исправить, я бы не задумываясь отменил действие заклятия, но, увы, человеку это не по силам. — Тогда кто может это сделать? Бог? Дьявол? Смерть? С кем из них нужно заключить сделку? — Вы хоть сами себя слышите? Что за чушь вы городите? — Прекрасный разговор у нас с вами получается — только вопросы и ни одного ответа, — подытожила Герм, устремляя взор на безмятежное темное небо, по которому медленно, словно нехотя, плыли редкие кудрявые облака. — Да уж, — кивнул Люциус. — Гермиона, мне действительно очень жаль, но вы должны принять этот факт и хотя бы попробовать смириться с этим, а не терзать себя изо дня в день и тешить напрасными иллюзиями. — Умей пережить именно ту минуту, когда кажется, что все потеряно, — едва слышно произнесла девушка, вспомнив слова, которые ей не один раз говорила мама, и неожиданно даже для себя самой прижалась к Малфою, неосознанно ища у того поддержку. — Время ведь лечит, правда? — она немного изменила позу, чтобы видеть глаза собеседника. — Боюсь, оно не лечит, а просто меняет нас, — также тихо ответил Люциус, приобняв Гермиону. Оба с трудом верили в реальность происходящего — видимо, действие заклятия прочно связало их своими узами. Представить, что они вот так просто будут сидеть и говорить под луной, да еще практически в обнимку, никто из них не мог даже в самом страшном сне. Но действительность затмевала все, даже самые смелые, кошмары по этому поводу, совершив, казалось, невозможное. — Это тоже последствия ритуала? — решила сменить тему разговора Гермиона, тем более, что ей эта внезапно возникшая тяга к Малфою не давала покоя. Не ровен час еще возникнет и влечение. Вот что тогда делать, девушка не представляла. — Отчасти, но о большем можете не волноваться, — усмехнувшись, добавил мужчина, без труда уловив мысли своей юной собеседницы, лихорадочно скачущие в ее сознании, и выделив интонацией нужные слова. — Мы долго с вами не общались, доведя этим друг друга почти… — Не общались? — вспылила девушка, снова повернувшись к говорившему, и сверля Малфоя своими медовыми глазами. — Вы это так называете? Вы буквально отреклись от всего мира, забаррикадировавшись у себя в кабинете, словно устрица в раковине. Знаете, больно не только вам! Я тоже всего лишилась по ваш… — Герм оборвала свою пламенную речь на середине слова, поняв, что снова их беседа зашла в тупик, опять превратившись в бессмысленный спор. — Ну почему с вами так сложно? Как только я думаю, что подобрала к вам ключ, вы тут же ставите все с ног на голову. Люциус не ответил, он просто прикрыл глаза, пытаясь разобраться с тем, что творилось в его голове. Никогда раньше он не попадал в подобную ситуацию. Всегда лорд Малфой был начеку, всегда во всеоружии, готовый к нападению и защите одновременно, но сейчас… сейчас он не мог совладать даже с собственными мыслями, которые хаотично метались в его сознании, намереваясь приноровиться к новой жизни. В какой-то мере маг признавал правоту девушки: он действительно избрал наиболее простой путь, решив сбежать от всего и всех, но при этом забыв, что, оставшись один на один с собой, станет заложником воспоминаний, которые с жадностью голодного хищника тут же накинутся на него, ввергнув тем самым в бездонную пропасть тоски и боли, от которых нет спасения, потому как они следуют за тобой по пятам, куда бы ты ни спрятался. Они везде тебя настигнут, напомнив о себе то теплом, согревающим сердце и дарящим такие радостные моменты, с которыми ты не хочешь расставаться, желая продлить их как можно дольше, то ужасной, рвущей душу на части болью, заставляя осознавать, что все прошло, и вернуть уже ничего нельзя, как бы тебе этого ни хотелось. И плевать, что ты вывернут наизнанку и твое сердце кровоточит — память услужливо то и дело напоминает тебе о своем существовании. — Учитесь наслаждаться жизнью, Люциус. Страдать она научит нас сама, — философски заметила Гермиона, будто бы прочитав мысли, беспощадно терзающие мужчину. — Учитесь прощать и забывать. — Прощать и забывать — это значит выбрасывать ценный жизненный опыт в окно, — парировал Малфой, вернув себя в реальность, наконец-то разорвав шлейф мрачных гнетущих размышлений. — А лучше носить весь этот груз за плечами, постоянно оглядываясь в страхе, что вам кто-то воткнет нож в спину? — спокойствие, с таким трудом восстановленное, снова помахало рукой Гермионе. Она не могла понять душу слизеринца, как ни старалась это сделать. С одной стороны, он был прав во многом, но с другой — его жизненная позиция ужасала Гермиону, привыкшую всегда быть открытой и честной, готовой в любую минуту прийти на помощь или же отдать последнюю рубаху нуждающемуся. — Нет, лучше раскрыть объятия как можно шире и ждать, когда тебя без малейших угрызений совести разопнут, — припечатал Малфой, пытаясь обуздать гнев, так упорно прорывающийся наружу из глубин его сознания. Он долгое время мужественно старался сдержаться, пропуская мимо ушей нравоучения гриффиндорки, но его далеко не ангельское терпение все же не выдержало такого напора и просто треснуло по всем швам. — Я поражаюсь вашей беспечности и привычке выставлять все свои чувства напоказ. — Вчера вечером, когда я вытащила вас танцевать, — произнесла Гермиона, сделав вид, что не услышала слов собеседника, — я думала, что вы что-то наконец поняли, смогли переступить через условности и принципы, так долго и прочно державшие вас в тисках, но, похоже, я сильно ошиблась. — Гермиона, я поддался на ваши уговоры только потому, что на нас смотрела добрая половина города, — сказал Малфой. — К сожалению, я слишком рано понял, что стоит говорить и поступать как большинство, и при этом думать как единицы. И также желательно уметь держать язык за зубами. — Но это неправильно! У вас чудовищная философия жизни! — Неужели? А что вам принесла ваша добрая и открытая душа, кроме неприятностей? — То же, что и вам ваша, надежно запечатанная в ледяной кокон, — бросила девушка, смотря в упор на мужчину и пытаясь отыскать в нем хоть каплю понимания своих слов. И снова на балконе повисло молчание, нарушаемое лишь тихим шуршанием молодой листвы и стрекотанием цикад, смело разрушающих своим незамысловатым пением тишину ночи. — Давайте закончим на этом, — тяжело вздохнув, проговорил Малфой, понимая, что они в своем споре ступили на опасную дорожку, которая рано или поздно приведет их к крупной ссоре. — Мы слишком разные. Вы никогда не поймете меня, я же не пойму вас. Поэтому… — А если я хочу понять вас? — не унималась Гермиона, впрочем, заметив опасный огонек, поднимающийся из глубин подсознания собеседника, все-таки решила немного попридержать коней. Остаток ночи промелькнул совершенно незаметно, отступив в прошлое и дав дорогу новому дню. Пастельные оттенки зеленого в первых лучах восходящего солнца неповторимым покрывалом расцветили Пиренеи. Молодые, только что распустившиеся листочки соседствовали с темной зеленью старых елей, которыми были усыпаны отроги гор, создавая тем самым неподражаемую игру цвета и давая насладиться первозданной красотой природы, которую так редко можно было увидеть в больших городах. — Думаю, стоит немного отдохнуть, — заметил Малфой, вставая и подталкивая Гермиону к двери в ее комнату. — Еще очень рано, нужно попробовать хоть пару часов поспать. — Хорошо, — согласно кивнула девушка, силы которой также таяли на глазах. — Доброй ночи, точнее, утра. — И вам. ******* Рон Уизли уже порядком достал своего друга вопросами о том, как тот умудрился разыскать книгу, которую они вот уже целый месяц безрезультатно пытались найти, день за днем перерывая кабинет Малфоя в его фамильном замке. — Все потом, Рон, — недовольно бросил Поттер, переступая порог кабинета Грюма в Министерстве. — Мы нашли книгу! — сказал он аврору, тут же оказавшемуся возле них. Аластор протянул руку, чтобы забрать такую долгожданную находку и наконец-то расставить все точки над «i» в этой истории.