Глава 1. Превосходство.
24 января 2021 г. в 14:37
Глава 1. Превосходство.
«Стремление к превосходству никогда не исчезает, и фактически, именно оно формирует разум и психику человека. Как мы говорили, жизнь — это достижение цели или формы, а стремление к превосходству — это движущая сила для достижения формы. Это своего рода поток, несущий вперёд весь материал, который может найти» Альфред Адлер «Я не знаю других признаков превосходства, кроме доброты. Если у человека нет величия души, он не может быть великим человеком, ни даже великим художником, ни деятелем, а лишь пустым истуканом для презренных толпищ, время поглотит их вместе не оставив и следа. Что нам успех? Важно быть великим, а не казаться великим» Людвиг ван Бетховен. Занималась заря. Солнце первыми отблесками раскрасило облака в причудливый перламутр, делая их похожими на горы жемчуга, плывущие в тёмно-фиолетовом небе. Но, несмотря на то, что рассвет уже начал вступать в свои права, звёзды на небе не спешили исчезать, причудливыми россыпями украшая бархатную тьму увядающей ночи. Множество непривычных для людского глаза созвездий обитали в этих небесах, нося названия, данные им коренным населением. Великий корень. Четыре ростка. Большая и малая лозы. Папоротник… Все названия звёзд, созвездий и даже мест здесь, в этом причудливом мире под фиолетовыми небесами несли в себе растительный мотив. Потому, что местное население не имело ничего общего с людьми. Даже с гуманоидами в принципе. Разумные деревья. В мире, где лес был доминирующей экосистемой, разум и эволюция пошли по неожиданному, нетривиальному пути. Миллионы и миллионы лет эволюция здесь ваяла разумную форму жизни, не похожую ни на какую иную. А, добившись результата, миллионы и миллионы лет шлифовала, совершенствовала, развивала свои творения, давая им полезные мутации и отсеивая нежизнеспособные. Сами удивительные творения природы, плоть от плоти её, тоже не дремали. Они постигали мир вокруг себя, создавали самобытную удивительную культуру, росли, влюблялись, ибо эмоции и чувства им были не чужды, плодились, умножаясь в числе. Век от века. От эпохи к эпохе. Минули, канули в небытие те времена, когда параллельно с растительными формами жизни тут царствовали животные. Гигантские пресмыкающиеся боролись за место под солнцем, пожирая друг друга и растения, наводя ужас, и тоже медленно двигаясь к Граалю разума. Но потом, однажды, по планете прокатился мор, поражая все животные формы жизни, но не причиняя вреда растениям. И не стало более ни пресмыкающихся, ни лишь начавших появляться млекопитающих, ни птиц. Никого. Кроме растений и насекомых. Трупы доисторических гигантов очень быстро поглотил лес, переработав их плоть, а со временем и кости. И не осталось больше ничего, что напоминало бы о тех временах, когда с древесным разумом соседствовали звери. Прошла и эпоха двух лун, когда каждую ночь на небе зажигались два, сияющих отражённым светом солнца, диска. Один из них был всегда, а другой… Он появился однажды. Те разумные деревья, что жили тогда, видели, как несколько ночей, а затем и дней двигалась по небу, появившись не известно откуда, вторая луна. Луна странная, непонятная, покрытая неведомыми узорами, полными прямых линий, как никогда не бывало в известном мире. И пока она двигалась, земля тряслась, горы крошились, а моря и океаны выходили из берегов, изливаясь смывающими всё на своём пути гигантскими волнами. А потом луна замерла, заняв место рядом с той, что была с самого начала, пришла в равновесие, и со временем всё успокоилось, а катаклизмы прекратились. А потом в небе стали летать сияющие точки. Сначала их было немного, но потом всё больше и больше. Летали, и никогда не опускались на землю. Шли годы, а может – столетия, и в ночном небе местные жители стали замечать растущие объекты, которые, достигнув размеров солнечного диска, начинали сиять. С каждым годом их становилось всё больше. Затем началось что-то совершенно непонятное – начавшись в одном месте, видимая и днём, и ночью, в небе появилась лента. Она росла и росла, становясь больше и длиннее. Со временем она стала видна по всей планете, опоясав её, будто лиана, растущая по стволу. И замкнулась она с другой стороны этого мира. А вторая луна уже никого не смущала и не пугала. К ней привыкли, как привыкли к странным огням в небе. Огням не было дела до местных, а местным – до огней. До тех пор, пока однажды – спустя многие-многие века – ночное небо вдруг не озарилось миллиардами вспышек самых разных цветов. Было так ярко, что даже солнце, взошедшее на утро, и на следующее утро, и ещё много дней к ряду не могло затмить свет этих удивительных огней. Все, кто жили в то время, поднимая свои взоры к небу, неизменно оказывались очарованы, потрясены невероятной красотой и величием этого зрелища. А огней в небе с каждым днём становилось всё меньше. Светящиеся «солнечные» диски иногда вспыхивали ярче самого солнца, чтобы потухнуть навсегда и никогда больше не взойти на ночном небе. Даже лента, опоясавшая мир, сияла огнями. А потом начала рваться. И вот, однажды, светопреставление докатилось до второй луны, накрыв её непрекращающейся шубой вспышек. Это продолжалось ещё несколько дней, радуя взоры разумных, взиравших на небеса. А потом всё резко прекратилось. Вспышки перестали озарять небо, а вторая луна попросту не взошла на следующий день. И на следующий. И во все остальные дни тоже. Она исчезла. Вскоре на землю обрушился огненный дождь! Он был столь яростным, столь сокрушительным, что горели леса по всему миру. И не было спасения от пламени, пожиравшего то, что было доминирующей формой жизни на планете. Когда же, наконец, пожары прекратились, а небо оказалось затянуто плотными клубами дыма и пепла, стало ясно, что спаслись в этом аду очень немногие. Большинство разумных сгорели заживо в огне, излившемся с небес. Так началась эпоха скорби, хлада и медленного возрождения. Всё, что было утрачено, приходилось создавать или открывать сызнова. Всё, что было забыто – вспоминать. Но то было каплей в море, ибо потеряно было слишком много, а те, кто были хранителями знания – самые старые, древние деревья, что помнили историю мира и все истории Народа – погибли все до единого, унеся в небытие бесценные знания. Те, кто пришли следом, уже не помнили, не знали, кем были их предки, какими они были, не ведали старых традиций. Изустные рассказы старших были для них лишь рассказами, ибо на долгие десятилетия всё, что могла видеть молодая поросль вокруг – это лишь пепелища. Огромные, лишённые любой растительности, пространства, усеянные пеплом и обугленными, чёрными, рассыпающимися от лёгкого касания, мёртвыми деревьями. И молодым казалось, что так было всегда. Время шло. Стиралось из памяти и небо, сияющее огнями, и вторая луна, и пепелища, когда-то покрывавшие весь мир, а ныне занятые побегами, ростками молоды лесов. Уходили те, кто видел всё воочию. Оставались лишь истории о минувшем. Но после каждого пересказа, с каждой смертью старшего, они искажались – что-то забывалось, что-то добавлялось от себя. А со временем и эти истории стёрлись из памяти, превратившись сначала в былины, затем – в сказки, а после – в легенды, которые были забыты. Леса вновь выросли там, где были раньше, до огня, сошедшего с небес. Они вновь покрыли весь мир и были выше и сильнее прежних, ибо выросли в почве, обильно удобренной прахом предшественников. Но никто этого уже не помнил. Забылись старые истории и традиции. Появились новые. Жизнь всегда найдёт выход. И она его нашла. А забвение… Что ж, у всего есть оборотная сторона. Когда шрамы этого мира затянулись окончательно, не оставив следов минувшего, когда из памяти Народа неостановимый поток времени вымыл едва ли не последние песчинки памяти об ушедшей эпохе, мир вступил в новую эру, в новый золотой век, что длился куда дольше, чем век, привычный людям, ибо жизнь разумных существ здесь, в этом мире, была неизмеримо длиннее людской. И вот, свободные от тяжкого груза минувшего, они зажили как их далёкие предки, не ведая забот. Размеренная спокойная жизнь длилась, кажется, небывало долго. Мирная жизнь, лишённая раздоров, зависти, конфликтов, войн и недопонимания. Никто не стремился к власти, ибо само понятие власти было чуждо созданиям, населявшим этот мир. Они просто не могли бы до него додуматься. Не было понятия денег и торговли, обмена как такового и лжи, из них проистекающей, ибо всё необходимое разумным давала сама природа, щедрая подательница жизни. Там, где люди изобретали обмен, деньги и торговлю, приходя через это к неравенству, зависти и преступлениям, местные пользовались дарами этого мира, либо сами создавали то, что им нужно и ровно столько, сколько нужно. Ибо им была чужда и алчность. Это была эпоха мира и процветания, когда разумные вновь потянулись к знаниям, когда расцвели искусство, культура и то, что можно назвать наукой. Только они были уж очень самобытными. Там, где человек запечатлевал природу на холсте, местный служитель искусства природу формировал, создавая настоящие природные шедевры, формируя в определённых зонах удивительные растительные ансамбли, меняя ландшафт и даже выводя новые виды неразумных растений сообразно своим представлениям о прекрасном. Там, где человек использовал для постижения законов мира приборы, местные мудрецы эволюционировали, приобретая полезные мутации, открывавшие им новые способности, необходимые для постижения того или иного явления. Они проторили путь к эволюции. И так – во всём. А затем – однажды – в этот мир явились из сияющих прорех создания, каких местные жители никогда не только не встречали, но даже помыслить не могли, что может существовать нечто подобное. Очень малые размером в сравнении с местными, хрупкие, но необычайно деятельные, смышлёные, наделённые разумом и силой, о существовании которой коренные жители хоть и имели представление, но не ведали, что ею можно повелевать. Люди. Так себя называли пришельцы. И они могла повелевать хладным камнем и резвым ветром, яростным непокорным пламенем и изменчивой эфемерной водой. Даже самой силой жизни и природы! Они звали это магией. Поначалу взаимоотношения между двумя народами были… напряжёнными. Местным не понравилось, что пришельцы вторглись в их дом, в их родной мир, в их села. Люди же уверяли, что им больше некуда податься. Но, в итоге, старейшины обоих народов пришли к соглашению. Так началась эпоха сосуществования двух очень разных народов, когда они учились друг у друга, удивлялись друг другу, порой восхищались друг другом. А ещё, пусть и не осознавая это, вместе они шли к созданию чего-то совершенного удивительного. Общества-утопии, реализованного на практике и стремительно развивающегося, возвещая новую эру. Тогда же местные узнали от людей о Кандрокаре, братстве, защищающем все миры. Возможно, это общество было бы построено. Возможно. Но пришёл Рейх. Это тоже были люди, а потому сначала, хоть слухи о Рейхе и доходили сюда, местное человечество и разумные деревья, коих в некоторых культурах могли бы назвать энтами, приняли посланников Рейха пусть и не с распростёртыми объятиями, но достаточно радушно, предпочитая самостоятельно понять, стоит ли верить слухам. Они жестоко поплатились за свою беспечность, узнав, что такое вероломство, коварство и жестокость. Посланники Рейха, принятые в поселениях людей, изображая дружелюбие и заявляя о мирной миссии, лишь готовили почву для вторжения, пользуясь оказанным гостеприимством. А когда настало время, Рейх нанёс сокрушительный удар. Ни местные люди, ни коренные жители не имели в своём распоряжении ничего, что можно было противопоставить беспощадной, идеально отлаженной военной машине Рейха. Войска высадились в ключевых точках, стремительно захватывая плацдармы по всему миру и с лёгкостью сметая любое сопротивление. Когда же против наступающих армий Рейха была применена магия, нацисты начали действовать с невиданной жестокостью, в первую очередь выявляя и уничтожая магов. Магией их было не удивить. Они уже имели с ней дело и могли с ней бороться. День ото дня войска пришельцев продвигались всё дальше и дальше, убивая, калеча, разрушая или захватывая в плен, в рабство или для экспериментов. Тотальное порабощение и геноцид – такова была ныне участь мира, который носил звучное имя Замбалла. Спустя всего семь дней покорение планеты было завершено. Потери среди коренного населения к этому моменту составили около семидесяти процентов, ибо разумные деревья в глазах жестоких захватчиков были низшими существами, биомассой, которая годилась лишь для опытов или растопки печей. Местным людям «повезло» немного больше – их ждало рабство. Их угоняли на принудительные работы, на которых, трудясь в нечеловеческих условиях, быстро теряя здоровье и жизнь, под надзором железных созданий, которых нацисты называли роботами, они возводили посёлки, базы, военные городки, крепости, шахты, инфраструктуру, и так далее. В первый же год смертность среди захваченных в рабство людей выкосила половину. Конечно, многим удалось ускользнуть и скрыться в бесчисленных лесах, покрывавших планету – и людям, и местным. Какое-то время они ещё прятались, скрывались, переходя с места на место и нигде не задерживаясь, чтобы их не заметили летающие диски нацистов или мелкие воздушные ищейки, которых те обильно сбрасывали над лесами. Иногда скрыться не удавалось, тогда нацисты загоняли беглецов, как зверей на охоте. Примерно с тем же итогом. Так продолжалось какое-то время. Пока разбитые и раздавленные местные жители приходили в себя, осознавая новую реальность и своё в ней положение. А потом среди людей, разбившихся на множество групп, поддерживавших связь благодаря немногим уцелевшим магам, начала зреть идея о необходимости дать отпор. Необходимости сражаться, покарать захватчиков любой ценой. Разумные деревья, которым до этого было чуждо насилие, всецело поддержали её, ибо впервые в своей истории они столкнулись с беспрецедентной жестокостью, угрозой вымирания и познали чувство, ранее ведомое им лишь по рассказам людей. Гнев! Испепеляющий праведный гнев! И так началась партизанская война, продолжающаяся по сей день – уже почти десятилетие. Поначалу всё шло ни шатко, ни валко. Но однажды с местными партизанами, число которых к тому моменту серьёзно сократилось, вышли на связь те, кто звали себя «Фронтом освобождения». Они предложили помощь, от которой местные просто не могли отказаться. И всё изменилось. Операции против нацистов стали куда эффективнее, серьёзно снизилось число потерь, а обучение методам партизанской войны, владению техникой и оружием врага, которым занялись инструкторы «Фронта» и вовсе было неоценимо. А совершенно недавно – чуть больше недели назад – местное партизанское движение при поддержке оперативников «Фронта» совершило немыслимое! Была уничтожена станция связи с Землёй, что значительно урезало возможности Рейха в плане переброски подкреплений и материалов между мирами и значительно сократило их возможность контролировать Замбаллу! Это был шанс, который нельзя упускать! Очаги восстания тут же полыхнули повсеместно, охватывая весь мир! Бунты были подняты даже в концентрационных лагерях. Те, кто раньше прятались в подполье, теперь наносили один дерзкий удар за другим. Они сжигали поселения колонистов вместе с жителями, уничтожали и разграбляли мелкие базы и так далее. Инцидентов было так много, что численности воинского контингента Рейха, и так не самого большого, не хватало, чтобы оперативно реагировать на все угрозы сразу! И довольно быстро к командованию оккупационными силами пришло понимание простого факта – Замбалла начала выскальзывать из рук Рейха… Город пылал, извергая ввысь чёрные дымы, поднимавшиеся от объятых пламенем домов и машин. Запах жжёной резины, пластика и керамики вперемешку с горелой плотью наполнял воздух. Жар стоял почти невыносимый, да ещё и полуденное солнце припекало. Трупы на улицах. Застреленные из автоматов. Разрезанные лазером. Просто зарубленные холодным орудием. С проломленной головой или сломанными конечностями. Насаженные на арматуру разрушенных зданий будто варварское предупреждение… Ветер, гулявший в округе, раздувал огонь, перекидывая его со здания на здание, меж которыми то и дело мелькали силуэты людей с оружием в руках. Иногда они стреляли, и тогда бегущие прочь в ужасе поселенцы падали замертво. Или – если не повезёт – падали раненные, но оставались живы. Нападавшие налетали на них, будто свора голодных, жадных до крови зверей, избивали, или пытали, резали заживо… Смерть и ужас довлели над этим городом. Это был небольшой городок. Уютные ухоженные каменные домики в два-три этажа чередовались с типовой пятиэтажной застройкой из столь любимого Рейхом супербетона. Несколько магазинчиков, пара десятков улиц, водонапорная башня и даже собственные больница с небольшой электростанцией. На окраинах – транспортное депо и хозяйственные постройки, гаражи, распаханное поле, где уже колосилась пшеница, совершенно чуждая этому миру. Виднелся элеватор. Идеально ровные ленты дорог пересекали идеально чистые прежде улицы под прямыми углами. Как будто сетка игрового поля в шахматах. Но здесь и сейчас не было никакого порядка. Только огонь, страх, кровь, смерть и хаос. Немногие, оставшиеся в живых люди, ещё бежали, спасая свои жизни – то и дело меж домов мелькали силуэты горожан. Вот семья. Мужчина и женщина средних лет. Двое детей – девочки, которым на вид не дашь и десяти. Перебежками они двигались от одного здания к другому, скрывались в переулках и подворотнях, выходя на залитые оранжевым светом улицы лишь изредка, они стремились туда, где ещё не буйствовало пламя. Где ещё не звучали выстрелы и предсмертные крики. На окраину. К транспортному депо. Единственному оставшемуся шансу на спасение. А город трещал и стонал. С грохотом рушились здания, не выдерживая неравного боя с пожарами, заволакивая всё вокруг тучами пыли и – на мгновения – заглушая выстрелы и крики несчастных. Страшные крики, полные мук и боли. Стрёкот автоматов, громоподобные хлопки винтовок, визг лазерных излучателей. Но всё это пугало не так сильно, как огромный силуэт позади, возвышавшийся даже над самыми высокими домами на добрый десяток метров. Корявый, крючковатый, тёмно-фиолетовый, раскинув свои узловатые ветви во все стороны, там, руша здания и топча людей, буйствовал настоящий древесный гигант! Гул его шагов прокатывался по городу, сотрясая дома и заставляя стёкла в них дрожать. А некоторые и вовсе со звоном лопались, осыпаясь на тротуары сотнями сверкающих осколков. - Смерть захватчикам! – летело над городом, подхваченное горячим ветром, полное ярости, утробное рычание гиганта. И от его голоса кровь стыла в жилах. - Скорее, - отец взял на руки одну из дочерей, уже выбившихся из сил, а его супруга – вторую. Страх застыл в глазах всех четверых. Страх преследовал их по пятам. Страх гнал их вперёд. Взгляды метались от здания к зданию, от одного чёрного провала окна к другому, от поворота к повороту, от тёмного переулка к переулку, выискивая опасность. Выискивая врагов. Но нападавших пока не было видно, и семья бежала. Они миновали сплошной забор, которым был обнесён центральный магазин, протиснувшись между стеной из супербетона и густыми кустами, достаточно надёжно скрывавшими беглецов, при этом давая возможность видеть, что происходит на улице справа. Движение! Отец семейства мгновенно замер и схоронился в кустах, напряжённый как пружина, увлекая за собой жену и детей. Дети… Девочки боялись. Очень боялись. Как никогда в жизни. Страх был так силён, что они дрожали. Но папа и мама сказали вести себя тихо, а они были послушными девочками. Только большие заплаканные глаза сейчас говорили о том, в каком состоянии находились дети. Кто-то перебежками от укрытия к укрытию двигался по улице вдали. Отсюда не было понятно, кто именно. Но вот незнакомец скрылся за чёрной машиной – одной, оставшейся в поле зрения. Несколько мгновений спустя она заурчала мотором, что было слышно даже здесь, и тронулась с места. Надежда на лучшее и радость за кого-то, кому удалось сбежать от нападавших, озарила сердца членов семейства… Но громоподобный хлопок разорвал эту радость, нарушив тягостное затишье, воцарившееся над улицей, и машина, ещё не успевшая скрыться за ближайшим зданием, резко вильнув, с неописуемым грохотом и скрежетом врезалась в жилой дом! Девочки вздрогнули и тихонько заплакали. - Снайпер, - скрипнул зубами отец, пылая ненавистью. Будь у него оружие… Но переселенцев уверяли, что проблем с местными уже нет, что мятежи подавлены. Что здесь безопасно. И люди отправлялись осваивать новые земли. Только уже целую неделю всё было не так радужно, как говорили власти. И теперь стало ясно, что переселенцам жизненно необходимо оружие. Но было уже поздно. - Эрик, где же наша полиция? Где войска? Они ведь уже должны…, - прошептала женщина, крепче обняв дочку, обхватившую шею матери руками. - Не знаю, Дита, - ответил мужчина. А ведь он очень хотел бы знать! – ну же! Нельзя задерживаться здесь, - поторопил он, вновь начиная движение. Очень осторожно, чтобы ни один куст не шелохнулся, они принялись двигаться дальше. Эрик боялся. Страх, поселившийся в его сердце в момент нападения на город, о котором возвестила сирена, с каждой секундой становился всё сильнее. Им чудом удалось сбежать, когда их дом и гараж с машиной были взорваны прилетевшей невесть откуда ракетой. Чудом удалось не попасться в первые минуты и оторваться от волны нападавших. И теперь страх был постоянным спутником, пока они перебирались от укрытия к укрытию в собственном городе как какие-нибудь партизаны! Но это был не страх смерти. Смерти Эрик не боялся. Вернее – он не боялся погибнуть. Он отслужил в армии и знал, что такое смерть. Он боялся, что погибнут те, кто ему дорог. Жена и дети. Ради них он был готов на всё… Кусты закончились, а типовая застройка скрыла от глаз соседнюю улицу. Дорожка вильнула, уводя налево между стеной склада при магазине и небольшим парком, густо засаженным деревьями и кустарником. Дальше сквозь просветы в листве виднелась часть улицы, школа, охваченное пламенем здание полицейской управы. А за школой возвышалась крыша транспортного депо! Они почти дошли! - Эрик? – тронула мужа за плечо Дита, сердце которой обливалось кровью от ужаса. Она не хотела стоять на месте. Казалось, что промедли они ещё – и их схватят, или убьют. Но в первую очередь она боялась за детей. Женщина не мыслила своей жизни без девочек, без милой озорной Агнес и спокойной рассудительной Ангелы. При мысли о том, какая опасность им грозит, Дита цепенела. Но это же придавало ей сил и решимости сделать всё, лишь бы только девочки были целы и невредимы. Она сейчас не имела права плакать – пусть дочки видят, что их мама сильная. - Бегом к тем кустам, - указал в сторону огромного – в два человеческих роста – раскидистого густого куста, росшего в парке метрах в пятидесяти от их нынешнего укрытия, Эрик. Дита кивнула. Ветер засвистел в ушах, когда они побежали что было сил. Сердце в груди ухало кузнечным молотом. Лишь бы успеть. Лишь бы никто не заметил. Багровый луч с низким визгом вонзился в грудь Эрика, мгновенно разрезая того пополам и кромсая деревья позади под истошные женские вопли! Мужчина так и упал, разделившись на две часть – верхнюю и нижнюю! - Не-е-ет!!! - Папа!!! - Папочка!!! - Сдохните, фашистские ублюдки! – прилетело издали, и из-за деревьев с той стороны парка вышли трое вооружённых молодых смуглых мужчин в одежде необычного покроя. Они ухмылялись, наблюдая за тем, как обезумевшая от горя женщина склонилась над трупом мужа, как её дочери зашлись истошными криками в истерике. Мужчины – черноволосые и кареглазые – неспешно шли к своим очередным жертвам. Вдали на улице, ведущей мимо школы, показался отряд таких же вооружённых людей, вывернувший откуда-то со стороны водонапорной башни. Там были и мужчины, и женщины. Кто-то заметил троицу, устроившую засаду. - Эйрон! – крикнули из отряда. – Давай быстрее к депо! Нельзя дать захватчикам сбежать! Эйрон – тот из троицы, что шёл в центре, обернулся и махнул рукой, давая понять, что их группа догонит отряд. Партизаны подошли к Дите и её дочерям, сломленным горем и в ужасе жавшимся к матери. Та обернулась к убийцам своего мужа. В руке блеснул нож – совсем уж безоружными беглецы не были. Но что такое нож против лазерного излучателя? - Бабу в расход, а девчонок…, - кривая мерзкая ухмылка появилась на усатом лице одного из партизан. - Нет! – воскликнула Дита, рывком поднявшись и устремляясь к врагам, занеся нож. Грохот выстрела прервал её движение и «уронил» женщину, уже бездыханную, на землю. В её груди, прямо в районе сердца, пуля пробила дыру, брызнув фонтаном крови на лица детей, которым только и оставалось, что надрывно завизжать от горя и ужаса, от страха и обречённости, буквально испепелившего их нежные души, и попытаться сбежать. За что весь этот ужас свалился на их семью? Почему эти люди… Нет. На самом деле в умах девочек сейчас не было никаких мыслей. Только ужас, ломающий, корёжащий психику. И картины убийства их родителей, разрывающие нежные детские души на части. - Да они никак обделались со страху, - сморщил в презрении лицо третий из нападавших – худощавый и весь какой-то угловатый. - Меня это не удивляет – от твоей рожи любой обделается, - хмыкнул усач. – Эйрон , чур светленькая – моя, - ухмыльнулся он, делая шаг вперёд. А девочки, оцепеневшие, сломленные, опустошённые горем и ужасом, даже не отреагировали, как загипнотизированные глядя на трёх мужчин, которые теперь олицетворяли само зло. Крепкая шершавая мужская рука больно схватила Агнес за плечо. Боль привела в чувство. Боль всколыхнула память, а память зацепилась за страх, пробудивший инстинкт самосохранения. Изо всех своих малых детских сил Агнес принялась брыкаться и вырываться, стараясь как можно больнее ударить одного из убийц своих родителей и понимая, что это не даст ничего. Толстый усач швырнул её спиной в дерево. От удара и боли, опоясавшей всё тело. Перехватило дыхание, но Агнес лишь стиснула зубы, прикусив язык. И не заплакала. Взгляд, полный ненависти впился в мерзкого толстяка, когда тот встал напротив и принялся расстёгивать ремень на штанах, а его товарищи скрутили Ангелу… Истошный, полный боли и ужаса, грохочущий вопль, похожий на скрип тысячи деревьев, вдруг разнёсся над всем городом, заставив всё и всех замереть на миг и пробирая до дрожи в коленках! Казалось, что даже ветер, огонь и само время остановились на миг! - Это что было такое? – оглянулся на звук усач, уже успевший спустить штаны. В ту же секунду резкая, вышибающая дух, боль скрутила его пополам, заставив жалобно застонать – резкий и сильный удар ноги Агнес поразил его в самое естество! – Ах ты, сука! – фальцетом процедил он, выхватив пистолет и наотмашь ударив рукоятью девочку. Передёрнул затвор и направил прямо ей в лицо. – Видно, не судьба… А двое его товарищей были встревожены внезапным криком, прокатившимся по городу, куда сильнее усача. Эйрон нахмурился, глядя в ту сторону, откуда раздался вопль. Что-то не давало ему покоя. Что-то важное, чего он пока не замечал. - Это ведь был голос… древа, - тихо произнёс «угловатый». И тогда Эйрон понял, что не давало ему покоя – он не видел древесного великана, который должен был быть виден даже отсюда! А потом… Пистолет упёрся в лоб Агнес, обжигая холодом металла, отнимающего жизни. Но в глазах девочки не было страха и слёз – тёмная ненависть заместила их, вымела всё остальное из души. - Всё-таки ты – фашистское отродье, - с презрением выдохнул толстяк, и палец его на курке шевельнулся… - Сан! В сторону! – как резаный заорал вдруг позади Эйрон. Сан успел лишь недоумённо оглянуться, когда сверху, с диким треском ломая ветви деревьев, на него рухнула гигантская четырёхпалая узловатая рука, покрытая фиолетовой корой, что прочнее танковой брони! С хрустом и чавканьем гигантская конечность, истекающая вязкой смолой, молниеносно сплющила толстяка, переломав ему все кости и превратив в кровавый фарш буквально в полуметре от вжавшейся спиной в дерево Агнес, устремившей удивлённый взор вверх в робкой надежде… Листья медленно опадали, кружась и петляя. Сотни и сотни листьев. Настоящий листопад прямо как осенью. Сорванные с ветвей, они неторопливо опускались на землю, на гигантскую древесную руку, на лужу крови под ней, наголову самой Агнес… А там, в просвете меж крон деревьев, плохо различимый из-за листьев, кто-то был! Он парил в воздухе величественно и безмолвно, глядя сверху вниз на то, что происходило в парке. На девочку в изорванной одежде, прижавшуюся к дереву. На труп мужчины, разрезанный надвое и тело женщины. На двух взрослых смуглых мужиков, цепко державших вторую девочку. Наконец, листья опали, и Агнес увидела ЕГО. Высокий – гораздо выше среднего – атлетического сложения блондин неземной красоты, одетый во что-то чёрное, обтягивающее, идеально повторяющее контуры его могучих мышц, со знаком свастики на груди и красной литерой «S» в белом пятиугольнике на правом предплечье. Он был подобен древнему богу, быть может, даже самому Тору, спустившемуся из Асгарда – настолько величественен он был! Его заметила не только Агнес – багровый луч прорезал воздух, впиваясь в грудь незнакомца, и девочка зажмурилась, чтобы не видеть, как его разрежет так же, как и… - Какого хера?! – воскликнул в замешательстве тот, кого звали Эйроном, и выстрелил снова – звук выстрела лазерного излучателя Агнес теперь будет помнить всю свою жизнь. – Кейл, стреляй, твою мать! Вали его! Этот истошный, полный животного ужаса, вопль убийцы её родителей заставил Агнес открыть глаза. И она не поверила тому, что увидела! Багровые лучи один за одним рассекали воздух, вонзаясь в незнакомца, который был не просто жив, а цел и невредим! Он даже не обращал внимания на смертоносную энергию, что впивалась в его тело, не причиняя никакого вреда! Так не могло быть! Это было просто невозможно! Но так было. И тогда Агнес засмеялась. Истерично и самозабвенно. Как сумасшедшая. А может она и правда уже сошла с ума? Застрекотал пулемёт. Но пули, жужжа как злые осы, рикошетили от груди парящего в воздухе «небожителя». А потом сверкнули алым его глаза. Миг! Два мощных алых луча перечеркнули Эйрона, разваливая пополам и мгновенно испаряя! Рядом с Кейлом остались стоять только обугленные культи ног! И тогда Кейл побежал что было сил. Но тут же «Тор» на немыслимой скорости сорвался с места и оказался лицом к лицу с партизаном, такой быстрый, что казалось, будто он телепортировался! Кейл закряхтел, отхаркивая кровь, которая вдруг пошла у него ртом. Лишь миг спустя адская, раздирающая на части, боль сокрушительно ворвалась в сознание, тут же начавшее меркнуть, заставив захрипеть вместо крика, и не верящим взглядом уставиться на свою грудь. В неё, окровавленная, вонзалась рука незнакомца! Большего Кейлу увидеть было не дано – незнакомец рывком выдернул руку из его груди, вырывая его сердце, и труп убитого тут же рухнул к его ногам, заливая траву кровью! Высокий голубоглазый блондин в обтягивающем костюме, похожем на вторую кожу, брезгливо выбросил сердце и поглядел на двух девочек, которые сидели на земле, обнявшись и дрожа, подле тел своих родителей. Во все глаза они глядели на него. И тогда лёгкая улыбка тронула уста незнакомца. Бархатным могучим, внушающим неколебимую уверенность, голосом он произнёс: - Не бойтесь. Всё в порядке. Потому, что теперь я здесь, - и едва только это прозвучало, как он резко – быстрее пули – вознёсся в небеса. А девочки, всё ещё отходя от шока и ужаса, которые им довелось пережить, терзаемые горем, продолжали смотреть на то место, где ещё секунду назад стоял их спаситель. Группы атакующих город партизан заходили с нескольких сторон, беря населённый пункт в клещи и вынуждая горожан бежать в единственном оставшемся направлении – к транспортному депо, а оттуда – по шоссе до ближайшего населённого пункта в полусотне километров на север. Десять отрядов вооружённых до зубов озлобленных людей, уверенно продвигались по улицам в разных частях города, не встречая сопротивления, и поджигая дома по пути из ранцевых огнемётов. Иногда раздавалась стрельба – убивали горожан, которым не посчастливилось попасть в поле зрения. Специально же их никто не искал. Партизаны не боялись полиции и армейского гарнизона, как не боялись и того, что сюда прибудет подкрепление нацистов – одновременно с их атакой проходило ещё десять подобных операций. А первый удар своего наступления они как раз обрушили на здание городской полицейской управы, арсенал и казармы. Одновременный залп десятков РПГ не оставлял тем, кто хотя бы потенциально мог защитить город, ни одного шанса. А потом началась резня. И вот теперь, стремительно продвигаясь вглубь города, уничтожая всё и всех на своём пути, партизаны уже миновали школу, выйдя и депо и соединившись с другими отрядами, взяв транспортный узел в окружение и поливая его огнём из всех стволов, пока гранатомётчики заряжали свои «аргументы», чтобы навсегда покончить с горожанами, запершимися в здании. Те же, кто не успели укрыться… Сотни трупов усеивали двор и стоянки депо. В воздухе стоял металлический запах крови и пороха, горелой плоти. Десятки и сотни человек сгорали заживо в подбитых, охваченных яростным пламенем, автобусах и автопоездах. Крики. Вопли, от которых кровь стыла в жилах. Вопли раненных. И море крови. Что-то дымило позади депо на шоссе. Там тех, кто пытался сбежать, ждала засада, уничтожавшая любой транспорт, покидавший город. Из-за стрельбы здесь стоял такой шум, что никто не услышал. Как над городом пронёсся предсмертный крик гигантского разумного древа, вышагивавшего позади, возвышаясь над зданиями. Никто не видел, как вдруг его грудь взорвалась как будто изнутри, и сквозь неё пролетело что-то чёрное, тут же оторвав руку исполина, завалившегося, истекая смолой, на пятиэтажку и превращая её в руины. Никто не заметил, как оторванную руку великана, кто-то, одетый в чёрное, пронёс по воздуху до парка и отпустил. Никто не заметил, как незнакомец в чёрном завис над парком на пару секунд, а потом что-то там сверкнуло красным. А потом было уже поздно. Багровые лучи небывалой мощи обрушились на ряды обнаглевших партизан, окруживших депо, с необычайной стремительностью проносясь по их рядам и оставляя за собой лишь пар, пепел и пылающие, точно лава, раскалённые борозды, стенки которых начинали плыть, стекая в образовавшиеся двухметровые рвы! Не прошло и пары секунд, как от половины нападавших не осталось даже воспоминания! И только тогда оставшиеся в живых партизаны поняли, что что-то пошло не так и попытались рассредоточиться, открывая огонь по человеку в чёрном, что завис в воздухе над ними. Но лучше бы они бежали. Однако, никто не собирался давать им шанса на отступление. Багровые, кровавого цвета, лучи вновь вырвались из глаз незнакомца, ставя последнюю жирную точку… Гарольд Хейл сегодня не находил себе места. Образно выражаясь. Зерно тревоги начало взрастать ещё утром, когда он связался с канцелярией Фюрера, желая выяснить, не вернулись ли Валькирии с задания. Ему дали короткий и ёмкий ответ, состоящий всего из одного слова: «Нет». Конечно, такое уже бывало. Задания Фюрера никогда не были простыми и требовали времени на выполнение. Но это, последнее… Почему-то оно вызывало у оберстгруппенфюрера тревогу. Не из-за того, сколь безумным с точки зрения здравого смысла оно звучало. Хотя – и из-за этого тоже. В первую очередь это была интуиция, профессиональное чутьё, которое выработалось у Гарольда за долгие годы работы в «Абвере». В дверь кабинета постучали, отрывая мужчину от мрачных дум. Хейл тронул сенсорную панель на крышке стола и сказал: - Войдите. Дверь бесшумно отворилась, пропуская посетителя. - Вот уж кого я сегодня не ожидал увидеть, так это вас, Генрих, - Гарольд невольно подобрался, когда в кабинет вошёл невысокий человек в сером костюме, очках и с жиденькими усиками под носом. Рейхсминистр внутренних дел Генрих Гиммлер собственной персоной. - Люблю делать приятные сюрпризы, - то ли серьёзно, то ли в шутку сказал гость, занимая одно из кресел не дожидаясь приглашения. Кресло стояло так, что свет солнца из окна падал прямо на него, слепя глаза. Гиммлер сощурился. – Рекомендую переставить кресло. - Вы использовали мою дочь как приманку, - хлестнул министра взглядом Хейл. Да, он понимал, что формально они в разных весовых категориях. Но и Гиммлер понимал, что нынешний глава «Абвера» является таковым лишь формально, а основные рычаги власти сосредоточил в своих руках Гарольд Хейл. - Это было необходимо, - сухо произнёс Гиммлер, помассировав шею – память о том, как на его действия в этом вопросе отреагировал Фюрер, всё ещё была свежа. Крайне неприятный момент. – Или вам не достаточно того, что Фюрер лично всё объяснил, Хейл? Гарольд нахмурился. Как отец, чьего ребёнка подверг опасности человек, сидящий напротив, он должен был набить морду министру. Одна лишь картина этого, прокрученная в воображении, доставила моральное удовлетворение. Однако они оба – не дети малые. Они прекрасно понимали, как делаются дела подобного рода. Постоянный риск неизбежен. Валькирии тоже это знали. - Что было – то было, рейхсминистр, - развёл руками Гарольд. Куда важнее сейчас было другое – причина визита столь важного гостя. - Я рад, что вы не держите зла, - Генрих поправил свои очки, легко кивнув. Он прекрасно знал Гарольда Хайла, пусть и не лично. Оберстгруппенфюрер не позволял эмоциям руководить своими действиями. - Кто знает – на память не жалуюсь, - ядовитая улыбка мелькнула на лице главы североамериканского отделения «Абвера». Как обещание, что однажды, когда министр этого не будет ожидать, ему всё припомнят. Однако на своём неестественно долгом веку Гиммлер уже пережил столь многое и нажил столько врагов, что одним больше, одним меньше – не имело значения. Были у него недоброжелатели и повлиятельнее Гарольда Хейла. - Давайте не будем ворошить былое, - сцепил пальцы Генрих, сверкнув очками в лучах солнца. – Я здесь потому, что дела насущные требуют… пристального внимания. - В Северной Америке? – тут же стал предельно серьёзным Хейл. Что могло привести сюда самого министра внутренних дел? Что-то, что удалось выяснить при допросе арестованных на мобильной базе террористов? Конечно, осведомители «Абвера» в министерстве, «Гестапо» и аппарате Фюрера землю носом рыли, чтобы раздобыть протоколы допросов. Но пока безуспешно. А ведь сам факт того, что эта информация не предоставлялась сразу по официальным каналам, был очень странным. - Да, - подтвердил Гиммлер. – Информационный пакет сейчас поступит, - сказал он, и действительно миг спустя сверхсовременная компьютерная система, встроенная в рабочий стол хозяина кабинета, пиликнула сигналом полученного сообщения. Гарольд провёл рукой над крышкой стола – тотчас в воздухе над ним вспыхнули десятки голографических экранов, образуя изогнутую стену. В каждом из появившихся «окон» было что-то своё – текстовые документы, фотографии, досье, аудио и видеозаписи допросов… Чтобы разобраться во всём этом и понять, что привело сюда рейхсминистра, должно было уйти несколько часов. Министр и сам это понимал. Он вынул из кармана пиджака небольшой лист бумаги с парой десятком цифр, записанных на нём убористым почерком. Положил на стол. - Просмотрите файлы с этими номерами по окончании беседы, чтобы составить более полную картину. - Хорошо, - кивнул Гарольд, беря листок. Уже тех обрывков сведений, которые он успел прочитать или услышать в записи, хватало, чтобы понять – похоже, Гиммлеру и «Гестапо» в ходе допросов удалось вскрыть нечто поистине важное. – Обрисуйте вкратце. - Вкратце – всё плохо, оберстгруппенфюрер, - вздохнул Гиммлер, сняв-таки очки, которые ему порядком надоели постоянным сползанием на нос. Но он не мог с ними расстаться в силу привычки, хотя для человека его положения не было никакой проблемы в восстановлении зрения. – Мы ещё не знаем всего – мы пока только начали распутывать этот клубок, потянув за пару-тройку нитей с разных сторон, но… Судя по всему, спящие агенты «Фронта», несмотря на якобы успешную с ними борьбу, до сих пор ходят по этой планете. И эта агентурная сеть – самая масштабная из тех, о которых нам когда-либо было известно. Даже в последнюю Войну такого не было. - Мы вскроем её и уничтожим. Это не впервой, - осторожно сказал Гарольд. И у «Абвера», и у МВД с «Гестапо» был богатейший опыт контрразведывательной деятельности. Но тон, которым сейчас говорил министр… Было что-то ещё, в корне отличающее текущую ситуацию от всего, с чем приходилось сталкиваться до этого. - Всё не так просто, к сожалению. Помните, как лет десять назад была уничтожена их агентурная сеть в Южной Америке? - Задействовали спящих агентов с внедрёнными в подсознание вторыми личностями и набором жёстких запрограммированных приказов, отобранные случайным образом из местного…, - Гарольд умолк на полуслове, вдруг осознав, ЧТО именно минуту назад сказал Гиммлер: спящие агенты! – О каком количестве вражеских агентов идёт речь? – резко подавшись вперёд, спросил он. Он уже знал, что ответ ему не понравится. - Тысячи, - сардонически усмехнулся рейхсминистр. – И это только в Северной Америке, если верить аналитикам. А за весь мир я вообще не берусь говорить. В этот раз враги использовали наши же методы против нас. И, похоже, что все их операции последнего десятилетия служили лишь одной цели – отвлечь нас от того, что происходит здесь, прямо у нас под носом. Они сдавали нам свои ячейки и промежуточные базы, засвечивали активистов и сочувствующих, устраивали налёты, метя в самые чувствительные и уязвимые места. Только чтобы раззадорить, заставить нас бросить все силы на поиски их баз и штаба. Лишь бы только мы не заметили того, что подобно ползучей заразе, разрасталось в столичном мире Рейха! И теперь каждый может оказаться врагом, сам того не подозревая. Даже я или вы. Достаточно лишь услышать кодовую фразу…, - Гиммлер умолк, и как будто выдохся. Сейчас он казался комком нервов и ярости. А ещё – человеком, на плечи которого вдруг обрушился непомерный груз. Гарольд молчал, прокручивая в голове услышанное. Поверить в это было… сложно. Как «Фронт освобождения» вообще смог провернуть нечто подобное? Правда ли это в принципе? Тысячи спящих агентов по всему миру! Немыслимо! Для создания таких агентов нужны пси-генераторы, секрет производства которых – государственная тайна, а все образцы находятся под строжайшим контролем. Но если даже «Фронт» создал свои аналоги – подозрительное «шевеление» всё равно было бы замечено… Не говоря уж об использовании устаревших техник вроде гипноза, нейролингвистического программирования, перестраивания личности психологическими методами под влиянием сильнодействующих препаратов. По крайней мере последнее сразу бы отследили чипы, вживлённые каждому гражданину Рейха, и, помимо прочего, выполняющие функцию мониторинга состояния здоровья. - Вижу, вы прониклись масштабами проблемы, - удовлетворённо заключил Гиммлер, сцепив пальцы. Внешне он уже был совершенно спокоен, но Хейл знал, насколько тот встревожен. Он и сам был встревожен. - Да уж, - выдохнул Гарольд, приводя мысли в порядок. - Фюрер… - Конечно, знает. Как и остальные Рыцари Чёрного Солнца. Но кроме них, а теперь и вас – никто, - Генрих вернул очки на место. Без них было как-то непривычно. Былая рассудительность и хладное спокойствие, которые он сейчас демонстрировал, уже не давали ни малейшего повода думать, что минуту назад он почти дал волю своей тревоге. – Как понимаете, в сложившейся ситуации никто не может быть допущен к этой информации без предварительной жесточайшей проверки. В особенности – психологической и ментальной. Нельзя допустить даже малейший шанс на то, что враги узнают о нашей осведомлённости. - Полагаете, агенты в таком случае нанесу удар? Есть хоть какие-то предположения об их целях и задачах? – спросил Хейл. Ситуация была – хуже не придумаешь. Он, Гиммлер, да и весь контрразведывательный аппарат Рейха оказались перед небывалым вызовом в положении сапёра. Причём сапёра, у которого отобрали миноискатель и дали обычный щуп. Один неверный шаг – и всё может обернуться катастрофой! Не было никакой гарантии, что в «Абвере» нет таких «спящих». Да что там! Гарольд готов был поставить своё годовое жалованье на то, что спящие агенты в его ведомстве есть. - Я не знаю, что они сделают, но нам это вряд ли понравится. Что же до их целей…, - рейхсминистр тяжело вздохнул. Всё-таки иногда эта работа слишком выматывала и отнимала слишком много нервов. – Мы считаем, что они готовят нечто грандиозное. - А ведь всё это может быть дезинформацией, - наконец высказал обоснованные сомнения Гарольд, будто хватаясь за последнюю соломинку. Даже сейчас, на пике своего могущества, Рейху было бы сложно организовать столь масштабный заброс спящих агентов куда-либо, или их вербовку уже на месте. РЕЙХУ БЫЛО БЫ СЛОЖНО! А тут речь шла о террористической организации, возможности которой несопоставимо ниже. - Я тоже так подумал, когда на допросах впервые всплыла эта тема. Но мы же, в министерстве, не зря едим свой хлеб, герр Хейл, - цепкий холодный взгляд бегающих глаз Генриха устремился на собеседника. – Мы аккуратно и дотошно проверили всё, что было возможно. И подтвердились наши самые худшие опасения. - У вас уже есть план действий? – теперь, когда последние сомнения оберстгруппенфюрера были развеяны, действительно оставалось задать лишь один вопрос. Извечный вопрос. «Что делать?» - Он в разработке. В течение недели в Берлине состоится закрытое совещание с участием всех, осведомлённых о ситуации, лиц, на которое вы, естественно, должны явиться, - Гиммлер встал, очевидно, сказав почти всё, что собирался. – Большего пока говорить не стану. За пять часов до проведения совещания вам будет сообщено дополнительно точное место его проведения. - Я понял, - кивнул Хейл. Секретность была более чем необходима. В условиях, когда нельзя было доверять никому, только она и могла обеспечить хоть какую-то безопасность. И, всё же, Гарольд не мог не заметить – отчасти он ощущал необычайный подъём. После победы в Войне контрразведка не сталкивалась с по-настоящему серьёзными вызовами. И вот теперь такой вызов появился. И у оберстгруппенфюрера Хейла был шанс вписать своё имя в историю, с этим вызовом справившись. - Не смею вас больше задерживать, - молвил Гиммлер, вскинув руку, на что Гарольд ответил таким же жестом, и степенно направился к выходу. Когда же дверь закрылась, Гарольд Хейл на долгие десять минут погрузился в раздумья, развернув кресло к панорамному окну и созерцая бурлящий жизнью Нью-Йорк. Улицы ровными линиями делили город на квадраты и прямоугольники кварталов, так же делившихся на те же самые геометрические фигуры. Загруженные транспортом дороги и воздушные трассы, где было не протолкнуться от мельтешащей мошкары «флигнтвагенов». Неторопливые, похожие на китов, туши дирижаблей плыли в воздухе над городом, а маленькие фигурки людей там, внизу, спешили по своим делам. - Сколько среди них агентов? – подперев голову кулаком, тихо сказал Гарольд. Настроение, и без того не радужное, было полностью испорчено. Он вновь развернулся к столу, проведя рукой над крышкой – все экраны с файлами Гиммлера смело в сторону и они закрылись. А потом Гарольд нажал красную кнопку под крышкой стола, активируя режим максимальной секретности. - Предоставить полные медицинские досье на весь персонал штаба североамериканского отделения «Абвера», - распорядился оберстгруппенфюрер, и тут же над его столом взвились десятки световых копий запрошенных документов… Ферецци было скучно. Чрезвычайно скучно. Это была вопиющая чрезвычайная ситуация для такого деятельного, энергичного и жизнелюбивого человека, как он. Справедливости ради стоит сказать, что скука настигала его не так уж и часто. Но когда это случалось, он испытывал крайнюю степень дискомфорта и становился просто невыносим для окружающих. Но сейчас – вот незадача – у него сейчас не было возможности действовать на нервы окружающим, тем самым слегка развеяв скуку. А всё началось после относительно успешного боя небольшого флота «Люфтваффе» с самой настоящей мобильной космической базой «Фронта освобождения». Вот уж действительно где было весело! Сражение в составе абордажной команды за мостик вражеской базы оказалось настолько напряжённым, что смогло затмить добрую треть всех операций, в которых Ферецци доводилось участвовать до этого. И ведь ему чудом удалось спастись в последний момент – промедли он ещё немного, то не успел бы вернуться на флагман и погиб бы во взрыве реакторов вражеской базы. Да. Вот это был драйв… Но теперь вот уже сутки он был вынужден охранять научную экспедицию в Заветном городе вместе с остальными «счастливчиками» из вновь сформированного отряда «Конунг». Кого-то из новичков перевели из других подразделений, иных же отбирал лично Вюст. Откуда тот набирал людей на замену погибшим во время последней операции в Заветном городе, Марио не интересовался – не его дело. Главное, чтобы эти условные новички, как сказать, своё дело знали. И были нормальными парнями. Заветный город. С момента своего последнего пребывания здесь Ферецци стал относиться к нему если не с опаской, то с уважением. Хотя чисто для собственного спокойствия предпочёл бы не соваться сюда без поддержки боевых роботов. Потому, что твари, скрывавшиеся в тенях этого древнего подземного комплекса, запомнились ему на всю жизнь. Как и то место, где сейчас были он с частью бойцов «Конунга» и совместная экспедиция «Аненербе» и Немецкой академии наук. Это был широкий, хорошо освещённый ровным бело-жёлтым светом, зал с высоким сводчатым потолком. Колдовские кристаллы – конечно, учёные называли их на свой заумный манер – были заботливо установлены в стенах, колоннах и потолке, давая достаточно света, чтобы можно было даже читать. Сам зал был произведением искусства – его стены украшали удивительные по тонкости исполнения барельефы и фрески. Резные колонны, стоящие в шахматном порядке, подпирали свод. А ещё здесь были статуи. Целая армия искусно сработанных статуй, изображавших людей в странных одеждах, а часто – невиданных существ. Мастерство исполнения было таким, что создавалось впечатление, будто они все – живые. Всё вокруг – и зал, и статуи с колоннами – было сработано из комбинаций минералов и камня зелёного, белого и бледно-жёлтого цветов, создавая совершенно неповторимую атмосферу таинственности. Некоей тайны, безмолвными стражами которой выступали статуи, обретавшиеся у колонн, стен, стоявшие в специальных нишах внутри колонн, или – что особенно раздражало Марио – смотревшие на людей сверху вниз, с потолка, стоя на нём так, будто для них законы гравитации не писаны. Кроме изнывающего от скуки Ферецци в зале находились полтора десятка учёных, которые с разной степенью увлечённости изучали барельефы, статуи и всё остальное, что их интересовало. Так же, включая самого Марио, здесь патрулировали шесть бойцов. Особенно же душу итальянца грело присутствие двух боевых роботов, находившихся в спящем режиме у выходов в коридоры, два проёма которых темнели в противоположном конце зала. Массивные, чёрной стали, человекоподобные фигуры со сплюснутым ромбовидным торсом без головы раза в два превосходили размерами и людей, и статуи, выделяясь на фоне всего, что было в зале. Учёные переговаривались между собой, временами шумно споря, и эхо разносило обрывки их фраз по всему залу. А Марио, вместо того, чтобы присоединиться к обсуждению научных вопросов, в которых он ,естественно, ничего не понимал, но желал высказать своё мнение, нёс вахту. Потому, что так надо. Потому, что Вюст, зная отношение Ферецци к заданиям подобного рода и особенности его характера, особо отметил: «Учёных и сослуживцев со скуки не донимать». Не то, чтобы Марио опасался жалоб или начальственного гнева, но не хотелось выставлять себя некомпетентным. В конце концов, он – профессионал. В итоге ему оставалось лишь неустанно бдить, предаваясь воспоминаниям. О битве на базе «Фронта». О вкусной еде – Ферецци был гурманом. О крайнем кутеже в Мадриде, который случился аккурат за день до направления сюда… Об Ирме Лер… Марио стал ловить себя на мысли, что в последнее время эта сеньорита-ведьмочка стала слишком часто в этих самых мыслях появляться. Пожалуй, куда чаще, чем большинство знакомых ему женщин. Марио признавал – шатенка ему нравится. Своим жизнелюбием, юмором, отношением к жизни. Да и вообще их характеры были очень похожи. «Жаль, не удалось навестить её в Нью-Йорке», - мелькнула мысль, а потом взгляд зацепился за группу из трёх учёных неподалёку, о чём-то беседовавших у участка стены, барельеф на котором изображал армию неведомых существ, супротив коих, сомкнув щиты и выставив копья, стеной вставало воинство людей. Ферецци прислушался: -… стиль не похож ни на одну другую культуру, - вещал благообразный усач в очках с роговой оправой. Все учёные были облачены в защитные комбинезоны. - Я бы сказала, что мы наблюдаем скорее смешение стилей, - возражала рыжеволосая женщина таким мягким грудным голосом, от которого у Марио всякий раз пробегали мурашки. «Да, она очень даже…», - кивнул сам себе итальянец, улыбнувшись. В экспедиции было немало женщин, но даже на их фоне Мария Кесслер выгодно выделялась. Как своими профессиональными качествами, так и… всем остальным, на что сейчас и упал взгляд Марио, беззастенчиво пользовавшегося тем, что в шлеме его лица не было видно, и невозможно было понять, куда он смотрит. Мария вдруг резко оглянулась, и тёзка знаменитого водопроводчика тут же сделал вид, будто и не смотрел в её сторону. Научная дискуссия, приостановленная было на пару мгновений, возобновилась. Марио снова был вынужден рыться в закромах своей памяти. Конечно, он помнил этот зал. Помнил, как примерно месяц назад вместе с Герингом оказался заброшен сюда экстренной телепортацией, которую совершили Валькирии, пытаясь спастись от тварей из тени. И он помнил, что они с Гансом нашли в левом коридоре, уходившем из зала, который, по сути, был каменным мешком, соединённым с остальным подземным городом всего двумя коридорами, отстоящими недалеко друг от друга. Тогда они наткнулись здесь на настоящую загадку. Картины на стенах коридора, изображающие удивительные события. И слишком часто на этих картинах можно было видеть то, чему не было объяснения. А главное – лицо. Хоть прошло уже достаточно времени, но Ферецци до сих пор в мельчайших деталях помнил одну из картин. Ту, где была планеты, поплетённая щупальцами, пронизывающими невозможный багровый космос. Ту, где легионы беснующихся омерзительных, по-настоящему пугающих тварей застыли за спиной своего чудовищного демона-повелителя с двумя лицами – старика и дьявольского отродья. Ту, где этим легионам зла был противопоставлен лишь один человек. Человек в чёрном плаще, как две капли воды похожий на путешественника между мирами, поимкой которого было так заинтересовано руководство Рейха. Марио бы многое отдал, чтобы узнать, что всё это, чёрт побери, значит! Но экспедиция здесь была уже сутки, и пока никто не спешил делиться с ним научными откровениями. Свет кристаллов как будто померк на мгновение. Почти незаметно – учёные и остальные бойцы даже внимания не обратили. Но Ферецци вдруг замер и насторожился, вглядываясь в тёмные углы – точно так же было, когда твари из теней подбирались к ним с Валькириями месяц назад. Тогда сначала тоже никто не обратил внимания на ухудшение светимости кристаллов. А потом было уже поздно. Однако, когда миг спустя до слуха Марио донёсся приглушённый гул, а в ноги слегка толкнуло, от души отлегло – итальянец, уйдя в собственные мысли, совсем позабыл, что по просьбе учёных ведутся взрывные работы – сносятся массивные двери в те части этой сети туннелей, которые показались учёным перспективными для исследования. «Ферецци!» - раздавшийся в наушнике холодный голос Вюста заставил Марио чуть ли не подпрыгнуть на месте от неожиданности. - Слушаю, - ответил тот. «Собирай свою группу, учёных, оборудование и дуйте на вторую точку», - тут же прилетел приказ. - Так точно… Но в чём причина? – спросил Марио, которого и впрямь интересовало, почему план исследований полетел к чертям уже на второй день. – Да и учёные вряд ли будут в восторге. «Они заткнутся, когда увидят то, что мы сейчас обнаружили. Не теряй времени. Не теряй времени, Марио!» - бросил Вюст и отключился. А Ферецци ещё пару секунд переваривал слова командира. «Они что-то обнаружили. И это «что-то» слишком важно, чтобы распылять силы на исследования чего-то ещё. Или слишком опасно», - мужчина нахмурился. В любом случае, скуку его как рукой сняло. - Итак, герр Розенберг, какова сейчас ситуация на Замбалле? – голос Гитлера заставил тьму вокруг вздрогнуть, завибрировать, резонируя с его мыслями, и дымчатые фигуры двенадцати Рыцарей Чёрного Солнца всколыхнулись как облачка пара, чтобы секунду спустя снова принять облик людей. В этот раз беседа членов ордена происходила не в Вевельсбурге, не в резиденции Фюрера. Строго говоря, она вообще происходила за пределами обычного пространства. Астрал. Поле сил. Хроники Акаши. Ноосфера. Членам Ордена, как и многим мистикам до них, было дано проникать в это энерго-информационное поле, окружавшее планету, что позволяло общаться даже будучи в разных частях мира, не опасаясь быть подслушанными. Однако по какой-то причине они не могли черпать отсюда знания, коими полнился Астрал. Над разгадкой этой проблемы уже давно бились мистики и научные коллективы «Аненербе», н опока безуспешно. Причина нынешней беседы была не в этом. Фигура Альфреда Розенберга, министра оккупированных и присоединённых территорий, почти в точности повторяющая его физический облик, поправила галстук: - Новости… удивительно обнадёживающие. После прибытия на Замбаллу легионера проекта «Супериор» в течение суток – я повторю – СУТОК, господа! – местным властям удалось взять ситуацию под контроль. Если верить рапортам, легионер…, - в этот момент Розенберг окинул взглядом «коллег». Взглядом, полным сомнения, смешанного с восхищением. – Он один сумел полностью подавить мятеж и уничтожить большую часть противостоявших нам вражеских сил. - Кхе-кхе, - нервно кашлянул, как будто поперхнувшись, Ялмар Шахт. – Я не ослышался – вы только что сказали, что легионер в одиночку подавил планетарное восстание и уничтожил большую часть вражеских сил? - Вы не ослышались. - Что же за чудовище создал Штрассе…, - потрясённо прошептал глава национального банка. Подобное просто не укладывалось в голове! Подобное было за гранью здравого смысла! - Он создал не чудовище, герр Шахт, - мягким, почти отеческим тоном сказал Фюрер. – Он создал наше будущее. Превосходство германской расы. - Но такая сила… Мой фюрер, даже нам будет сложно с ней совладать, - Скорцени вполне разделял опасения главы национального банка. Он прекрасно знал, на что способны они, двенадцать Рыцарей Чёрного Солнца, избранные Великих Неизвестных. И то, что, по словам Розенберга, за день сделал легионер «Супериора», они даже все вместе вряд ли бы осилили так же быстро. - Вы не хуже меня знаете, что все добровольцы этого проекта предельно лояльны нам и идеалам Рейха, Отто, - ментальный голос Фюрера стал строже, снова заставив пространство вокруг «корчиться». - Я не доверяю штрассе, хотя даже это – не его настоящее имя, - хмыкнул бывший диверсант, скривив щёку, пересечённую шрамом. – Почему он не среди нас? Почему не тринадцатый рыцарь? Как получил своё долголетие, если не проходил ритуал, через который прошли все мы? - Отто, вы поднимаете эти вопросы каждый раз, когда речь заходит о Штрассе, - скорчил кислую мину Зиверс. – Он абсолютно лоялен Рейху, что уже не раз доказал. - Это вы так думаете, Вольфрам. Но на самом деле мы о нём почти ничего не знаем, - вздохнул Скорцени. Штрассе его очень беспокоил. Нет, старик с изуродованным лицом не был человеком из ниоткуда. У него была история и жизненный путь. И всё было очень правдоподобно. В тридцатые и в начале войны ни у кого из присутствующих и мысли не возникало, чтобы усомниться в человеке, чьи технологии и знания сулили Германии безоговорочную победу и мировое господство. Но время шло, а старик оставался всё таким же, как и в тот момент, когда о нём впервые стало известно. Естественно, это было подозрительно. Естественно под Штрассе начали «копать». И первым в этом списке был Скорцени. Ему удалось выяснить, что старик прожил слишком долгую жизнь, меняя имена и страны, биографии, и след его терялся в глубине истории. Но в итоге Штрассе пришлось, упреждая возможные открытия следствия, предстать перед руководством Рейха и рассказать… то, что он счёл нужным. Отто не сомневался – тот не раскрыл и сотой доли правды. Но Фюрер приказал прекратить расследования в отношении Вильгельма Штрассе, и запретил проводить их впредь. Но это лишь ещё сильнее встревожило бывшего диверсанта. Однако пойти против приказа фюрера он не мог. И потому теперь оставалось раз за разом поднимать этот вопрос на таких вот встречах, надеясь, что Гитлер однажды передумает. Скорцени был уверен – Адольфу-то, сдружившемуся со Штрассе, известен секрет последнего. Хотя можно было ещё действовать окольными путями. - Эта тема закрыта давным-давно, - качнула головой фигура Гитлера, направив на Отто укоряющий взгляд. – Герр Розенберг, полагаю, ситуация на Замбалле уже под нашим контролем? - Да, мой фюрер. - Что ж, это отличные новости. И нам, наконец, удалось испытать в деле плоды проекта «Супериор». Результат выше всяких похвал. Однако, закончим с этим, - фюрер сцепил пальцы, обведя взглядом присутствующих. – Как оказалось, всё это время мы недооценивали степень опасности «Фронта освобождения». Они бросили нам такой масштабный вызов, каких не бывало со времён войны. Все промолчали. Все уже были в курсе. Собственно, поэтому сейчас они и были здесь. - Генрих, вам слово, - сказал Гитлер, и дымчатая фигура Гиммлера выступила вперёд…