Ты - мне, я - тебе

Тяжёлая трудовая неделя закончилась, и наступил вечер пятницы – почти выходные. Накупив полную сумку провизии, Сакура шла домой, урча от голода животом в такт шагам. Она подбадривала себя, убеждала, что осталось ещё немножко, что еды теперь надолго хватит, что оптом дешевле, но с каждым шагом жаба стонала под гнётом веса сумки. В конце концов, плюнув на борьбу здравомыслия с жадностью, она присела на лавку, достала длинную французскую булку и откусила просто гигантский вкусный кусок. Настроение немного улучшилось. - Сакура? – раздалось откуда-то сбоку. Она обернулась. Приподнявшееся было настроение резко скакнуло куда-то вниз. Перед ней, в облаке дорогого парфюма и дешёвой неотразимости, стоял её бывший собственной персоной. - Сакура, не отворачивайся! Она наградила его долгим, полным презрения взглядом и продолжила жевать, глядя куда-то перед собой. Молодого человека это не смутило. Он сел рядом и выдал: - Слушай, это бред какой-то. Прекращай надо мной издеваться. Вернись. Ведь ты же это всё от ревности говоришь про меня, да? Так давай начнём всё заново. Я осознал свою вину перед тобой, честно. Этого больше не повторится. Сакура промычала что-то в ответ, пытаясь прожевать чёртову выпечку, но получилось плохо. Зато парень, кажется, классифицировал этот звук, как одобрительный. - Не бойся, с той шалавой у меня всё. Ей только секс и тусовки были нужны, а я сам… Короче, ты самая лучшая! Ты нужна мне. Харуно уже не радовалась ни пятнице, ни зарплате, не пищевому обилию в своём холодильнике. Даже мастерство французских пекарей теперь казалось несвоевременным. «Вот счастье-то – быть нужной такому козлу!» - сжимала тяжёлые внутренние кулаки её невидимая воинственная натура. Натура же видимая продолжала усиленно работать челюстями. - Я знаю, что ты всё ещё любишь меня, иначе не говорила бы всех этих гадостей. Так давай вернём всё, как было. Ты и я. Я понимаю, что виноват перед тобой, но я исправлюсь. Ради тебя я готов на это, - увидев, как уже почти дожевавшая Харуно грозно поднимается со своего места, он тоже подскочил и на бегу добавил: - Не говори сразу «нет», подумай. Помни, я люблю тебя! Дожевав, Сакура раздражённо топнула ногой. Ушёл, гад! Успел, мерзавец! Ох, как же чешутся кулаки… Так и хочется врезать по… нет, не по морде. Не поможет. Прикинется несчастненьким, жертвой любви и обстоятельств, и снова начнёт бедокурить. Надо по яйцам. С размаху: н-н-на! За всё сразу! Сакура глубоко вдохнула и представила эту картину. На лицо сама собой выползла блаженная улыбка. Нет, ну как же прав был Сай! Как в воду глядел: Эксик пытается вернуть её, чтобы потом прилюдно бросить. Никаких нежных чувств к бывшему она уже не испытывала, но на душе было мерзко, как будто после обеда сказали, что в твоём супе была муха. Ещё и свалил до того, как она смогла ответить: «Убирайся в ад, чудовище, и гори там вместе со своими понтами, шалавами и маленьким членом!» - Вот козёл! - тихо пробурчала она себе под нос и, подхватив сумки, продолжила свой путь домой. Возможно, если бы она сказала это громче, пара голубых глаз, обладатель которых случайно стал свидетелем этой сцены, не смотрел ей в след так обеспокоено и зло. *** Зайдя, наконец, домой, Сакура бросила пуховик на тумбочку и пошла готовить. Сварганив суп, мясо и кашу, она блаженно улыбнулась, предвкушая скорый ужин. Она поставила ноутбук на стол, тарелку к ноутбуку и улыбнулась ещё раз. Через пару часов Сай должен будет появиться в онлайне, а пока можно просто посмотреть новости, поиграть… Бибикнула заставка, благословенный вайфай покрыл кухню, и… «Dirty painter is online» PF: Сай? Что-то случилось? Ты рано сегодня. DP: Это Наруто. PF: Ясно :). А чего под чужим аккаунтом? Пароль на свой забыл? DP: Нет, тебя жду. PF: Меня? DP: Нам нужно поговорить. Время есть? PF: Ну… Да, есть, в принципе. DP: Хотел узнать, как ты к Саю относишься. PF: Хорошо отношусь :). Беспокоишься, что соблазню твоего друга и брошу? :) Не переживай, в основном бросают меня. Ты ведь, наверное, знаешь, о чём мы поначалу говорили? DP: Знаю. Но это было тогда. А сейчас он заходит, ест, и сразу в скайп. Или к тебе. Сакура, ни одна из его девушек не говорила с ним так много. И, в основном, они отпадали за намного более короткий срок. PF: Не выдерживали «милого» характера? Или разговоров про пенисы? :) DP: Сакура, это было бы смешно, если бы не было так грустно. На экране мелькала ручка – Удзумаки писал уже вторую минуту, но вместо поэмы пришло: DP: Он никогда тебе не рассказывал, как мы познакомились? PF: эээ… Вроде учились раньше вместе, пока он окончательно не выбрал живопись… Я ошибаюсь? DP: А в каком ВУЗе мы учились, он не говорил? PF: Нет. DP: Академия внутренних дел. Только я учился на общем отделении, а он – на закрытом. PF: И что это значит? DP: Ты не поняла, кого могут готовить в закрытом отделе академии – поставщика кадров для силовых структур? PF: Э-э-э… Спецназ? DP: Иногда. Но чаще – наёмников. PF: Сай – наёмник??? Кусок мяса, который Сакура жевала по ходу, чуть не выпал у неё изо рта. Она сидела, будто ударенная пыльным мешком, и тупо хлопала глазами. DP: Был. PF: А теперь? DP: Теперь он – веб-дизайнер и художник-авангардист. Понимаешь, откуда взялись проблемы с восприятием эмоций? Реальность стремительно начинала расшатываться. От предчувствия того, что она сейчас узнает, почему-то становилось страшно. PF: Только не говори, что он… Но Наруто не хотел или не умел рассказывать по порядку. Даже не дождавшись её реакции, он перескочил на другое. DP: Он не рассказывал о человеке, который его воспитал? Харуно мысленно сделала себе пометку вернуться к начатой теме, и ответила. PF: А разве не родители? DP: Сакура, будь его родители живы, они вряд ли бы допустили, чтобы с их ребёнком такое случилось. Я вот своих, хоть и смутно, но помню. Но мне повезло больше, чем ему. Дед, которому меня вручили на воспитание, был обычным мирным стариканом. А Сай своих даже смутно… Сакура судорожно сглотнула. Акаши никогда не рассказывал ни о своём детстве, ни о родителях. DP: Его дядя воспитывал. Бывшая шишка из силовиков, якобы на пенсии. После выхода в тираж заделался преподом в нашей академии. У него были очень интересные представления о том, куда должен двигаться мир и каким должен расти человек. В общем, на закрытое отделение Сай прошёл вне конкурса. Досрочно. Сакура сидела и в сотый раз тупо пробегала глазами этот разговор. Переваривала: Сай - наёмник. Солдат. Рассудочный циник, знающий о чувствах по книгам. Человек, способный помочь и поддержать в трудную минуту так, как никто другой. Он же – убийца, способный, выполняя приказ, идти по трупам. Существует ли вообще тот человек, которого она знает? Или она снова всё придумала сама – дополнила характер несуществующими чертами, привила несуществующие качества? Наёмник. Человек, воюющий за деньги. Или всё же за идею? Что там Наруто говорил по того дядю-воспитателя? Трясущейся рукой она набрала: PF: И что особенного было в том отделении? DP: Всё. Туда не брали деток с улицы – только переводили с других курсов по рекомендации отдельных преподавателей – таких, как Данзо-сан, дядюшка Сая. Он у меня политологию читал – лекции и практика. То ли я сам, то ли что-то в моих работах ему понравилось. Короче, он предложил мне попробовать себя на закрытом. А я сам… Дурак был, короче. Хотел мир исправить. Нести закон и порядок в массы. Верил авторитетам и красивым словам, которые Данзо излагал очень убедительно и логично. Но… Тебе рассказать о переводном экзамене? Она уже не знала, хочет ли это слышать. Какие-то интриги, силовики… Господи, во что она вляпалась? Но Сай… Она… Она и Сай… Абсолютно точно Сакуре требовалось знать, сколько лжи и иллюзий было в этих отношениях на этот раз. Где была ошибка? И была ли вообще? PF: Да. DP: У меня был «Лес смерти». Среди ночи тебя, в лёгкой одежде, выбрасывают на удалённой точке. Иногда это остров, иногда материковые джунгли где-то на краю географии. Или горное плато – ночью минус десять, днём плюс тридцать. Ни оружия, ни приспособлений. Ты должен не только выжить, но и добраться до нужного пункта. Притопаешь сам – зачёт. Не придёшь... Я, короче, уже по ходу экзамена понял, почему приглашали только сирот или почти сирот. PF: Ты сдал? DP: Как видишь. Но самое интересное началось после поступления. Мне, как первокурснику и новобранцу, веры особой не было. Зато Сай, хоть и старше меня всего на год, был уже на четвёртом, почти всё сдавая досрочно. Он руководил операциями. Сакура снова задрожала. Неожиданно вспомнилось, что Наруто называл приятеля «командир». Она почему-то решила, что это из-за разницы в возрасте, ответственности, привычки заставлять убираться в комнате, в конце концов. Кто мог предположить, что это дань прошлому? PF: Какими операциями? DP: Аппендиксы удалял, блин! Обычными. Рядовыми. От единичных до массовых. Устранение отдельных лиц. Зачистка территорий. Подавление восстаний. Что угодно… Какая-нибудь Африка, какие-нибудь непокорные зулусы, не желающие ставить на территории храмового капища маленькую нефтяную вышку. PF: Ты тоже… участвовал? DP: Думаешь, мне позволили бы НЕ участвовать? Ночью, как слепых котят за шкирку, кидают в транспорт, дают вооружение, и всё, что остаётся – это молиться, что твой командир окажется не полной мразью и бездарью, и вы сможете выбраться с минимальными потерями. Сбежать лучше не пробовать. Найдут, не сомневайся. Смерть не будет лёгкой. Мечтать о ней будешь, как о благе. Но хрен там... У Сакуры ёкнуло в груди. Он написал именно так – «с минимальными». Не «без потерь». Значило ли это, что в его практике не было таких случаях, чтобы вернулись все? PF: А Сай? DP: Все молились, чтобы попасть к нему. Он не жалел людей. Никогда. Посрать ему было на всё, кроме приказов и их точного выполнения. Но как-то так получалось, что он хорошо умел просчитывать ход операций. Поэтому всё равно просились в группу Акаши. Ненавидели его: он при первой же встрече так проезжался по новобранцу, что основной мечтой было затолкать эти слова ему обратно в глотку. Мне он, например, сказал, что я бесполезный бесполый засранец. Что яиц у меня нет, и не предвидится, а на работу он берёт только мужиков. Да, с той самой улыбочкой на лице. Сакура представила себе эту картину: орущий в праведном гневе Удзумаки, размахивающий кулаками в попытке восстановить своим криком мировую справедливость, и спокойный Сай, беззлобно подкалывающий друга. Это даже немного походило на то, к чему она привыкла за это время… PF: А ты? DF: Я уже прошёл свой первый экзамен, Сакура. Стерпел. Поорал чуть-чуть и проглотил, как миленький. Понимаешь… Хотелось живым остаться. Продвинуться. Была надежда, что выживу, переведусь на второй курс, и всё станет по-другому. Поэтому я поставил цель выше собственных обид и начал работать под Акаши. Потерь у него почти не было - просчитывал всё на десятки ходов. Живой компьютер, а не человек. Машина… Он оборвал текст на половине. Сакура видела, как перестал мигать знак карандашика, словно Наруто опомнился, так и дописав - «…для убийства». Харуно стало плохо. PF: Машина для чего? DP: Для выполнения приказов, Сакура. PF: Чьих? Этого Данзо? DP: И его в том числе. Скажем так, была группа людей, которая знала, куда нужно направить ход того или иного процесса, происходящего на Земле. И для корректировки требовались исполнители. PF: Такие, как ты? DP: Такие, как Сай. Я был самым обычным мясом. Первокурсником, которого можно без жалости пустить в расход. Так же, как и других лохов. А Сай… Он был так воспитан, что для него не было ничего важнее целесообразности. Не знаю, как Данзо это сделал с ним, Акаши никогда не говорит об этом, но что такое «чувствовать» он просто забыл. Тошнота подступила к горлу девушки. Проблемы восприятия, значит… Детская травма. PF: Забыл? DP: Сакура, бывают в жизни такие обстоятельства, когда ты, чтобы выжить, забываешь всё, чему тебя учили, всё, чем себя считал, а оставляешь лишь необходимое: инстинкты и рассудок. PF: Так он и сейчас… инстинкты и рассудок? Притворство? Голова кружилась всё сильнее. Хотелось, чтобы всё прекратилось, чтобы Удзумаки сказал, что это дурацкий розыгрыш, но она почему-то знала: не скажет. DP: Нет. Случайность, ошибка – меня назначили к нему под начало несколько раз подряд. И мы… Вроде как подружились, что ли. До меня он точно ни с кем из команды никогда не говорил. Мой язык, который всегда метёт во все стороны, спас меня тогда. PF: Спас? Она тупо повторяла последние слова фраз Наруто, ощущая, как мозг отказывается воспринимать и перерабатывать информацию. Происходящее наваливалось на неё чугунным катком, показывая, какой она была маленькой, наивной, глупой. Насколько ничего не понимает в жизни. DP: Мой трёп, его редкие ответы… Сай привязался ко мне, если это можно так назвать. Немного, но всё же этого хватило, чтобы сделать выбор, когда операция провалилась. Бывает: вводные данные были ошибочными. Можно было выполнить приказ и положить всех семерых человек, а можно уйти. И он выбрал жизнь. Бегство. То, чего раньше не выбирал никогда. Сакуру начала колотить нервная дрожь. В голове мелькали обрывки фраз, мимики, интонаций. Недомолвки, «потом как-нибудь расскажу»… Всё то странное и непонятное, что было в Сае, обретало смысл и почву. Его навыки – стрельба, вождение, поддержание формы… Неуклюжие попытки сказать правду, на которые она, глупая, не обратила внимания. Дура, дура! PF: Что было потом? DP: Он решил уйти. Данзо, вначале чуть не убивший его за провал, сменил гнев на милость и предлагал ему остаться хотя бы на открытом отделении, но Акаши отказался. Сакура, ты хоть понимаешь, что этот старый маразматик воспринимал его исключительно как инструмент для выполнения заданий? Рука, нога? Топорик, чтобы мясо порубить? Сай, чтобы выследить, убрать, украсть – да что угодно! Дед говорил, что он – его лучший проект. Тот результат, к которому должен стремиться любой воспитатель. Хвастался им, как лучшей находкой его собрания. Он катаны коллекционировал. И не только… Ты в курсе, что он сам даже имени своего не знает, что Саем его назвал дядя? Не догадываешься, почему? PF: Нет. DP: Сай – это не только имя, но и оружие вроде стилета. Трезубец. Кстати, Акаши прекрасно им владеет. Данзо часто произносил пословицу: «Сай – это шпилька, которую смерть вставляет в причёску, собираясь на бал в свою честь». И добавлял, что лезвие смерти – всего лишь экспонат его коллекции. Нервы накалились до предела. Невидимая струна внутри натягивалась всё сильнее. DP: Сама понимаешь, что уйти… Тем более, зная всё то, что знал Акаши… PF: Что произошло? DP: Ушёл, как и хотел. До ближайшего угла. А потом Сая увезли в неотложке, вызвал которую, кстати, я. Те твари, которых на него натравили, просто бросили его умирать. Никакие боевые искусства, никакие навыки выживания или планирования не спасут от грамотно организованной засады с огнестрельным. Все сбережения, что у меня тогда были, ушли на врачей. Не только мои – всей группы, которую он тогда вытащил, а потом записал как «погибших при исполнении». Два дня была кома. А когда пришёл в себя, хирург мне сказал: с того света парня вернули. Считай, сегодня у него день рождения. Харуно почувствовала, что плачет. PF: А потом? DP: А потом мы долго колесили по городам и странам, но как-то так получилось, что осели здесь. Вначале я перебивался мелкими подработками, а он сутками сидел там, где его посадят. Сидел и тупо смотрел в одну точку, будто зависший компьютер. Реагировал только на «пошли», «садись-ложись» и «есть-пить». И всё. Потом мы приехали сюда. Я, чтобы хоть как-то на жизнь хватало, шарашил вышибалой в одном баре на окраине. Хозяин разрешил посадить Акаши в углу при условии, что тот не будет мешать. Он и не мешал – растение, фигле… Но один раз трое пьяных начали бузить, и у одного из них оказался пистолет. Я эту «Берету» на всю жизнь запомнил. Он её достал… а потом у него рука поломалась. Никто не заметил, как Сай подошёл. Вероятно, что-то в его голове щёлкнуло, и он решил, что это очередной прощальный подарок от дядюшки. Поэтому не было красивых «кия». Была работа на поражение. И даже я, выживший не в одной мясорубке, не смог понять, каким образом Акаши за несколько секунд сумел поломать руки, ноги и несколько рёбер трём здоровенным бугаям, вооружённым огнестрельным оружием. А потом Сай проснулся. PF: Что значит «проснулся»? Руки тряслись, и Сакура ничего не могла с этим поделать. В голове стоял образ Сая – недвижимого, всё время смотрящего в одну точку. От этого становилось жутко и не верилось, что это всё тот же человек, который помогал ей восстановиться после разрыва с парнем, буквально вытирая ей сопли и слёзы, который своим одним присутствием разгонял тоску и скуку. DP: Стал говорить, запоминать происходящее вокруг, анализировать… Будто компьютер наконец-то вышел из вечного ребута. Но всё же он стал другим. Именно тогда он начал рисовать. Веришь – я готов был целовать ту бумагу и его первые наброски. PF: Верю. DP: Потом я нашёл работу получше. Сняли квартиру в приличном районе, купили компьютер. Акаши в дополнение к своим талантам оказался ещё и веб-дизайнером. На третьем курсе, до которого я так и не дошёл, оказывается, преподавали технологии взлома и программирование. Переехали ещё раз – уже на ту квартиру, в которой ты была. Сай неожиданно поступил в Художественную Академию. Меня убедил поступить на физ. воспитание. Знаешь, так странно… Хотел быть следователем - стал мясом на задворках мира. Хотел просто выжить – стал студентом и работягой. А буду учителем физкультуры в младших и средних классах. PF: А Сай? DP: Он снова чувствует. Не всё, не так, как обычные люди, вроде тебя, но Акаши очень, очень упорный. То, что он смог сделать с собой, больше не смог бы никто. Всё это время старался понять… принять… научиться. Стать как все. Вначале было очень тяжело. Приходилось объяснять всё – что такое радость, что такое боль, что такое просто жить. Чёрт, его грёбаное курение… Он и за сигарету-то взялся именно потому, что хотел привязать себя к понятию «человек обыкновенный»: привычки, предпочтения, слабости. «Вкусно» - хорошо, «больно» - плохо. Как у всех. Все эти разговоры о пенисах… Если бы ты знала, как они меня уже достали! Но для него это одна из немногих тем, где он наравне с другими, где у него всё так же, где всё понятно. Грёбаный Фрейд с его гребаным умением объяснять движениями этого органа любое стремление души и вообще всё… Харуно стало тяжело дышать. PF: Наруто, почему это рассказываешь ты, а не он? Почему сейчас? DP: Потому что впервые за столько времени Сай увлёкся по-настоящему. Если бы какая-нибудь очередная барышня начала блажить, это ничего бы не значило. Но о тебе он пытается заботиться. Заботиться, понимаешь? PF: Нет. Она действительно не могла осознать, что может значить забота для такого человека, как Сай. Уже не могла. Доверие? Отсутствие одиночества? Или что-то совсем уж запредельное, как и его история? DP: Большинство людей живут в спокойных, уютных и относительно тихих мирках, в которых не надо прислушиваться к звуку хрустнувшей под ногой ветки, а если тебя ударили, то можно написать заявление, и вездесущая и милостивая полиция всё уладит – найдёт, накажет. Справедливость, блин, восторжествует. Они все… они не были там, где был Сай. Где были мы. PF: К чему ты это? DP: К тому, что Сай мне как брат. Больше, чем брат. Я когда-то уже потерял одного друга. Со вторым такого не будет, даже если придётся сдохнуть. За него я порву глотку любому. PF: И мне? Он не колебался. DP: И тебе. Но ты – исключение. Ровно до тех пор, пока не попытаешься разбить ему сердце. PF: Но почему он сам не сказал мне? DP: Потому что элементарно боится потерять тебя. И всё равно, я же вижу… Ещё чуть-чуть – и он бы решился. Потому что верит в тебя и… Чувства, которые он начал испытывать, заставляют его надеяться, что ты сможешь… Ему нужно знать, что его принимают всего, целиком и полностью, без купюр. Что ему доверяют. Но он боится, что после этого ты сочтёшь его психом и убийцей. Такое уже один раз было, и ничем хорошим это не закончилось. Харуно думала, что хуже ей стать не может – она ошибалась. В животе неожиданно поселился шипастый шар и начал там ворочаться. Последняя неделя, во время которой Сай отчаянно пытался одновременно быть с ней, но не подходить близко – попытка отсрочить неизбежный приговор. PF: Вы … убили её? DP: Сакура, ты что совсем? Ушла эта идиотка, живая-здоровая, хоть и сопливая. Обидели её, видите ли, в лучших ожиданиях… А что с Акаши тогда случилось, ты спросить не хочешь? «О Господи…» PF: Боюсь. DP: Правильно делаешь. Я его неделю после этого найти не мог. Думал, всё. Пропал. Повесился где-нибудь, или с моста сиганул. Мерещилось, что вены перерезал. Морги, больницы, притоны всякие… А оказалось, что ночами он пил, а днями сидел на лавочке в парке. Сидел и смотрел перед собой. Таким я его и нашёл: грязным, оборванным и… чёрт, он снова был в состоянии «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю». Правда, дома, когда я его засунул под горячий душ прямо в одежде, ожил. Оттолкнул меня, разделся, помылся. Но ещё долго был как тогда, когда только очнулся после «спячки» - никаким. Ни эмоций, ни чувств. Месяц полного, глухого молчания. Молчал. Месяц. Месяц. Молчал. Сакура отодвинулась от экрана. Пробормотала: - Не могу больше, не могу, не могу…. Быстро, пока хватило сил, она накинула на плечи пуховик, вскочила в кроссовки и выбежала на улицу. *** Телефон звонил уже в пятый раз. Акаши смотрел, как он вибрирует и трясся вместе с ним. Серьёзно – рука, держащая сигарету, ощутимо подрагивала. До жути хотелось нажать зелёную кнопку и услышать родное: «Извращенец, куда ты запропастился?» Но он знал, что в этот раз ничего такого не будет. Все усилия шли прахом. Чёрт, чёрт, чёрт! Если бы он хотя бы успел рассказать всё сам… Осторожно, в общих словах, не так шокирующее… Но Наруто, мать его, выложил всю правду, даже не позаботившись о том, чтобы подготовить девушку к такому разговору. Когда он, придя с работы, обнаружил лог их последнего разговора… Сил на то, чтобы ругать Удзумаки, слушая его бессвязные оправдания, не было. Какой там к чёрту бывший, признающийся в любви посреди улицы? Какое, к дьяволу, «так лучше»? Он сполз по стенке и затянулся на все лёгкие, сколько мог. Срочно надо было что-то придумать. Хотя, он весь последний месяц и так только то и делал, что думал: как рассказать Сакуре правду о себе, не вызвав той же реакции, что и в прошлый раз. Единственная попытка довериться человеку, который, как ему казалось, мог бы принять его, с треском провалилась. Девушка вначале даже не верила, но шрамы на теле были очень убедительны. На свету они были очень красноречивы. «Ты чудовище! – кричала она. - Урод! Ненавижу тебя! Таких, как вы, надо расстреливать, сажать в тюрьму!» Она тогда довольно долго вопила: и про то, что никогда бы не позволила ему прикоснуться к себе, и что он её чуть ли не изнасиловал. Всё было громко и пронзительно, но у него, даже сквозь сон способного услышать далёкий звук хрустнувшей под ногой врага ветки, будто заложило уши. В чём-то, конечно, барышня, была права, но… Короче, когда Удзумаки отвёз её, в слезах и соплях, к себе домой и ненавязчиво объяснил, что стоит ей раскрыть рот об услышанном… Короче, она же понимает, что два чудовища могут с ней сделать? Лучше считать, что парня по имени Акаши Сай в её жизни никогда не существовало. Захлопнув рот от удивления и страха, девушка согласилась. Но вернувшийся Наруто, увы, не застал своего командира на прежнем месте. Почти целый месяц Сай не знал, как ему быть. Месяц отчаяния. Месяц, когда ему казалось, что он стал прежним – бесчувственным, лишённым вех эмоций, не способным никому доверять. Что так – лучше. Откуда оно вообще взялось, это чёртово доверие? Почему ему вообще показалось, что такому огрызку человека, как он, светит нормальная жизнь? Но друг – единственный, верный, надёжный – нашёл его и на задворках. Заставил вновь взглянуть правде в глаза: пока есть кто-то, кому ты дорог, пока хоть один человек принимает тебя всего, с потрохами, заботится о тебе, думает – ты не одинок. Ты жив. И эта связь вытянет тебя из любого болота. Она - самое ценное, что есть у него в жизни. И вообще, разве не он ещё совсем недавно не обладал даже правом выбирать: как жить, как умирать, как думать? Разве не он был лишён даже простого человеческого общения? Разве не у него первая возникшая к человеку привязанность перевернула всё вверх дном, заставить понять, насколько пуста его жизнь, как бессмысленна? Да, он учился чувствовать, наблюдая за другими, спрашивая их или провоцируя. Ещё по книжкам. Но это не значит, что ему не было больно. Боль – первое чувство, вернувшееся в сознание. Иногда казалось, что она отступила, спряталась, но, стоило хоть немного поверить в то, что кто-то может так же, как и Наруто, видеть в нём человека… Боль возвращалась. Боль стала привычной. Значило ли это, что он стал слишком… человеком? И лишь случайно наткнувшись на заплаканную, страдающую, так же, как он в своё время, от боли разрыва девушку, Акаши почувствовал какое-то странное спокойствие. Оно не ушло и через день, и через неделю – эта странная особа не любила делать поспешных выводов, была очень неглупой и, что для её возраста редкость, умела признавать свои ошибки. Сакура Харуно заставила его снова поверить: прощение возможно. Своими улыбками, поцелуями, шутками. Своим спокойным отношением к его эмоциональным проблемам. Своим оптимизмом и попыткой если не понять, то принять его без масок и игр. Каждый раз, когда он видел её воочию, когда слышал её голос, когда они, щадя сон уставшего Удзумаки, просто писали друг другу сообщения, его посещало странное чувство – он дома. В том месте, где о нём всегда думают, заботятся, любят. А сейчас, слушая, как пиликает мобильник, как разрывается домашний, он чувствовал: скоро конец. Сладкая дрёма вот-вот закончится. Сакура исчезнет из его жизни, потому что Акаши Сай – чудовище, обрубок войны – не нужен молодой, красивой, умной девушке. Самой замечательной девушке на свете, которая только может быть. Иллюзия понимания и приятия развеется окончательно, стоит лишь ответить. Не будет ничего. Она не простит обмана, которым и было его молчание. Не поверит, что он сам рассказал бы об этом со дня на день. Тянуть дальше было невозможно: держаться подальше выходило плохо. Его ломало и корёжило от желания просто ощутить под пальцами шёлк её волос, почувствовать запах, услышать голос. Но всё это неизбежно приводило к тому, что их сталкивало: губами, руками, прикосновениями. Одним на двоих дыханием, оставшимся после сумасшедшего поцелуя – такого, после которого хочется не останавливаться, а продолжать. Он не хотел тащить её в постель до того, как расскажет всей правды, зная – Харуно не простит. Никогда. И он выдумывал отговорки, работу и встречи, пытаясь быть не так близко. Но Сакура не желала отдаляться от того, к кому прикипела душой. Она не понимала: если ты любишь и любима – почему нет? Она хотела его и видела, что Акаши тоже жаждет близости. Хочет её, сходит с ума каждый раз, когда заставляет себя остановиться, но по-прежнему тянет. Темнит, недоговаривает, отстраняется. Делает их встречи короткими, редкими, поверхностными. Словом, ведёт себя так, как начал вести себя с ней её бывший, и попустительство ничем хорошим не закончилось. Вопрос неизбежно стал ребром – либо мы вместе, либо давай не мучить друг друга. Не выбирай, как мудак, нечто среднее. Она не знала, что даже её дыхание в трубке он слушает, как песню. Что он уже давно выбрал её, но мучительно, до дрожи в коленках боится того, что случилось в первый раз. Хватит ли ей сил понять всё случившееся с ним? Принять его таким – изуродованным, собранным заново? Сможет ли он пережить заново «чудовище, урод, таких убивать надо» - от неё? При мысли этом руки начинали мелко подрагивать и хотелось курить ещё больше. Если бы лёгких у него было не полтора, а четыре, то он затягивался бы и в них. Он тянул время, наслаждаясь тем последним, что оставалось: её голосом из динамиков компьютера. Общением. Иллюзией понимания. Нужно было рассказать. Самому. Иначе случай решит всё за тебя, не оставив даже права на выбор. Сейчас оставалось одно – поднять трубку и услышать приговор. Но до этого, если он не хотел потерять свою девушку навсегда, надо было что-нибудь придумать. Срочно. Но что, он не знал. *** Она неслась так, словно пыталась убежать от того, что узнала. Не разбирая дороги, не видя ничего перед собой, изо всех сил. Бежала, пока не кончилось дыхание и не пришлось остановиться, падая от бессилия на удачно подвернувшуюся скамейку. В спину неслись крики – кого-то она всё же толкнула. Ну и пофиг. Потерпят. Потом она отдышалась. Морозный воздух, раздирая горло, лез прямо в лёгкие, зато шар из непонимания, страха и боли, живущий где-то в паху, потихоньку стал рассасываться. Дыхание успокаивалось. Мысли тоже перестали напоминать стаю обезумевших пираний. Они просто текли, постепенно раскладываясь по полкам сознания. Взяв себя в руки, Сакура села на лавку и уставилась в тёмное вечернее небо, по которому плыли тяжёлые облака, похожие на пуховые перины, набитые снегом под завязку. Мимо шли люди, которые не знали, что где-то идут войны, и люди, случайно попавшие в эту мясорубку, вынуждены таскать для больших хитрых дядек каштаны из огня. Толкни их – побегут в полицию, наивно веря в справедливость. Только где она была, эта справедливость, когда Сая учили не быть человеком? Позади лавочки, на которую она взгромоздилась, обнаружилась детская площадка, на которой радостно бегала уставшая от сидения по садикам и школам малышня, бросаясь снежками. Визги, крики, море улыбок. Каждый ребёнок – маленький вулкан из любопытства, энергии и нежности. Доброта и злость, любовь и ненависть – все чувства в этом возрасте такие искренние, такие сильные! Что нужно сделать с ребёнком, чтобы убить в нём это? Мальчишки постарше, играясь маленькими пластмассовыми пистолетами, стали гоняться друг за другом. «Пиф-паф! Ты убит! Падай!» …«Берета»… Три амбала, голыми руками... Не такие, как те, в парке. Интересно, сколько раз он стрелял? Убивал? Наверняка приходилось… Скольких? Впрочем, нет, думать сейчас об этом было слишком страшно. Снова дети: «Так нечестно! Я живой!» …А сколько раз в него попадали? Сколько раз приходилось корчиться от боли, потому что до ближайшего госпиталя – много часов лёту? Внезапно она поняла, почему Сай так легко согласился подождать с началом интимных отношений. Почему не дал расстегнуть рубашку тогда, у неё дома. На его теле наверняка есть следы, которые она как медик ни с чем не спутает и в байки про шрамы от сведённых татуировок не поверит. Если бы он переспал с ней, не сказав всей правды о своём прошлом, на этом бы всё и закончилось. Но он бы не стал… Выходит, Наруто прав: он заботится о ней. Он боится её потерять. Он начал чувствовать. Пусть даже не так, как все. Что будет с ним, если она уйдёт, испугавшись теней прошлого, как та, другая? Резкий выкрик рядом: «Нет! Ты умер! Я попал!» Большинство наших решений мы принимаем, опираясь на эмоции, на чувства, на элементарное «нравится – не нравится», в конце концов. На всё то, что у него отобрали. Ему даже не дали возможности сделать выбор. За Акаши решил тот, кто сделал это с ним. Лезвие смерти… Первый осознанный выбор в жизни чуть не обошёлся Саю в саму эту жизнь. Понимал ли он это? Наверняка понимал. И всё же пошёл на это. Дети снова завозились совсем близко от неё, громко расстреливая друг друга всевозможными способами. Устав морщиться от их криков и озябнув от сидения на холодных досках, девушка решила перебраться в кафе, находящееся напротив. Но, стоило ей зайти и заказать кофе (как хорошо, что кошелёк оказался в кармане!), как она услышала откуда-то сбоку: - Сакура? Харуно оглянулась. - Цунаде-сама? Её любимая тётушка, лучший хирург города и национальная гордость, сидела за столиком в захудалом кафе и пила саке в горькую. - Что-то случилось, девочка? Что ты тут делаешь так поздно? - Я… Просто гуляла. Решила зайти, согреться. А вы? Женщина грустно кивнула. - И я тоже... Согреваюсь… - Что-то случилось? - Да так… День сегодня тяжёлый. А у тебя? - И у меня, - со вздохом призналась девушка. - Какие-то проблемы с парнем? - Можно и так сказать. Вдаваться в подробности и, тем более, рассказывать, не хотелось абсолютно. - Ничего, дело житейское, - грустно и совсем трезво произнесла тётя. – Поссорились – помирились… А у меня вот сегодня пациент умер. Прямо на столе. Я его двенадцать часов штопала. Какие-то хулиганы подкараулили в подворотне, и… Звери они, а не люди. Двадцать семь ножевых, три огнестрельных. Переломы, осколочные, жуткие… Как он до больницы дожил, не знаю. Борец, наверное. Герой. Молодой ещё совсем… был. Какой-то прохожий неотложку вызвал. Воздух застрял где-то в районе горла. Ужас наполнил сердце так, что оно, кажется, остановилось от чудовищной догадки. Вспомнился рассказ Наруто: подворотня, ножевые, осколочные. Очередной прощальный подарок от дядюшки, заставивший Сая проснуться. Очередной. Тогда она не обратила внимания на это слово, но сейчас это знание всплыло в памяти, неотвратимо указывая на очевидное: их пытались достать ещё не раз. На миг ей показалось, что и тогда, и сегодня на столе Цунаде – он. Сай. - Цунаде-сама, - дрожащим голосом поинтересовалась она, - а какой он был, этот ваш герой? - Да обычный, деточка, - горько вздохнула женщина, - темноволосый, темноглазый, довольно высокий. Метр семьдесят с копейками. Разве что… почему-то в шрамах весь. В старых: и операционных, и боевых. Сакура? Стой, куда ты? Бормоча невнятные извинения, девушка бросилась к выходу. Двенадцать часов. Сколько они уже не виделись с Саем? Со вчерашнего вечера? На бегу Харуно достала телефон, набирая номер мобильного. Длинные гудки. Ответа не было. Пытаясь никуда не врезаться, вышла с мобильного в Интернет, запустила скайп. «Dirty Painter is offline». - Чёрт, чёрт, чёрт! Ей стало страшно – так, как не было ещё никогда в жизни. Она набрала их домашний. Всё те же длинные гудки. Страх стал всеобъемлющим. Тот факт, что Сая, какой бы он ни был, может не стать в её жизни, был намного более страшен, чем всё его прошлое, от которого он так старательно убегал. И, судя по всему, не убежал. Она не помнила, как ловила машину, от отчаяния бросаясь под колёса такси, как ругался водитель, называя её наркоманкой обдолбленной. Как она вывернула перед ним кошелёк с остатками зарплаты и назвала домашний адрес Акаши. Как ехала. Как влетела на одиннадцатый этаж, обогнав лифт. Как трезвонила в двери. Первое, что отложилось в памяти – хмурое лицо Удзумаки, открывшего дверь. - Он дома? – смогла выдавить она из себя. Наруто молча закрыл за ней и показал в сторону комнаты. На ватных ногах Сакура прошла по коридору, боясь увидеть не привычно сидящего за столом парня, а тело, которое выдали из морга для ритуальных приготовлений. Но за дверью она обнаружила лишь открытое настежь окно и Акаши, сидящего на подоконнике с абсолютно каменным лицом, с которого будто исчезли все краски. Огонёк сигареты мелькал в его пальцах и был отчётливо виден на фоне ранней декабрьской ночи – единственная живая деталь в облике ожившей статуи. Увидев, кто вошёл, он замер. Повернулся и, глядя ей в глаза, просто курил и ждал, что она сделает. Начнёт обвинять? Бросится? Закричит? Или, боясь угроз его глупого друга, будет бормотать что-то о прощении, о дружбе и понимании? Акаши ждал удара, который вот-вот поразит его прямо в сердце. Но Харуно Сакура сумела удивить его в очередной раз. Пробормотав: «Живой...», она покраснела, побледнела, позеленела и, толкнув одну из картин возле стены, красиво упала на пол. *** Сознание возвращалось медленно. Тошнило, хотелось пить. Голова трещала. Сакура поморщилась и открыла глаза. Было темно. Свет был выключен, только на столике возле компьютера светил маленький ночник с плавающими по кругу рыбками. - Сай? - Я здесь. Он сидел рядом с кроватью, смотрел на неё, и, хотя и находился в тени, Харуно почти осязаемо ощущала его взгляд на своём лице. Она хотела что-то сказать, приподнялась на руках, но снова упала. В горле першило, при попытке движения перед глазами плыло. - Принести воды? Она кивнула. Через минуту в её руках уже был стакан. Стало легче. - У тебя есть что-нибудь обезболивающее? Похоже, я ударилась головой, когда падала, - она ощупала голову. – Сотрясения нет, но шишка будет большая. - Может, отвезти тебя в больницу? – предложил Акаши. - Нет, не надо. Само пройдёт. - Кажется, где-то был ибупрофен. Годится? - Вполне. Запив лекарство очередным стаканом воды, девушка всё же села на кровати и вздохнула. - Сай? - Что? - Ляг со мной рядом. Пожалуйста. Он подошёл ближе, и Сакура снова увидела: не лицо – маска. Он и раньше был не особо мимичен, но теперь… Глаза словно потеряли где-то свою глубину, казались стеклянными. Неужели раньше Акаши всегда был таким? Таким… никаким? Таким… нечеловеческим? Она отодвинулась к стене, освобождая место, и матрас просел под тяжестью ещё одного тела. Было тесно, но девушка, плюнув на всё, прижалась к боку Акаши. Глупо, но больше всего Харуно сейчас боялась, что и тело тоже окажется ледяным. Но Сай был таким же тёплым, как тогда, когда они шли под дождём, прикрывшись его курткой. От него всё также пахло табаком, кофе и мятной жвачкой. Правда, сейчас больше всего ощущался табак – в последние часы перед её приходом он наверняка тянул одну сигарету за другой, прикуривая от окурка новую. Сакура положила голову ему на грудь. Сердце билось ровно, размеренно. Ей всегда нравилось слушать, как оно работает. И сейчас она просто лежала и слушала – ту-дум, ту-дум… Звуки жизни. От них на душе становилось легко и спокойно. - Извини, что доставляю столько хлопот, - тихонько сказала она. - Пустяки, - так же тихо ответил он. - После того, как мы поговорили с Наруто… Я просто не ждала всего этого. Вылетела из дома, побежала, куда глаза глядят. Потом сидела на скамейке в каком-то сквере, переваривала. Замёрзла. Пошла в кафе погреться, а там тётя моя сидит. Она хирург в центральной городской больнице. Сенджу Цунаде. Ну, я рассказывала про неё… Она сказала, что у неё сегодня пациент умер, - голос Сакуры начал дрожать, - молодой совсем. Как ты. Темноволосый, высокий, как ты. Двадцать семь ножевых и три огнестрельных. И большое количество старых шрамов, в том числе боевых, - она уже, не стесняясь, плакала, - как у тебя. Наверное, как у тебя. Не придумав ничего лучше, Сай просто гладил её по голове. А девушка, всхлипывая и пачкая Акаши рубашку, выплёскивала из себя всё то напряжение, все нервы и ужас, пережитый за сегодняшний вечер. - Ты чего трубку не брал, а? Мобильник не отвечал, скайп не отвечал! Даже домашний не брал! - прорывалось сквозь рыдания. Она не видела, как медленно оживает его лицо. Как глаза снова становятся чёрными и глубокими, как расслабляется линия губ. Как его спина перестаёт быть каменной в ожидании ножа. - Прости. - Ты что думал, что я такая слабая, да? Что не пойму? Не смогу принять? - Прости. - Ну, хорошо, пусть я не знаю тебя, но ведь ты, - она всхлипнула, - ты-то меня знаешь! Так почему… Почему ты так и не поверил в меня? Неужели я… Он до боли в пальцах сжал её плечи. В голове билась только: «Пришла. Здесь. Со мной». - Прости, Сакура. Она плакала, а он гладил её по голове. Потом слёз не стало, только судорожные вздохи, которые, впрочем, тоже начали успокаиваться. - Козёл ты, Сай, - буркнула она, наконец. Глаза наконец-то привыкли к темноте, и она увидела, что он улыбнулся – так, как раньше, одними кончиками губ. - Согласен. - Разожми руки, идиот, больно же. Акаши с удивлением посмотрел на свои ладони. - Прости. Вместо ответа она только тяжело вздохнула и посмотрела на своего парня. Он был уже почти таким, каким Сакура привыкла его видеть. Словно её слёзы смыли с него весь наросший камень, оставив лишь человеческое, тёплоё. - Я тебе рубашку намочила. - Ничего страшного. - Сними, - неожиданно севшим и спокойным голосом попросила она. Он замер. - Уверена? - Да. Акаши потянулся к первой пуговице. Та не хотела слушаться, застряв в тугой петельке, словно отказываясь предъявить то, что так долго скрывалось. Сакура, положив свою ладонь поверх, попросила: - Можно, я сама? Он убрал руки, и девушка начала его раздевать. Тело Сая, словно книга, раскрывалось сейчас перед ней. Бледная, не знающая загара кожа. Острые ключицы. Мышцы – совсем не такие, как у качков из спортзала. Скорее уж, как у преподавателя по единоборствам, который в спарринге укладывал бодибилдеров пачками. И шрамы, шрамы, шрамы… Её будто ударили под дых, когда она увидела, сколько их. Относительно недавние - пару лет, не больше – хирургические. Ровные швы, аккуратная работа. Следы от пуль – их ни с чем не спутаешь. Чуть белее - рубцы от старых ран, среди которых было много заштопанных грубо, наспех. Вероятно, это делалось где-то в полевых условиях, и явно не специалистом. Она водила по ним пальцами, ощупывая, рассматривая. Она чувствовала боль, которая пряталась за каждым из них. Она прикасалась к каждому и гладила его, словно баюкая ребёнка, уговаривая: «Потерпи, скоро станет легче». Наконец, внизу, возле пояса, Сакура нащупала след, уходящий ниже – длинный, очень тонкий, старый. Вероятнее всего, детский. Такие может оставить хорошо заточенное лезвие. В голове всплыло: «Он катаны коллекционировал»… По её щеке скатилась слеза. Побежала, упала на живот Сая, скатилась на простынь. - Сакура? Прикосновения маленьких пальчиков заставляли его мелко дрожать. Он не понимал, что чувствует, даже не пытался привычно анализировать, раскладывая на составляющие. То, как девушка рассматривала его… Сай боялся, что она испугается. Что сочтёт уродством. Что… Да что угодно. Не ждал одного – что Злюка будет так сострадать его боли. Что будет переживать за каждый раз, когда не могла защитить, помочь. Что будет оплакивать его прежнюю жизнь – ту, в которой у него не было никого и ничего. Даже его самого - не было. - Сакура… Он поднял голову и увидел её глаза, блестящие от слёз. Такими зелёными они не были ещё никогда. - Не надо, Сакура. Не плачь, - он улыбнулся, - уже всё кончилось. Она улыбнулась в ответ и, чуть приподнявшись, поцеловала шрам на его плече. Потом, спустившись чуть ниже, прикоснулась губами к следующему, уже на груди. Слегка лизнула след от пули, оставшийся на рёбрах, и почувствовала, как напряглись мышцы пресса. Как Сая, не ждавшего от неё такого, начала колотить мелкая дрожь. Как он тяжело задышал, не веря в происходящее, но не в силах противостоять ему. Кожа на его груди была солёной от слёз, которые она пролила совсем недавно. А ещё там был большой, в палец толщиной шов. - Здесь… Это ножом, да? - Да. Она целовала эти следы, миллиметр за миллиметром, пытаясь своей нежностью стереть их с его души. Ей было жаль, что шрамы на сердце нельзя поцеловать. - Огнестрельный? Крупный калибр? - Да. - А здесь? - Флисса. Она спрашивала. Он отвечал. Никому и никогда Сай не открывался так, как сейчас. Впервые в жизни Акаши не понимал, а чувствовал - в этот самый момент он получает искупление за всё то, что сделал в жизни. За каждую рану. За каждый удар и выстрел. Именно сегодня Тот, В Кого Он Давно Перестал Верить, послал ему прощение. Сакура отпускает ему все его грехи. Но, когда она дошла до того самого, детского шрама, парень напрягся. Сакура, видя это, провела вдоль всей его длины языком, и тихонько прошептала: - Этот – первый, да? Он молча кивнул. Девушка, расстегнув ширинку на джинсах, стащила их с Сая. Шрам, ныряя за линию белья, продолжался на ноге и доходил почти до колена. Он был похож на росчерк пера, оставленного кем-то на жизни Акаши. - Можно? – тихонько попросила девушка. Она видела, что он колеблется. - Да. Бельё последовало за джинсами. Шрам проходил через пах, задевал мошонку и тянулся дальше. Кем нужно быть, чтобы оставлять детям такие раны? Проведя по рубцу кончиками пальцев, Сакура прикоснулась губами к тому месту, где след был самым рваным и глубоким. Она почувствовала, как напряглось всё тело парня, как быстро стала биться жилка на его животе. Она видела, как сильно он хочет её. Как боится тех чувств, что рождаются сейчас в нём, и как жаждет ими обладать. Как жаждет её. - Сакура, не надо… Она легонько коснулась губами головки. - Сакура… Провела рукой по тому месту, где шрам задевал яички, лизнула. - Не надо… Она посмотрела на Акаши, закусившего губы до крови и судорожно вцепившегося в простынь. Он просил не продолжать, но в чёрных глазах читалось: не оставляй меня, не дай сорваться в пропасть одиночества. Люби меня, держи меня на плаву. Прими со всеми моими странностями, ужасным прошлым и неясным будущим. Прими меня всего. Чуть приподнявшись на локтях, Сакура взяла его руку и поднесла ко рту. Поцеловав поочерёдно каждый палец, она спряталась лицом в ладонь – только для того, чтобы снова почувствовать такой родной запах табака и краски, исходящий от неё. А затем, чуть поднырнув, положила её себе на голову, прошептав: - Помоги мне… Сай сходил с ума. Впервые он не мог контролировать того, что делало его тело. Последнее, на что его хватило – попросить остановиться. Но когда она попросила задать ритм, положив его руку себе на макушку, у него просто снесло крышу. Это не он, холодный и расчётливый, двигал бёдрами навстречу движениям её рта. Это не он, бездушный, хватал её за волосы, заставляя двигаться так, как ему хотелось. Это кто-то другой стонал и шептал: - Ещё, ещё! Возбуждение, захлёстывающее, словно море в шторм: ещё! К чёрту страх – плыви, если тебя ждут: ещё! К чёрту боль, если она должна привести к дому: ещё! Жизнь, входящая в его тело сейчас: ещё! Ещё, Сакура! Застарелые боль и страх плавились в нём, превращаясь в огонь, который Харуно зажгла в его крови. Он боялся этого и одновременно дико, безумно кайфовал: столько эмоций! Если раньше они копились, как случайные, редкие жемчужины, то сейчас ему казалось, что он нашёл клад. Её нежные, ласковые губы заставляли его хотеть всё большего: сильнее, чаще, глубже. Он не хотел сделать ей больно, не хотел показаться чудовищем большим, чем был, но когда она застонала и стала водить по его члену своими маленькими ладошкам, чуть сжимая их у основания, последние крохи самоконтроля улетучились: рука сама сжалась, прихватывая волосы на макушке, толкая на себя чуть сильнее. Грубо? Возможно. Бёдра поднялись ещё немного выше. Захрипев от переполняющего тела экстаза и забыв о самоконтроле, он стал входить в неё на всю длину. Сакура ловила себя на мысли, что никогда ещё не получала такого удовольствия, только доставляя его. Возможно, никто другой не был ей так дорог. Возможно, это просто стресс. Но возбуждение, от которого колотило сейчас её тело, всё же было вторично. Ей впервые хотелось отдать себя всю. И она откуда-то знала, что её примут – всю, со всеми её странностями и предпочтениями. Так, как она принимает в свой рот его семя – солёное, как пролитые недавно слёзы. …Потом она снова обняла его за плечи. Глаза парня были закрыты, а грудь вздымалась, будто он пробежал много километров. Зубы были стиснуты так, что на скулах играли желваки. Он лежал, весь натянутый, как струна. Сакура осторожно гладила его по голове, наслаждаясь моментом, и искренне не понимала, в чём дело. В том, что ему понравилось, сомнений не было, но тогда почему ощущение, что Сай ненавидит себя за полученное удовольствие, только крепло? - Сакура… Прости. Я не хотел сделать тебе больно… - наконец выдохнул он. - Ты о чём? - О том, что сейчас было, - голос хрипел и срывался. Сакура даже не верила – Сай, всегда знающий, что сказать, не мог связать двух слов. - Прости меня, я не должен был… так с тобой. - Как – так? Не понимая, о чём говорит её парень, она легонько прикасалась губами к его подбородку скулам, щекам, на которых под вечер было уже порядочно щетины. - Грубо. В самом конце… Было очень больно? Сакура, неожиданно сообразив, о чём ведёт речь Акаши, захохотала и уселась на него сверху. - Акаши, если ты сейчас же не откроешь глаза и не посмотришь на мою явно исстрадавшуюся от боли рожицу, то я буду вынуждена изнасиловать тебя ещё раз, а когда ты окончательно свихнёшься на почве вины за это, сдам в пансионат для маньяков с сексуальными медсестрами в коротеньких халатах. Не веря ушам, Сай открыл глаза. Харуно, улыбаясь, смотрела на него. - Всё в порядке, - она погладила его по щеке, и он инстинктивно потянулся за её ладонью. – Всё хорошо. Поцелуй меня… Она наклонилась к нему, легонько прикасаясь своими губами к его, и только тогда почувствовала, как Акаши снова стал дышать. Как ответил на её поцелуй – вначале нежно, ласково, потом с так хорошо знакомым ей напором. - Мне нравится, когда ты такой… несдержанный, - пробормотала она, задыхаясь от удовольствия, когда его губы заскользили по шее и ключицам. – Ты тогда… настоящий. - Я боюсь, Сакура, - он на секунду остановился, восстанавливая дыхание, - всё это слишком… ново. Слишком сладко и непривычно. Ещё никогда… Я боюсь, что потеряю контроль над собой и сделаю тебе больно. Я не умею – так… - Прекрати, - девушка положила на его губы указательный палец, - я не верю, что ты такое чудовище, каким видишь себя сам. Ты другой, правда. Больно не было. Мне понравилось, когда ты стал более резким и откровенным в желаниях. Мне доставило удовольствие ощущать тебя в себе полностью. Да, ты большой мальчик. Везде. Но мне нравится. И я не уйду из-за того, что ты сожмёшь руки чуть сильнее или начнёшь двигаться чуть чаще. Я приму тебя любым. Ты мне веришь? Он, прикрыв на секунду глаза, кивнул. В принципе, по темпераменту, с которым она целовала его всё то время, что они встречались, можно было предположить, что она не кисейная барышня, которая падает в обморок, увидев пару маленьких синяков, случайно оставленных на запястье. Но теперь Сакура знает, на что он способен, знает, какой он, и всё равно… - Только не вздумай играть со мной в «хорошего мальчика», - словно прочла его мысли Харуно, - если начнёшь отстраняться от процесса, пытаясь контролировать ситуацию – свяжу и отшлёпаю. На секунду ей показалось, что в глазах парня блеснуло пламя. - Сакура, ты сумасшедшая, - пробормотал он, целуя её шею. Вместо ответа она запустила пальцы в густые его волосы и прижала голову сильнее, подаваясь навстречу. - Сай? - Что, Злюка? - Скажи мне, почему я всё ещё одета? - Потому что на твоей чёртовой блузке ужасное количество застёжек, одна из которых заела, - признался он, целуя где-то за ушком. На секунду Сакура замерла, решаясь, но всё же… - Разорви её, - прошептала она ему на ухо, - разорви её к чёртовой матери, я хочу чувствовать, как моя грудь касается твоей. Я хочу тебя немедленно. Она чувствовала, как Акаши тяжело задышал, как сжались его ладони на её ягодицах, как дрогнули губы. А потом раздался треск разрываемой ткани, и ненужные куски одежды полетели на пол. Горячие, широкие мужские ладони легли на грудь, чуть сжимая её. Сакура застонала от удовольствия, когда его большие пальцы принялись тереть соски, когда его горячий рот втянул в себя одну из вершинок, чуть прихватывая зубами. Выгнулась, прося большего - предлагая, настаивая, требуя. Сай снова ловил себя на том, что теряет контроль над происходящим. Но теперь это уже было не так страшно. Где-то в душе появилась уверенность: если что-то пойдёт не так, он сможет остановиться. Ведь речь идёт о ней. О его Сакуре. Подхватив её под ягодицы, он опрокинул девушку на спину и стащил с неё джинсы с колготками. Скромные белые трусики отправились следом. Чёрт, сколько раз он представлял себе в мечтах, как она будет лежать на этой вот кровати абсолютно голая, изгибаться, закусывая губы от желания? Весь последний месяц – точно. Иногда ему казалось, что он захотел её в тот самый момент, когда прочёл первое письмо – едкое, ироничное. В те дни, когда они, уединившись в каком-нибудь глухом уголке парка, целовались до умопомрачения, он готов был сгрызть сам себя, так хотелось продолжения. Не понимал, почему так тяжело избавиться даже от мыслей об этой девушке, если других он отпускал от себя легко и без сожаления. Не понимал, почему не проходит возбуждение после разговоров с ней. Не понимал, каким чудом удерживается сейчас, чтобы не наброситься, просто поддавшись инстинкту. - Ты веришь мне? – спросил он, всё ещё колеблясь. Зато она не колебалась. Возможно, этот парень принесёт ей больше боли, чем вся предыдущая жизнь. А возможно, станет наградой на всю оставшуюся. Но любить по-другому Сакура просто не умела. - Верю. Сай улёгся между её бедёр и коснулся губами маленькой родинки на животе – такой крошечной, трогательной. Покрыл поцелуями тёмный треугольник волос, спускаясь ниже. Осторожно, на грани осязания, лизнул маленькую горошинку клитора, удивившись такой сильной реакции тела на такие маленькие касания. И ещё раз, и ещё… Сакура тяжело дышала, пытаясь прогнать туман из головы, но получалось плохо. И в менее возбуждённом состоянии поцелуи Сая доводили её до исступления, вызывая желание отдаться в ближайшем тёмном углу. А сейчас его ласки были похожи на взмахи кистью – уверенные штрихи в картине её удовольствия. Своими губами и руками он рисовал наслаждение. Она подалась навстречу, раскрывшись чуть шире, и он воспользовался приглашением. Её вкус, её запах, её стоны… Акаши никогда не терял голову, лаская девушку губами, но сейчас понимал – ещё немного, и он сорвётся. Снова. Чувствительность, с которой Сакура реагировала на ласки, будила в нём желание большего, и недавняя разрядка ничего в этом плане не изменила. Каждый раз, входя в девушку пальцами, прикасаясь языком к влажной плоти, он хотел быть в ней. В его душе снова боролись желание не сделать больно, доставить удовольствие, и потребность обладать без раздумий и тормозов. В голове всё ещё звучало требование не пытаться быть хорошим мальчиком. Но выдержит ли она его таким, каким он сам себя боялся? Острые ногти, впивающиеся ему в плечи… Крик, требование: «Мне мало… так. Не надо, как в прошлый раз! Пожалуйста, Сай…. Я хочу тебя всего!» Зверь, живущий внутри него, уже почуял самку своего вида и теперь остервенело искал выход. Он рывком поднялся, и Сакура увидела, какими стали его глаза – ни грамма того безразличия и отстранённости, которые, как казалось раньше, были прописаны там навечно. Холод развеялся, и на его место пришла страсть – яростная, огненная. Отодвигая её привычкой к самоконтролю, Акаши всё ещё держался, но долго продолжаться это не могло. Харуно знала: Сай должен принять себя таким. Должен поверить в то, что чудовище, которое ему мерещилось внутри – только плод воображения. Что чувствам можно давать волю, когда рядом тот, кто тебя понимает и принимает. Увидеть, что «это» есть в каждом из нас, и он такой же, как все. Поэтому, легко проведя ногтями по его груди (сдавленное шипение-стон сквозь зубы) и спустившись ниже, она, обхватив ладонью его снова окаменевший член, стала сжимать его. - Дай мне его… я хочу… - охрипший от возбуждения голос девушки возле самого уха снова заставил Сая застонать. Сакура, извиваясь под ним, просила продолжения. Одно движение – и он войдёт в неё, ощутит шелковый жар тела, заполнит собой. Распахнутые в экстазе глаза, секундный стон (боль? наслаждение?)… Её ноги обнимут его торс, а маленькие пятки будут стучать по спине в такт с его выпадами. Тело сходило с ума, требуя всего этого. Мысли, ставшие навязчивыми, буквально душили, заставляли задыхаться от каждого прикосновения ловких маленьких пальчиков. «Не пытайся быть хорошим мальчиком…» Но он всё ещё держался. Боролся, потому что знал: нельзя потерять ту, что для него дороже всех. Нельзя обижать её. - Поцелуй меня, ну же… - она, вцепившись в его волосы, тянула парня наверх. Движение, которым он переместился к её губам, было почти неуловимым. На окраине сознания мелькнула мысль, что Акаши похож на огромного хищного кота, который настиг добычу. Но потом мысли исчезли: поцелуй, влажный и горячий, затуманил сознание, и она стала целовать в ответ. Губами, скользя по его влажному от пота лицу; руками, то впиваясь в плечи, то поглаживая их кончиками пальцев; всем телом – обнимая его за талию ногами, выгибаясь так, чтобы его член был у самого входа в её тело, и даже чуть-чуть ближе. Сай почти рычал, пытаясь остановить себя. Он думал, что обычный поцелуй успокоит его, что, стоит оторваться и прекратить ощущать на губах вкус её желания, а под рукой – податливую упругость лона, как страсть перестанет стучать в висках барабанной дробью. Но вместо этого Сакура, оказавшись под ним, устроила самую настоящую провокацию: приподнялась на руках, оттолкнулась и, неожиданно оказавшись сверху, принялась тереться об него всем телом, прижимаясь животом к его паху и скользя по снова готовому в бой достоинству. Он будто нырнул в пылающее море. Горячее, неприкрытое вожделение Сакуры заставляло его выгибаться навстречу ей, прося без слов: «Да, да, возьми меня! Я хочу! Я умоляю!» Тело, стремительно выходя из-под контроля рассудка и воли, двигалось будто само. Он не помнил, когда именно пал последний бастион и «хороший мальчик» растворился в том настоящем Сае, который, приподнявшись на руках, оставлял на шее Сакуры фиолетовые следы поцелуев, втягивал в рот и прихватывал зубами её соски, до синяков сжимал ягодицы, желая одновременно взять её немедленно и сдержаться. В голове отложился только момент, когда он, плюнув на все запреты и ограничения, легко приподнял её бёдра и, качнувшись вперёд, резко вошёл до упора. Дальше – её протяжный стон-вскрик и хриплый шёпот: «Как хорошо…» А потом теснота и жар её тела затянули его, словно в воронку. Он двигался, мощно и глубоко проникая в тело девушки, не пытаясь быть осторожным или нежным. Он просто не мог сейчас по-другому: мысли исчезли, растворились в безумной пляске их языков, их рук, их тел. Сакура, скрестив ноги у него за спиной, двигалась навстречу. Она не осознавала своих действий, не понимала, как подстраивается под ритм, как находит самые чувствительные точки на его теле. Не помнила, как кричала его имя, и как воздух не хотел выдыхаться из лёгких, когда Сай стал двигаться, даря ощущение восторга от непередаваемой, всеобъемлющей заполненности. Как жёсткий ритм и темп неожиданно заставили её выгибаться, хотеть и просить большего. Она не понимала, что её острые коготки, царапающие парню спину в попытке не отпускать от себя, заставляют его терять голову ещё сильнее. Знала лишь, что хочет всего этого едва ли не больше, чем он сам. Сгорая в том пламени, которое бушевало в её хрупком на вид теле, Харуно боялась одного – что Акаши снова будет пытаться лгать себе, ей, своему телу, что подобное наслаждение – не для него. Потому что никогда в жизни она не была так счастлива и так любима, как в тот момент, когда Сай сдался самому себе. Он боялся, что, вынырнув очередной раз из застилающего сознания сладкого марева, обнаружит её заплаканное лицо и упрёк в глазах. Боялся, что прочтёт там: «Дикарь, варвар, как ты мог быть таким жестоким и грубым?» Не знал, сможет ли остановиться в этом случае. Но, открывая глаза снова и снова, он видел только закушенные в попытке удержать крики наслаждения и абсолютно сумасшедшие зелёные глаза со зрачком на всю радужку. Он слышал её откровенные стоны, чувствовал сумасшедшие поцелуи, больше похожие на укусы, и каждый раз, когда её зубки оставляли на его шее и плечах новый след, вместе с чувством болезненного восторга приходило осознание: она такая же дикая, как и он. Ей не нужна его осторожность, ей не нужна лживая сдержанная нежность – ей нужен тот зверь, что взял вверх. Ей нужен настоящий Сай, со всеми потрохами – неконтролируемым желанием, животной страстью, грубыми толчками плоти и полным отсутствием тормозов. И ей не больно. Ей так же хорошо, как и ему. Они – звери не только одного вида, но и одной крови. Сакура чувствовала, как постепенно проходит его страх, как его движения из нервных, порывисто-резких, превращаются в сильные, уверенные. Откинувшись назад, она потянула его на себя и, оказавшись снизу, охнула: и так более чем не маленький, в такой позе он заполнял её ещё глубже. Услышала, как Акаши глухо застонал, выдыхая: - Сакура… Его захлёстывало чувство неизбежности случившегося. Все дороги, которые прошёл он за свою жизнь, вели сюда, в эту ночь, в её объятия. Все действия, вылившиеся в древний, как сам мир, ритм их слияния. Он уже не боялся брать её со всей силой, лишь хотел не переставать чувствовать. Руки сами сжались на её ягодицах, приподняли, двигая на себя всё чаще. Наслаждение стало почти невыносимым, а потом обоих накрыло странное чувство: они - единый организм, те самые мифические идеальные половинки, в которые никто из них не верил. Разве в другом случае можно было бы так остро чувствовать ту крупную дрожь, что колотила их сейчас – одна на двоих, то ощущение единения, ощущения, что другое тело – продолжение собственного, и все реакции, подогнутые пальчики ног, закушенные губы и охрипшее в попытках не кричать от почти болезненного кайфа горло – твои? Даже оргазм, заставивший Сакуру положить свои руки ему на бёдра и притянуть к себе со всей силы, ощущался так, будто он сам кончил, и не она – он кричит, задыхаясь от сладких-сладких судорог. Впрочем, теперь он уже мог позволить себе это. Балансируя на самом краю, Сай снова пытался не причинить ей вред. Он приподнялся на руках и попытался выйти, но Харуно, выгнувшись дугой и почти став на мостик, не отпускала его из себя, бормоча что-то бессвязное, умоляя не делать этого. - Сакура, что ты делаешь, я же … сейчас… - он из последних сил сдерживался, в безнадёжной попытке удержать экстаз, готовый оплавить душу и тело. - Верь мне. Пожалуйста, Сай, верь мне! – шептала она, не разжимая рук. И он поверил. Опускаясь на кровать, всем своим весом вдавливая девушку в скрипучий матрац – верил. Целуя взахлёб, снова и снова прикусывая тугие камешки сосков – верил. Заполняя собой до предела, ощущая её тело как продолжение собственного – верил. Оставляя в ней своё семя, сходя с ума и рыча от непередаваемого восторга, заполнившего в этот момент каждую клеточку, навсегда прекращая быть одним в этом мире – верил. Потом они возвращались на землю, будто два облака, полные небесной радуги. Немного придя в себя, он попытался откатиться вбок, но Сакура не дала. Ей нравилось ощущать на себе его вес, чувствуя тяжесть большого мужского тела и дыхание куда-то в шею. Нравилось обнимать, гладить по густым чёрным волосам, слушать биение сердца, которое никак не могло выйти на обычный, ровный ритм. Они так и лежали вдвоём, счастливые, не в силах отпустить друг друга, осознавая произошедшее и понимая: всё изменилось. Но это хорошо. Это – правильно. А потом был душ. Сай, осторожно водя губкой по её телу, смывал с неё следы их страсти. Каждый раз, когда его взгляд натыкался на отголоски своей несдержанности, он осторожно гладил их, словно пытаясь стереть с молочной кожи девушки. Сакура, стоящая спиной к нему, вначале вздыхала, а потом не выдержала: - На свою спину глянь! И повернула зеркало для бритья так, чтобы он мог видеть. Акаши, обернувшись, на мгновение застыл, а потом улыбнулся и присвистнул: - Злюка, да ты меня просто исполосовала. Чёрт, а я-то думаю, что у меня так спина чешется? И задница тоже… В ответ Харуно посоветовала обратиться ему в Гаагский (а лучше сразу в Галактический) суд с жалобой на нарушение прав человека и попы. А потом отобрала губку и, намылив её ещё раз, стала водить ей по спине парня. Акаши, наслаждаясь её прикосновениями, упёрся руками в стенку ванны и закрыл глаза. Пена слегка щипала в ранках, но это были такие мелочи… Впрочем, состояние непрекращающегося блаженства портила одна-единственная мысль, которой он, решив не жадничать, поделился с Харуно. - Сакура… Мне неловко об этом спрашивать, но… Что будем делать с тем, что мы не предохранялись? Внутри себя Харуно улыбнулась: ей понравилось, как он сказал «мы», не делая произошедшее исключительно её проблемой. Но вслух только ехидно хмыкнула: - По законам жанра, я сейчас должна сказать: «Дорогой, я предпочитаю крупные бриллианты. Лучше всего «Картье», но «Тиффани» тоже подойдёт. Руки просить на коленях, сердца - в роддоме», - девушка почувствовала, как спина парня напряглась. Становиться отцом Акаши явно не спешил. Хихикнув, она игриво шлёпнула его по попе мочалкой. – Но вместо этого я завтра… хм, сегодня утром пойду в аптеку напротив твоего дома, где пожилая аптекарша будет смотреть на меня укоризненным взглядом, полным презрения и сочувствия к моей распутной жизни, а я буду красная и смущённая, словно школьница, которую взрослые застукали за мастурбацией. Но, надеюсь, эта дуэль укоризны и стыдливости всё же не сможет помешать мне купить чёртов «Постинор». Сай, я медик и взрослая девушка, и знаю, что делать в таких случаях. Он обернулся. Посмотрел на неё, молча изучая взглядом каждую чёрточку. Поднял её лицо за подбородок. - Но я мог бы остановиться. Выйти. Тогда, в конце… Она покачала головой. - Во-первых, смысла в этом не было никакого. В одной капельке смазки, которая, так или иначе, выделится у тебя в процессе, содержится достаточное количество «солдатиков» для размножения маленьких Сайчиков и Сакурят. Девушка включила воду и, шагнув под тугие струи душа, потянула парня за собой. - А во-вторых… и, собственно, в основных… я хотела тебя всего и сразу. Горячего, сумасшедшего, глупого. Мне всё равно, каким ты захочешь быть в следующий раз. Мне нравится, когда ты деликатный и нежный. Мне нравится, когда ты резкий и несдержанный. Когда ты играешь со мной и дразнишься – это тоже классно. Мне нравится. Я приму любого тебя, при условии, что это будешь настоящий ты. Не маска сдержанности и заботы, не боязнь обидеть, а искреннее желание, из самого сердца. Не хочу, чтобы ты притворялся тем, кем не являешься. Больше никаких тайн. Договорились? Пена, клочьями сползая с его мускулистого тела, таяла где-то возле ступней, и ему казалось, что это растворяется то непонимание и недоговорки, что так напрягали его последнее время. - Договорились, - прошептал он, чувствуя, как её ладошки нежно скользят по его груди, и от этих простых, но наполненных нежностью и лаской движений на лицо сама собой выползла блаженная улыбка. – Только, Сакура… - Что? - Горячая вода закончится буквально через минуту. Заторопившись, девушка потянулась за полотенцем, но Акаши не дал ей сделать этого. Зрелище стекающих по её груди капель воды было таким соблазнительным, что он сам не заметил, как начал ловить их губами. Каждый раз, когда он касался сосков, мгновенно ставших твёрдыми, Сакура чуть вздрагивала, и он чувствовал, как глубоко она дышит, как возбуждается, как начинает вставать на носочки, чтобы ему было удобнее. - Сай… Ты уверен, что это не будет слишком? - промурлыкала она, когда его губы уже спустились к животу. – Третий раз за ночь – не много? Он серьёзно посмотрел на неё, а потом улыбнулся, подхватил на руки и потащил обратно в комнату. - С того самого ноябрьского дня, когда мы впервые поцеловались, я мучился почти каждую ночь, - прошептал он ей на ухо, одновременно целуя его. – Хуже было только по утрам. Просыпаешься, и на тебе – утренний стояк «От Сакуры с приветом». А последняя неделя – это вообще кошмар. Два, три раза в день. Стоит только вспомнить, как мы у тебя дома… Короче, тяжело было. Это во-первых. А во-вторых и, собственно, в основных, - с чуть заметной иронией повторил он её собственное выражение, - мне всегда будет мало моей Злюки. Они снова любили друг друга. Безумие сменилось нежностью и каким-то новым исследовательским интересом – было ужасно эротично изучать тела друг друга, пытаясь губами найти самые сладкие и чувствительные точки, заставив партнёра получить как можно больше удовольствия. Впрочем, конец всё равно вышел бурным: Сай всё ещё не мог привыкнуть к тому, что Сакура «заводится» так же легко, как и он сам, и их взаимный огонь только усиливает друг друга. А потом, окончательно выдохшиеся, парень и девушка лежали на кровати, обнявшись, и было так упоительно слушать, как дышит любимый человек, как засыпает в твоих руках, как даже в полудрёме прижимается к тёплому боку. - Сай, - пробормотала уже почти уснувшая Сакура, - а Акаши – твоя настоящая фамилия? - Злюка… - сонно пробормотал он. – Спи. Нет, конечно. - А какая? - Понятия не имею. - А… - Сакура, я спать хочу. - Ладно. Завтра спрошу, - милостиво зевнула она. – Спокойной ночи. - Спокойно ночи… - он на секунду заколебался. Ему было непривычно говорить такие слова, но очень, очень хотелось. Набрав воздуха побольше, Акаши выдохнул: - …родная. Харуно, сладко улыбнувшись во сне, обняла его ещё крепче. И, в первый раз за последние несколько лет, Сай уснул крепко и без сновидений. *** На следующее утро они проснулись почти одновременно и долго молчали, боясь словами разрушить ту волшебную атмосферу доверия и молчаливого понимания, которая накрыла их обоих с головой этой ночью. Сонно улыбнулись, обнялись. Было страшно от осознания хрупкости момента, его скоротечности и предчувствия скорого завершения. Ужасно хотелось спросить, что теперь будет. Всё поменяется? Всё уже поменялось? Но они молчали. Тишина... Общее тепло… Ощущение горячей кожи под ладонями… Хотелось только чувствовать, как нежно его пальцы гладят её по спине, как трепетно она прикасается губами к синей жилке у него на шее, как дыхание щекочет ключицы, и от этого по всему телу бегут мурашки, медленные и сладкие. - Я всё ещё не понимаю… - прошептал, наконец, Сай. – Так странно… - Что? - так же тихо шепнула Сакура куда-то ему в плечо. Акаши притянул её поближе к себе и принялся водить кончиками пальцев по её затылку. - С одной стороны, любовь – это свобода, - сказал он. - Свобода дарить тепло и счастье тому, кто тебе дорог, кого ты выбрал, и кто может понять тебя, быть с тобой. Хотеть человека только для себя, связывать его, не разрешая никаких других связей, урезать удовольствие от общения с другими, даже если это ему требуется, чтобы чувствовать себя счастливым – не проявление эмоций, а эгоизм. Но с другой стороны, чтобы жить, а не существовать, нужно быть кому-то нужным. Не всем сразу, а кому-то одному. Люди, которые гордо заявляют, что «принадлежат человечеству», просто обманывают себя – они не принадлежат никому. И на самом деле никому не нужны. Себе? Нет. Себе – это такой же эгоизм и самообман. Себе – это по-прежнему никому. И тогда ты начинаешь искать, с кем можно образовать подобную связь. А когда находишь, понимаешь, что сделаешь все от себя зависящее, чтобы быть особенным. Единственным. Привязать к себе и, таким образом, не потерять. Сакура нежно взъерошила его и без того растрёпанные волосы. Для неё никогда не было секретом, что более всего люди дорожат тем, что досталось с большим трудом, принадлежит только им и уникально настолько, что отражает саму их суть. А свобода… - Есть люди, у которых наличие любых оков, даже если это добровольно взятые на себя обязательства, вызывает только одно желание – сбросить их, - улыбнулась она, осторожно ведя кончиками пальцев вдоль позвоночника Сая. – Кто-то просто не дорос до того, чтобы брать на себя ответственность, кому-то важно ощущать себя вольным ветром. Для кого-то это философская концепция: любить могут только свободные. Лично для меня, наличие таких уз означает совсем другое. - Что? Её ладонь скользнула ниже, опускаясь на упругую ягодицу парня, и чуть сжала её. - Что есть кто-то или что-то, что держит меня в этом мире. Моя опора. Сакура прижалась ещё сильнее, и, ощущая, как Акаши начинает возбуждаться, второй рукой стала, слегка царапаясь, гладить его по груди. - Все рассуждения на тему «Мир и без того прекрасен, оглянись, ощути его прелесть» - они для тех, у кого в жизни все и так неплохо. Каждый раз, когда я слышу эту фразу, передо мной оказывается цветущее восторженное личико какого-нибудь неофита движения «Мы за личностный рост без ограничений!». Ни разу это не сказал человек, которого толпа обкурившихся подростков избила в подворотне из-за копеечной мобилы и старенькой курточки до полусмерти. Поэтому, когда на душе хреново, когда надо сцепить зубы, терпя боль, душевную или физическую, рассуждения о мире, равновесии жизни и смерти и вселенской гармонии как-то не трогают. Нужно, чтобы был кто-то, на кого можно положиться. Кому можно показать свою разбитую физиономию и, не стесняясь плакать в его присутствии, зная, что это потом не поставят тебе в упрёк как очевидную слабость. Нужен кто-то, кому твоё существование НЕОБХОДИМО. Не по какой-то причине, а просто так. Только в таких людей не страшно вкладывать душу. Его горький смешок она скорее почувствовала, чем услышала. - Но разве не было бы лучше найти таких – нескольких? Надёжнее? М-м-м… «Опористее»? В тоне фразы послышались знакомые поддразнивающие нотки – так, на самом краю, но всё же…. Голос стал спокойнее, увереннее. Может, именно поэтому руки Сая тоже начали поглаживать её живот, постепенно, миллиметр за миллиметром подбираясь к груди. Сакура засмеялась. Страхи, страхи… Только получив что-то стоящее, боишься это потерять. Значит ли это, что ты трус? Или говорит о том, что наконец-то появилось то, за что стоит бороться? Миллионы людей в мире. Миллиарды. Даже твой город, твой дом, твоя группа – сборище незнакомцев. Шанс найти того, кто тебе будет по-настоящему близок, кто сможет принять тебя со всеми проблемами и странностями – ничтожен. - Не выйдет, - произнесла Харуно, покусывая своего художника за плечо. Его руки, добравшиеся, наконец, до груди, принялись легонько поддразнивать соски, то пощипывая их, то поглаживая. - Почему? Сакура подняла глаза и увидела, что парень смотрит на неё уже почти так, как обычно – с лёгким прищуром и знакомо приподнятыми уголками губ. Внутри себя она тоже улыбнулась, толкнула Акаши за плечи, и села на него сверху. «Разговоры на абсолютно еб@нутые темы по скайпу перешли на новый уровень, - мелькнула в сознании мысль, - теперь это будут разговоры на абсолютно еб@нутые темы до, после и во время секса». Впрочем, даже в этом ей виделся какой-то вызов, и Харуно с удовольствием приняла его. - Потому что опора должна быть обоюдной, - промурлыкала девушка, целуя его в шею. - Иначе всё рухнет. Взаимодействовать с кем-то ещё на таком уровне я просто не смогу. Да и потом, это проблема всех цельных людей – невозможность поделить душу на части. Даже для улучшения «опористости». Возможно, он придумал что-то бы в ответ. Или в вопрос. И она бы не спасовала. Но очень трудно делать это, когда твои губы так упоительно покусывают, слегка поглаживая их при этом пальцами, обводя по контуру и погружаясь в рот, чтобы поиграть с кончиком языка. И ещё труднее – когда всё это резко прекращается, а из горла парня раздаётся разочаровано-сердитый стон. - Я всё-таки убью этого идиота, - буркнул Сай удивлённо моргающей Сакуре. Та ойкнула и поспешила натянуть на себя рубашку Сая – ту самую, что она вчера испачкала слезами и тушью. - Привет, народ! – послышался из коридора бодрый голос Наруто. – А я вам рамен принёс! - Нет, ты представляешь, Сай! – громко заявила делано-возмущённая Сакура, поспешно впрыгивая в джинсы. – Этот умник хочет отделаться от нас двумя копеечными пачками лапши марки «Язва с первой ложки». И это после всего того, что он вчера натворил! - А что, надо было три пачки? – удивился Удзумаки, осторожно заглядывая к ним в комнату. Акаши демонстративно сложил руки на груди и сурово сдвинул брови. Из одежды на нём были исключительно чёрные трусы-боксёры, спешно выловленные из-под кровати и не скрывающие истинных желаний их обладателя. Именно поэтому выглядело всё действительно устрашающе. - Четыре? Сакура с хрустом размяла шею и встала рядом с Саем, сделав «непробиваемое» лицо. - Пять? На лице блондина отражался священный ужас. В его понимании пять пачек быстрорастворимой лапши были равны всему золотому запасу мира. Даже больше: золотой запас невкусный, а рамен быстрого приготовления можно слопать сухим. Харуно и Акаши переглянулись. Оба демонстративно скривились и помотали головой. Потом снова насупились и уставились на нарушителя спокойствия. - Шесть? По три на рыло? А вы не лопнете? Мина на лицах становилась всё суровее. Желание заржать – всё больше. В какой-то момент Сакуре даже подумалось, что на десятой пачке губы, нос и брови у неё на лице сойдётся в кучку. Тогда она станет похожа на мистера Бина, когда его штрафуют за неправильную парковку. - Семь? Нет, серьёзно, семь? Сакура, а как же калории? Правильное питание? Баланс микроэлементов в организме? Харуно посмотрела куда-то в потолок и задумчиво протянула: - Что-то я давно фуа-гра не ела… Внутренняя Сакура в её воображении участливо закивала, подсказывая, что «никогда» - это просто ну о-о-очень давно. Лицо Удзумаки вытянулось окончательно, а в глазах замелькали числа. Учитывая его «любовь» к математике (и ответную ненависть этой науки), выходило нечто астрономическое, а потому пугающее: космическая чёрная дыра в собственном кармане переставала быть фантастикой. Это настораживало. Акаши взглянул на математические мучения друга, на свою девушку, готовую уже в любой момент заржать, и решил напоследок добавить: - Не люблю паштет. Омары намного лучше. К ним замечательно подойдёт кьянти. Сакура, ты любишь кьянти? Девушка кивнула, всем своим видом давая понять: и то, и другое для неё – обычный полдник. Так, перехватить бутерброд с омаром между парами, и кьянти из пластиковой бутылки заполировать. А потом в морг, трупы резать! Нормальное студенческое питание, чо… Про омаров Удзумаки знал, что они похожи на раков, только дорогие, с@ки, и большие очень. И красные. Он в телике видел. Или это был лобстер? - Слушайте! – озарила его мысль. – А давайте лучше на зимнюю рыбалку поедем! Вчетвером! Омаров, конечно, не наловим, но зато уха будет – пальчики оближешь: двойная, на костре, с дымком. У Харуно в животе предательски заурчало. В голову снова полезли мысли о том, что идеальное утро после идеальной ночи – это когда тебе кофе с бутербродами в постель несут. В кино герой-любовник обычно просыпается первым, и до момента пробуждения главной героини успевает сгонять за цветуёчком, поставить его в кавайную вазочку, нарубать ветчинки с сыром-хлебушком и наварить эспрессо нехилую кружку. Сейчас Сакура чувствовала, что, решись Сай на этот картинный жест, она бы сожрала всё принесённое вместе с розочкой (ну, или что там он достал бы), и пофиг на шипы! И, кто знает, может, даже собрала бы с подноса крошки. Удзумаки, видя задумчивость одного из оппонентов, принялся углублять эффект, описывая все прелести зимней ночёвки в палатках: интим с любимым в одном спальнике, свежий бодрящий воздух, физическая активность, которой всем нам так не хватает в городах, полезная пища… - Потёкший нос, - «поддакнул» ему в тон Сай, - замёрзшие пальцы на ногах и руках, полная невозможность и нежелание отходить от костра, особенно ночью, когда единственный спальник на двоих, оказывается, ни чёрта не греет. Простуженные почки, пиелонефрит. - А ещё разборки с Неджи, - задумчиво забила последний гвоздь Сакура и, понизив голос, чванливо задрала нос и произнесла с так хорошо знакомыми Удзумаки интонациями: - Как ты мог простудить Хинату-сама? Накормить её непроверенной пищей? Увезти туда, где нет охраны? Ты безответственный оболтус, недостойный её! Может, вы ещё и спали в одном мешке? Мерзавец! Я убью тебя! Наруто вздрогнул. В стремлении сесть одной попой на двух зайцев – соблазнить Хинату и сэкономить – он не учёл, что есть слабое звено. Но у этого слабого звена очень сильный удар и очень плохой характер. Тяжело вздыхая, Удзумаки уже собирался было подставлять повинную голову под сокрушительный финансовый кулак, как у Сая зазвонил телефон. Акаши поморщился, но, взглянув на дисплей, трубку взял. - Привет, Чоджи. Да, могу. Что там у вас? Шикамару? Ого! Дальше художник только кивал и многозначительно мычал в трубку. Потом тяжело вздохнул – совсем как Наруто, собирающийся смириться с омарами, - и, пообещав перезвонить, нажал отбой и взглянул на Сакуру. - На работе случился коллапс. Клиент, чей заказ мы сейчас делаем, приехал с утра домой к Асуме и поразил его воображение гениальной идеей: вначале в заставке бегают девушки, потом полураздетые девушки, потом почти совсем голые девушки, а потом – БАМ! – енот. Короче, чтобы воплотить это в жизнь, шеф лично заехал за Шикамару, и тот, злой как чёрт, что его разбудили в законный выходной, уже полчаса кодит. Сложил руки в купол и со страшным лицом барабанит по клаве. - А как же он печатает, если руки в купол сложены? – удивился Наруто. - А он их Ясухисе свёл и заставил так стоять над ним. Иллюстрация картины «Под крышей дома моего». Великий Нара сказал, что его собственная крыша после очередной смены концепции уехала навсегда, а без неё ему никак. Даже с теми премиальными, которые заплатят за сегодняшний выход. - Они хотят, чтобы ты вышел и сменил бравую секретаршу на её боевом посту? – предположила Сакура. - Они хотят, чтобы я вышел и сделал графику одного из разделов. Шикамару не всесилен. Злюка, мне послать их к чёрту? Не хочу начинать этот день без тебя. Харуно уже открыла было рот, чтобы ответить, как зазвонила её собственная труба. Охранник из морга сообщил, что девушка, которую она должна была сменить, заболела. Поднялась температура, и она поехала домой раньше времени. Начальство просит приехать, а заболевшая обещает в долгу не остаться. - Хорошо, - сказала она и, «сбросив» звонившего, посмотрела на Сая и улыбнулась. – Похоже, мировые силы сговорились. - Тоже работа? - Ага. Сменщицу скосил злобный вирус. - А…. - А таких дней в нашей жизни будет ещё очень много, дурачок! – она чмокнула его в нос и побежала собираться. …В эту ночь даже трупы казались ей очень милыми и приветливыми, и выходить из привычного «холодного» состояния было совсем не трудно. Да что трупы, даже бывший, притопавший с какого-то перепугу в её любимую кафешку рядом с работой, не казался таким уж отвратительным. Особенно, когда следом за ней вошёл освободившийся Сай и, провожая её за столик, очень выразительно положил ей ладонь на пятую точку. А она в ответ улыбнулась. Хоть это было и похоже на сказку, жизнь начинала налаживаться. Акаши, как и она сама, ещё не верил, что всё могло сложиться так удачно. Где-то в глубине души жила уверенность в том, что ему не может так повезти. Но ведь сложилось?! И, сколько ни рассуждай на эту тему, способ был только один - привыкнуть. Время снова играло на них. Впрочем, Сакура знала, что долго ждать не придётся: к хорошему всегда привыкают быстро. И Акаши, в очередной раз увозящий её, полусонную, к себе домой, умостившийся под боком и уснувший без задних ног, был лучшим тому доказательством.