Корона Севера

1 — Владыке-то Северному с тех пор, как эльфийская колдунья в замке у него побывала, вовсе невмоготу стало. Места себе не находит — оттого и зимы теперь суровые, ветреные. А ночи темнее стали. — Что же он не догнал ее? — Догнал бы, да сгинула ведьма-то. Черный волк, как у Берена руку откусил, все искал его: понравилась ему плоть человечья. И нашел. Бились они три дня и три ночи. От рычания зверя листья опали с деревьев и реки вышли из берегов. И стал Берен одолевать чудовище, и занес копье, чтобы пронзить его. Но король Тингол, отец Лютиэн, боялся, что Берен все себе заберет: и принцессу, и Солнечный Камень. И сам владыкой Дориата станет. — А он бы забрал? — Кто его знает? Может, и забрал бы. Коли уж они с Лютиэн Хозяина Метелей одолеть сумели, что им эльфийский король! Так вот, по приказу Тингола слуги подменили копье Берену. И когда герой вонзил его в брюхо волку, переломилось древко, словно тростинка, а зверь, издыхая, успел впиться в горло своему победителю. Так и умерли они вместе. А Лютиэн, как узнала о гибели мужа, тут же исчезла, и никто ее больше не видел. — А Солнечный Камень? — Тингол его из утробы волка вырезал и себе забрал. Теперь сидит в Дориате, трясется, что Владыка Льдов свое сокровище обратно потребует. Да только не нужен Северному тот Камень: он теперь только о Лютиэн и думает. И всем слугам своим приказал: где эльфийку какую углядят — тотчас хватать ее и тащить в Ангбанд. — А потом? — А по-разному. Приводят красавиц к Хозяину Метелей, а он присматривается и решает. Кого оркам отдаст на потеху, кого в темницу посадит, кого в лед обратит, а на ком и женится. Сказывают, у него теперь девяносто девять жен, да одной не хватает: Лютиэн. — Что же он эльфиек-то ловит? Ведьма же кем угодно перекинуться может. Захочет — волком, а захочет — корягой или грязью болотной. — Чары приворотные ему застят глаза, вот и хватает всех, кто на дочку Тингола хоть немного похож. И невдомек ему, что Древние уже войной идти на него собрались, пока он всех их женщин в Ангбанд не уволок. 2 «Ратан, не торопись!» Конь приостановился, но через сотню шагов снова прибавил ходу. Ему не терпелось домой. Домой… Для него-то Ангбанд остался домом. Младшие духи не творят мир, они живут нашей Музыкой. И потому разногласия Поющих для них мучительны, хоть и непонятны. Ратан сейчас просто радуется возвращению в Цитадель. А я… нет, я не могу радоваться. Не хочу! Просто взволнован немного, и не больше. Привычные мелодии, такой знакомый пейзаж. Деревья подросли, а вот эти — новые, без меня появились, очень славные. Как давно я здесь не был… нет, я только отдам оружие Саурону и осмотрю рану Таринвитис, а потом сразу… «Ирбин!» Она едва не сбила с ног Ратана. Притормозила почти на расстоянии вытянутой руки от нас, торопливо меняя облик. И повисла у меня на шее. — Почему ты не дождалась меня? — сурово осведомился я. — Твоя рана опасна, ты могла запросто лишиться облика. — Меня позвал Саурон, — Таринвитис слегка отстранилась и пожала плечами. — Я была нужна Мелькору. И после короткой паузы тихо добавила: — Ты тоже нужен. — Что он опять натворил? — фыркнул я, сделав вид, что пропустил последнюю фразу. Хотя мне, конечно, было приятно – так, самую малость. — Он… — Таринвитис лучезарно улыбнулась. — Он мир изменил, Ирбин! Разве ты не слышишь? — Не в первый раз, — проворчал я. — Зачем ему снова понадобилось что-то менять? — Он окончательно воплотил нашу Тему, — похоже, Тарис обиделась. Она всегда злилась, если считала, что кто-то недостаточно оценил подвиги ее ненаглядного Мелькора. — Наша Музыка слилась с Ардой, Ирбин, теперь их не разделить. Никому — ни Владыкам Амана, ни даже Единому! — А что с самим Валой? — с подозрением спросил я. — Он в порядке, — это прозвучало не слишком убедительно. — Он был сильно ранен нолдорским оружием, а потом еще… — Вот так всегда, — пожаловался я. — Одна вместо того, чтобы отлежаться в тихом месте, мчится сломя голову в Ангбанд, другой занимается экспериментами, не дождавшись, пока восстановится поврежденная плоть. А мне вас потом спасать! Веди меня к Мелькору. Восставший мне, конечно, не Властелин. И в Ангбанде я ненадолго. Но не бросать же их тут совсем без помощи! Пропадут. 3 У Врага везде глаза и уши, нельзя забывать об этом. Сидящая на стене муха — просто насекомое или лазутчик? Пролетевшая за окном птица, ветерок, взъерошивший волосы — случайность? В прошлый раз Моргот разгадал наши планы и ударил первым. Мы были недостаточно осторожны, и эта ошибка оказалась бы последней, если бы не отец. Но теперь Феанор мертв, и некому сдерживать мощь Ангбанда изнутри. Музыка Врага мешает осанвэ. Мысленная речь, для которой не было препятствий в Амане, здесь дается ценой огромных усилий. По крайней мере, на расстоянии. Дозваться, предупредить об опасности можно, но обсудить что-то — уже нет. А палантиры я стараюсь не использовать лишний раз. Кто знает, нет ли у Моргота власти и над ними. — Как дела? — с улыбкой спрашиваю я Карантира. Вслух. — Покажешь свои творения? «Сколько у нас нового оружия?» —, а это уже безмолвно, благо здесь, в одной комнате разговаривать мысленно гораздо легче. «Я сумел повторить сплав, созданный отцом, — брат усмехается уголками рта. — Еще года два, и все будет готово. Главное — незаметно переправить новые мечи и наконечники для стрел в Хифлум. Караванами через юг нельзя». — Смотри, — он достает из поясной сумки пригоршню камешков и высыпает на стол. — Они пока не обработанные. — Ты мастер, Карантир! — искренне восхищаюсь я. — Отец гордился бы тобой! «Нужен подземный путь в Дортонион. Сколько времени потребуется гномам, чтобы его пробить?» «Ход уже есть, но пещеры Дортониона могут быть заняты орками, Маэдрос». — Буду рад подарить тебе любые из них. — Благодарю, брат, — я перебираю камни. «Придется очистить подземелья». «Не ответит ли Ангбанд новым ударом, пока мы еще не готовы?» — Вот эти два… и еще тот. Какая же красота! «Мы будем действовать осторожно и скрытно. Вряд ли Моргот начнет войну из-за нескольких мелких стычек с дикими орками. Он скорее отдаст Дортонион, чтобы позже, когда ему будет удобно, вернуть его». — Странный выбор, Маэдрос. Эти камни не самые лучшие. — А мне они нравятся больше всех, — беспечно улыбаюсь я. «Что ж, рискнем. Лучше погибнуть в бою, чем без конца выжидать и прятаться!» «Готовь оружие, Карантир. Мы с Фингоном освободим путь для него». — Бери, — брат весело хлопает меня по плечу. Три камешка прихватит с собой гонец, едущий с очередным караваном в Хифлум и везущий письма. В свитках нет ничего особенного. Просто дружеские послания. А камни — подарок от Владыки Химринга Верховному Королю нолдор. Небольшой знак внимания другу. Знак, который поймет один Фингон. Красный камень — «наступление». Два зеленых — количество лет на подготовку. А еще — маленькая гравюра: сосны на фоне невысоких гор. Дортонион. 4 — Приветствую, Вала Мелькор. Ирбин не запнулся — просто пришлось следить за собой, чтобы не сбиться на привычное «Властелин». Все еще привычное… «Что тут произошло, Тарис? — мысленно спросил Целитель, ошеломленно вслушиваясь в изуродованную Музыку Восставшего. — С кем он опять подрался?» И тут же сам догадался — по отзвукам неприятно знакомой мелодии, еле слышным, но все еще отчетливым: «Со своим нолдо?» «Нет, Ирбин, не с ним, — отозвалась Таринвитис. — То есть — с ним тоже, но эти раны оставил не Феанор». Так вот почему стонала земля! И ведь почувствовали мы, что надо вернуться, но недоверие перевесило. Недоверие, которым тут же воспользовались враги! — Аманцы… — мрачно проговорил майа, уставившись в пол. — Нет, их здесь не было, — спокойно ответил Мелькор. — Такое оружие, Ирбин, есть только у нолдор. А теперь и у нас. «Зачем же тебе понадобилось самому подставляться?!» — Ирбин не сказал этого, закусил губу. Значит, больше некому было сражаться — после ухода из Ангбанда половины майар. И почему-то Восставший не смог отправить в бой балрогов. — Я уберу это, — Целитель решительно шагнул к Мелькору. — Не спеши. Сначала нам нужно понять, как именно действует новое оружие на Поющих. Лучше тебя никто в этом не разберется. — Я видел достаточно таких ран! — У майар. Но нам возможно придется сражаться не только с ними. Ирбин пожал плечами. И снова прислушался, все больше тревожась. Повреждения кто-то явно пытался залечить, но получилось не до конца. А потом… потом что-то словно закрепило изменения в облике Восставшего. — Это похоже… как у Воплощенных сломанная кость криво срастается, если сразу не выправить, — растерянно пробормотал Целитель. — Вала, что ты сделал?! — Воплотил нашу Тему в мире, — глухо ответил Мелькор. Похоже, он до сих пор надеялся найти выход. И только сейчас понял, что не удастся. — Да. Воплотил, — медленно кивнул Ирбин. — Она слилась с Ардой. А эти… эти следы — с твоей Музыкой. Неразрывно. 5 Я ждал их. Представлял, как встречаю, что говорю, как они радуются избавлению от орков. А когда их привели — трех первых, я как-то разом забыл все, что собирался сказать. Загляделся… да и жалко их стало, испуганных, несчастных. Опомнился, правда, быстро: не стоило проявлять неуверенность при орках. Да и при пленных тоже. Привычка — великое дело. Пока Коркион мучительно старался не покраснеть (вот уж с чего бы!), Повелитель Мори спокойно и деловито объяснил девушкам, что им ничего больше не угрожает. Что будут они здесь прясть и ткать, шить одежду и печь хлеб, ухаживать за садом и собирать плоды. Нет, не для Моргота и не для орков. Для своих… ну, не совсем соплеменников, но в Ангбанде что нолдор, что синдар — все в одном положении. В сущности, единый народ. Кстати, если у кого лежит душа с металлом или камнем работать — тоже милости просим. В мастерские не захотела ни одна из девушек, так что я отвел их всех в Плодовую долину. И ушел: пусть знакомятся с моими землепашцами, обживаются. Наконец-то у нас будут нормальные лепешки! Да и пленные нолдор, думаю, повеселеют. Заодно и охоты бежать у них поубавится. Впрочем, желающих и так давно нет. Кому не терпелось — давно оркам на корм пошли. Со второй партией пленниц все прошло уже совсем просто. А в третьей была – она. Невысокая, сероглазая, с волосами такого сочного желто-рыжего оттенка, какой бывает у осенних листьев. Или у лисьей шерсти. — Как тебя зовут? — спросил я, закончив напутственную речь для новеньких, но не спеша отвести их в долину. Я давно решил, что не стану брать слуг. Но эту девушку мне захотелось видеть почаще. И… поговорить с ней. От пленных-то лишнего слова не дождешься. Отправь ее с ними — тоже станет такой же настороженно-отчужденной, будет смотреть с затаенной ненавистью. Не хочу! — Туивен, — еле слышно ответила рыженькая. Но тут же вздернула подбородок и повторила нарочито громко и внятно: — Туивен! Ей было страшно, но показывать это она не собиралась. Я кивнул: — Пойдешь со мной. Помогать будешь. 6 Говорил он довольно долго, но я не слушала. Меня заботило то, что произойдет, когда этот… это существо закончит свою речь. Я должна буду сказать ему, что не стану помогать Врагу. И тогда он отдаст меня оркам. Или той жуткой твари, что набросилась на меня на опушке и принесла сюда. Не знаю уж, почему она меня сразу не растерзала… зато теперь наверстает упущенное. — Идем, — приказал приспешник Моргота. Я замялась, подбирая слова для отказа, и опоздала. Существо направилось прочь по коридору, за другими девушками уже закрылся проход, а оставаться с орками… этим без разницы, соглашусь я что-то делать для Врага или нет. От рассказов о том, как они поступают с пленными, стыла кровь. Я поспешила следом за… Темным майа? Внешне существо походило на квэндо, но вряд ли бывший пленник стал бы служить Врагу. А если бы его даже принудили, — тут я на мгновение зажмурилась от ужаса — он бы трудился на рудниках, а не командовал орками. Ладно, кто бы он ни был — хорошо, хоть клыки не торчат! Я никогда не пыталась представить себе Ангбанд. И теперь оглядывалась по сторонам с невольным любопытством. Стены из блестящего черного камня были покрыты резьбой. Никогда не видела ничего подобного: в моем селении резали только по дереву. Металлические светильники тоже были частью общего узора, в каждом коридоре — нового. И это оказалось красиво… настолько красиво, что я недоумевала: неужели здесь живут орки. Впрочем, этих тварей мы больше не встречали, и вообще никого. Один раз я невольно остановилась, замерев от восторга. Даже забыла о своем бедственном положении. Мы вошли в зал, сделанный из камней всех оттенков зеленого и желтого. Колонны здесь напоминали стволы деревьев, потолок казался переплетением густых ветвей, покрытых листьями, а в центре был небольшой бассейн с кувшинками. Издали цветы выглядели живыми, но, приглядевшись, я поняла, что они тоже из камня. И все равно было ощущение, что я попала в лес. Разве что птицы не пели. — Кто это сделал? — не удержалась я. Темный майа остановился и обернулся. — Что ты видишь, Туивен? — спросил он, пристально глядя на меня. — Лес. Каменный лес. А что? Он медленно кивнул, словно удивленный ответом. — Это творение майэ Ральтагис. Идем дальше. Мы миновали еще один коридор, поднялись по винтовой лестнице и оказались в небольшом помещении с пушистыми шкурами на полу, несколькими креслами и парой резных каменных столиков. — Будешь жить здесь, — сказал Темный майа. Пламя светильников под его взглядом загорелось ярче. — Кто ты? — настороженно спросила я. — Мор… — начал он. – Эй, что с тобой?! Моргот! Теперь мне точно конец! Стены комнаты поплыли вокруг меня, ноги подкосились, и я без сил опустилась на пол. 7 Мори поднял сомлевшую девушку и бережно усадил ее в кресло. Неудивительно, что бедняге стало дурно: тоже ведь, наверное, думает, что она подо льдом. Хотя нет: синдар вряд ли способны представить себе, что это такое — путь через Хэлкараксэ. Юноша быстро поднялся этажом выше, набрал кувшин воды из фонтана и вернулся в гостиную. Туивен полулежала в кресле, глаза ее были закрыты. Мори вздохнул и плеснул немного воды ей в лицо. Девушка вздрогнула и посмотрела на него так жалобно, что новому хозяину башни отчаянно захотелось провалиться сквозь узорчатый пол. — Зачем я тебе? — хрипло спросила Туивен. Может, она и не имела понятия о вздыбленных льдах, но у синдар, похоже, был какой-то свой ужас – то, о чем не говорят вслух, но и забыть не могут. И девушка сейчас верила, что с ним-то и встретилась. — Здесь безопаснее, — как можно мягче сказал Мори. — В Ангбанде?! — В моей башне. Хотя и в Ангбанде тоже. По сравнению с землями, где идет война. Он взял с полки два самых красивых кубка, наполнил вином и поставил на столик рядом с ее креслом. — Лжешь! — Туивен сжала кулаки. — Ты ведь хочешь превратить меня в орка? — Орков здесь и так хватает, — попробовал пошутить Мори, усаживаясь напротив. — Но мне они не нужны. — И поэтому ты посылаешь их нападать на нас! — сверкнула глазами девушка, резким движением выпрямляясь в кресле. Схватила кубок, залпом осушила — видимо для храбрости — и выпалила: — Я не стану помогать тебе, слышишь?! Давай, зови своих чудовищ! — И не надо, не помогай, — легко согласился Повелитель пленных. — Тебе сейчас в любом случае отдохнуть надо. А там — осмотришься и выберешь себе занятие по душе. — По душе? Здесь, у тебя?! — Почему бы и нет? — Мори пожал плечами. — Тут есть для этого все необходимое. — Кроме свободы, — горько усмехнулась Туивен. — Я не стану ничего делать, и ты меня не заставишь. — Станешь, — улыбнулся юноша. — Почему это? — девушка напряглась, но смотрела твердо. И сдаваться не собиралась. — Потому что иначе тебе будет скучно. 8 Что происходит сейчас в Дортонионе, не знает никто из нас. И через палантир разглядеть мало что удается. Черные деревья, похожие на чудовищ. Чудовища, похожие на волков. Тени — то ли орки, то ли кто-то похуже. А потом виски сдавливает нестерпимая боль, в глазах темнеет и связь рвется. Пользование палантиром в Эндорэ и так отнимает много сил — почти столько же, сколько мысленная речь. А уж разведка с его помощью — дело совсем безнадежное. Но Дортонион надо очистить. Очень тихо, чтобы не спровоцировать Ангбанд на ответные действия. Другим путем оружие не передать: получится или слишком долго, или слишком заметно. — Придется отправить туда разведчиков. Командиры отводят взгляд: никому не хочется вести своих бойцов на мучительную и бесславную смерть. Одно дело — пасть в бою и совсем другое — быть растерзанным омерзительными тварями, утонуть в зловонном болоте или стать жертвой черных чар. — Король Фингон… — Да, Аркалимо? — Есть те, кто отправятся туда по своей воле. Глухой ропот. И тишина. Все понимают, что это выход. Но выход скверный. Послать в Дортонион тех, кто уже ничего не боится. Кому нечего терять и незачем жить. Кто хочет лишь мести. Чьи семьи погибли в бесконечных войнах с Морготом. — Да, — с усилием говорю я. — Это лучшее решение из возможных. — Я соберу отряд добровольцев, мой король, — Аркалимо поднимается, и я скорее ощущаю, чем слышу общий вздох облегчения. — И возглавлю его. 9 Значит, раны не исцелить полностью, не убрать… Хорошая цена за победу! И ведь ладно бы Единый нанес ответный удар или Валар! А то — сам ошибся. Или не ошибся, а все дело в поврежденном Венце? Впрочем, в данном случае разница невелика. Властелин Арды, запертый в искалеченном слабеющем теле — вот уж верх нелепости! Победитель, оказавшийся в ловушке… Я всегда был уверен, что моя Тема, ее величие, ее воплощение в мире — важнее всего. Важнее дружбы и любви, жизни соратников и уж конечно моей собственной жизни. Пожертвовать своей мелодией, собственным существованием ради творения — пустяк, право! Оказалось — не такой уж пустяк. Потерять Музыку, перестать быть — страшно. Но я был готов к этому. Конечно, если уходить быстро и с осознанием, что победил, пусть даже высокой ценой. А вот угасать постепенно, чувствовать, как убывают силы, как медленно разрушается мелодия… Омерзительно. Невыносимо. Я испытал это трижды. И трижды преодолел. Выбрался из Мандоса. Нашел способ уничтожить Унголианту. Воплотил свою Тему — правда, пришлось отдать почти все силы, но Арда насытилась. Этот мир теперь может существовать отдельно от нас, и наши мелодии не смолкнут, сколько бы времени ни прошло. Правда, существенно изменить в нем что-то уже не получится. Как и в моем облике. Какая все-таки пакость орочья косорыловка! Но она крепче вина… на меня, правда, все равно слабо действует, даже теперь. Воплощенный бы давно свалился без сознания. Ирбин был моей последней надеждой. Раны, которые я не мог исцелить сам, возможно, убрали бы мы вдвоем. Если бы попытались раньше, до того, как я использовал Пламя. Так… довольно. Если станет совсем невмоготу, изуродованный облик можно и уничтожить. Только вот воплотиться снова я вряд ли смогу. И потеряю способность хоть как-то воздействовать на материю, а значит, окажусь запертым в Арде до конца ее существования. Тогда мне останется разве что отыскать Феанора. Нам найдется, что сказать друг другу — до Второй Музыки хватит, не заскучаем! Я усмехнулся и медленно смял в пальцах серебряный кубок. Украшавшие его сапфиры мстительно впились в ладонь. Привычная боль в обожженной руке была хоть и намного слабее, чем когда-то, но ее хватило, чтобы вернуть мне ясность мысли. Я сумею открыть путь вовне. Ненадолго — это не повредит миру. И достаточно далеко от населенных земель Эндорэ, чтобы обошлось без жертв. Конечно, лучше всего было бы сделать это из Амана. Но крайний север тоже годится. Я покину Арду, избавлюсь от своей испорченной оболочки и… И дальше будет видно. Но все это позже. Я еще не закончил дела здесь. 10 — Хорошо, — Карантир отложил меч, который только что опробовал. — Мы добавили тот сплав, что ты просил, — чернобородый гном коснулся пальцами блестящего лезвия. — Но он не лучше нашей стали, принц. Какой смысл тратить время, усложняя задачу? Ты ведь сам нас торопишь. — Этот сплав был создан величайшим из наших мастеров, — сдержанно ответил Карантир. — Нолдор верят, что в нем живет дух Феанора, и что такое оружие приносит удачу в бою. Незачем коротышкам знать лишнее. Похоже, гном догадался, что эльфийский принц что-то недоговаривает. Но возражать не стал, только темно-карие глаза остро блеснули. — Если верят, значит, так и есть, принц Карантир. Плата? — Как договаривались, король Азагхал, — нолдо высыпал в подставленную ладонь камни. Гном удовлетворенно улыбнулся и ссыпал самоцветы в объемистый кошель у пояса. Подгорные мастера отлично умели находить и обрабатывать камни, но не создавать их. Если бы не это, даже нолдор было бы непросто заинтересовать их своими творениями. — Следующую партию оружия мы доставим, когда в предгорьях выпадет первый снег, — деловито сказал король Белегоста. — Это долго. — Карантир слегка нахмурился. — Можно ли закончить работу раньше? — Ты ведь мастер, как и мы, принц, — укоризненно покачал головой Азагхал. — И не можешь не знать, что искусство не терпит спешки. — Я еще и воин, король, — в тон ему ответил Карантир. — Как и ты. И ты не можешь не знать, что война не терпит промедления. Гном задумался, поглаживая кончиками коротких и цепких пальцев драгоценный пояс, украшенный самоцветами. Нолдо невольно залюбовался изящным сплетением золотых нитей, глубоким цветом искусно выделанных камней… и вдруг отшатнулся, не удержавшись от болезненной гримасы. — Кто это сделал? — напряженно спросил принц, поймав удивленный взгляд Азагхала. — Мой средний сын, — гном тепло улыбнулся. — Лучший из моих учеников. — Нет, не пояс — камни! Это ведь — нолдор? Вы торгуете с другими нолдор? С кем?! — Мой народ торгует со многими, — в голосе короля зазвенела сталь. — И не отчитывается ни перед кем. Карантир вспыхнул, но сдержался. Гномы Белегоста была слишком ценными союзниками, чтобы ссориться с ними. Особенно теперь. — Это злые камни, — глухо проговорил он. — Не знаю, кто создал их, но он жил одной ненавистью. Его творения впитали ее, словно яд. Разве ты сам не чувствуешь? — Каждый мастер мечтает превзойти других, — гном понимающе усмехнулся. — Но мы ценим ваше искусство не меньше, принц Карантир. — Камни красивы, да. Ими можно любоваться… изредка. Но носить на себе — просто опасно! Нолдо замолчал, сжав зубы. Как объяснить глухому, что такое Музыка? Дети Ауле при всем своем мастерстве и уме видели только то, что на поверхности, и не умели проникать в суть. — Опасно — для того, кто попытался бы отобрать их! — расхохотался гном. — Но не думаю, что такой смельчак найдется. — Мы привезем оружие, когда с деревьев опадет листва, — добавил он уже серьезно. — Быстрее нельзя. 11 Он не Моргот, конечно. Тот никогда не назвал бы сам себя так. Просто я ожидала встречи с Врагом — Ангбанд же! — вот и померещилось. Теперь стыдно за свою глупость. Впрочем, ее все равно никто не видел, кроме этого… существа. Но какая разница, что думает обо мне приспешник Восставшего? Кстати, он лгал, говоря, что от безделья мне станет скучно. И это окончательно убедило меня, что он майа — не квендо. Квенди не способны скучать. Можно ничего не делать — просто смотреть на мир, слушать его мелодии, ощущать единство с ним и радоваться этому. А если смотреть не хочется – вот, как здесь, например, — достаточно уйти в свои мысли. В мечты и воспоминания. И неважно станет, что происходит вокруг. Душой я была дома. С родителями и младшей сестрой. С друзьями. Со своим ручным олененком. Я бродила по знакомому с детства лесу, плела венки на полянах, собирала землянику, плавала в прозрачной воде небольшого озерка — и не было никакой войны, не было чудовищ из Ангбанда, не было Моргота… — Туивен! Видение рассеялось. Я вопросительно посмотрела на существо. — Вот, поешь. На подносе лежали ароматный кусок жареного мяса, свежие лепешки, пригоршня вишен, пара яблок. И стоял кубок с подогретым вином. — Мне не нужно, — я пожала плечами. — Нет, конечно, — легко согласился слуга Моргота. — Просто составь мне компанию. — Темному майа скучно? — я постаралась, чтобы это прозвучало язвительно. — Я не майа, — спокойно ответил он. — Неужели балрог? — вышло не слишком остроумно, но уж очень мне хотелось выплеснуть досаду на то, что отвлекли от воспоминаний. — Я нолдо, — по его взгляду я поняла, что он говорит правду. Лучше бы лгал! Вот, значит, что тут на самом деле происходит с квенди! Не в орков их превращают — в такое вот. — Как твое имя? — теперь я смотрела на собеседника с невольным состраданием. Страшно представить, через какие мучения должен пройти эльф, чтобы согласиться служить Морготу! Может, и не его самого пытали — кого-то, кто ему дорог. Разве такое выдержишь?! Некоторое время он колебался, испытующе глядя на меня. — Коркион, — сказал глухо, словно давно не произносил этого имени. Или боялся, что кто-то услышит нас. — Это настоящее имя. Здесь зовут — Морнайвион, Мори. Но ты зови по-старому, ладно? Когда мы одни. 12 Это я зря, конечно. Два разных имени — ненужные сложности. Хотя… вон как у нее заблестели глаза. Смотрит сочувственно, я даже чуть не растрогался. Пусть жалеет, если ей так легче, лишь бы не шарахалась. И не отказывалась от еды — мне только трупа здесь не хватало! Другие-то девушки приспособились: живут, трудятся. Провожают меня взглядами, полными ненависти, ну, так не привыкать. Главное — лепешки пекут отменные. И пленные мои оживились, оттаяли немного. Кое-кто из девушек уже в новеньких украшениях ходит: дарят им. А эта… то ли решила уморить себя голодом и жаждой, то ли забыла о пище. Крепко напугали ее при доставке в Ангбанд… или это я напугал? Лучше бы первое! — Я не выдам тебя, — очень тихо сказала Туивен. — Коркион. Я осторожно улыбнулся. — Поешь, а? Она кивнула. — Коркион…, а можно мне воды? Я тут же протянул ей кувшин. Слышать свое прежнее имя было странно. И тревожно. — Зачем я здесь? — спросила девушка, наконец оторвавшись от кувшина. — Ешь, — велел я. — У нас будет время поговорить. А у меня будет время подумать, что ей ответить. Потому что уже сказанную правду — насчет составить компанию — Туивен не поймет. 13 — Айа, мастер! Алканармо, сидевший на камне у озера, повернул голову, посмотрел испытующе: — Привет и тебе, Аркалимо. Командир дозора подошел и устроился на соседнем валуне. — Дело для тебя есть, — сказал он без обиняков. — Для вас с Раумо. Опасное. И показал подбородком туда, где за свинцовой гладью озера темнел хребет Эред Вэтрин. Верхушек гор не было видно из-за низких туч. — Дел и здесь полно, — суховато заметил Алканармо. — Из кузницы не выходим почти. Бывшие пленники и вправду жили затворниками. Только вот причина была не в работе, хотя оружие и доспехи, сделанные беглецами, считались едва ли не лучшими в Хифлуме. Просто — зачем выходить, если идти не к кому? — А будет еще больше, — отрезал Аркалимо. Уговаривать строптивого кузнеца ему не слишком хотелось: желающих попасть в отряд и так хватало. Но во-первых, Алканармо был когда-то неплохим воином. Во-вторых, нолдо, проведший столько лет в Ангбанде и сумевший бежать, мог оказаться очень полезен в захваченных Врагом землях, а в-третьих… в-третьих, на месте беглеца мог бы оказаться Коркион, если бы выжил. Так же чувствовал бы себя изгоем — безо всякой вины, просто потому, что плен оставил невидимый, но отчетливо ощутимый след. — Я собираю отряд, — отрывисто сказал Аркалимо. — Идем на разведку в Дортонион. Вернутся не все: места там теперь скверные. Но кто-то вернуться должен. Поднялся, поправил плащ. — Выходим через три звездных круга. Надумаешь… — Подожди, — Алканармо тоже встал. — Я согласен. Но я хочу взять с собой еще двоих. — Один — Раумо. А второй? — Алассион. Аркалимо нахмурился. Алассион… Разведчик, захваченный в плен и отпущенный Морготом. Командир, всех воинов которого замучили до смерти у него на глазах. Нолдо, похожий на изможденного старого человека. — Алассион безумен, Алканармо. Вряд ли он еще способен держать оружие. — Способен! — голубые глаза кузнеца гневно сверкнули. — Я проверял. И он не утратил ни ясности ума, ни силы духа. Только вы не видите этого, потому что избегаете его. Хуже — вы его жалеете! Аркалимо отвел взгляд. Находиться рядом с Алассионом действительно было тяжко: его мелодия, изуродованная горем и отчаянием, резала слух. И эльдар невольно закрывались, стараясь не слышать. Впрочем, в Дортонионе это будет неважно: Музыка Врага заглушает все. — Он погибнет там, — тихо сказал командир. — И ты это понимаешь. — Та жизнь, которую он ведет здесь, хуже смерти, — упрямо сдвинул брови кузнец. — Позволь ему отомстить! Дай почувствовать, что ему опять доверяют. Если он и умрет, пусть умрет в бою! 14 — Отряд готов, мой король. Как только ладья Тилиона скроется из виду, выходим. Мы говорили вслух. Если соглядатаям Ангбанда совсем ничего не удастся подслушать или сведения будут заведомо ложными, Моргот насторожится. А так — пусть знает об очередной вылазке. Разведка в землях, занятых Врагом, дело обычное. — Хорошо, Аркалимо, — коротко кивнул Фингон. — С вами пойдет Хурин. — Мой король, Хурин — лучший из людских воинов и многому научился у нас. В сражениях он не уступит нолдор. Но какой из человека разведчик? — А какой? — король приподнял брови, словно удивленный моими возражениями. — Никуда не годный, — я внимательно посмотрел на него: что еще за игра? Но Фингон терпеливо ждал ответа, и я продолжил: — Даже самый ловкий человек выдаст себя через двадцать шагов. Не шорохом травы под ногами, так дыханием. Или качнувшейся веткой. — Нам – да, выдаст, — спокойно подтвердил король. — Но там, куда вы идете, эльдар нет. А твари одинаково чуют что нас, что атани. — Слух и зрение у людей слабые, — продолжал сопротивляться я, пытаясь понять, зачем Фингону понадобилось усложнять нам и без того непростую задачу. — Смертные быстро устают, им чаще нужны пища и сон. «Ты сомневаешься в Хурине, мой король? — спросил я мысленно. — Хочешь, чтобы он не вернулся?» — Зато они нечувствительны к Музыке Врага, — Фингон покосился на открытое окно и понизил голос. Ровно настолько, чтобы шпионы Ангбанда, если они были тут, навострили уши. — Они просто не слышат ее. «Хурин предан нам, — сказал он беззвучно. — Я не желаю его смерти». — А Дор-Ломин останется без правителя? — уточнил я вслух. — Хуор заменит брата на время его отсутствия. «Так зачем ты отправляешь Хурина с нами?!» «Затем, что мы не знаем, с чем придется столкнуться. У смешанного отряда шансов на успех больше. А Хурин — сильнейший из людей. И он удачлив, Аркалимо. Если кто-то из атани способен уцелеть в Дортонионе, так это он». 15 — Лучше отдать Сильмарилл, Эльвэ. Король Дориата отвернулся к окну — спина напряжена, плечи расправлены. Все еще слишком зол на сыновей Феанора. И слишком легкомыслен. Похоже, таким и останется, сколько бы ему ни пришлось пережить. Неужели Воплощенные ничему не учатся? — Ты читала послание, Мелиан. Они посмели требовать у меня Камень! Камень, который возможно будет стоить мне вечной разлуки с дочерью! — Дело не в Сильмарилле! — не выдержала я. Но продолжать не стала. Эльвэ и сам знает: вина за то, что Лютиэн отказалась от бессмертия и разделила судьбу своего избранника, на нем. Зачем бередить рану? — Келегорм и Куруфин напали на нашу дочь! — муж резко повернулся ко мне. — И теперь их брат хочет от Дориата военной помощи?! Нам следовало бы уничтожить их! — Ни в коем случае! Они закрывают нас от Ангбанда. — У нас есть твоя Завеса. — Эльвэ, ты в самом деле полагаешь, что Враг не способен уничтожить ее? — Говорят, он слабеет, — уверенности у Тингола слегка поубавилось. — Разве Лютиэн справилась бы с Мелькором, будь он в силе? — Даже если бы Восставший действительно утратил часть возможностей, у него остаются майар, — возразила я. — Мне одной не одолеть их всех. — Ладно, я не трону Феанорингов, — нехотя согласился муж. — И укреплю рубежи Дориата. Но военной помощи Маэдрос не получит. — Это правильно, — согласилась я. — Шансы на победу у них сомнительные, нам разумнее остаться в стороне. И отдать Камень сыновьям Феанора. — Пусть попробуют забрать его! — недобро прищурился Тингол. — От нолдор-то мы отобьемся, — вздохнула я. — А как насчет Мелькора? Он ведь захочет вернуть себе Сильмарилл. Так пусть сражается с Химрингом, а не с Дориатом. — Восставшему и так навяжут войну, ему будет не до нас. — Эльвэ, неужели ты не понимаешь, что Сильмариллы приносят несчастье тому, кто владеет ими?! Эти Камни погубили своего создателя, искалечили Восставшего, сломали жизнь нашей дочери и ее мужа! Ты хочешь стать следующим? Он молчал, с сомнением глядя на меня. — Ты стремишься отомстить Келегорму и Куруфину? Отлично — отдай им Сильмарилл, и можешь больше не предпринимать ничего. Только наблюдать за агонией. — Поздно, Мелиан, — король Дориата скрестил на груди руки. — Я уже отправил послов назад. С отказом. 16 Над землей струился туман — именно струился, свиваясь толстыми сизыми жгутами и пульсируя. Он казался вязким, как грязь. Каждый шаг давался с трудом, даже легконогим эльфам. Вернее — только им. Хурин, сын Галдора, бодро шел вперед, время от времени удивленно оглядываясь. — Не спеши, — окликнул его Аркалимо, в который раз пожалев, что люди не владеют мысленной речью. Хотя если бы и владели, здесь бы это не помогло. Тема Врага звучала повсюду — словно здешние земли никогда не принадлежали нолдор. Впрочем, Дортониона уже не было. Был — Таур-ну-Фуин, Мглистый лес, проклятое, гиблое место. Аркалимо смахнул пот, обильно выступивший на лбу, несмотря на озноб, пробирающий до костей. Холод поднимался от земли, неторопливо полз от ступней к бедрам, постепенно высасывая силы. И что-то чавкало под ногами. То ли вода —, но топи Серех остались позади! Откуда болото на прежде засушливом нагорье?! То ли… казалось, кто-то незримый облизывается, сглатывая слюну в предвкушении пищи — морок, бред! Но бред слишком навязчивый, чтобы отмахнуться. — Хурин! Человек мерно шагал вперед — туда, где уже поднималась с земли бесформенная черная туша, стряхивала клочья тумана, тянула навстречу… Когти? Щупальца? Шесть пар бледно-лиловых глаз, не мигая, смотрели на жертву, а Хурин шел, не видя опасности, не замечая, что остался один, что товарищи давно отстали… — Сто-о-ой! — голос Аркалимо отказал, зов оборвался беспомощным хрипом. Командир оглянулся, но больше никого не было. Отряд исчез, остались только они с Хурином. И человека отделяло три шага от смертельных объятий невидимой для него твари. 17 — Покажи мне лес, Коркион. Он с сомнением посмотрел на меня. — Тогда сперва зайдем за плащами. Сегодня холодно. — Нет, не тот — каменный лес. Созданный… Трудно говорить о творении, находясь в Ангбанде. Но и лгать себе невозможно: здесь красиво. Очень красиво. Если не слушать Музыку — тяжелую, грубую, рвущую слух. Если смотреть только глазами. — Созданный майэ Ральтагис, — договорил Коркион за меня. — Давай сходим. Он почти не оставлял меня одну. Хотя убивать себя мне было уже поздно, а бежать еще рано. И он наверняка понимал это. — Похожий лес есть в Менегроте, — я провела пальцами по шершавому камню ствола. Почти кора на ощупь, только холоднее. — Это столица Дориата, — пояснила я, не уверенная, успел ли нолдо узнать хоть что-то об Эндорэ прежде, чем его схватили слуги Врага. Сколько времени этот несчастный провел в неволе? Он никогда не рассказывал, как попал в плен, а я не спрашивала. Как и о том, почему он стал таким… словно лесной орех. Гладкая блестящая скорлупа, а что под ней, не видно. Но очень хочется верить: что-то есть. — Ты бывала в Менегроте? — Один раз, в детстве. На празднике, — я улыбнулась воспоминаниям. — И там был зал — такой же… э-э-э… то есть, задуманный похоже. Каменный лес. Но совсем другой — пронизанный золотым светом, полный зверей и птиц — и каменных, и живых. И там соловьи пели. И деревья на ощупь были теплые, как настоящие. Говорят, тот зал король Тингол сделал в подарок жене. — Сам? — спросил Коркион с жадным любопытством и даже как будто с ревностью. Я удивилась, а через мгновение поняла и чуть не рассмеялась. Ну, да, он же мастер! — Нет, не сам. Во всяком случае, не один. Рассказывали, что там работали многие мастера: и квенди, и гномы. Коркион слегка усмехнулся, явно успокаиваясь. — Этот лес майэ Ральтагис создала в одиночку, — заявил он с такой гордостью, словно это была его заслуга. — И долго трудилась? — фыркнула я. Неприятно: Менегрот лучшие из лучших строили не один год, а тут какая-то приспешница Врага… — Не знаю, Туивен, — собеседник в который раз сделал вид, что не заметил моей иронии. — Но думаю, долго. Такие мелодии отбирают немало сил. — Сочувствую бедной, усталой майэ Ральтагис! Меня раздражала манера Коркиона подчеркивать, как он хорошо знает здешних обитателей. Пленник ты или не пленник, но ты квендо! И должен оставаться собой — хоть в Ангбанде, хоть в Амане, хоть у Намо в Чертогах Мертвых. А не вести себя так, будто ты один из… этих. — Она тоже создала лес в подарок — странное совпадение, — задумчиво проговорил нолдо. — Морготу? — я еще раз огляделась и подумала, что зал, в сущности, не так уж хорош. Совсем не хорош! Вместо гордых буков — сосны и ели. Из цветов — одни кувшинки в бассейне. Из-за стволов выглядывают противные волчьи морды… б-р-р… спасибо, что каменные! — Нет, Саурону. Я поежилась. Невелика разница! — Пойдем отсюда, Коркион. Ты хотел отвести меня в настоящий лес, помнишь? И не надо плащей. Снаружи все равно теплее, чем здесь! 18 — Возьми, — приказал Мелькор. Я немного помедлил прежде, чем принять из его рук Венец. Черный металл без блеска — бездонная пропасть, ночное небо, лишенное звезд. Смотришь — и кружится голова, и не оторвать взгляда: завораживает, затягивает, манит звенящая темная глубина. Жесткие, стремительные линии орнамента — то ли злая пляска огненных языков, то ли скрещенные в смертельном поединке клинки. И неожиданно теплый свет Сильмариллов, гармонично вплетающийся в узор. Яркий и нежный — певучая радость летнего утра. Одного из Камней в оправе нет, но там, где он был, играют отблески — эхо далекой мелодии. Словно у Венца есть память. — Властелин, ты хочешь, чтобы я исправил его? Я бережно коснулся сплетения металлических нитей — казалось, они вот-вот отзовутся, словно струны под пальцами музыканта. — Моего мастерства не хватит, — я вздохнул. Надо было вернуть Венец, но я медлил: не мог расстаться с ним. Хотя видел раньше — на голове Феанора. Но не вглядывался, не позволял этой мелодии захватить себя. Закрывался. Теперь вот не стал. — Надень его, Мори. — Властелин… Почему я? Мелькор не ответил, пристально глядя на меня. Опять испытание? — Я не Поющий, — снова заговорил я, больше стараясь убедить себя, чем его, очень уж хотелось надеть. — И не правитель. Почему – я?! — Оставь, — отмахнулся Вала. — Ты что же, думаешь, это знак отличия? Или награда? — Или проверка, — осторожно предположил я. — Это инструмент, Мори. Уникальный, невероятно мощный —, но всего лишь инструмент. И нужен тот, кто сумеет работать с ним. — Почему я, Властелин? — Ты единственный из Старших Детей, кто несет в себе обе Темы. Нолдо, рожденный в Амане и принявший мою Музыку. — Еще один уникальный инструмент, — с горькой усмешкой продолжил я его мысль. — Нет, Мори. Мастер, способный справиться с инструментом. 19 Алассион прижался спиной к стволу, обогнул его и беззвучной тенью скользнул к следующему дереву. Сейчас он больше не походил на измученного старика. Острый взгляд, точные и ловкие движения — разве что волосы необычного для эльдар белого цвета. — Смотри, — еле слышно прошептал Алканармо, бесшумно оказавшись рядом с Алассионом, и показал на склон впереди. Там среди чахлых сосенок и выщербленных скал чернело несколько щелей. Северный вход в пещеры Дортониона. — Раумо… Алассион, — Алканармо быстрыми скупыми жестами показал направления.- Я проверю верхний лаз. Встретимся у западного выхода. Если этот выход еще есть. И если будет, кому встречаться. Алассион взлетел по осыпи, легко прыгая с одного камня на другой, безошибочно угадывая, куда можно наступить. Он всегда любил и хорошо чувствовал горы. Даже Тема Врага, звучавшая здесь едва ли не так же громко, как в окрестностях Ангбанда, не притупила чутье. В подземелье было темно — настолько, что острое зрение нолдо оказалось почти бесполезно. Но зажечь огонь Алассион не решился: не стоило привлекать внимание. Двигаться ощупью? Пробраться так к западному выходу он, конечно, сможет. А вот рассказать потом что-то полезное остальным – нет. Оставалось одно — убрать защиту. Слиться с этими горами и подземельями. С ними — и с пронизывающей их Музыкой Моргота. Разведчик сделал несколько глубоких вдохов, словно собираясь нырнуть, а на самом деле еще немного оттягивая неизбежное. И открылся. Пещеры были пусты. Точнее, орков в них не было. Алассион ощущал присутствие Алканармо и Раумо — значит, живы. И еще еле заметно чувствовалось движение какой-то твари. Нет — тварей, крупных, но медлительных. Или спящих? Раумо двигался как раз к ним, правда, был еще далеко. Предупредить? — Командир? — знакомый голос. Юношеский, чистый, не сорванный криком. Он никак не мог звучать здесь и вообще в Эндорэ, но Алассион почему-то не удивился. Аварно здесь — и хорошо. Значит, не было тех, других подземелий. Ангбандских. Был – сон, кошмарный морок, и теперь он кончился. — Долго я спал? — Не очень. Ты устал, командир. — Тебе следовало разбудить меня раньше. Ладно, где остальные? — Ждут. Я отведу тебя к ним. Мальчишка шел впереди, невидимый в темноте. Алассион двигался следом, болезненно морщась. Что-то тревожило его — словно не до конца зажившая рана, словно неприятно скребущий звук. — Аварно, подожди. Я должен предупредить Раумо. Там опасность. — Он уже идет к остальным. Осторожнее, командир! Здесь пропасть, надо обогнуть справа. Карниз был узким, но если двигаться впритирку к стене, пробраться можно. Ходить этим коридором не стоит, а вот засаду устроить… — Давай руку, командир. Пальцы Аварно были мокрыми и скользкими. В ноздри Алассиона ударил сладковатый запах. — Ты ранен?! — Аккуратнее, здесь камень шатается… Вот и пришли. Десять разведчиков стояли в нескольких шагах от края провала. Светлее не стало, но Алассион отчетливо разглядел все. Вывалившиеся из вспоротых животов внутренности, окровавленные обломки костей, содранная кожа. Аварно улыбнулся, повернув к командиру обугленное лицо с пустыми глазницами. Алассион не закричал. Просто шагнул назад. В пустоту. 20 — Будет война, дядя? Ульдор молчит. Ладит оперенье к стреле. Будет. И вроде, старшие не особенно говорят об этом. Но женщины шьют новые куртки, вкладывая железные пластины между слоями кожи. И лопоухий Нарх, помощник кузнеца, перестал задираться. Да и не видно его почти. — Мне нужен меч, — выдохнул я сокровенное. И замер, исподлобья глядя на вождя, готовясь доказывать: я уже взрослый! — Овец завтра угоняют на полдень, — сказал Ульдор. — Племя уходит, Ульт. — Уходят женщины, старики и дети, — упрямо возразил я. — Воины остаются. — Ты еще не воин. — А Ульнир? — Он старше тебя на четыре весны. И он выдержал испытание. Да, выдержал. Далеко уходил, много дней не был в селении. Вернулся — с отрезанной головой невиданного зверя. И с рыжей пятнистой шкурой на плечах. Теперь важный стал, не подступишься. И носит на кожаном шнурке на груди два клыка — на удачу. — Я тоже, — не отступал я. — Только у огненного духа нет головы, чтобы принести ее тебе. И нет шкуры, чтобы содрать. Духа нельзя убить, но я прогнал его. Победил! — Да, ты победил, — вождь отложил работу и теперь пристально смотрел на меня. — Но твое оружие — не меч и не лук, мальчик. Ты колдун. Ульфанг не хотел спешить с этим, но времени и вправду не остается. Старну понадобится помощник. Помощник? Варить вонючее зелье в котле, просить духов об удачной охоте для других, принимать роды, кости вправлять? И так всю жизнь?! Не хочу! — Я не колдун, дядя! Мне… мне оберег помог. Который дед дал. — Оберег? Я торопливо оттянул ворот, выпрастывая серый камешек: — Вот! Злой дух испугался Властелина Мелхгура. — Нет, Ульт. Тебя, — дядя положил руку мне на плечо. — Ульфанг дал тебе обычный камень, не заговоренный даже. — Откуда ты знаешь? — мне почему-то стало очень обидно. И страшно. — Он сказал мне. Я недоверчиво смотрел на дядю. Но ведь нельзя солгать об ушедшем за небо, тем более о вожде. Иначе тот вернется и поразит обманщика на месте. Даже собственного сына. — Да, этот камень из Ангбанда, но сам по себе ничего не может, — спокойно объяснил Ульдор. — Духа прогнал ты. Я подождал немного, но земля так и не провалилась у него под ногами. И молния в него не ударила. Значит, все правда… — Я сражаться хочу, — не отступил я. Был бы дед жив, он разрешил бы, наверняка разрешил! — Ты будешь сражаться, Ульт. Но не мечом. Воинов много, мальчик. Вожаков меньше. Но колдун — настоящий, сильный колдун — не во всяком племени есть. Такие, как ты, рождаются очень редко. Я поведу наших людей в бой. Ты — поможешь нам победить. 21 — Ищи третий Камень, — велел я. — Где, Властелин? — растерянно спросил Мори. — Начни с Дориата. Или Дориат, или дочь Мелиан. Первый вариант был бы лучше, потому что полукровка исчезла. По обрывкам разговоров выходило, что она погибла, а потом вернулась из Мандоса, да еще и вместе со своим человеком. Причем источник слухов выявить не удалось. Может, это люди тешили себя сказками, пытаясь одолеть страх смерти. А может, Мелиан выдумала историю в надежде обезопасить Дориат. Причем даже не обязательно, чтобы Сильмарилл и вправду был там: Феаноровым отпрыскам достаточно предположения, чтобы напасть. А вот ловить по всему Эндорэ полукровку, унесшую Камень, — занятие, которого им хватит надолго. Особенно если ее там нет. — Властелин, поиски могут занять много времени, — забеспокоился мальчишка. — Кто позаботится о моих… о пленных нолдор? — Ты же и приглядишь за ними. Тем более, что тебе все равно придется делать перерывы, иначе сил не хватит. — Но дорога в Дориат… — Да не нужно тебе никуда ехать, Мори! Сильмарилл был частью Венца. Они тянутся друг к другу. Используй эту связь, и ты почувствуешь недостающий Камень. Услышишь его Музыку. Услышишь — если Завеса Мелиан тебе не помешает. Или способности Лютиэн, при условии, что та жива. Впрочем, в данном случае успех поиска не имеет значения: мне не составит большого труда самому найти в Эндорэ любую мелодию. Но важно выяснить, способен ли ты пользоваться Венцом. И если да, то как именно. 22 — Командир! Эй, очнись, командир! Аркалимо открыл глаза, судорожно втянув воздух сквозь сжатые зубы. И увидел над собой встревоженное лицо Хурина. Живого и, похоже, невредимого. — Где? .. — Исчезли, — нахмурился человек. — Как сквозь землю провалились, все четверо. — Где тварь? — нолдо начал медленно подниматься. Он не был ранен, во всяком случае, не чувствовал боли. Но тело сделалось странно вялым и с трудом слушалось. — Тварей не видел, — Хурин подхватил Аркалимо под мышки и помог сесть. — Хлебни вина, командир. Нолдо приник к бурдюку, сделал пару глотков, перевел дыхание. — Ты же шел прямо навстре… Сзади! Человек прыжком обернулся, выхватывая нож. Быстрее, чем его сородичи, но все-таки неуклюже. От стрелы не успел бы увернуться, разве что от звериных зубов, если зверь обычный. — Да нет здесь никого, — удивленно пробасил Хурин, внимательно оглядев поляну и снова присаживаясь на корточки рядом с нолдо. — Померещилось тебе, командир. Должно быть, крепко ударился, когда падал. А над головой человека, почти касаясь растрепанной золотистой шевелюры, скалило пасть чудовище. Аркалимо отчетливо видел, как тянется, свисая между зубов твари, ниточка мутной слюны. — Те, кого ты в пещеры отправил, пока не объявлялись. А кто с нами шел, те пропали, — озабоченно говорил Хурин, по-прежнему не замечая опасности. — Надо было веревкой обвязаться, что ли. Аркалимо закусил губу, неимоверным усилием разорвав незримые узы, мешавшие ему двигаться. И метнул нож. Лезвие вошло в глаз твари, та истошно заверещала и метнулась назад. Нолдо вскочил и кинулся следом, выхватывая второй клинок. — Командир! — человек вытаращил глаза, когда эльф с яростным воплем несколько раз ударил кинжалом в сосновый выворотень, сбивая ссохшиеся комья земли с мертвых корней. — Да уймись ты, нет здесь никого! — Хурин, спр-рава! — прорычал Аркалимо, добив чудовище и с отвращением видя, что прямо из-под земли выбирается еще несколько тварей, покрупнее первой. — Не стой! — Командир, это же наши… Ах, ты! Да что ж вы делаете-то?! Выскочившие на поляну двое разведчиков, оскалившись по-звериному, бросились на Аркалимо. Блеснули ножи. 23 Аркалимо?! Я вскочил и едва не сорвался вниз, потеряв равновесие с непривычки: одна реальность словно просвечивала сквозь другую. Я видел одновременно Железные Горы вокруг и лица нолдор, сражающихся с кем-то в сосновом лесу, и от этого кружилась голова. Я схватился обеими руками за подлокотник и, зажмурившись, осторожно опустился обратно в кресло. Феанор, высекая этот каменный трон, думал о чем угодно — о красоте, об удачной точке для наблюдения —, но только не о безопасности. Так что чувствовал я себя здесь, как волк на насесте. Дома было бы гораздо удобнее, но застань меня Туивен в Венце, она уже никогда не поверила бы, что я не Моргот — вопреки и Музыке, и здравому смыслу. А слоняться по Ангбанду в поисках подходящего места было бесполезно: он раз за разом услужливо выводил меня к Шестой Южной. В конце концов я сдался и вскарабкался по скалам к Феанорову креслу: это было проще, чем втолковать упрямой крепости, почему мне там не нравится. Хорошо, я хоть меховое покрывало в одной из комнат нашел и с собой прихватил. За плащом-то домой уже не вернешься, а несколько страж кряду неподвижно сидеть на холодном камне… это Пламенным надо быть. Быстро справиться я не надеялся. Мелькор, конечно, объяснил, как обращаться с «инструментом», но тут то же, что в мастерской: почувствовать надо. Не поймешь, пока сам не начнешь работать. Вот я и начал. Закутался в покрывало по уши — ветрище на Шестой Южной был истинно ангбандской мощи — и постарался сосредоточиться. Горы. Гладкие черные скалы, осыпи, валуны. Блестящая лента реки далеко внизу. Клочья тумана, зацепившиеся за выступы. Сосны. Дориат… Я помнил, как он выглядит с птичьего полета: Мелькор показывал. Но Сильмарилл наверняка в подземельях Менегрота, а их я совсем не знал. Расспросить бы Туивен. Хотя она там только в гостях была, и то один раз. Я вздохнул и забрался в кресло с ногами, благо Феанор сделал его достаточно большим. Итак, Дориат… это на юге, значит, смотрим на юг. Горы. Выщербленные скалы, крупные осыпи, замшелые валуны. Клочья тумана. Обгорелые сосны… Обгорелые?! В Ангбанде был пожар? Когда?! Изображение поплыло перед глазами, и тут я сообразил, что вижу не Железные Горы, а какие-то другие. Невысокие, источенные временем, поросшие частично выжженным лесом. Неужели это и есть Дориат? И вот тут я увидел их — сначала крошечные фигурки, копошащиеся среди камней. А потом — лица. Знакомый прищур серых глаз, сдвинутые брови, плотно сжатые губы. Аркалимо! Я сидел, изо всех сил вцепившись в подлокотники и закусив губу. Прошлое вернулось слишком внезапно, я не был готов к нему. Конечно, я надеялся, что Аркалимо — мой приемный отец, наставник, командир – жив. Но увидеть его! Кажется, прошла целая вечность прежде, чем я отважился посмотреть снова. Вечность, уместившаяся между двумя сменами страж: гонг еще не бил. На этот раз все получилось быстрее и легче — достаточно было пожелать увидеть Аркалимо. Управлять Венцом оказалось не сложнее, чем Ангбандом. — Хурин, справа! — на этот раз я даже услышал их. Того, кто на руках пронес меня, только что потерявшего обоих родителей, полумертвого, безучастного ко всему, через Вздыбленный Лед и заново научил жить, дышать, даже улыбаться. И его светловолосого спутника — человека. А потом я заметил еще двоих. Нолдор —, но они были врагами. Я сам толком не понял, что сделал и как. Я просто не мог позволить им убить Аркалимо. И не позволил. 24 Они промахнулись. Оба. Клинки прошли совсем рядом с Аркалимо, но не задели. Командир ударил в ответ — тоже мимо. Словно его кто-то под руку толкнул. Ну, я-то не оплошал — обоих эльфов уложил отдохнуть на травке. Сгоряча перестарался немного, и рука у меня тяжелая, но Перворожденные только на вид хлипковаты, а так вообще народ жилистый. Жить будут, разве что голова поболит. Связывать разведчиков я не стал, но оружие у них забрал, чтобы опять чего не удумали. — Командир, ты как? — озабоченно спросил я, вглядываясь в лицо Аркалимо. — Сам очухаешься или тоже… помочь? — Не надо, — он потер пальцами виски. — Нападут — не отобьешься один. — Да тут и нападать не надо, — проворчал я. — Вы сами все сделаете. То с деревьями драться пытаетесь, то чуть друг друга не порешили. — А ты… что видишь? — командир говорил неуверенно, а сам все шарил взглядом вокруг. — Да ничего. Лес. Горы. Белка вон пробежала. — Рядом с тобой, справа, звериная морда, — Аркалимо зажмурился, снова открыл глаза, мотнул головой. — Оскаленная пасть, змеиный язык… тянется. — Ветка сухая, — сочувственно вздохнул я. — Слышь, командир, ежели тебе сильно мерещиться будет, я, конечно, могу вдарить. Но как мне потом на себе вас всех тащить? — Скверное место, — тихо проговорил нолдо. — Надо уходить. И как можно быстрее. — Ты чувствуешь остальных, командир? Мысленно позвать сможешь? — Нет. Музыка все время меняется, но это Музыка Моргота. И не поймешь, где морок, где явь. — Хорошо, что я не слышу ее, — заметил я. — Что ж, вас троих я отсюда выведу. Потом вернусь за остальными, кого удастся собрать. Только этих давай свяжем, что ли. Ты сам-то сумеешь держать себя в руках? Не поддаваться? Он кивнул. И тихо запел. О Владычице звезд, сияющих Древах, лазурных морях и белой горе. В другое время я с удовольствием послушал бы, но сейчас было не до того. Очнувшиеся нолдор подхватили мелодию, тщательно держа ритм. Их даже связывать не пришлось. Они шли за мной и Аркалимо, полуприкрыв глаза, и пели. Сперва еле слышно, но потом их голоса окрепли. И вроде, даже вокруг стало светлее. Словно песня была щитом, оберегавшим нас от чар Врага. 25 Раумо ступал по-эльфийски бесшумно, но в затхлом воздухе подземного коридора даже биение собственного сердца казалось ему слишком громким. Разносящимся по всей пещере. Способным выдать разведчика, привлечь врагов. А еще за Раумо кто-то шел. Кто-то очень осторожный. Нолдо раз за разом рывком оборачивался, до рези в глазах всматривался в тревожную темноту, вслушивался — ничего. Но стоило продолжить путь, и разведчик лопатками чувствовал недобрый чужой взгляд. Неотступный. Внимательный. Терпеливый. Раумо до крови кусал губы, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег — панический, гибельный. Говоришь, Ангбанд не везде, Алканармо? Но посмотри наверх: там нет звезд, только серый камень. И стены вокруг — не вырваться, даже свернуть некуда. А сзади — взгляд. И дыхание. Очень тихое, почти неразличимое слухом. «Алканармо!» — мысленный зов словно увяз в чужой Музыке. Раумо больше не ощущал присутствия товарищей, будто остался один в этих жутких пещерах. Один в мире. В Ангбанде и то было легче. Не так страшно. Когда с друзьями — не страшно. Разведчик споткнулся, упал на четвереньки и еле заставил себя подняться: хотелось так и ползти вперед, потому что тот, сзади, вот-вот набросится, стоит лишь немного промедлить. Раумо уже не помнил, зачем он здесь и как очутился в проклятом подземелье. Цеплялся за единственную мысль, которая еще оставалась: надо идти, двигаться. Там, впереди, спасение. Выход. Выход обратно в Ангбанд? Пусть — только бы избавиться от невидимого преследователя. Но впереди оказалось озеро. Разведчик остановился и потер висок, размазав холодными пальцами струйку пота, щекотавшую кожу. От неподвижной воды скверно пахло, к ней ни в коем случае не следовало приближаться. Но сзади подкрадывался все ближе – тот. Он был хуже и омерзительной вони, и чьих-то костей, похрустывающих под ногами — не споткнуться бы! И Раумо, беззвучно застонав от ужаса и бессилия, шагнул вперед. Ледяная вода сомкнулась вокруг щиколоток. Достигла колен. Поднялась выше. А потом озеро ожило, вспухнув расходящимися кругами, словно что-то крупное заворочалось в глубине. Нолдо замер, завороженно глядя на катящиеся к нему волны. Медленно шевельнул рукой, но не завершил движение, даже не дотронулся до оружия. Что-то плеснулось рядом, обвилось вокруг ноги Раумо, дернуло, опрокидывая разведчика в стылую вонючую воду, потащило в глубину. Холод на мгновение отрезвил нолдо. Разведчик дернулся, пытаясь освободиться. Пальцы нащупали рукоять кинжала — и обмякли. Раумо не знал, что делать дальше. Да и зачем что-то делать, если границы нет больше? Если Ангбанд — везде. 26 Я проводил Аркалимо и его спутников до самой топи Серех. Конечно, они об этом не знали. Человек, которого они называли Хурином, шел впереди, за ним — Аркалимо и остальные. Нолдор пели, и от их пения у меня перехватило дыхание и комок застрял в горле. Те же слова, та же мелодия — только голос у мамы был нежнее. А иногда они пели вдвоем с отцом… Я с трудом заставил себя вернуться к действительности. Вытер слезы, хотя впору было завыть в голос. Аркалимо еще не был в безопасности. Следовало снова найти его и проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Хотя я сам толком не знал, что могу сделать. Теперь я сообразил, где нашел Аркалимо — на Сосновом Нагорье. Бродить там нолдор не стоило: Мелькор однажды обмолвился, что им с Сауроном нужно что-то исправить в тех землях. Потому и орками Нагорье пока не заселяли, волков, и тех увели. Что, если Вала решит запеть именно сейчас?! Я подозрительно осмотрел горы, но пока нигде ничего не тряслось, не рушилось и не меняло форму. Предупредить бы Властелина, но вряд ли он захочет откладывать свои планы из-за нескольких Воплощенных, тем более врагов. Отвлечь…, но остается еще Саурон. «Ну, скорее же вы!» — мысленный окрик, разумеется, не достиг цели. Зато я заметил нескольких орков, деловито двигавшихся наперерез Аркалимо. Диких, разумеется, по оружию и одежде ясно. Да наших бы туда и не пустил никто! — Вас только и не хватало! — я саданул кулаком по подлокотнику кресла. Отбиться-то нолдор отобьются, но задержатся. Надо заставить орков свернуть… как-то. Ветер слегка усилился, меняя направление. Зашелестели листья, заскрипели мертвые ветки. Одна отломилась и полетела вниз, да так удачно, что спугнула дремавшего зайца. А тот, вскочив, бросился как раз туда, где его заметили вечно голодные орки. И помчался дальше — от погони, а заодно и от нолдор. Обошлось. 27 — Выход близко. Надо идти. Я говорю это не для них — для себя. Они мертвы, и давно. Ондо завалило камнями. Кеммотар сорвался со скал. Энно погиб еще раньше, пытаясь бежать из Ангбанда. Может быть, на орочью заставу нарвался. А может, его убили горы. Нолвэ. Ристар. Алталло. Раумо… Раумо?! Нет, Раумо жив. И он-то действительно здесь. В другой части пещеры. Хотя я его и не слышу. Никого не слышу. И ничего — кроме Музыки Моргота и невнятного бормотания умерших. Десятки голосов молят о чем-то, упрекают, спрашивают. На них трудно не обращать внимания. Но они не должны мешать. Главное — видеть то, что на самом деле вокруг. Смотреть сквозь обступающих меня мертвецов — в темноту подземного коридора. Идти сквозь них. И делать ножом метки на стенах — для тех, кто придет потом. Для живых. — Куда ты нас ведешь? — Нам не выбраться! Ты ведь знал?! — Алканармо! Сталагмит почти с меня ростом. В двадцати шагах от него поворот направо. Отметить место. — Осталось ли в Белерианде хоть что-то живое? Еще тридцать пять шагов. Трещина. Неширокая — переступить легко, даже с грузом, если придется. Пятьдесят шагов. Расширение коридора. И развилка. — Ты знаешь дорогу, Алканармо? Не знаю. И почувствовать не могу: враждебные мелодии сливаются в угрожающий низкий гул, изматывающий, ослабляющий волю. Даже сердце бьется с трудом, словно вязнет в этом гудении. Так, надо идти. Куда? Вроде бы, слева ощущается движение воздуха — еле заметно. Значит, налево. Метка. Тридцать шагов… сорок… сто пятьдесят… как хочется отдохнуть! Хочется, но нельзя: потом не поднимешься. Пара глотков из бурдюка. У воды привкус гнили, хотя я совсем недавно набрал ее из лесного родника. Недавно ли? Сто шестьдесят… двести шагов. Поворот. Развилка. Вот здесь действительно чувствуется дуновение, не ошибешься. Еще одна метка. Нет, только не бежать! Идти. Запоминать путь. — Алканармо! Этот голос не похож на другие. Но он далеко. А кричать в этом подземелье не стоит. Развилка. Центральный проход. Метка. Двадцать семь шагов… Выход! — Алканармо! Живой! Удар по плечу, от которого я едва не теряю равновесие. У людей странная манера выражать чувства. Впрочем, сейчас это кстати: морок, облепивший меня, словно серая паутина, отступает, зрение проясняется. — Хурин… Что у вас? — Аркалимо ждет у границы Серех. Мы возвращаемся. — А остальные где? — Тоже там. Все, кто уцелел. 28 Из девяти разведчиков, посланных в Дортонион, вернулись пятеро. А внятно рассказать об увиденном смогли только двое: Хурин и Алканармо. Первый — потому что наваждения на него не действовали, второй… Возможно, он от природы был более устойчив к чарам Врага. Потому и в Ангбанде уцелел, и бежать сумел, и в Дортонионе сохранил ясность ума. Фингону очень хотелось, чтобы это было именно так. Но еще больше хотелось, чтобы Алканармо исчез. Не погиб, нет, король отдавал должное мужеству бывшего пленника — пусть бы тот здравствовал, только где-нибудь подальше от Хифлума. И от Химринга, где тоже можно было услышать лишнее. Алканармо следовало отослать. Туда, где он мог бы спокойно жить и совершенствовать свое мастерство. Туда, откуда не возвращались. В Гондолин. О Скрытом Королевстве даже Фингон почти ничего не знал, хотя и получал изредка вести от брата — с птицами. Правда, с тех пор, как погиб отец, это случалось все реже. Последнее послание принес Хурин — один из немногих, для кого Тургон сделал исключение и позволил покинуть Гондолин. Что ж, самое время отправить ответ. И тоже с гонцом. Впрочем, с этим поручением следовало подождать несколько дней. Дать Алканармо передохнуть и придти в себя. В отличие от совершенно бодрого, разве что слегка ошарашенного увиденным Хурина, кузнец был явно измотан, хоть и меньше, чем остальные нолдор. Эльдар в Дортонион посылать нельзя, это ясно. Оружие из пещер заберут люди. А передадут — гномы, столь же глухие к враждебной Музыке. Завтра в Химринг отправится небольшой обоз с гостинцами: мед в этом году особенно удался. А с обозом поедет один из менестрелей — повидать друзей и спеть пару новых баллад. О сумрачных горах и стройных золотистых соснах. О великих мастерах — гномах, способных создавать и чудесные украшения для дев, и грозное оружие, перед которым даже Моргот трепещет. Об их сокровищах, что скрыты в пещерах, настолько глубоких и темных, что даже взгляд Валар едва ли способен проникнуть туда. И об удалых людях, не ведающих сомнений и страха, готовых подняться в горы до самого неба или спуститься вниз до сердца земли — и вернуться невредимыми. Нолдор вряд ли понравится такое восхваление Народа Ауле и Смертных, но это неважно. Главное — песню услышит Маэдрос. Он поймет. 29 — И что же ты делал на Сосновом Нагорье? Я смутился: не ожидал, что Вала следил за мной. Впрочем, может, и не следил — страховал незаметно. Мало ли, чего ожидать от «уникального инструмента», тем более, поврежденного! У самого-то Мелькора руки до сих пор болят. — Учился пользоваться Венцом, Властелин, — ответил я, честно глядя ему в глаза. Солгать Мелькору невозможно: он малейшую фальшь в Музыке мгновенно улавливает. А вот сказать не все… тут главное — избежать прямого вопроса. — В Дориат заглянуть не получилось, — признался я. — Мешает что-то. Какая разница, что было на Нагорье? То, что мне поручили, я выяснил. — Но третий Сильмарилл там: я это почувствовал. И он… — я замялся, пытаясь выразить словами смутное ощущение. — Он по-прежнему часть Венца. — Почувствовал несмотря на Завесу Мелиан? — прищурился Мелькор. — Она помешала мне увидеть Дориат. Но на сам Венец не влияет… по-моему. Глаза Валы остро блеснули. — Ладно, проверим. Он протянул руку. Я снял Венец. Было немного жаль отдавать его: я так и не успел посмотреть на Хифлум. Но это лучше, чем увидеть лишнее. Меньше всего мне хотелось бы выбирать между нолдор и Мелькором! Вала взял Венец осторожно, явно стараясь не коснуться Камней. Но надевать не стал: подержал немного, то ли всматриваясь в узор, то ли вслушиваясь в мелодию, и положил на стол. — Проверим, — повторил он. И внезапно в упор посмотрел на меня. — На Нагорье ты не только наблюдал, Мори. Ты вмешался в происходящее! Я съежился под его пронзительным взглядом, чувствуя, что меня сейчас просто выпотрошат. Душу вывернут наизнанку… если сам не откроюсь. — Рассказывай, — приказал Вала. – Все. 30 — Там были нолдор, — обреченно заговорил мальчишка. Ну, да, очередные лазутчики. Давно их не было, кстати. На Нагорье никто не жил — разве что случайно уцелевшие потомки Кархарота. «Вольные» орки иногда забредали, но тоже старались не задерживаться, и правильно делали. Земли, где сталкиваются две враждебные Темы, небезопасны даже для Поющих, а Воплощенным туда вообще лучше не соваться. Кстати, пора наконец заняться Сосновым Нагорьем. Ирбин так и не успел привести его в порядок. Да и не смог бы в одиночку: там больше для Саурона работа. — Продолжай, Мори. — Они… Они сражались друг с другом. — И что ты сделал? — Я сам толком не понял. Просто видел, куда должен прийтись удар. И как будто отвел его. Нападавший чуть-чуть промахнулся, а его противник немного отклонился в сторону. — А потом? — С ними был человек, он остановил их. Та-ак! «Хилые и недолговечные» люди уже начинают наводить порядок среди нолдор. Формально оставаясь у них в подчинении. Интересно, успеют Перворожденные хотя бы заметить, что происходит, прежде чем мой народ приберет к рукам Эндорэ? — Дальше! — Они собрались уходить, и тут я увидел диких орков. И… Властелин, я не уверен, что это сделал я. Все произошло как будто само собой. Ветер подул в другую сторону, выскочил заяц… — И орки, погнавшись за ним, ушли в сторону с пути нолдор, так? — Да, Властелин. — А ну-ка, идем! Венец надень. Можно было бы придумать задачку поинтереснее, но мне очень уж не терпелось проверить свою догадку. Со смотровой площадки, на которую мы пришли, был отлично виден плац, где тренировались в стрельбе орки. — Видишь седьмого справа, Мори? Мальчишка напряженно кивнул. Сильмариллы в Венце тревожно мерцали, словно чувствовали его настроение. — Сделай так, чтобы он трижды подряд попал в мишень, потом дважды промахнулся и опять трижды попал. Парень впился глазами в орка. Тот почувствовал взгляд и забеспокоился. После чего начал мазать так, словно впервые держал лук. Получил по уху от десятника, огрызнулся, снова прицелился… снова мимо. — Не получается, Властелин, — виновато сказал Мори, проведя по лицу ладонью. — Не могу. — Наверное, слишком близко, — предположил я. — Твой взгляд его отвлекает. — Дело не в этом, — признался он. — Просто — мне все равно, попадет орк в цель или нет. Я стараюсь, но я ведь знаю, что это лишь опыт. А там… я очень сильно хотел спасти нолдор.