Мятежный Ферелден

Категория: гет, ангст Персонажи: оригинальные Рейтинг: R Цитата: «Говорят, что шевалье не ведом страх, а их преданность империи абсолютна. Наказание за бесчестие – смерть, которую шевалье должен приветствовать, если он или она подведет орден». Примечание: по мотивам фильма Григория Чухрая «Сорок первый» (1956) Если бы еще месяц назад кто-нибудь сказал ей, что она будет кормить с ложки орлейца — Мэгги плюнула бы мерзкому лгуну прямо в морду! А вот — поди ж ты — она уже вторую неделю нянчится с шевалье… Мэг вздохнула и облизнула натертый костяным скребком палец. Наверное, ей все же повезло. Она не утонула и не разбилась о камни, не простыла, проведя в ледяной воде почти три часа, и даже не потеряла ценного пленника. А когда выбралась на берег — избитая и полумертвая от усталости — не стала добычей волков и медведей. Но главной ее удачей стало обжитое зимовье долийских охотников, найденное в первый же вечер. И теперь она делит хижину со злейшим врагом… Мэгги бросила на Русселя косой взгляд, снова вздохнула, отложила свежую волчью шкуру, над выделкой которой трудилась с утра, и подкинула дров в очаг. А потом подошла, заново намочила тряпку на лбу — единственное лечение, которое она могла ему предложить — и поправила на мужчине вытертое меховое одеяло. Орлесианца снова знобило. Но, похоже, он все-таки раздумал помирать от горячки, которая изводила его все это время. Лучница поджала губы — какое все ж изнеженное создание! Жаль, что приказ капитана был так прям: во что бы то ни стало доставить пленного в ставку. Кабы не это распоряжение, она бросила бы шевалье еще в реке, когда бурлящая вода силилась вырвать тяжелое и неудобное тело из ее постепенно слабеющих рук. Ни одного мужика в своей жизни она не прижимала к себе так крепко, как этого высокомерного ублюдка! И даже с малолетками-братьями не возилась так подолгу. Мэг покраснела от разноголосых воспоминаний. Хорошо еще, что этот хлыщ почти не приходил в сознание — все спал или бредил, лопоча что-то на своем голубином языке. Иначе она нипочем бы не заставила себя прикоснуться к чужаку, и уж тем более переодевать его и мыть. Но ведь пришлось, тихо ругаясь и мешая в одну фразу: «Не смей помирать, сукин ты сын!» и: «Чтоб ты сдох, гадина орлейская!» А уж о том, как согревала его раскаленное, сотрясаемое непрекращающейся крупной дрожью тело своим, она не расскажет никому и ни за что… Она уснула тогда не сразу, крепко вцепившись в рукоять меча. И вовсе не потому, что страшилась нападения — он и глаза-то свои открытыми держать не мог! А от того, что искала в оружии уверенность и силу, которых не находила в своем сердце. — Вот же наказание! — сердито сказала девушка вслух. А потом не удержалась, отвела прядь пепельно-русых волос с его покрытого испариной лба и добавила грустно. — Эх, мать моя, и почему ты такой красивый?.. Мэгги отогнула край одеяла и поменяла повязку на бедре: рана все никак не хотела заживать: гноилась и мокла. Но красная, чуть твердоватая опухоль хотя бы не расползалась дальше, оставаясь размытым пятном с пол ее ладони размером. — Беда мне с тобой, — покачала головой лучница. — И помирать не спешишь, и выздоравливать не торопишься. Зимовать мне тут теперь, что ли? Она собрала бинты и только собралась идти на ручей их полоскать, как почувствовала спиной взгляд. Чутье охотницы редко ее обманывало. Мэг развернулась, и нож сам прыгнул ей в ладонь. Орлесианец лежал неподвижно, но девушка готова была поклясться, что он уже не спит. — Снова хитришь, лисячья морда? — низким угрожающим голосом спросила она. Бледные губы шевалье тронула улыбка, и он открыл глаза. — А вы, любезная барышня, опять видите меня насквозь? — голос его был слабым, но насмешливым. — И вижу насквозь, и проткну насквозь, ежели дурить будешь, — предупредила она. — У меня нет причин вам не верить. — Руссель попытался придать лицу высокомерное выражение, но результат оказался довольно жалким. — И что же вы планируете делать, если мое поведение не будет вызывать у вас нареканий? Его манера строить речь Мэгги не смутила — зря, что ли, она с Освальтом в одном отряде три года служила? — Как на ноги встанешь, в Гварен отведу. А там уж не моя печаль, что с тобой будет! — А до тех пор будете все так же трогательно обо мне заботиться? — в числе других полезных и не очень вещей, десятник научил лучницу распознавать сарказм, и она мгновенно вспыхнула от злости. — Ты давай, зубы-то мне тут не скаль! А то вмиг пары-тройки недосчитаешься! — Да, я заметил, что у вас превосходно получается бить беспомощных, — с подчеркнутой кротостью отозвался он. И прежде, чем она успела огрызнуться, прибавил: — Впрочем, заботиться о беспомощных у вас выходит не менее ловко. Благодарю. Мэг захлопнула рот, а потом буркнула: — Пожалуйста, — подхватила кожаное ведерко, бинты и выскочила из хижины, не забыв подпереть дверь. Пока дошла до ручья — успела испинать все подвернувшиеся под ногу корни и немного успокоиться. А когда вернулась обратно, надумала вести себя с ним с презрительным спокойствием, как и полагается охраннику. Но решимость мгновенно испарилась, едва она переступила порог — пленник, придерживаясь за стену, пытался хозяйничать в крохотной комнате, заглядывая в короба и шарясь по полкам! Мэгги яростно выругалась, поставила ведро, бросила мокрые бинты на колоду, служившую ей табуретом, и, на ходу отматывая веревку с пояса, подошла к нему. — А ну, повернись спиной! — приказала она. — Зачем же так грубо, монна? — примирительно спросил Руссель. — Я ведь не сделал ничего дурного. — Ага, всего лишь искал оружие, — презрительно фыркнула лучница. — Ну, почему же сразу оружие? — он мягко улыбнулся и пожал плечами. — Ну, не еду же! Потому как — вон котелок, на виду стоит! — Вообще-то, я рассчитывал найти свою одежду, — спокойно пояснил пленник. — Чувствую себя некомфортно, оставаясь практически неглиже. Девушка, прищурившись, посмотрела ему в глаза, пытаясь отгадать — брешет он или говорит правду? И тут же об этом пожалела: зеленые, как трава волноцвета, глаза опять отняли у нее и волю, и память. — Не шуткуй со мной, слышишь? — глухо сказала она. — Я ведь и вправду не посмотрю, что безоружный и хворый… — Постараюсь, — кивнул он смиренно. — Вы, как погляжу, девушка серьезная и юмора не одобряете… — Я не прочь пошутить с друзьями. А ты мне не друг, орлеец поганый, — отрезала Мэг. Она подошла к топчану, заменяющему кровать, откинула тощий матрац, сгребла вещи и кинула в пленника. — Одевайся. Ешь. А потом давай мне руки. Зря шевалье хорохорился, ох зря. Уже к вечеру у него снова поднялся жар, рана начала кровоточить сильнее, а опухоль расползлась на целый палец. Мэг была и рада, и не рада. С одной стороны — вот он, снова смирный и тихий, а с другой — кто бы знал, насколько он отбросил свое выздоровление? И вообще — как бы не помер… Ночью орлесианец снова принялся метаться и бредить. — Придурок несчастный! — бормотала Мэгги, раскраивая ножом волчью шкуру в неверном свете лучины. — И кто тебя вставать дергал, демоны тебя сожри? И вздрогнула, когда со стороны топчана раздалось слабое: — Вы правы, милая барышня… Донельзя неразумный поступок. — Что ли не спишь? — спросила девушка настороженно, откладывая нож и берясь за меч. Слабый смешок: — О, уверяю вас, эта предосторожность излишня. Мэг посмотрела на него с сомнением, а потом, сурово нахмурившись, подошла, сняла с его лба высохшую тряпицу, не глядя макнула в миску с водой и, слегка отжав, водрузила обратно. — Благодарю, — снова сказал он. — Что бы я без вас делал? — Ну, не знаю даже, — буркнула лучница. — Может, с дружками своими коффей распивал? — Ба! Да вы никак шутите? — и снова этот смех — тихий, но такой искренний. Девушка неуверенно улыбнулась в ответ, и тут же, спохватившись, приказала: — Дай-ка, ногу осмотрю! Руссель без споров подчинился. Мэгги размотала бинты и присвистнула: — Плохо дело, шевалье. Совсем загноилась. Чистить надобно… Он попытался привстать, но не хватило сил. — Могу лишь положиться на ваши умение и здравомыслие… Мэг вздохнула и, повесив над огнем котелок с водой, предупредила: — Будет больно… — Я рыцарь, монна, — пожал он плечами, как будто это все объясняло. Она зажгла еще с десяток лучин, воткнув их вокруг топчана, отыскала иглу и нитки и ошпарила их кипятком. Зачем это было нужно, она не знала, но видела — так делал Освальт. А потом прокалила над огнем нож и повернулась к Русселю: — Ну, держись, рыцарь… Нежничать не буду. Нож вспорол кожу, открывая выход загнившей ткани. Лучница безжалостно выскребала мясо, пока не убедилась, что вычистила от гноя все без остатка. Орлессианец переносил пытку стойко. И лишь когда Мэг наложила на рану последний стежок, позволил себе судорожно выдохнуть сквозь зубы. Девушка намотала новую чистую повязку и сказала: — А теперь молись… — Надеюсь, Создатель не обидится, если я просто посплю, — вымучено улыбнулся он. — Тоже недурственная мысль, — одобрила лучница, вытирая окровавленные руки. Вскоре стало понятно, что мужчина медленно, но верно, двинулся на поправку — жар, как и опухоль, пошли на спад, а с лица пропала пугающая восковая бледность. Их отношения с той ночи тоже стали более здоровыми — орлесианец перестал испытывать на прочность ее нервы, а Мэг — чуть что, хвататься за оружие. Ежедневно видя друг друга в замкнутом помещении, они учились сначала терпеть, а потом — доверять. Однажды Мэгги дала Русселю свой нож и попросила нарезать мясо, пока она ходит за водой. Шевалье принял рукоятку, не моргнув глазом, и продемонстрировал, что умеет кухарить не хуже нее самой. Так прошел месяц. Он называл ее монна, а она его — рыцарь. Она ходила на охоту и за дровами, он помогал ей с разделкой туш и ужином. Она учила, как ловчее расставить силки или на какую приманку лучше всего клюет в дни первопада. Он пересказывал орлейские приключенческие книги, которых прочитал великое множество. И как-то вечером, сидя на топчане рядом с Русселем и уплетая запеченную им рыбу, Мэг вдруг поняла, что ненавидимый враг куда-то пропал. Вместо него, близко настолько, что ощущалось тепло кожи, находился человек, с которым ей было интересно. Мужчина, случайные прикосновения которого действовали на нее, как выпитый залпом стакан крепчайшего самогона — пол норовил уползти из-под ног, в голове шумело, а мысли разбегались стайкой испуганных лесных птичек. Эта мысль настолько напугала девушку, что она, подхватив остатки еды, засобиралась наружу — проветрить голову. — Что такое, монна? — забеспокоился шевалье. — Неужели не пропеклось? — Нет, все вкусно! Я тут вспомнила кое-то… Она взяла самодельное копье и нож и отправилась проверять дальние силки: в последнее время все ближе раздавался волчий вой — небольшая стая, откочевавшая было от неприятной соседки, снова вернулась. Да только ее голова была забита совсем не охотой, а лес, как известно, не прощает невнимательности. Хрустнула ветка, нога поехала по сырой от недавнего дождя траве, и Мэг кубарем скатилась, как ей показалось, в овраг, и со всего размаха приложилась обо что-то твердое головой. Свет померк. Когда она открыла глаза, сперва испугалась, что ослепла. И лишь потом поняла, что это просто ночная тьма. Лучница огляделась и сдавлено ойкнула — кажется, ее угораздило провалиться в какое-то древнее подземелье. Давний оползень расколол каменный свод, обнажив метровую щель в потолке. Сквозь нее виднелся кусок звездного неба, но чтобы дотянуться до верха, требовались две таких Мэг. — Ну, шею не свернула, ничего вроде не сломала… Что-нибудь придумаю… — успокоила она себя. Голос прозвучал глухо и дико. Лучница попыталась обойти помещение, стараясь не выпускать из вида разлом, но быстро поняла, что рискует провалиться еще глубже или сломать себе ногу — неровный пол пересекали трещины и россыпи камней. Она вернулась к месту падения, села на пол, а потом и вовсе прилегла — утро вечера мудренее. Спала Мэг долго и беспокойно. Разбудил ее холод. Попрыгав немного для согрева, она доела рыбу и отправилась изучать место, в которое угодила. Все, что ей удалось понять — место было очень и очень старым, древнее тевинтерских развалин, на которые она успела наглядеться в окрестностях Лотеринга. Обойдя подземный зал, она, наконец, нашла ведущий куда-то проход, и, пожав плечами, двинулась по темному коридору, касаясь рукой шершавой стены и непрерывно прислушиваясь. Мэгги решила, что будет считать шаги и повернет обратно на сотне. Однако зловещий шорох из темноты послышался раньше, гораздо раньше. Лучница замерла: это шебаршение и тихий свист никогда ей не встречались. По спине, несмотря на промозглый холод, пополз липкий пот. Мэг сделала шаг назад, потом еще и еще, и вот она уже несется назад, к тусклому свету, охваченная паникой перед темнотой и неизвестностью. Выбежав в зал, она остановилась, и это было ошибкой, потому что шорох из тьмы коридора приближался гораздо быстрее, чем она была способна себе представить. Девушка все отступала и отступала, выставив перед собой копье, пока на свет не выскочил источник шороха — гигантский паук, покрытый отвратительными редкими щетинками. Чудовище щелкнуло жвалами, и Мэг закричала. Но когда обитатель подземелья атаковал, к ней вернулось хладнокровие: это был бой, а она считала себя солдатом. И пусть с луком она чувствовала бы себя гораздо увереннее, копье в руках тоже добавляло твердости. Ложный выпад, потом уворот — девушка чудом проскочила под взметнувшейся лапой, вонзила копье в брюхо паука, и все же получила скользящий удар по спине. Покатилась кубарем, пружинисто вскочила — и поняла, что безоружна. Нож выпал из петли при падении, а копье осталось торчать в панцире твари. — Ах, твою же ж мать! — выругалась она сердито, быстро огляделась, и, не придумав иного плана, бросилась к куче камней, схватила первый попавшийся и метнула в паука. Чудовище снова зашипело и устремилось к ней, волоча по полу копье. Мэг, кинулась ему наперерез, собираясь вытащить оружие, как существо издало скрежещущий визг и отвернулось от нее в другую сторону. Она позволила себе оглянуться только тогда, когда древко вновь оказалось у нее в руках. Разумеется, это был Руссель. Вооруженный ее коротким мечом, в его руке казавшимся почти кинжалом, он не выглядел сколько-нибудь опасным противником. А потом Мэг поняла, что ошиблась. Он шел, припадая на раненную ногу, но лезвие плясало в его руках, как сияющая бабочка. Паук казался завороженным мельканием и блеском и медлил с нападением. Девушка сделала несколько осторожных шагов ему навстречу, и атаковала одновременно с шевалье, метя в подбрюшье твари, как если бы охотилась на кабана. На смену страху пришел азарт. Она думала лишь об уязвимых местах хищника и пыталась предугадать его движения. Шаг, выпад, удар, уворот — наверное, со стороны это было похоже на какой-то сложный танец, который полагается исполнять втроем. Тварь ревела уже непрерывно, а потом, не выдержала, развернулась и сбежала обратно в темноту коридора… — Вот так встреча! — насмешливо воскликнул орлесианец и приветственно отсалютовал ей мечом. Не помня себя от радости, Мэг кинулась ему на шею, и опомнилась лишь тогда, когда его руки осторожно легли ей на плечи. — Ты так вовремя! — она улыбнулась ему смущенно и слегка испуганно. Он провел ладонью по слипшемуся от крови меху ее куртки и встревоженно спросил: — Ты ранена? — Ерунда, царапина, — мотнула она головой и неохотно отстранилась. Однако мужчина не спешил ее выпускать. — Кажется, ты лукавишь… монна. Девушка, по-прежнему упираясь в его плечи, медленно сказала: — Меня зовут Мэг, рыцарь. — А меня — Луи, — усмехнулся он и в то же мгновение поцеловал ее — жадно, требовательно, испытующе. Она замерла, а потом послала к демонам все на свете, и ответила — с приглушенным стоном, как от сладкой муки, зарываясь пальцами в его пепельные волосы, вжимаясь в него телом, только что чудом избежавшим смерти… Холод, война, сомнения — все вдруг стало совершенно неважным, когда его шершавая от мозолей ладонь огладила ее по спине и скользнула под куртку, совершая медленное и сводящее с ума путешествие по ее коже. Сердце кувыркнулось в груди, затрепыхалось дробно и загнанно, дыхание зачастило, сбившись с ритма, а перед глазами поплыли разноцветные пятна. Ненасытный голод окончательно затуманил ей голову. Она прикусила губу мужчины, а руки сами скользнули к застежкам на его куртке. Мэг не боялась показаться бесстыдной. В этот момент она вообще ничего не боялась. Мир сузился до ласковых и настойчивых рук, впавших в безумие губ и пожирающего естество жара. Нетерпеливо сорванная одежда летела на пол неряшливой кучей, а потом ее смяла тяжесть двух обретших друг друга тел, желающих брать и отдавать, здесь и сейчас, отныне и навсегда. И своды зала, привыкшего за долгие тысячи лет к тишине, расцветила музыка утоляемой страсти… Много позже они вернулись в хижину, но по-прежнему оставались в собственном мире, наполненном друг другом. День шел за днем, но сладостное сумасшествие не отпускало. Казалось, так будет всегда… И лишь выпавший снег вернул их из сияющих кущей на грешную землю. — Нельзя нам здесь больше оставаться, — озабоченно сказала Мэг, глядя на запорошенные снегом тропинки. — Надо назад, к людям… — К людям, — печально повторил Луи. — К каким, Мэг? И девушка, наконец, проснулась, оглянулась на него со страхом. — Ты же пойдешь со мной, правда? Расскажешь нашим про клад этот, попросишься в армию к Мэрику — они тебя возьмут, я знаю! Шевалье отпустил голову. — Нет, Мэг. Я не смогу. Я рыцарь и орлесианец, а это — навсегда… Идем со мной! Я увезу тебя в Серо, там никто не спрашивает о прошлом! Я куплю нам дом на опушке леса, и, если ты захочешь — дам тебе свою фамилию… Глаза лучницы потемнели. — Нет! Моя родина здесь! И я еще не закончила тут дела! Кое за кем должок, и я клялась, что он его заплатит! — Мэг… Подумай, прошу. Тебе не обязательно это делать… — А тебе?! — спросила она с яростью, удивившей ее саму. — Ты будешь не ты, если пойдешь со мной. И я буду не я, если пойду с тобой! Она вырвала руку из его ладони и прикусила ее зубами, справляясь с подступившими рыданиями. — Так может, останемся здесь? — невесело спросил Луи. — Хочешь замерзнуть насмерть или умереть от голода? — Зато, держась за руки… — Шутка получилась совсем несмешной. В конце концов, они решили не думать о будущем и положиться на судьбу… Сборы не заняли много времени, и уже на следующие сутки они вышли на тропку, которая, как утверждала Мэг, должна была вывести их в сторону тракта. И чем дальше они уходили от зимовья, заменившего им целый мир, тем более молчаливыми и замкнутыми становились. Лишь в самодельной палатке, зияющей прорехами, счастье принимало их в свои объятия обратно. Но от этого просыпаться и продолжать путь было лишь больнее… Когда они достигли тракта, Луи порывисто прижал ее к себе. — Paiement pour le bonheur, — прошептал он. — Что-что? — переспросила Мэг. — У нас есть такая поговорка: «Расплата за счастье». Чем сильнее было твое счастье, тем тяжелее будет за него расплата… — Страшно… — всхлипнула она, утыкаясь лицом ему в грудь. Мужчина ласково провел рукой по ее щеке и поцеловал в лоб. А потом они оба насторожились. Где-то вдалеке послышался стук многочисленных копыт. — Разъезд, — еле слышно выдохнула Мэгги. Они стояли, обнявшись, посреди дороги и неотрывно смотрели друг другу в глаза, задавая безмолвный вопрос: «Кто?» А их руки медленно тянулись к оружию…