Картинки

В октябре, когда листья становятся желтыми, а трубы центрального отопления теплыми, я непременно заболеваю. Не знаю, почему предательский организм выбирает именно этот момент, чтобы сдаться банальной простуде, но в таком постоянстве есть свои плюсы: это ведь удобно - знать, когда заболеешь. Кроме того, если повезет, в следующий раз иммунитет даст брешь только в феврале. Я утешаюсь особенностями своего метаболизма и придумываю звучные термины, вроде "плановая перезагрузка иммунной системы". Он в шутку зовет меня чахоточной барышней и не на шутку пугается, когда вечером температура подскакивает под сорок. Он отбирает у меня плед и второе одеяло, дотрагивается до шеи холодными пальцами. Я пьяненько хихикаю и брыкаюсь. Озноб ушел, и под кожей все кипит и плавится. Воспаленными губами чувствую, какое горячее у меня сейчас дыхание. "Я дракон! - гордо заявляю я. Пламени, впрочем, не заметно, поэтому я решаю уточнить: - В воздухе, который я выдыхаю, взвесь гидратов метана! Одна искра - и бах!" Он качает головой. Такой серьезный, что даже обидно. "Давай поставим эксперимент", - пытаюсь раззадорить его я. Эксперимент - волшебное слово, способное вывести его из утреннего анабиоза и спровоцировать на самые идиотские поступки. "Давай собьем тебе температуру", - говорит он. Вот это уже точно не весело, хотя деваться особенно некуда. Пока он переворачивает вверх дном шкаф в поисках жаропонижающего - я до последнего надеюсь, что он ничего там не найдет, - пытаюсь сочинить эпос про армию экзогенных пирогенов, штурмующих мой гипоталамус. "Пой, богиня, про гнев Пирогена, микробова сына, гнев проклятый, страданий без счета принесший..." "Гипоталамусу" не ложится по длине, и я застреваю. Тем временем на свет извлекается омерзительная отрава, именуемая не иначе как "порошочком", в честь печально известного мор.утопического ноу-хау, лечившего и калечившего одновременно. Можно начинать ныть и упираться, но у него такой расстроенный и озабоченный вид, что я молчу и покорно даю напоить себя этой дрянью. Я не люблю панические атаки - а кто любит? - но, по крайней мере, я точно представляю, что это такое. Он - нет. Впервые задумываюсь, каково наблюдать это со стороны, не имея возможности помочь, успокоить, не понимая даже толком, что именно происходит с небезразличным тебе человеком. Мне становится совестно, что я всегда так вредничаю по этому поводу. Каких-то пять-десять минут. Мало приятного, конечно, но еще никто не умирал. "Я слишком много капризничаю?" - виновато спрашиваю я, пока он обстоятельно заматывает меня в одеяло и поправляет подушки. "Ты слишком много думаешь, - отвечает он и целует меня в макушку. - И слишком часто ломаешься". "Я компьютер! - радостно объявляю я. - С бракованным кулером. И без термопасты".