***
Аврор Поттер нарушил закон. Снова. Он вытащил волшебную палочку и, держась в тени (благо этого в неверном свете старорежимных лампочек хватало), прошептал нехитрую формулировку. Маглы двинулись вперед, не обращая внимания на то, что в группе стало двумя экскурсантами меньше. Впрочем, они и до того не отвлекались на него. Даже когда он извлек палочку. Так, может, кто и покосился, но тут же отвернулся — мало ли какие у человека странности. Вроде как и неприлично указывать на это, пока никому эта странность не мешает. Тем не менее, если кто-то донесет об этом случае… Или просмотрит воспоминания… Тогда даже при заступничестве Кингсли наказания не избежать. Младший Малфой защелкнул чеканную крышку часов и опять опустил их на манер маятника. Артефакт, качнувшись, отклонился влево — достаточно круто, чтобы оставить надежду на короткую дорогу. И все же в подземелье дело пошло бойчее. Пришлось, правда, пройти чуть назад по галерее, где их вел экскурсовод, и свернуть в один из служебных тоннелей. Они довольно скоро продвигались вперед, как вдруг на пути у них выросла стена. Мальчишка, вздрогнув, остановился. Помедлив, обернулся на аврора — уже без прежней уверенности. Теперь лицо Малфоя выражало полнейшую растерянность. Самое время бросить эту затею. Можно сказать: «Ты сделал, что мог» — или, что куда жестче, «Убедился наконец?». Они зашли так далеко — и все впустую. Гарри Поттер шагнул вперед, к этой стене. Голова нещадно трещала после всех этих бессонных ночей, метаний по Лондону и круговерти последних дней. А тут еще и влажность эта дурацкая, до того тяжко, что грудь щемит… Хочется упереться лбом в прохладный камень и закрыть глаза. Гарри так и делает — и едва не падает, провалившись сквозь иллюзорную преграду.***
Галереи, что скрывались за призрачной завесой, мало чем отличались от доступных туристам. Разве что с освещением становилось чем дальше, тем хуже (но какой волшебник не знает Люмоса!). По потолку все так же змеилась черная линия, а стены были все так же слоисто-полосаты. Правда, потом Скорпиус заметил у стены череп. Потом еще один. Так что он решил сосредоточить внимание на направлении, в котором его тянули зачарованные часы. Примерно час спустя они брели по галерее, чьи стены целиком состояли из черепов. Ряд за рядом, шаг за шагом. Известняка уже не было видно. Нет, Скорпиус и раньше видел человеческие черепа — точнее, один вполне конкретный череп, что стоял в шкафу у одного из друзей крестного. Тот череп был желтоватый, с коричневыми узорами швов между костями, с аккуратными черными цифрами, тоненько подписанными у каждого отверстия — друг крестного преподавал анатомию в колледже. Может быть, именно эти педантично расставленные цифры и обезличивали тот череп — по крайней мере, позволяли не думать, что он принадлежал когда-то кому-то живому. Кому-то такому же, как ты. У этих черепов никаких меток не было. И все они были разными: крупные массивные и изящные, поменьше; идеальных, будто скульптурных, пропорций и приплюснутые; совершенно целые и покрытые то тут, то там паутиной трещин… В свете заклинания провалы глазниц чернели особенно резко. Шли молча. В экскурсионную программу входило посещение оссуария, так что ряды скелетов не должны были стать неожиданностью. И, в самом деле, неудивительно, что кости оказались и в этих галереях: на кладбище Невинных, откуда переместили останки, было похоронено много больше, чем способны вместить пара километров официально доступных для осмотра галерей. Столько черепов… Скорпиус поднял глаза — и его замутило: верхний ряд образовывали беззубые, с двумя лобными костями черепа. Совсем крохотные. Тонкокостные. Он знал, что такие бывают у младенцев. Мистер Поттер чуть опустил палочку, и верхний ряд скрылся в густой тени. Становилось все холоднее. С той поры, как они вошли в скрытые галереи, ни один не произнес ни слова. Скорпиус мимоходом вспомнил, как читал, что, попав в темные, полные неизведанного пещеры, люди меняют свое поведение: одни громко смеются и всячески шумят, будто стараясь напугать скрывающееся во мраке неведомое — мол, нечего с нами связываться! — другие же крадутся без единого звука в надежде, что жуткое нечто их не заметит. Это в человеческой природе. И никак не связано с этими конкретными катакомбами. Ведь не связано же?!***
Гарри как будто снова оказался в Литтл-Хэнглтоне: темно, тихо, и помощи ждать неоткуда — кругом одни скелеты. Разве что в Литтл-Хэнглтоне скелеты эти не так мозолили глаза. Но не в скелетах дело. То, что роднило катакомбы с Литтл-Хэнглтоном, то, что пугало Гарри больше всего — так это гнетущее предчувствие катастрофы. Бывает, знаете, такое: все идет слишком гладко. После долгих попыток ты отыскиваешь-таки путь. После блужданий по лабиринту ты можешь, наконец, взять кубок… Собственно, после Турнира Трех Волшебников Гарри и перестал восхищаться лабиринтами. Катакомбы именно что лабиринтом и являлись. А скелеты повсюду — что же, они только лишний раз напоминали о бренности всего сущего. В том числе и его. А также мальчишки, который шел на шаг впереди, стиснув до побелевших пальцев свои часы. Они двигались в неизвестность, мрачную, сырую и опасную. Галерея становилась все шире. Кости, прежде просто вмурованные в стены, начали складываться в чудовищную мозаику. Вот похоронная процессия; вот склонившаяся над истлевшим телом безутешная дева; вот жестокая дуэль, и один воин пронзает другого мечом-позвоночником; вот всадник на собранном из сотен ребер коне. А поверху, заставляя кровь стынуть в жилах, пущен орнамент из детских черепов. Малфой пытается смотреть в одну точку, строго перед собой, но это мало помогает. Гарри заметил, как мальчик бросил неосторожный взгляд наверх — и побледнел еще больше, хотя, казалось, дальше некуда. Его лицо и без того выглядело не живее этих бесчисленных оскаленных черепов. Гарри чуть опустил палочку, и жуткие барельефы — по крайней мере, верхний их ряд — утонули во тьме. Не сказать только, что от этого на душе стало легче.***
Где-то впереди капала вода. Они продолжали погружение во мрак.