Корона Севера

1 — Белерианд по-прежнему разрушается, Властелин. Мелькор кивнул. Уже понятно было, что одновременно со своей Темой он связал с миром мелодии эльфийских городов. Аманскую Музыку, которая будет разъедать Эндорэ, словно ржавчина, если ее не убрать. — Пятьдесят лет, — предупредил Саурон. — Самое большее — семьдесят. И Белерианд уйдет под воду. — Шестьдесят восемь, — уточнил Восставший. — Если не трогать нолдор. Триста двадцать семь, если уничтожить их города: срок достаточный, чтобы укрепить наши земли и остановить распад. Но окончательное поражение нолдор может спровоцировать Аман на нападение. А тогда погибнет не только Белерианд — все Эндорэ. В лучшем случае останется несколько островков. — Ты сам говорил: Владыки Запада не рискнут применить силу Стихий в землях, где живут Воплощенные, — напомнил Саурон. — Достаточно их присутствия в Эндорэ, чтобы усилить Диссонанс. Даже если явятся только майар. — Что же нам остается? — нахмурился Первый Помощник. — Пойти на Аман самим? — Они нам не по зубам. — Даже с новым оружием? — Его слишком мало. Сыновья Феанора создали что-то похожее. По крайней мере, они так считают. Но у нас пока нет сделанных ими образцов. И в любом случае, нолдор на эту работу требуется время, которое мы не можем им дать. — Придется потрудиться самим, — пожал плечами Саурон. — Ты уже пробовал, — заметил Мелькор. «Но ты не Феанор», — он не сказал этого вслух, но майа догадался. — Твой нолдо выполнил свою задачу, — хмыкнул Первый Помощник. — Он больше не нужен. Мы просто используем Венец. — Используем, — согласился Вала. — Но не просто. Саурон поднял брови. — Я еще не закончил исследовать его, — пояснил Мелькор. И невольно улыбнулся, несмотря на сложность положения. Исследовать собственное творение, пусть даже совместное с кем-то, доводилось немногим из Поющих. Впрочем, у Восставшего большинство мелодий получались с сюрпризами. И в этом была их главная прелесть. — Сколько времени тебе понадобится, Властелин? — Саурон был предельно серьезен. В отличие от Мелькора, он не любил неожиданностей. — Белерианд не успеет утонуть, — отрезал Восставший. — Нолдор скоро выступят. — И это станет частью моего эксперимента. — Как действует твой Венец? — не выдержал майа. — Похоже, он изменяет вероятность событий, Саурон. Нолдор помогут это проверить. — А ты поможешь им создать достаточно мощное оружие против Амана, — одобрительно ухмыльнулся Первый Помощник. — Да. Только сперва нам все же придется их потеснить, пока вред от их городов не превысил пользу от их изобретений. — Орков стоит поберечь, Властелин, — посоветовал Саурон. — То есть? — удивился Вала. — Не отправлять в бой? — Не губить понапрасну. Мелькор поморщился. Майа прекрасно знал, что для этого «понапрасну» были веские причины, но ворошить прошлое Восставшему не хотелось. — Обстоятельства изменились, — холодно сказал Вала. — Нам нужна сильная армия, способная сдержать натиск Амана, когда потребуется. Война с нолдор послужит ей неплохой тренировкой. Но лишних потерь действительно не нужно. 2 — Расскажи мне о Хифлуме, Алканармо, — попросил Тургон. Без особой охоты. Словно не слишком интересовался делами брата. Впрочем, если бы интересовался, заговорил бы об этом гораздо раньше, а не теперь, когда я живу в Гондолине без малого год. Почему вообще заговорил? Что изменилось? — Город Фингона красив? — уточнил Тургон. Камни в его венце мягко поблескивали. Со вкусом подобранные, искусно выделанные камни. Давно я не видел таких. С тех пор, как бежал из Ангбанда. Тебя действительно заботит красота Хифлума, король? Чего ты опасаешься? Что тамошние мастера превзойдут твоих? Или что я некстати заговорю о войне? О потерях. О женщинах с потухшим взором, потерявших мужей, сыновей, братьев. О тварях, рыскающих на границах наших земель. О призраках в Дортонионе. — Ему не сравниться с Гондолином, король, — сдержанно ответил я. — Хифлум — крепость. Его задача — отражать атаки Врага, а не услаждать взор. Там слишком много домов, чьи создатели и хозяева пали в войне. А жители предпочитают совершенствоваться в изготовлении оружия и доспехов, а не украшений. Изящная девушка, сидевшая рядом с Тургоном, сдвинула брови и укоризненно посмотрела на меня. Идриль? Да… в последний раз я видел ее ребенком. Бледной измученной девочкой, которую отец на руках пронес через Лед. — Мой город хорошо укреплен, — взгляд Тургона стал тяжелым. — Красота не всегда беззащитна, Алканармо. Но сила не должна быть уродлива. Как же ты боишься, король! Безумно боишься — не за себя, разумеется. За эту вот девочку, которая так похожа на свою погибшую в Хэлкараксэ мать. Ты ведь даже проститься не смог тогда с Эленвэ: мы должны были двигаться. Все время двигаться, иначе начинало клонить в сон. Неодолимый. Смертельный. А потом ты раз за разом проходил мимо. Мимо Эленвэ, мимо других умерших. Твой Гондолин действительно совершенство. Совершенное воплощение тоски — по потерянной любимой, по утраченному дому. Воплощение горя. Ты думаешь, что воссоздал частицу Амана, но на самом деле ты воссоздал Лед. Ты заточен в нем, ты вмерз в него — и не можешь выбраться. Не хочешь. Но ведь это не поможет тебе вернуть Эленвэ, Тургон. 3 – Пос-смотри на меня, — шипело пламя. Его языки змеились по камням, подползая все ближе к моим ногам. Я рванул ворот, так что затрещала ткань рубахи, торопливо зашарил пальцами, нащупывая оберег, висевший на шее… и ничего не нашел. Это было страшнее, чем тянущиеся ко мне ржаво-багровые щупальца, от которых почему-то тянуло не жаром, а липким холодом. Пустота — словно я остался один в мире, словно и мира-то больше не было. — Властелин! Я хотел позвать его вслух, но губы слиплись и горло пересохло. И все-таки стало немного легче. Это всегда помогало, с детства: если тебе страшно или вообще плохо, подумай о Мелхгуре, и он пошлет тебе сил, защитит, поддержит. – С-стань с-со мной одним, — одна из змей дотянулась до меня, обхватила лодыжку. — Нет, — всхлипнул я. Хотя почти никогда в жизни не плакал. Только когда умерла мама. – Ты мо-ой, — удовлетворенно прогудел огонь. Языки его обвились вокруг моих коленей, поползли выше, сдавили грудь, мешая дышать. Они не обжигали — просто я перестал чувствовать свое тело. — Властелин… — снова безнадежно позвал я. Рыжее щупальце захлестнуло горло. — Я здесь, Ульт! Уверенный и спокойный голос. Незнакомый. Огонь яростно зашипел, плюясь искрами. Я почувствовал, что снова могу двигаться, и рванулся, освобождаясь от его хватки. — Действительно, скверный сон, — сказал мой спаситель. — Но больше ты его не увидишь. Пламя померкло — и внезапно осыпалось вниз тусклыми искрами. Я поежился: от прикосновений злого духа до сих пор было зябко. — Сейчас пройдет, — теплая ладонь легла мне на плечо. — Властелин Мелхгур… Я не сомневался, что это он, хотя венчающие голову звезды были не его знаком — его сына. Облик не так уж важен, а Мелхгур может присниться каким угодно. Все равно никто из нас, рожденных в Ангбанде, не обознался бы. — Ты услышал меня? — ошеломленно спросил я. — Да. Ты умеешь звать. От его взгляда мне стало не по себе: слишком внимательный, словно тебя наизнанку вывернуть хотят. Даже в животе заныло. — Все умеют, — растерянно пробормотал я и, не сдержавшись, поморщился. Незримая хватка тут же исчезла. — Не все. Мелхгур смотрел с явным одобрением, и я отважился. — Мне нужен меч, Властелин, — я расправил плечи, чтобы казаться выше и хоть самую малость старше. — Не могу же я звать тебя всякий раз, когда эта… эта штука на меня вылезет. Мелхгур засмеялся: — Он больше тебя не тронет, Ульт. — Но я тоже могу сражаться! — выпалил я прежде, чем успел прикусить язык. Ну, все! Если Властелин расскажет отцу, тот с меня шкуру спустит за спор с Великим! — Не расскажу, — усмехнулся Мелхгур, угадав мои мысли. — И сражаться ты, несомненно, будешь. Только вот меч таким, как ты, без надобности. 4 — Ульт? — Старн поднялся и подошел к ученику. Свечу зажигать не стал: светало. Ульт спал беспокойно, метался и бормотал что-то. Старн потряс его за плечо. Мальчишка рывком сел, распахнул невидящие глаза — и рухнул обратно на ложе. Черные вьющиеся волосы слиплись от пота. — Ульт! — Старн тряхнул его снова, сильнее. Если и теперь не проснется, придется войти в его сон. Это было небезопасно для Ульта: кое-кто после такого память терял, всему заново учить приходилось, словно дитя малое. Но оставлять неопытного мальчишку наедине со злыми духами — еще хуже. Захватят его, подчинят себе — всему племени беда будет. Если не убить сразу. Старн еще раз вгляделся в лицо спящего. Отошел — раздуть огонь в очаге. И приготовил нож. На всякий случай. Потомки Рейлин видели дурные сны очень редко: Властелин Мелхгур оградил своих людей от этой напасти. Кроме тех, кому дано было больше прочих. Развить дар невозможно, не открывшись миру. А начинающий колдун беззащитен. И чем талантливее он, тем больше привлекает злых духов. Пока не научится давать им отпор — если выживет. Старн когда-то сумел. Двое его товарищей, с которыми начинали вместе, нет. — Нас… Наставник… Ульт все-таки пробудился. Приподнялся на локте, трясясь, словно в лихорадке. Колдун приблизился к нему, внимательно вглядываясь в глаза и держа за спиной руку с заговоренным ножом. Простое железо против одержимого злым духом не поможет. Но взгляд у мальчишки был осмысленный. Живой. — Пей! — Старн сунул ученику бурдюк. И пока тот с жадностью глотал терпкое вино, настоянное на травах, успел спрятать нож. Незачем парню его видеть. — Наставник, — Ульт оторвался от бурдюка и неожиданно улыбнулся. — Я Властелина видел. Он велел передать послание вождю. 5 Великолепный мальчишка! Я даже подумывал забрать его в Ангбанд — проверить, как он управится с Венцом, но все-таки отказался от этой затеи. Парень старался бы мне угодить, как все в его племени. И, разумеется, ничего бы у него не вышло — как у Мори с тем орком. Если у Воплощенного нет личного интереса, такого острого, чтобы ни о чем больше не думать, он не сумеет изменить ход событий. И ни талант не поможет, ни Венец. Нет, мне нужен враг. Человек, который действовал бы не по моей указке (и с уверенностью в моей поддержке), а вопреки мне. И при этом достаточно одаренный, чтобы справиться с задачей. Лучше всего — мой потомок. Кстати, среди людей, что переметнулись к нолдор, таких едва ли не больше, чем в племенах, верных мне. Тем хуже для старших Детей: бунтарям не очень-то важно, против чьей власти выступать — главное, чтобы она была. За Ультом я все же решил приглядывать: люди, способные мысленно дозваться меня, рождались всего четырежды с тех пор, как их народ пришел в мир. Если, конечно, это мальчишка меня нашел, а не я его. Венец вполне мог выполнить мое подспудное желание отыскать человека, способного с ним работать. Впрочем, пока Ульт был гораздо полезнее для связи с племенем Рейлин. Крылатых посланцев нолдор вполне могли заметить. А вот подсмотреть чужие сны — это нет. 6 — Нашли что-нибудь? — Нет, Маэдрос, — Келегорм развел руками. — По-прежнему ничего. — Вернее — только обычная сталь, — уточнил за него я. — И только эльфийская, — брат придвинулся ближе к камину и протянул руки к огню. — Гномье оружие и даже… хм… людское орки забрали. А к нашему, похоже, прикоснуться боятся. Да, боятся. И поэтому в местах былых сражений, занятых сейчас Морготом, остались наконечники стрел, кинжалы, мечи. Все, кроме сделанных из сплава, созданного отцом. Мы так и не дали ему названия: это право мастера. Пусть даже тот мертв. — Орки или гномы? — спросил я скорее сам себя. Келегорм удивленно повернулся ко мне: — Вряд ли гномы. Говорят, они полагаются лишь на то оружие, что изготовили сами. Да и не в их обычае обирать павших, Маэдрос. — Обычаи иногда меняются, — хмыкнул я. — Особенно у тех, кто много торгует. — Ты про камни, которые Карантир видел у Азагхала? Но это ведь не оружие. По крайней мере, с точки зрения гномов. — У народа Ауле чутье на металлы, — заметил я. — Не слыша мелодии, ты все равно не отличишь сплав Феанора от простой стали. Не слыша мелодии… Вот в чем дело! — Это не орки, Келегорм, — сказал я, мрачнея от внезапной догадки. — Это могут быть только майар. Подручные Моргота, действующие по его приказу. — Если и так, думаешь, они сумеют повторить сплав? Или использовать против нас? — Не знаю. Но лучше не проверять. 7 — Нолдор стягивают войска, Властелин. — Рановато, — Мелькор недовольно покачал головой. — Я рассчитывал, что они еще пару лет поработают. — Остановить их? — деловито предложил Первый Помощник. — Н-нет, — задумчиво протянул Вала. — Пожалуй, не нужно. Посмотрим, на что годны их творения. А потом пусть нолдорские умельцы трудятся дальше. Кстати, проследи, чтобы все сыновья Феанора остались целы. — Зачем нам все, Властелин? — удивился майа. — Мастера там только Карантир с Куруфином, прочие бесполезны. — Вот я и не хочу, чтобы Карантир с Куруфином потеряли голову и бросились мстить за братьев, — нахмурился Мелькор. — Они нужны мне в здравом уме. — Я позабочусь, чтобы все семеро уцелели, — без особой охоты пообещал Саурон. — Но здравый ум обеспечить им не могу. — Я удержу Маэдроса с братьями от поспешных решений, — Восставший улыбнулся. — А ты прикажи оркам не убивать их ни при каких обстоятельствах. — Как поступим с нолдорскими городами? — Первый Помощник брезгливо поморщился. — Уберем, но очень аккуратно. По одному. От поспешности тут может быть больше вреда, чем от аманских мелодий. — Но затягивать тоже нельзя, — встревожился майа. — Чем дольше мы ждем, тем сильнее повреждения. — Начнем с Хифлума, — решил Мелькор. — Как только восстановим нашу Музыку там, займемся Гондолином. Или Нарготрондом. 8 — Гаурт, передай сотникам: в бой пойдете в черных доспехах. Да, в парадных. Но шлемы не чистить. Морда болдога вытянулась. — Повелитель Саурон, шлемы… они того… грязные. — Не чистить! — рявкнул я. — Наоборот — над огнем закоптить, чтобы тоже черные были. — Чтобы, стало быть, не блестели? — сообразил Гаурт. — Именно. И оружие не вынимать, пока вплотную к квынам не подойдете. Болдог кивнул, щуря золотистые, как у волка, глаза. — Повелитель Саурон. — Да? — Нас пыль выдаст. Разведчики могут красться, армия – нет. — Пыль дождем прибьет. И ветер будет от квынов к вам. Идти будете и днем, и ночью. Тучи вас защитят от солнца. — Морды бы еще вымазать, Повелитель. — предложил Гаурт. — Сажей. — Дождь, — напомнил я. — А впрочем, будет вам краска, такая, чтоб от холодной воды не сходила. – Аратаназ! Я едва не вздрогнул от этого мысленного зова. Будто он мог что-нибудь значить! — И чтобы молча шли! — приказал я, пряча за внешней суровостью неуместную растерянность. Хорошо, что Воплощенных легко обмануть! — Да, Повелитель! — вытянулся Гаурт. — Кто на марше хоть звук издаст, хоть чем привлечет внимание квынов — лично волкам скормлю. Все, ступай. – Да, Мелиан? — я ответил не сразу, хотя дверь за болдогом давно закрылась. – Пощади мою дочь. Начинается! Оторвать меня от дела ради нелепой просьбы! – Зачем она мне? — раздраженно спросил я. – Ты ведь не собираешься мстить ей? Мстить? Полукровке? Ну, и фантазии! Вот для изучения девчонка бы пригодилась. Но не после того, как она побывала в Мандосе. Кто знает, что с ней там сделали? Чистоты эксперимента не будет, а вот вред вполне возможен. С Владык Запада станется использовать дочь Мелиан как соглядатая. Или как приманку. – Аратаназ? — Нет, не собираюсь, — отрезал я. Что за глупость! Годами мечтать о разговоре, пытаясь скрыть это даже от себя. Гнать ненужные мысли, с головой уходя в работу. А когда несбыточное вдруг происходит на самом деле, не чувствуешь ничего, кроме досады. – Аратаназ, Сильмарилл не у нее. — Знаю, он в Дориате. — Ты нападешь? — робко спросила она после паузы. Да, Мелиан, я напал бы, если бы это могло что-то изменить! Если бы достаточно было забрать тебя в Ангбанд… и не отпускать потом ни на шаг. Да толку-то! – Не нападу, — холодно пообещал я. — Твой Дориат нам ничем не мешает. Просто сидите тихо, и вас не тронут. — Аратаназ… — Я занят, Мелиан! — оборвал я ее, чувствуя, что еще чуть-чуть — и потеряю контроль над собой. А что тогда? Снова убеждать ее, уговаривать, на что-то надеяться? Нет смысла! Все давно сказано — и ею, и мной. Я немного промедлил и потому еще уловил еле слышное: – Спасибо. Я закрылся от мысленной речи. Посидел немного, сжав зубы и пристально глядя на струйку песка в часах — пока стекло не начало плавиться. Так, все! Надо заняться краской. Не сходящей от дождевой воды и безвредной для орков. Время не ждет. 9 — Ты хороший мастер, Алканармо. Я редко признавал такое и еще реже говорил об этом вслух. Но гость был действительно искусен. Мало кто в Гондолине мог сравниться с ним. Трое или четверо мастеров. Не считая меня самого, разумеется. Алканармо слегка наклонил голову — то ли из вежливости, то ли в знак согласия. Вот же! Чем тоньше нолдо чувствует красоту, чем лучше умеет воплощать ее, тем строптивее у него нрав! — Где ты учился? — В Ангбанде. — Где?! — рука сама потянулась к эфесу меча…, но пальцы нащупали только узорчатый пояс. Сколько лет я уже не носил оружия —, а привычка осталась. — Я был в плену, король, — спокойно пояснил Алканармо, но взгляд голубых глаз стал колючим. — И бежал. Фингону следовало предупредить меня! — Как ты бежал? — сурово спросил я. – Нет, не рассказывай — покажи. Все! Это было рискованно. Кто знает, что с ним сделали в Ангбанде? Может быть, передо мной стоял не нолдо, а Вражья тварь, схожая с нами обликом. Его следовало убить — немедленно, не вступая в разговоры. И уничтожить его творения: каждое из них могло нести зло. Но убить такого мастера! Будь я воином, как Фингон, я бы не колебался, наверное. Но я — творец. И я не мог. По крайней мере, не мог сделать это, не разобравшись. Он действительно показал все. Начиная от пути через Лед и первых боев с Морготом. Я не стал его останавливать, хотя избегал вспоминать об этом. Алканармо показывал, как был схвачен орками и как жил в Ангбанде, и я чувствовал, что он искренен. Можно солгать словом, но при мысленной речи каждый открыт. — Как Моргот позволил вам бежать? — Похоже, он был занят чем-то, — мастер пожал крепкими плечами. — В Ангбанде все рушилось. — Те камни, что ты тогда создавал… злые камни. Ты мог бы снова делать такие? — Мог бы. Но не стану, — твердо ответил Алканармо. — Их не должны касаться руки эльдар: это небезопасно. Да и бессмысленно. Не оркам же их подбрасывать. А вот Гондолин… — Что Гондолин? — нахмурился я. — Он вроде моих камней, король. Для Моргота. Красота, ставшая оружием. Смертельно опасная. Он помолчал и добавил очень тихо. — Враг будет стремиться уничтожить Гондолин, король. — Он не найдет его. Город надежно укрыт в долине. Никто не покидает его, а значит, никто не сможет выдать. — Если бы в твои владения забрела Вражья тварь, ты почувствовал бы это, король? — Разумеется, — я невольно поморщился, представив себе подобное. — Любой из нас уловил бы сбой в мелодии. — Да. Но ведь и Моргот слышит чужую Музыку. Каким бы чудовищем он ни был, он все-таки Вала. — Если враги придут, у меня найдется, чем встретить их, — прищурился я. — Не «если», король. «Когда». Гондолин способен отразить нападение, но совершенство города будет нарушено. — И что же ты предлагаешь? — Не ждать, пока враги явятся сюда. Опередить их. Сразиться на их земле. 10 Небо над Тангородримом было затянуто черными тучами. Или дымом? Не разобрать, как ни напрягай зрение. Слишком далеко от Эред Вэтрин до Ангбанда. Посмотреть бы в палантир! Впрочем, даже будь Видящий камень с собой, Фингон не решился бы им воспользоваться. Хватит и того разговора с Маэдросом, слишком поспешного, слишком неосторожного. Высокий торопился — настолько, что не стал посылать гонца. Толком не объяснил ничего. Понятно: опасался чужих ушей. Но Враг и так мог узнать достаточно. И о том, что ждать нельзя, а надо идти в наступление немедленно. Когда? На рассвете Сердца Лета, самого долгого дня в году. Орки боятся Ариэн, и при ее свете сражаются хуже. И о том, что Маэдрос поведет свое войско открыто, чтобы выманить Моргота из Ангбанда. А Фингон внезапно ударит с запада после того, как завяжется сражение. Вожди нолдор говорили быстро и тихо, укрывшись в подвалах своих крепостей. Там не было окон, и толстые стены глушили звуки. Моргот никак не мог подслушать разговор, не пользуясь палантиром, а Видящий камень нолдор почувствовали бы сразу. И все-таки Фингон не мог избавиться от чувства, что Врагу все известно. Иначе почему до сих пор не загорелись сигнальные огни в Дортонионе? Маэдрос уже должен был выступить. Что-то задержало его? Фингон попытался мысленно позвать друга — безуспешно. А палантир остался в Хифлуме: брать его с собой было слишком опасно. Что, если Моргот все-таки нашел способ незаметно наблюдать за вождями нолдор через Видящие камни? Вот и пришлось использовать людские средства — зажигать костры на вершинах. А вдруг Маэдрос уже идет к Ангбанду, но что-то случилось с отрядом, отправленным в Дортонион? Наваждения Врага не действуют на людей, но в захваченных Морготом землях могут подстерегать и другие опасности. Если все посланные погибли, как узнать, вышло ли в бой войско Химринга? Фингон перевел взгляд на восток. По плану Маэдрос сейчас вел своих воинов через Анфауглиф. Вел открыто – так, чтобы наверняка привлечь внимание Моргота. Знамен со склона Эред Вэтрин разглядеть бы не удалось, зато пыль из-под тысяч ног поднималась бы достаточно высоко. Но пыли не было. Пение труб, донесшееся с юга, отвлекло короля от тревожных мыслей. Фингон повернулся на звук, не веря себе, боясь поверить. Но мелодию нельзя было не узнать: Гондолин. Тургон пришел на помощь! Фингон поднял голову, посмотрел в быстро светлеющее небо и улыбнулся. Тьма рассеялась, наступал день. Решающий. И счастливый для нолдор. 11 — Почему не горит огонь, Ульдор? Человек поднял лицо к небу, затянутому плотной пеленой туч. Дождь моросил четыре дня — холодный, непрекращающийся. Воздух был пропитан влагой. — Дрова отсырели, принц Маэдрос, — вождь истерлингов снова устремил взгляд на запад, словно мог отсюда что-то разглядеть. — Но сын моего брата умеет разводить костер и под ливнем. Его племянник, Ульнир, совсем мальчишка, но Ульдор заверил меня, что лучше него никто не справится. — В чем же дело? — напряженно спросил я. Мы выступили в поход вчера утром, но пройти успели немного. Догнал вестовой из Химринга: дозорные зажгли сигнальные огни на башнях, но вершины Дортониона оставались темными. Люди, отправленные Ульдором, не подали условный знак Фингону. Я приказал войску остановиться. Медлил, то пытаясь мысленно дотянуться до друга, то тщетно всматриваясь в палантир в поисках Ульнира. Но Видящий камень оставался темным, словно внезапно утратил свою силу. А Фингон не отзывался. Мне хотелось верить, что из осторожности. Что он просто ждет — того же, чего и я. Рыжих искорок на дальних вершинах гор. — Думаешь, на них напали? — С Ульниром пошли опытные охотники, — твердо сказал Ульдор. — И хорошо вооруженные. Хорошо? По человеческим меркам, но мне следовало предусмотреть опасность. Предусмотреть и предотвратить. Дать им наше оружие. — Ульт! — позвал Ульдор. К нам подбежал мальчишка, такой же смуглый и коренастый, как большинство истерлингов. Я удивленно посмотрел на людского вождя. — Это младший брат Ульнира, — пояснил тот. — Он колдун. Не такой, как вы, Древние. Другой. Он поможет. — Колдун? Он очень молод, — я с сомнением посмотрел на человеческого ребенка. — У дара нет возраста, принц Маэдрос, — возразил Ульдор. — Если кто и способен увидеть отсюда, что случилось в Дортонионе, так это Ульт. Я молча кивнул. Чем дольше мы тянем, тем больше шансов, что Моргот нанесет удар первым. А идти на Ангбанд, не подав знак Фингону, — верная гибель. Мое войско — только приманка, без поддержки Хифлума мы недолго продержимся. Фингон не должен опоздать. 12 — Властелин Мелхгур! Мальчишка счастливо улыбнулся. В своих снах он выглядел немного старше и намного выше, чем в реальности. А уж шириной плеч мог бы соперничать с Сауроном. Каким он видел меня, я предпочитал не проверять, хотя подозрительное свечение вокруг наводило на мысли, что и мой облик был несколько… хм… приукрашен. Парня стоило забрать в Ангбанд, пока его не искалечили зельями. От такой отравы не то, что человек – орк, и тот бредить начнет. А засыпать и просыпаться в любой момент по собственному желанию мальчишка пока не умел. — Слушай внимательно, Ульт, — строго начал я, покосившись на разноцветные крылья, которые вызывающе торчали у меня из-за спины. Украшение, мягко говоря, странное, но не запрещать же мальчишке видеть меня, каким он хочет. В конце концов, это его сон! — Да, Властелин! — восторженно выдохнул парень. — Не улыбайся! — рявкнул я. Он придал лицу серьезное выражение, но глаза все равно сияли. Хорошо, что там, вне сна, они были закрыты. — Так, теперь слушай. И повторяй. Ты видишь горы, поросшие… Впрочем, нет. Лучше я тебе покажу. Ты должен запомнить все, до мелочей. И рассказать эльфам. — Властелин, а Ульнир правда… погиб? — упавшим голосом спросил мальчишка, когда я закончил. — Может погибнуть, если ты ошибешься, — пригрозил я. — И не только он. Давай, Ульт! Подробно опиши принцу Маэдросу все, что видел. И не забудь упомянуть, что твари, напавшие на людей Ульдора, пришли из Ангбанда. 13 Ночная тьма рассеялась, но не до конца. Часть ее осталась на земле, напоминая густые клубы тумана. Только этот туман был черным. И он приближался. Казалось, Анфауглиф расширяется, ползет на запад, поглощая зеленую равнину у восточных предгорий Эред Вэтрин. Нолдор и верные им люди замерли, держа оружие наготове. Что это — насланный Врагом морок? Живые существа? Или Моргот создал какую-то новую напасть? Фингон медлил, то напряженно всматриваясь в катящуюся к границе Хифлума волну мрака, то ища взглядом сигнальные огни в горах Дортониона. Но знака от Маэдроса все не было. А потом чернота затопила равнину почти до подножия Эрен Вэтрин, и Фингон перевел дыхание, разглядев наконец врагов. Орки. Пусть много, невероятно много. Но — всего лишь орки. Они приближались молча, не вынимая оружие. Одетые в черное, и даже морды были старательно вымазаны грязью. Фингон поднял руку, готовясь дать сигнал лучникам. — Король, — стоявший рядом Хурин говорил быстро и тихо, не сводя глаз с приближающегося войска. — Не надо. — У нас хватит сил, чтобы обратить их в бегство, — обернулся к нему Фингон. — Мы ждали слишком долго, у воинов кончается терпение. — Сигнала от принца Маэдроса нет, — упрямо возразил человек. — Это ловушка, король. Нас хотят выманить из укрытия. — Что ж, — Фингон посмотрел на темные вершины Дортониона. — Возможно, ты прав. Будем ждать. 14 Нолдор затаились. Я, разумеется, не собирался впустую губить своих воинов, штурмуя горные укрепления. Надо было заставить Фингона вылезти из логова. В крайнем случае — стряхнуть его со скал Эред Вэтрин. И быстро: пока Властелин удерживал Маэдроса на месте. Правда, разрушать Западный хребет не стоило без крайней необходимости. Пусть квенди изменили часть его мелодий — это было поправимо. Зато горная цепь очень удачно отделяла Ангбанд от моря. Так что я просто отправил вперед нескольких всадников на волках — с живым подарком для нолдор. Живым он, правда, оставался недолго. Его поставили на видном месте и медленно покрошили на куски. Пообещав сделать то же самое с остальными пленниками. Все. Выдержка эльфов на этом закончилась. Они бросились в бой — бездумно, всем скопом. Мои воины начали отступать под их натиском и отступали до самого Ангбанда. – Саурон, что происходит?! — мысленно окликнул меня Властелин. – Все идет по плану, — отрапортовал я, сделав вид, что не замечаю его раздражения. – У меня – да. Маэдрос не двигается. Но вот зачем ты позволил нолдор прорваться через ворота? — возмущенно спросил Мелькор. — Они уже в Ангбанде, если ты не заметил! — Ненадолго, Властелин, — заверил я его. — Их ждут. — Не было никакой необходимости впускать врагов в дом! — Орки заберут трупы и смоют кровь. Властелин, Ангбанду тоже нужны развлечения. И к тому же, наши квенди так увлеклись, что не думают о Маэдросе. Фингон даже гонцов к нему не отправил. — Убери нолдор из коридоров, — мрачно потребовал Вала. — Немедленно! — Да, Властелин. Мне следовало раньше сообразить: после воплощения нашей Темы в Эндорэ Мелькор стал гораздо чувствительнее к Диссонансу. А закрыться от Музыки сейчас нельзя было никому из нас. Впрочем, ошибку я исправил быстро. Ангбанд рад был возможности поохотиться. Как и орки. Поредевшее войско Фингона отбросили к югу. И хотя на подмогу им спешил Тургон с десятью тысячами бойцов, исход войны был предрешен. Я вывел в бой главные силы. 15 — Ты веришь человеческому мальчишке, Маэдрос? — Карантир презрительно скривил губы. — Тем более, что он не в себе, — немедленно подхватил Куруфин. — Его напоили какой-то отравой. Он явно бредил. — У людей нет мысленной речи, — напомнил я. — Как еще узнать, живы ли ушедшие в Дортонион? — Послать туда новый отряд! — выпалил Келегорм. — А если этот Ульт прав? — возразил я. — Если там действительно кишат хищные твари? Люди с ними не справятся, а мы пока не умеем защищаться от наваждений Врага. — Отправить гномов? — предложил Келегорм. — Азагхал не согласится, — хмуро бросил Карантир. — Он боится, что мы войдем в Ангбанд раньше него и захватим все сокровища Моргота. Проще что-нибудь втолковать булыжнику, чем этому тупоголовому гному! — Попробуй связаться с Фингоном еще раз, брат, — тихо посоветовал Маглор. — Только что пробовал. Бесполезно, — вздохнул я. — Он спрятал свой палантир, и на мысленный зов не откликается. — Надо идти, — твердо сказал Келегорм. — Без сигнала? — Мы и так опоздали на три дня, дольше тянуть нельзя, если ты не хочешь, чтобы наступление сорвалось. — Но если Моргот отправил тварей в Дортонион, значит, он знает о нашем плане. — И возможно уже напал на Фингона, — сурово сказал Карантир. — Если это так, мы можем еще успеть. А если нет — что ж, будем надеяться, что дозорные на Эред Вэтрин заметят нас и войско Хифлума выступит. 16 — Глор, отбери пару дюжин взрослых драконов. – Да, Властелин, — огромный ящер положил голову на плечо Мелькора. Тот слегка пошатнулся, но на ногах устоял. Майа так и не научился рассчитывать силу нового облика. Точнее не понимал, насколько слабой и хрупкой стала телесная оболочка Валы. А объяснять это лишний раз Восставшему не хотелось. — Бери только самцов, наименее ценных. Вернутся не все. – Они пойдут охотиться? — изумрудные глаза ящера заблестели от азарта. — Тогда я сам поведу их! — Сражаться, а не охотиться, — одернул его Мелькор. — Нолдор сделали новое оружие взамен того, что отобрал у них Саурон. Я же говорю: вернутся не все. Не хочу, чтобы ты рисковал без нужды. – Так я же и не рискую! — дракон рассмеялся, по золотой чешуе пробежали разноцветные искры. Красивый облик. И достаточно мощный. Но все-таки уязвимый. – Если меня даже и зацепят, раны у этого тела затягиваются быстро. — А если развоплотят? — Мелькор поморщился и повел плечами, пытаясь пристроить тяжеленную голову ящера поудобнее. Глор фыркнул и выпрямился, с упреком глядя на Валу. – Надо было сделать это тело пушистым. А то приблизиться нельзя ни к кому из вас: не зашибешь, так поцарапаешь! — Мех не защитил бы тебя от стали, — строго сказал Мелькор. — А для выражения дружеских чувств вполне достаточно мысленной речи. – Иногда мне хочется вернуться к прежнему облику, — признался Глор. — Но я понимаю, от этого больше пользы. Если меня развоплотят, Властелин, я возьму тело кого-нибудь из своих потомков. Самого крупного. — Тебе так хочется в бой? – А кто из Поющих отказался бы использовать свои способности? Это тело создано для сражений, Властелин! — Ладно, пойдешь. Заодно проследишь за своими отпрысками, чтобы лишнего не натворили. Задач у вас будет две. Первая — не позволить двум войскам нолдор соединиться. Вторая — вывести из сражения гномов. Вывести, а не перебить! Они еще пригодятся. И внимание, Глор: сыновей Феанора трогать нельзя. Ни при каких обстоятельствах. 17 Как красиво мы шли! Я первый, а за мной — две дюжины молодых драконов. Мой отряд рассекал вражеское войско, словно сверкающий золотой нож. Воплощенные шарахались в стороны — если успевали. Но чаще не успевали, конечно. Некоторые квенди хватались за луки, но стрелы отскакивали от нашей брони. Хотя нескольких моих бойцов поцарапали: наконечники вошли между чешуйками. И все же Властелин преувеличил опасность. Ему это иногда свойственно. Несколько квенди сбились в кучку и с воплями кинулись на меня. Мечи и копья заскрежетали по броне. Я повернул голову и выдохнул на Воплощенных пламя. Одной порции им хватило. А потом я запел. Мелодия сковывала движения врагов, отяжелевшие руки Воплощенных бессильно опускались, ноги слабели и подгибались. Я пел — и скользил вперед. По мягким телам квенди, по земле, щедро напоенной кровью. А золотой поток позади меня разбивался на ручейки, бегущие в разные стороны, разделяющие наших противников. Орки с победным ревом бросились в бой, добивая уцелевших эльфов и людей. – Глор, западнее! — мысленно напомнил Властелин. — К Маэдросу не приближаться! Я вздохнул. Выполнить требование Мелькора значило — испортить роскошный узор, который мы вычерчивали своими телами. Но если Валу разочаровать, с него сталось бы на столетия запереть нас в Ангбанде. – Поворачиваем! — скомандовал я и выместил досаду, пустив струю пламени на небольшой отряд людей, отчаянно бившихся с орками. Я взял правее и тут еле успел затормозить, сообразив, что коротышки в закрытых шлемах, с воинственными воплями топающие прямо на меня, — те самые гномы, которых Властелин приказал вывести из игры, не причиняя вреда. Эх, Вала! Нет бы спокойно сидеть в Ангбанде, предоставив нам самим расправиться с нападающими! Так надо же вмешиваться во все, указывать! – Глор! — похоже, Мелькор почувствовал мое настроение. – Да не трону я их! — от обиды я ударил хвостом, расшвыряв подвернувшихся эльфов. – А ну, назад! — разозлился Восставший. — В Ангбанд! — Властелин… Я все сделаю, как надо, обещаю! И пока он не успел ответить, я запел, пристально глядя на гномов. Я пел о сияющих самоцветах, таящихся в глубине пещер, о высоких сводах подгорных чертогов, о пламени горнов и вдохновенном труде. О высокомерии эльфов, не желающих признавать чужое мастерство. О невежестве людей, не способных оценить красоту… Гномы замедлили шаг, вслушиваясь. Кое-кто переглядывался в сомнении. И тут предводитель коротышек бросился вперед, размахивая секирой и вопя что-то на их наречии. Гномы встрепенулись и устремились за ним. Боевые топоры забарабанили по моей броне. Одна из чешуек лопнула, и лезвие глубоко впилось в плоть. Я взвыл от боли, и коротышки с яростными криками накинулись на меня, осыпая градом ударов. Броня трескалась, я получал одну рану за другой. Если бы Властелин не запретил трогать Детей Ауле! – Глор, назад! — Мелькор, их оружие… — Вижу! Отступай! Я начал медленно разворачиваться, оставляя кровавый след. Предводитель коротышек подскочил к самому моему носу и занес секиру. Острым, злым блеском сверкнули камни на его поясе… — Азагха-ал! — истошно орали гномы. То ли имя, то ли боевой клич. Впрочем, доносился он словно издалека. И боль я почти переслал чувствовать. Только ненависть — неистовую, безумную, жгучую. Ненависть, исходящую от камней. Я сбил коротышку с ног, с наслаждением услышав, как хрустнули кости. И прополз по нему, вминая в кровавую грязь и его самого, и его омерзительные камешки. Блеск погас. Я пришел в себя. Гномы тоже остановились, словно не зная, что делать дальше. И тут я задохнулся от боли: проклятый коротышка ухитрился пырнуть меня снизу в живот. Он сдох в следующее мгновение, но лезвие кинжала вошло глубоко. Я кое-как отполз в сторону. – Уводи своих, — скомандовал Мелькор. — Вас прикроют балроги. Видимо, он сам повторил приказ драконам. Я видел, как они разворачивались и ползли обратно к Ангбанду, как одна за другой открывались в земле расщелины, и из них появлялись духи огня. Вот и все. Но возвратиться, не завершив дело! Я обернулся к гномам и снова запел, превозмогая боль. На этот раз они подхватили песню. И словно забыли об идущем вокруг сражении. Подняли тело своего предводителя и медленно понесли его прочь. Домой. Им никто не мешал. 18 Оружие Карантира не работает! Сначала, когда нолдорские стрелы и копья отскакивали от драконьей брони, я подумал, что она слишком толстая, чтобы пробить. Но между чешуйками всегда есть стыки. Пусть узкие, но наши лучники все равно не промахнулись бы. Они и не промахивались. Раненые чудовища вздрагивали, злобно ревели — и продолжали ползти вперед. Сплав Карантира действовал на них не сильнее, чем обычная сталь. Драконов остановили гномы. Сумели как-то пробить броню самого крупного, и все твари, разом растеряв боевой дух, повернули назад к Ангбанду. Но вместо того, чтобы преследовать их, воины Азагхала внезапно запели что-то и медленно зашагали к востоку. Орки почему-то не трогали их. — Карантир! Нас предали! — Это не предательство, Маэдрос, — брат с брезгливой гримасой вытер орочью кровь со щеки. — Червь Моргота навел какие-то чары. — Но гномы не восприимчивы к наваждениям! — Мы так думали раньше, — Карантир поправил шлем. — Ошибались. — Ты сможешь вернуть их? — Не думаю. Да и не стоит. Пусть лучше уйдут с поля боя, чем под действием морока примут нас за врагов. — Надо пробиваться к Фин… — Балроги! — закричал один из воинов. И попятился. Всего на шаг, но его движение повторили многие. И еще больше было тех, кто почувствовал то же самое. Страх! До сих пор у нас не было возможности попробовать новое оружие в деле. А сейчас все зависело от него. В огненных тварей полетели стрелы — тщетно. Древки вспыхивали, наконечники плавились, а балроги оставались неуязвимыми. Лишь несколько раз над Анфауглиф раздавались их вопли — когда в цель попадала какая-нибудь из старых стрел. Но того оружия почти не осталось: Моргот забрал его. Багрово-рыжие фигуры приблизились. Казалось, они вели какой-то зловещий танец. Я замер на несколько бесконечных мгновений, завороженно следя за их слаженными движениями. И если бы только я! А потом я увидел Фингона. Всадник в светлых доспехах отчаянно отбивался от нескольких огненных чудищ. Сначала вместе с небольшим отрядом. Потом — очень скоро — один. – Фингон! Мой мысленный оклик пробился сквозь Диссонанс, и я успел ощутить ответ: зов на помощь. Друг мой, брат… Мне не успеть! Между нами кипит схватка. Между нами полчища орков. И балроги, которых теперь нам не одолеть. Я не могу встать с тобой плечом к плечу, но сумею сделать кое-что другое. Передать тебе Пламя! Как передал мне его когда-то отец. Мир стал ослепительно-белым, словно сотканным из мириадов сверкающих искорок. Я жадно стягивал к себе их силу, пока способен был ее удерживать. А потом одним запредельным усилием воли швырнул ее Фингону. Словно спасительный клинок — обезоруженному товарищу. Получилось? Нет? Я отчаянно тер глаза, пытаясь вернуть зрение. Щурился, смаргивая слезы. И всматривался туда, где несколько мгновений назад был мой друг. Но меня окружала пустота. Белая, словно горный снег, и такая же холодная. Наконец краски вернулись, и я увидел Фингона. Языки светлого пламени окружали его ореолом, а балроги отступали перед ним. Я торжествующе засмеялся — и осекся, захлебнувшись воздухом. Шлем Фингона внезапно разлетелся осколками, словно разорванный изнутри. Мой друг дернулся и, корчась в белом огне, повалился в кровавую грязь. Балроги окружили его, заслоняя от меня. Кажется, я что-то кричал. Мелькали оскаленные орочьи морды, летели кровавые ошметки, скрежетала сталь. Я шел к Фингону. Моему другу. Брату, которого я…Убил?! 19 — Не получился у них сплав, — задумчиво сказал Мелькор, глядя вниз, где остатки нолдор и верных им людей тщетно пытались противостоять балрогам. — Зато у гномов оружие интересное, — заметил Саурон, с осуждением покосившись на резное каменное кресло, в котором сидел Властелин. С Шестой Южной открывался отличный вид на равнину, но изделие Феанора определенно было здесь лишним. И ведь не уберешь без высочайшего разрешения! — Оно удобное, — объяснил Вала, проследив за взглядом Первого Помощника. Майа только плечами пожал, зная, что спорить бесполезно. — Возможно, Дети Ауле решили оставить изобретение Карантира себе, а нолдор отдали обычную сталь, — предположил Саурон. — Квенди заметили бы подмену, — возразил Мелькор. — Больше похоже на то, что гномы доработали эльфийское оружие, но свои идеи приберегли для себя. — Смысл? — приподнял бровь Первый Помощник. — Они же союзники нолдор. — Скорее соперники, — засмеялся Восставший. — По сведениям разведчиков, гномы уверены, что Ангбанд битком набит красивыми камешками — в сущности, мы сами и убедили их в этом. И конечно, они считают, что квенди только того и ждут, чтобы разграбить северную сокровищницу. — Сначала взять крепость, используя нолдор и людей, а потом заявить свои права на нее, — майа с усмешкой покачал головой. — Потому наши подгорные друзья и не лезли в самую сечу. Выжидали. — Я недооценил их, — признался Мелькор. — Иначе приказал бы Глору заставить их побросать оружие. — Ничего, добудем, — заверил его Первый Помощник. — И гномское оружие, и… — Смотри, что делает, а! — внезапно закричал Вала, вскакивая из кресла. И потерял равновесие, забыв об искалеченной ноге. Саурон еле успел подхватить его под локоть: площадка была крошечной, а падать высоко даже для Валы. Оба замерли, напряженно глядя туда, где вокруг фигурки в серебристых доспехах взметнулось белое пламя. — Фингон?! — ошеломленно пробормотал майа. — Но откуда у него… — Маэдрос поделился, — зло бросил Мелькор. — Не рассчитал силы, глупец! Сейчас сообразит, что натворил, и… Саурон! Проследи за орками: там вот-вот начнется свалка. Взгляд его стал отрешенным: Властелин потянулся к сознанию тех, кто ждал его приказов на Сосновом Нагорье. 20 Мне выпало немыслимое, невероятное счастье. Счастье наблюдать величайшую битву. И силу Властелина: сегодня он явил ее полностью. Я видел огромных золотистых змей, дышащих пламенем. Старшие – те, кто помнит Ангбанд, — зовут их драконами. Говорят, что в крепости Властелина много изображений этих существ. У нас их тоже чтут и вырезают из дерева. Воины и охотники носят эти обереги на шее под одеждой. И в каждом доме обязательно есть дракон: он отгоняет злых духов и приносит удачу. Но только у вождя он не деревянный, как у других, а золотой. Принесенный из Ангбанда. Хранитель всего нашего рода. В детстве нам с Ультом очень хотелось прикоснуться к нему. Казалось, металл окажется теплым, словно нагретый солнцем. Но дед сказал: это разгневает Властелина. И мы не решились. Теперь я видел этих могучих созданий Мелхгура вживую. Они плавно скользили вперед, и враги бежали от них. На мгновение мне представилось: вот, если бы забраться такому на спину и идти в бой вместе… Что я наделал! От Властелина ничего не укроется, он услышал мою кощунственную мысль! Драконы развернулись и устремились обратно к Ангбанду. — Мелхгур — мой Властелин, — умоляюще прошептал я, но было поздно. — Пожалуйста… я не хотел! Золотистые красавцы не остановились. Зато на равнине внизу прямо из-под земли вырвалось пламя — огромные багрово-рыжие языки. Сначала я решил, что так воплотился гнев Властелина. Но потом понял, что это живые существа. И грозные воины, судя по тому, как заметались наши враги. — Духи огня! — потрясенно выдохнул Кхарал. Я облизал пересохшие губы. И дал себе слово, что никогда больше не оскорблю своих братьев даже мысленно. Драконы и огненные духи — дети Мелхгура, как и мы. И как волки. Удивительно, но Властелин опять услышал меня. И ответил. Сзади мне в ухо ткнулся холодный нос. Обернувшись, я встретился взглядом с волком. Зверь подошел к сложенным дровам, тронул их лапой и снова требовательно посмотрел на меня. — Пора, Ульнир! — Кхарал взялся за кремни. — Нет, я сам! — остановил я его. Пусть я младше всех в отряде, но я — внук Ульфанга. И это мне Ульдор поручил разжечь сигнальный костер! 21 Огонь, появления которого так ждал Маэдрос, наконец загорелся. Но теперь нолдор было не до него. Сыновья Феанора остервенело рвались вперед, словно это могло изменить ход сражения. Ну, изменить не могло, а вот отсрочить неизбежное и увеличить наши потери — вполне. Если бы я не принял меры. Похоже, владыка Химринга совсем потерял голову, иначе задумался бы, для кого предназначен сигнал. С вершин Соснового Нагорья достаточно хорошо видно поле битвы. И понятно, что звать уже некого. Кроме истерлингов и волков, затаившихся за холмами. Верных мне. У людей не было воинской выправки, которую Саурон за столетия привил оркам. От них не исходило ощущения грозной силы, как от нолдорских бойцов. Их оружие и доспехи уступали и эльфийским, и ангбандским. Но когда смуглые воины из племени Рейлин помчались вперед в едином порыве, это было красиво. И опасно: рядом с людьми, обгоняя их, неслись черные волки. Огромные, почти с лошадь. Потомки Анфауглира. А еще мои люди не боялись умирать. Их, в отличие от нолдор, ждало не вечное заточение в Мандосе. Они знали, что уйдут за небо и станут богами. Моими сподвижниками. Те истерлинги, что сражались на стороне Маэдроса, тоже обратили оружие против него. Кроме сыновей Бора, сцепившихся с Ульдором и его братьями. Вряд ли ради верности квенди. Скорее уж, давняя вражда вспыхнула с новой силой. Натиск нолдор ослаб. Остатки их воинства оказались между молотом и наковальней, получив примерно то, что их вожди готовили для армии Ангбанда. Еще немного, и враги начнут отступать. Потом побегут. У меня оставалось мало времени, чтобы убрать с их пути мальчишку. Юного колдуна, опоенного сонным зельем, едва ли способного не то, что соображать, но хотя бы толком держаться на ногах. И все еще болтающегося рядом с Химрингом. Как раз на пути отброшенных от Ангбанда нолдор и их преследователей. Послать за ним Тарис? Слишком опасно. Феаноринги в ярости и отчаянии, и у них могло еще остаться действенное оружие. Я ведь не смогу в случае чего помочь девочке заново воплотиться. – Ульт! Я мысленно потянулся к нему и сразу почувствовал радостный отклик. Парень и вправду спал. Даже если его не убьют как сына одного из предателей, так затоптать могут запросто. Или стрела шальная настигнет. – Ульт, просыпайся, — велел я ему. — Сейчас же! — Властелин, я не могу, — виновато признался парень. — Глаза не открываются. — Не спи — убьют! — рявкнул я. — Разлегся тут! Нашел место! — Властелин, я только немного… совсем чуть-чуть посплю. Пожалуйста. — Выдеру! — свирепо пообещал я. Замешкался, придумывая угрозу пострашнее, и вдруг почувствовал: связь исчезла. Мальчишка проснулся. Только бы успеть его вытащить, пока снова не отключился! Я остановил одного из волков и приказал ему повернуть к Химрингу. Заставил воронов-наблюдателей спуститься пониже. Вот он, Ульт! Крошечная фигурка бредет, пошатываясь. Опускается на землю… Не смей! Говорить с мальчишкой было некогда. Я просто добавил в его сон орков. Целый отряд. С хворостинами в руках — для убедительности. — Вста-вай! — хором скандировали иллюзорные орки. — Вста-вай! Я счел, что могу на них положиться, и вернулся к волку. Зверь теперь видел Ульта. К счастью, тот был достаточно далеко от эльфийской крепости: стрелы не долетят. Парень заворочался: видно, сон с орущими орками был не слишком приятным. Подбежавший волк схватил его за ворот рубахи, потянул вверх. Ну, если ты и теперь не проснешься, придется ливень устроить. С градом! Нет, пробудился. И вовремя: сражение приближалось к Химрингу. Волк прилег на землю, Ульт кое-как вскарабкался ему на спину и вцепился в шерсть. Зверь помчался к Сосновому Нагорью. Туда ни нолдор, ни их союзники точно не сунутся. Мальчишка продолжал клевать носом. Впрочем, теперь за него можно было не беспокоиться. Иллюзорные орки не позволили бы ему заснуть слишком крепко и свалиться с волка. А мне пора было позаботиться о Маэдросе. Чтобы не напоролся с горя на какой-нибудь меч. 22 Арзат с рычанием занес тяжелую секиру. Мощное оружие. И редкое. Гномы делали его только для себя, в Арг-бад не привозили. Правда, и у квынов ничего подобного не было: они всегда брали скоростью и ловкостью, а двуручной секирой быстро не размахнешься. Хотя у гномов получалось. Шабрук видел, как они орудовали своими здоровенными топорами. Даром, что коротышки, а силища у каждого — на двух крепких уруков хватило бы. Арзату повезло: одного из гномов удалось подстрелить, и десятник первым схватил выпавшую из рук врага секиру. Впрочем, Шабрук быстро сообразил, что завидовать тут нечему. Слишком громоздкое оружие для боя с квынами. Таким разве что свиней забивать. Стальной полумесяц с шипением рассек воздух — и вонзился в землю. Враг успел увернуться, хоть и был человеком. Дрался, правда, этот желтоволосый не хуже квынов. Всех его товарищей уже покрошили, а он держался. Один против почти трех десятков уруков. Арзат с усилием поднял секиру снова — и судорожно дернулся, когда желтоволосый вогнал меч ему в брюхо. — Не стрелять! — рявкнул Шабрук. Десятник был еще жив, но оставалось ему недолго. Командир, даже получивший смертельную рану, остается командиром, пока может приказывать. Арзат не мог. Он корчился на земле, а значит, был уже не вожаком — мясом. Шабрук быстро огляделся. Других десятников поблизости не было. Только рядовые гвардейцы, как и он сам. Армейские уруки не в счет: они всегда младшие в стае. Вожаком сейчас мог стать любой. Тот, кто первым сообразит, что делать, и сумеет подчинить себе остальных. — Живым брать! — приказал Шабрук, пристально следя за желтоволосым. Тот отбросил сломавшийся меч и подобрал секиру, которую выронил Арзат, и это было хорошо. Гномский топор тяжелый, человек быстрее устанет. А еще желтоволосому пришлось бросить щит. — Приказ Властелина! — крикнул Шабрук. Надежный способ заставить повиноваться даже самых упрямых. Но опасный: приказ был брать в плен квынов, а не людей. Хотя те, кто слышал слова нового вожака, не уцелеют. А те, кто в конце концов схватят желтоволосого, ввяжутся в схватку позже, они сейчас достаточно далеко и слишком заняты боем с квынами. Человек взмахнул секирой легко, словно сухой веткой. Один из гвардейцев, разрубленный почти надвое, рухнул к его ногам. Шабрук ждал. Нет, он, конечно, участвовал в захвате, но все время случайно оказывался за чужими спинами. — Аурэ энтулува! — орал желтоволосый по-квынски, все время одно и то же, должно быть, ругательство. И каждый его удар находил цель, уменьшая число соперников Шабрука. И увеличивая ценность будущего пленника. Однако бой слишком затягивался: время темноты кончалось. При свете орки дерутся хуже, а вот люди — наоборот. В отличие от квынов, которым все равно, день или ночь. — Хватай! Разом! — заорал Шабрук, когда небо из черного окончательно стало серым. Уруки бросились на человека, вцепляясь и повисая на нем, стараясь повалить. Однако тот, хоть и двигался заметно медленнее, оставался серьезным противником. Пальцы соскальзывали с окровавленной кожи доспеха, топор дробил кости, отсекал тянущиеся к добыче руки. Но на место убитых и искалеченных воинов Арг-бада тут же подоспевали новые. А желтоволосый был один. — Вяжи! — скомандовал Шабрук. И сам тут же метнул петлю, захлестывая горло человека. Два других ремня обвились вокруг секиры. Пленник еще боролся, но все было кончено. Оставалось связать его и доставить в Арг-бад. 23 Огонь, который я поддерживал, почти догорел. И догорало сражение внизу. Враги бежали кто к восходу, кто к закату. Их преследовали орки и духи огня. То и дело кого-то из проигравших захлестывали ременными петлями и валили наземь — словно мы овец. Но так ловили только Древних. Людей, забывших Создателя, убивали на месте. Когда-нибудь мы встретимся с ними в новом бою — за небом. И тогда они умрут уже окончательно. Потому что предателям нет прощения. — Ульнир! — Кхарал тронул меня за плечо. Я обернулся. К нам приближался волк. Медленно, осторожно. Словно старался не уронить лежащего на его спине паренька. Ульт! Погиб?! Нет, брат был жив. Даже не ранен. Просто спал. Я снял его со спины зверя и уложил на землю. Он не пошевелился. Разбудить? Нет, пожалуй. Дядя говорил о каких-то необычных способностях Ульта. Если волк старался не потревожить спящего, лучше и мне не вмешиваться. — Я заберу его. Голос был женский, глубокий и низкий. Я повернулся на него — и замер, не веря своим глазам. Тривитис, женщина Властелина! В точности такая, как отец рассказывал: высокая, статная, темноволосая… кра-асивая! Тут я опомнился: Мелхгуру могло не понравиться, что я засмотрелся на его подругу. — Ульта? — растерянно переспросил я. — Да. Я унесу его в Ангбанд. Властелин сам будет учить его. — Нам возвращаться… — тут я запнулся, потому что понятия не имел, как обращаться к хозяйке Ангбанда. — Владычица, — пришел мне на помощь Кхарал. Ну, да, конечно, — Владычица. Я бы и сам догадался! — Нет, идите на закат. Горы закончатся, дальше будет болото, там повернете на полночь. Волки проводят вас. — А остальные, Владычица? — торопливо спросил я, опасаясь, что Кхарал опередит меня. Пусть он опытнее меня и старше, но отряд доверили мне! — Вы встретитесь на равнине к закату от Ангбанда, — ответила Тривитис. — Ваш народ теперь будет жить в Хифлуме. — Как — в Хифлуме? — ахнул я. — Мы же победили! Мой дядя… — Ульдор и его братья погибли в бою, — Владычица раскинула руки… нет, уже крылья, перепончатые крылья летучей мыши. — Народ Рейлин поведут Бродальт и Сингри. «Ульдор и его братья…» — Отец? — мой голос предательски сорвался, и слово прозвучало жалобно, не по-мужски. — Ульварт ушел за небо, — торжественно сказала Владычица. Я сцепил зубы, напряженно глядя перед собой. Глаза щипало, но воины не плачут… никогда! Тем более рожденные в Ангбанде! — Веди своих людей на закат, Ульнир. Огромная летучая мышь подхватила когтями спящего Ульта и взмыла в небо. Я смотрел ей вслед — пока не почувствовал, что снова могу дышать. Тяжелая рука легла сзади мне на плечо. — Твой отец теперь с Властелином Мелхгуром, Ульнир, — сказал Кхарал. — Он окружен почетом. У него большой дом, много хорошего оружия и овец. – Да, — согласился я. И добавил, обращаясь к остальным: — Гасите огонь. Мы уходим. В Хифлум. 24 — Отпусти меня из Ангбанда, Коркион, — Туивен кладет руки мне на плечи, заглядывает в глаза. И вот как противиться этому молящему взгляду? Как объяснить, что дело не в моем желании и даже не в моих возможностях? — Куда ты пойдешь, Лисенок? — спрашиваю я. Просто, чтобы потянуть время. Потому что знаю ответ. — Домой. Домой… Ты думаешь, тебе есть куда возвращаться? Там, снаружи, война, Лисенок. Я это знаю. Я видел, как выходили войска из Ангбанда. Я наблюдал с гор за битвой — и никому не желал поражения. Ни своему народу, ни своему Властелину. Просто смотрел. Я слышал дыхание Ангбанда, чувствовал его охотничий азарт, его неистовую радость. А еще я чувствовал нолдор: сначала их решимость, потом их отчаяние, потом… потом ничего. Я закрылся. И ушел – нет, не в мастерскую, сейчас я мог бы только испортить что-нибудь, не создать. В дальние рудники. Дробил камень — ожесточенно, бездумно. От этого становилось легче. — Домой, — тихо и жалобно повторяет Туивен. — Я не могу, Лисенок. Не могу сказать тебе, что дома больше нет. Что твои близкие, скорее всего, погибли. Что если я позволю тебе уйти, тебя тоже убьют, и хорошо, если сразу. — Не можешь — или не хочешь? — Не хочу! — жестко говорю я. И успеваю перехватить тонкую руку, когда девушка пытается ударить меня. Синдар плохо умеют драться. — Ты останешься в Ангбанде, — привычная сталь в голосе. И взгляд — словно передо мной непокорный орк. — Навсегда! Она вздергивает подбородок, резко разворачивается и идет к двери. — Куда это ты? — К другим пленникам, — не оборачиваясь, бросает Туивен. Что ж, ступай. Я до боли стискиваю зубы. Как хочется сказать: подожди, вернись, я хочу помочь, во всем виноват Моргот, его орки, балроги, крепость, из которой не выбраться. Но я знаю ответ: ты же Повелитель Мори, орки боятся тебя, ты знаешь Ангбанд, давай убежим вместе. Уходи, Лисенок. Ненавидеть всех орков подряд или Мелькора, которого ты никогда не видела, — этого может оказаться мало. А я — вот он. Тот, кто держит тебя в плену. Главная причина всех бед. Ненависть ко мне не позволит тебе сдаться. Я хочу, чтобы ты жила. 25 — Надо собрать всех, Итрин, — Сингри откинула полог шатра и быстро огляделась. Девять весен на одном месте. Обжились, имуществом обросли. Что ж, часть вещей придется оставить. Народу Рейлин не привыкать. Сколько людей уже рождалось и умирало в дороге! Скольким это еще предстоит… — Что-то случилось, мама? — Итрин аккуратно воткнула иглу в недошитую рубаху. Стальные иглы были еще одним даром Ангбанда. До прихода туда люди пользовались костяными. За семь лет в доме Властелина потомки Рейлин научились такому, что и не снилось их сородичам, оставшимся на восходе. — Мы уходим, — смуглые пальцы Сингри развязали ремешок, и черные с проседью волосы рассыпались по плечам. — Приказ Властелина Мелхгура. — Ты видела Властелина?! — глаза девушки округлились. — Нет, Владычицу Тривитис. Она передала мне его слова. — Мы идем в Ангбанд? — радостно улыбнулась Итрин. — Нет, в Хифлум, — Сингри торопливо переплетала косу. — Хиф… Но почему? — Не стой столбом! — прикрикнула Старшая. — Собери посуду — только медную, глиняную оставим. Жаль бросать: в последние годы молодой Боргарт научился делать краски и разрисовывать кувшины и миски, получалось красиво. Ничего, потом новых налепить можно. Если, конечно, в Хифлуме найдется глина. Впрочем, раз уж Властелин Мелхгур посылает туда своих людей, значит, там есть все, что нужно. — Почему не в Ангбанд? — не унималась дочка, складывая утварь в мешок. — Властелин говорит, что мы выросли. И должны жить самостоятельно. Сингри обернула косу вокруг головы и как следует закрепила: волосы не должны мешать. — Почему же мы просто не вернемся домой? Властелин победил, разве нет? Говорят, Древние бежали от него, словно глупые овцы от волка! — Бежали, но они живы, — Сингри подошла к углу, где на гладком камне стояли деревянные обереги, и почтительно склонила голову. — Властелин не тронул своих старших детей. — Но мы-то… — Древние будут мстить, — Сингри бережно взяла резного дракона и опустила в небольшой кожаный мешок, украшенный вышивкой. Хранители народа должны быть надежно защищены, тогда и путь будет легким, и погибнут немногие. — Властелин говорит: они вернутся и нападут на нас за верность ему. — Но мы можем защитить себя, мама! И нам помогают волки. — Властелин не хочет, чтобы его дети убивали друг друга. Он говорит, что в Хифлуме тоже прежде жили Древние. Но они не придут обратно. А если даже придут, там легче обороняться. Сингри уложила последний оберег — символ плодородия — и туго завязала горловину мешка. — Говорят, Ульдора с братьями убили сыновья Бора, — женщина покачала головой. — Бор был дядей твоего отца, а я племянница Ульфанга… Людям нельзя жить рядом с Древними, Итрин. Безумие переходит от эльфов к нам, словно зараза, моровое поветрие. — Что, если на нас нападут по дороге? — озабоченно спросила девушка.- Мужчин не осталось, только старики и мальчишки. — Нас будут охранять волки, — Сингри сунула за пояс пару ножей и набросила на плечи плащ. — А мужчины встретят нас в Хифлуме, их ведет Бродальт. Все, Итрин. Складывай оставшееся и сворачивай шатер. Лишнего не бери — только необходимое. Я иду собирать людей, на рассвете выходим. — Где он хоть, этот Хифлум? — Не знаю. Волки проводят нас.