***
Я бежала по коридору, совершенно не глядя под ноги и не разбирая дороги. Я забыла о Мэг, с которой мы должны были встретиться, забыла о лекции, да о чем угодно, лишь бы выкинуть из головы случай в столовой. На моих глазах выступили слезы. Теперь я просто мечтала не пересекаться с Карлоттой! Мечтала! Разве что, это несбыточные мечты. Вдруг я почувствовала, что врезалась в кого-то с налету. Что-то громко упало на пол, послышался шелест листов. Затем несколько неразборчивых ругательств. — О, Господи, ну, что за люди?! — заговорил какой-то мужчина, и его голос показался мне подозрительно знакомым… — Вы что, юная леди, совсем вперёд себя не смотрите?! Юная леди, юная леди… Мистер Дестлер! — Мистер Дестлер, извините, пожалуйста, — промямлила я, наконец сфокусировав зрение. Почему-то на мистера Дестлера я боялась смотреть, так что взглянула на пол, устланный теперь какими-то документами. Среди белых листков лежала кожаная, чёрная, массивная папка, перевязанная красной лентой. Почему-то, она показалась мне интересной, и во мне пробудилось любопытство. Было такое предчувствие, будто в этой папке спрятано что-то необычное. — А, это Вы, мисс Даэ, — проговорил преподаватель, начиная проворно собирать листки. — Да, я, — я стала ему помогать, все-таки взглянув на него. Да, за эту неделю он абсолютно не изменился, разве что надел белую рубашку. Потом мистер Дестлер, в свою очередь, посмотрел на меня, и его лицо приняло совершенно другое выражение. Казалось, суровее быть невозможно. — Почему Вы плачете, юная леди? — в лоб спросил он, буравя меня взглядом зелёных глаз. Боже мой, какое странное ощущение! — Я н-не плачу, — выдавила я, но слезы, словно им дали команду, потекли по щекам. — Не лгите мне, пожалуйста, — сказал мистер Дестлер на удивление тихо и грустно, опять с огромной скоростью меняя настроение, — скажите, как есть. — Да, так, небольшое происшествие в столовой… — выкрутилась я, пытаясь дотянуться до листка, лежащего в углу узкого коридора. Преподаватель меня опередил, и наши ладони едва соприкоснулись друг с другом. Ничего себе, какие у него холодные руки! — Карлотта, верно? — выдал мужчина, шурша бумагами. — Вы не волнуйтесь, она бездарная пустомеля, и ничего Вам не сделает. Болтать всякую несусветную чушь мы все горазды, но через день все об этом забывают. Казалось бы, такие простые и незамысловатые слова, но они произвели на меня неописуемый эффект — на душе сразу стало тепло, и все обиды сами собой исчезли, как будто их и не было. Этот удивительный человек, мистер Дестлер, — такой грозный и добрый одновременно — сумел в одну секунду поднять мне настроение. Наверное, это какой-то знак… — Спасибо, — промямлила я, не зная, что ещё сказать. Слезы сразу сами собой высохли, и я даже улыбнулась. Он улыбнулся уголками губ в ответ. Как он, оказывается, по-доброму улыбается! Совсем не вяжется с его внешностью! — Не за что, — безразлично проговорил мистер Дестлер, собирая оставшиеся документы. Теперь на полу осталась только кожаная папка, которая показалась мне странной. Поэтому я молниеносно схватила её, чтобы хотя бы подглядеть, что там внутри. И с чего это я такая любопытная? Но, словно мне в подспорье, из папки, туго набитой пожелтевшей бумагой, выехал один листок, исписанный… Нотами? Немного корявым почерком на строчках были написаны музыкальные символы, тянувшиеся долгой вереницей. Я начала читать и обомлела: такого я никогда не видела за всю свою историю занятий музыкой! Музыка… Она уже зазвучала в моих ушах непередаваемыми переливами, я представила оркестр в опере. Это не Бах, не Моцарт, никто из классиков… В то же время это не современные мотивы. Тогда… — Мисс Даэ, не подадите мне папку, пожалуйста? — я услышала требовательный голос мистера Дестлера. — Ах, да, конечно, — я поняла, что размечталась, и протянула папку учителю. — Спасибо, — он рывком поднялся с колен, отряхнул брюки и стремительно зашагал в противоположном от меня направлении, а я так и осталась сидеть на корточках, думая о папке… Кто мог такое написать? Может быть современные композиторы? Тогда зачем это мистеру Дестлеру? Почему он так быстро потребовал папку обратно? Нет, это точно он написал! Это написал мистер Дестлер! Хотя…Часть 4
11 октября 2015 г. в 21:09
Довольно быстро прошла первая неделя в консерватории, за время которой, как ни странно, не произошло ничего особенного. Я познакомилась со всеми преподавателями, которые оказались довольно-таки приятными людьми, а так же с некоторыми наиболее понравившимися мне одногруппниками.
Уроков сольфеджио пока больше не было из-за внезапного ухода по неизвестным причинам одного преподавателя — мистера Лефевра — и замены расписания, и с мистером Дестлером я не пересекалась. Сольфеджио планировалось только завтра, то есть во вторник, а сегодня был вокал и несколько скучных лекций.
С Мэг в течение дня мы виделись только на оперной подготовке, где мы были в одной маленькой группе. Поскольку моя сестра уже успела много с кем подружиться, то на лекциях она сидела где-нибудь на верхних рядах, а я занимала своё неизменное место на первой скамье.
Рауль уже четыре раза сводил меня в то же самое кафе, подарил четыре разноцветных букета роз и в который раз пригласил на свидание. Это было очень приятно, конечно, но немного однообразно. Хотя самой большой проблемой оказалась разговорчивость моего старого друга: он мог без остановки говорить всё что угодно, совершенно не слыша голос собеседника, а потом ещё минут пятнадцать грустить о том, что его никто не слушает. Это было действительно очень странно, раньше я такого за ним не замечала… Хотя я надеялась на то, что в наш небольшой «юбилей», то есть на пятом свидании, произойдёт что-то более интересное, такое, что меня удивит. Эх, мечты.
Сейчас я направлялась в студенческую столовую, где должна была дождаться Мэг для того, чтобы вместе пообедать, а потом пойти на лекцию. Сам кафетерий представлял из себя ничто иное, как огромное светлое помещение со множеством столов и стульев и небольшим прилавком со всякой едой.
Вскоре я села за свободный круглый деревянный стол и подумала, что сегодня, возможно, неплохой день. Но не тут-то было…
— Кхм-кхм! — позади меня послышался театральный кашель, больше походивший на крик. Кажется я знаю, кто за моей спиной… — Вон отсюда, жаба! Освободи место Примадонне! — я попала в яблочко. Карлотта. Вот кого не хватало для полного счастья!
— Извините, но за Вами место не забронировано, — мне даже поворачиваться не хотелось: чтобы ещё из увидеть эти каменные от лака кудри? Фи!
— Ах, так, значит? — она взвизгнула ещё громче. Я все же обернулась и увидела точно такую же фифу, какой она была в первый день нашего знакомства, только в розовом платье. — Убальдо! Убальдо!
Из-за другого стола показался толстенький молодой человек — Убальдо Пьянджи — с которым мне тоже выпала «честь» познакомиться.
— Синьора, — тихо обратился он ко мне, почти касаясь своей жиденькой бороденкой моего уха, — Примадонна захотела сесть здесь, значит место надо освободить, — вкрадчиво пролепетал он, словно опасаясь чего-то.
— Ваша «Примадонна» пусть выбирает свободные места! — бросила я, не желая сдаваться.
— А наглая жаба пусть лучше не открывает свой противный рот! — выкрикнула что есть мочи Карлотта, так, чтобы все услышали. Я прикрыла рот рукой. Неужели все засмеются?
— Это точно! — подхватил кто-то сзади. Я оглянулась и увидела ту самую девушку, которая сидела рядом со мной на сольфеджио и обозвала меня мелкой. Вот до чего же мир тесен!
— Ха, это же мелкая! — отозвался парень рядом с ней. — Эй, как жизнь?
— Да, ты — та самая, которая защищала этого противного урода! Ну, что, как складываются отношения? Может он тебе за защиту платит?
Послышался смех. О, Господи, как я ненавижу такой смех! На словах «наглая жаба» я ещё чувствовала себя готовой дать отпор, но опять «мелкая», снова «противный урод»! Неужели они всё помнят?! Почему они смеются над людьми? Почему? Я сразу вспомнила лицо мистера Дестлера, когда над ним посмеялись. Наверное, сейчас я выгляжу так же…
В какой-то момент я почувствовала, что не могу уже стоять здесь и сдерживать слезы обиды, и побежала к выходу из столовой. «Эй, малышка, позвонить мамочке?», «Хочешь соску принесу?», «Плакса!» — слышалось отовсюду. Как же это неприятно, когда над тобой смеются! Просто ужасное чувство! Бедный мистер Дестлер… И почему я о нем все время думаю?