Сказка дедушки Фила

      Моно-хумано вел путников по тайным горным тропкам, следуя за ручейком. Иногда ручей терялся из виду, но проводник вел себя уверенно, и каждый раз выводил молодых людей на верный путь. Воистину, он знал здесь каждый камушек, потому что выбирал самые удобные и скрытые дороги, которые простой прохожий ни за что бы не заметил.       Солнце уже клонилось к закату, когда они вышли из горных пещер в пролесок, за которым виднелась темно-синяя гладь, мерцающая в огненных лучах заходящего на покой светила. Моно-хумано и принц Арнольдинио шагали вместе, увлеченно беседуя по поводу драматической и комедийной составляющей в опере; местный супер-герой оказался большим фанатом такого светского развлечения. А Хельга Джеральдин семенила за молодыми людьми сзади, жуя на ходу какую-то из оставшихся частей попугая. Вместительные карманы рубашки принца вкупе с предусмотрительностью и смекалкой девушки сегодня сослужили ей хорошую службу; после небольшой истерики у пещер ей было жизненно необходимо пожрать, дабы хоть как-то заглушить свое горе. Нелегкая судьбинушка ждала ее впереди, ведь для себя Джеральдин уже все решила: когда они вернутся домой, она запрется в своей комнате, сядет в тотемном уголке принца, в котором у нее стоит его идол, - особенно похож он был формой головы, - свернется там калачиком и больше никогда не напомнит Арнольдинио о своем существовании.       И в один момент ее мрачные думы были прерваны возбужденно-радостным голосом принца, и в тот же момент он резко схватил ее за руку и потянул на себя.       - Хельга, смотри!       Хельга Джеральдин невидящими глазами уставилась туда, куда показывал принц, но постепенно ее взгляд сфокусировался, и прямо перед ее взором предстала невысокая избушка, старая и видавшая виды, но крепкая, добротно сколоченная, а над самым входом висела разноцветная вывеска «Ритуальные услуги. Дорого».       - Боже… - простонала Джеральдин.       - Похоже, мое дело сделано, - довольно сказал Моно-хумано, протягивая принцу руку для рукопожатия. – Ну, бывайте, ребятки. Заходите в Лиановую рощу в гости.       - Прости, но нет, - фыркнула девушка, с содроганием вспоминая, через что им пришлось пройти сегодня в этом адском месте. Ничего особо не дожидаясь, она твердо зашагала по опушке в сторону моря.       Арнольдинио, поначалу удивившись, легонько улыбнулся: и снова ее настроение в мгновение ока сменилось на диаметрально противоположное, что никогда не перестанет поражать его. Затем, пожав предложенную Моно-хумано руку и коротко помахав на прощание, он отправился вслед за ней, неся впереди себя все надежды, от робких и тихих до упрямых и безумных.       Хельга Джеральдин яростно долбила в дверь, на что изнутри послышалось не слишком тихое ворчание. Через минуту, за которую у принца успела душа в пятки уйти, им открыла высокая худощавая старушка с выдающимся подбородком и пышной копной седых волос, неукротимыми змеями торчащих в разные стороны. Ее лицо выражало целый спектр негативных эмоций, от раздраженного недовольства до грозной ярости.       - Чего вам? – озлобленно прохрипела бабулька, коротко осматривая нарушителей спокойствия.       Арнольдинио почему-то оказался неспособен выдавить из себя хоть полслова; ему до сих пор не верилось, что они достигли места назначения. Впрочем, самое трудное еще ждало их впереди: склонить ведьму к сотрудничеству. Кинув на него короткий взволнованный взгляд, Хельга Джеральдин взяла инициативу в свои руки. Удивительно, как быстро эти двое в который раз сегодня поменялись ролями.       - Вы действительно мадам Бланше? – острожным, но почтительным тоном спросила девушка.       - Ну, действительно. Кто вы такие? - старуха не то чтобы смягчилась, но, видимо, решила все-таки выслушать молодых людей. Цезарь знает, как одиноко ей в этой заколдованной избушке. Изоляция – то, что она выбрала сама, но и от этого иногда отчаянно хотелось сбежать. Если бы она только могла…       - Хельга Джи Патаклини, а это – принц Арнольдинио, внук короля Филиппе, - представилась девушка, не заметив мрачной тени, пробежавшей по лицу старухи.       - Короля Филиппе, говоришь? – она на секунду задумалась и, кажется, теперь заинтересовалась происходящим. – Что ж, заходите.       Хельга Джеральдин ясно услышала теплые нотки в ее приглашении, что искренне ее удивило, а вовсе не то, что мадам даже не спросила, зачем они пожаловали. Непривыкшая доверять людям с пол-оборота, - особенно, тем, кто так резко меняет свое настроение, - она осторожно шагнула через порог, таща за собой за руку оцепеневшего принца.       Внутреннее убранство избушки разительно отличалось от ожиданий: ни тебе свисающих с потолка гирлянд из кореньев, сушеных грибов, куриных лапок, кишок или потрохов; ни котла с бурлящей в нем ядовито-зеленой жижей, испускающей удушливые испарения; ни летучих мышей, уродливых жаб, змей или хотя бы черного, пристально наблюдавшего за всеми кота, чей надменный вид вызывал бы несварение желудка. Внутри все было обставлено просто, но со вкусом, довольно светло и чисто. Теплый очаг, на котором сейчас ничего не варилось; единственное маленькое окошечко, завешенное светлой воздушной материей; лавочка с обеденным столом; уютного вида кресло-качалка у самого очага; застеленная тремя покрывалами кровать. Вещи казались почти новыми, качественными и явно дорогостоящими. Однако спрашивать у хозяйки, откуда все это, было бы неприлично, хотя Арнольдинио и сам смутно догадывался.       - Мы пришли, чтобы снять с его рода какое-то проклятие, - решила начать Джеральдин и не слишком деликатно толкнула принца в спину, заставляя его выйти вперед.       Тот хотел, было, возмутиться такому отношению, но передумал и уставился на ведьму.       - Несколько поколений назад вы сделали так, чтобы все в нашем роду умирали в ночь перед своим 91-летием. Завтра моему дедушке как раз исполняется 91 год, и мне очень нужно остановить это, иначе страну накроет волна хаоса и междоусобиц.       - А? Да, завтра. Точно. Вот, почему вы здесь, - еле слышно пробормотала ведьма.       Хельга Джеральдин уловила бы в ее голосе нотки тоски и обреченности, если бы умела чувствовать такие тонкости без того, чтобы ее сначала грубо тыкали в них носом. Но это требовало внимания к деталям и куда больше соучастия к незнакомым людям, чем она была готова предложить, так что девушка требовательным тоном выдала:       - Знаете, мадам, вы хоть и живете уединенно, но об элементарном гостеприимстве должны быть наслышаны. Найти вас было чертовски сложно: мы сначала выбирались из душных пещер, потом пробирались через Лиановую рощу, в которой тебя на каждом шагу хотят прибить огромные безмозглые говорящие курицы, потом еще ручей какой-то заколдованный, который найти нельзя. Уж не знаю, зачем вы так усердно защищаете эту дыру, но раз уж мы здесь, вы могли бы предложить нам хотя бы присесть, не говоря уж о добром горячем ужине для путников, у которых с утра и маковой росинки во рту не было.       Все присутствующие (даже несуществующий кот) смотрели на Джеральдин с выражением глубокого шока и недоумения на лице. Та лишь уперла руки в боки, даже близко не догадываясь, чего на нее все так уставились.       Первым очнулся принц, и в его глазах, ко всему прочему, промелькнул еще и ужас.       - Хельга! – он крепко схватил подругу за руку, чтобы одернуть, на случай, если она решит ляпнуть что-то подобное снова. Затем повернулся к старухе. – Простите, мадам, моя спутница изрядно устала, день был тяжелый.       - Да, устала, и проголодалась так, что съела бы всего Локка-Джо вместе с панцирем. Как будто ты не устал после всего, что было.       - Устал, но я помню, что мы – незваные гости, и хозяйка нам ничем не обязана. Так что, будь добра, и ты соблюдай приличия.       Хельга вдруг зашипела и резко вырвала руку из хватки принца, уставившись на него все выжигающим взглядом.       - Хочешь сказать, я неприличная? Грубиянка? Извините, Ваше Высочество, но это не я поступаю со своими друзьями настолько грубо и подло, что прошу их жениться на мне, только чтобы исполнить волю умирающего деда, и вовсе не беспокоясь о том, что они об этом думают! И это именно у меня в такой ситуации хватило чести сказать «нет»!       Арнольдинио ошеломленно смотрел, как Хельга Джеральдин развернулась и вышла из избушки, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась вековая пыль. Его руки сами собой опустились, и в буквальном, и в фигуральном смысле. За такой насыщенный событиями день он действительно забыл, что произошло вчера, и что она, по сути, отказала ему. Нет, пару раз, где-то до обеда, и еще три раза ночью, у него в голове всплывала эта мысль, но сейчас он почувствовал, как больно она уколола его сознание. Как будто он только теперь действительно понял, что это был отказ. Он вдруг так же ясно вспомнил, что на отказ, собственно, и рассчитывал, зная, что из Хельги выйдет плохая жена ему и плохая королева всему Сансетусу. Но именно сейчас он не понимал, почему она обязательно должна была отказать.       - Почему? Ведь я люблю ее… - еле слышно произнес принц.       Но для него собственный голос прозвучал как гром в горах. Эти слова врезались в его сознание, как острые стрелы, а их смысл вспыхнул неумолимым огнем. Вот, в чем причина всего происходящего. Вот, в чем сокрыта правда о нем. Поэтому он прошел этот путь с ней, а не с Джеральдо. Принц не задумывался, почему не осознавал своих чувств раньше; он лишь гадал, что изменит это осознание сейчас. У него закралось стойкое подозрение, что теперь, с этим знанием он потеряет больше, чем мог бы потерять, а именно: все.       - Любовь – это хорошо, - произнес вдруг меланхоличный голос совсем рядом, и Арнольдинио вздрогнул от неожиданности. Он перевел взгляд на всеми забытую хозяйку, которая, казалось, и сама о себе забыла.       - Что тут хорошего? – парень пытался выглядеть спокойным, но, почувствовав себя еще унылей, задрожал, как лист на ветру.       - Она толкает нас вперед, к неизведанному, дабы мы стали мудрее. Испытывает нас на прочность, дабы мы познали свой предел. Заставляет нас ошибаться, чтобы мы потом с удивлением обнаружили, что все сделали правильно.       - Чушь какая, - в неверии фыркнул принц.       Он вдруг осознал, что пока не принял ни одного правильного решения, так что какой ему толк в этом? Такие чувства деструктируют.       - Она все равно меня не любит…       - Это мне решать, - удовлетворенно улыбнулась ведьма. Она уже знала, что должна сделать. – Я приготовлю вам горячий ужин. Твоя подруга права, я должна проявить гостеприимство, иначе, что я за хозяйка?       Когда мадам Бланше сняла с очага небольшой котелок с весело бурлящей похлебкой из кролика, она взглянула на принца, с тоской уставившегося в одну точку. Хельга Джеральдин еще не возвращалась.       - Готово, дорогой. Пусть поостынет чуть-чуть, а то вкуса не почувствуете.       Арнольдинио, будто слышал ее издалека, рассеянно повернул голову на старуху, медленно доходя до смысла ее слов.       - Ага… Тогда я… пойду, - он поднялся с места, но хозяйка быстро его одернула.       - Сиди, я сама за ней схожу. Хочу поговорить с твоей подругой по-девичьи. Жди нас здесь, - и с этими словами старушенция проворно выскочила из избушки.       Хельгу Джеральдин она нашла на краю опушки, та сидела на голой траве и вдумчиво смотрела на плескающиеся вдали черные волны, почти полностью поглотившие собой последние лучи закатного солнца. Мадам Бланше подошла к девушке, но та не обратила на нее никакого внимания, если вообще заметила ее присутствие.       - Ужин готов, дорогуша. Или ты уже не голодна?       - Голодна, - наконец, Хельга повернула к хозяйке голову. – Я… простите. Я не должна была… Арнольдинио прав, мы – незваные гости, мы не могли рассчитывать на теплый прием.       - Ерунда, дитя мое, - бабуля тяжело опустилась на травушку рядом с Хельгой Джеральдин и долго ее рассматривала, прежде чем сказать. – Ты – темпераментная юная леди, верно? А принц – спокойный, почти равнодушный. Нечета своему деду.       Джеральдин совсем не заметила, с какой меланхолией мадам Бланше вспоминала о короле Филиппе, как и не задумалась о том, откуда старая ведьма вообще его знает? Она бы вспомнила слова Арнольдинио о том, что король однажды приходил к ведьме, но… Нет, ее сейчас занимали мысли об этом контрасте между ней и принцем, который она раньше по-настоящему и не замечала. Они, оказывается, были такими разными. Противоположности, может, и притягиваются, но редко уживаются друг с другом. Неужели они с Арнольдинио не смогли бы быть вместе, даже не будь у них на пути других препятствий? От всего этого Джеральдин становилась еще несчастней и еще злее.       - И как он меня бесит своим невозмутимым выражением лица! Весь такой правильный, - девушка яростно сжала кулаки, оторвав от земли несколько несчастных травинок. – Смотрите на меня, я принц, я сама доброта и справедливость, - в обиде пародировала она его, немигающим взглядом уставившись вдаль.       Ведьма улыбнулась еще шире, чем при разговоре с Арнольдинио. Пусть Джеральдин сама по себе импульсивная особа, а столько эмоций даже у нее не смог бы вызвать безразличный ей человек. Было заметно, что на душе у нее неспокойно, и именно из-за принца.       - И как он справляется с твоим характером? Ему удается тебя успокоить?       - Успокоить? Вы шутите! Да он бесит меня каждый божий день. Я закипаю, как только вижу его, - и если Хельга понадеялась, что в сумерках не было видно, как раскраснелись ее щеки, то она ой как глубоко ошибалась.       Да, она закипала, едва видела принца. Закипала страстью, которую она не смела высвободить. Он успокаивал ее одним нежным прикосновением, когда она впадала в ярость, и пресекал одним недовольным взглядом, когда она переходила границы. Ему так мало нужно было, чтобы утихомирить ее, приручить ее разбушевавшуюся натуру. И да, он бесил ее каждый божий день. Бесил своим учтивым безразличием и тем, что она ничего не могла с этим поделать.       И все эти мысли с таким же успехом проступили на ее лице, как и зардевшие щеки, и старушка заулыбалась еще шире. Просто до неприличия. Хельга не понимала, чему та так рада; ей самой хотелось рыдать в подушку. Но поскольку никаких подушек рядом не было, она лишь сгребла руками свои голые коленки и начала тихонько покачиваться взад-вперед, будто пыталась убаюкать засевшего в груди и проедающего в сердце дыру зверя.       - Хорошо, что ты его любишь, милочка, - мечтательно произнесла ведьма.       Хельгу пробрало осознание, что ведьма как-то поняла ее истинные чувства к принцу. И в чем она прокололась? Секрет, который она годами скрывала ото всех, как будто это была сама сверхсекретная информация, от которой зависит будущее всего Сансетус Армазоне. Даже дома знала только ее подруга Фибиана. Девушка уже собралась рефлекторно отнекиваться, но по глазам ведьмы поняла, что с ней это не прокатит.       - Что тут хорошего? – почти взревела Джеральдин, вздрагивая всеми конечностями.       - Вы не такие уж и разные, как тебе кажется, - констатировала старуха. – А любовь стирает остальные различия.       - Или так: нет любви – и стирать нечего.       - О чем ты?       - Думаете, я не знаю, что будет, когда мы вернемся домой? Думаете, я не знаю, что тогда изменится, а что нет? Я не просто так сюда пришла. У меня есть свой интерес, вот только… - Хельга Джеральдин вдруг умолкла, ибо готовилась сказать то, что сказать было труднее всего. Может, она и готовилась к этому моменту весь вечер, но в итоге оказалась к нему менее чем готова.       Мадам Бланше спокойно ждала, пока девушка продолжит, но ее спокойствие было кажущимся: сердце у нее в груди разрывалось от страха.       Хельга тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.       - Я… я давно мечтала… перестать… Давно мечтала перестать любить. Мне уже тошно от этого, от его равнодушия. Я… я ведь, на самом деле, еще с детства искала вас, мадам Бланше. Я с детства хотела попросить… у вас…       Джеральдин снова смолкла, и старушка, не в силах выдержать тяжелую паузу, выпалила:       - Что? Отворотное зелье?       Хельга замерла, перестав раскачиваться. Услышать эти слова из своих собственных уст казалось смертоубийством, но, как оказалось, и из чужих не лучше. Она не могла заставить себя подтвердить слова ведьмы, и все ее усилия внезапно преобразовались в горячую соленую жидкую субстанцию, выжигавшую глазные яблоки. Она провела ладонью по щеке, стирая яд, и на коже остался тонкий влажный след.       - Я предвидела это, - тихо произнесла старушка, так и не дождавшись ответа, и достала из кармана простой маленький флакон с темно-сиреневой жидкостью внутри.       На самом деле, нет, не предвидела. Ну, то есть, как сказать. Разбираться в отношениях Хельги Джеральдин с принцем Арнольдинио она начала только час назад, и тогда ей не приходил в голову такой вариант развития событий, хотя знала, что все этим и должно закончиться. Помешивая свой супчик, она немного поразмыслила, но и тогда бы не додумалась, хотя знала, что ей придется предложить. А теперь… Хм, как кстати в ее переднике оказался этот флакончик, хотя она всегда носит его с собой именно на такой случай.       Джеральдин глядела на такую невзрачную и заурядную вещицу с открытым ртом и остекленевшими глазами. Сказать, что она боялась ее как огня, было бы несправедливым преуменьшением. Ей пришлось вдалбливать в свой оцепеневший мозг, что она сама этого хотела.       - Я понимаю твою неуверенность, дорогая, и вовсе не заставляю тебя. У меня есть то, что тебе нужно, и я не собираюсь отказывать тебе в этом, но ты должна быть точно уверена, что оно тебе нужно, - пролепетала старушка, положив свободную ладонь на руку Хельги.       - А что, иначе не подействует?       - Подействует, это же колдовское зелье, а не скоморошьи фокусы. Но я не хочу, чтобы ты совершала ошибку. Ну, так как, готова? – и мадам Бланше протянула девушке склянку.       Хельга Джеральдин закрыла глаза. В ее голове хаотично бегали мысли и воспоминания, связанные с принцем. Сколько раз она ловила каждый его взгляд, направленный в ее сторону, и это возносило ее за облака. Каждую улыбку, подаренную именно ей, и это растапливало ее мир. Его безразличие, которое пробирало до костей. Его непонимание, боль и обида от которого бросали ее в глубочайшую пропасть.       У них было столько всего. Наверное, она не забудет всего этого, это просто перестанет ее волновать. Забудется и радость, и печаль таких моментов, останется лишь легкая ностальгия, а излишняя эмоциональность превратится в меланхолию. Она ведь не лишится своих воспоминаний, это ведь не предательство? Тогда что в ее груди так громко кричало, что это предательство, оно и есть?       Дрожащими руками, но уже с твердым взглядом Джеральдин взяла предложенный флакон. В ее руках он казался таким ледяным, что даже обжигал. Осознавая, какой пыткой становится для нее каждая секунда промедления, Хельга вытащила пробку и резко вылила все содержимое себе в рот.       - Ах, как же я проголодалась! – мечтательно воскликнула Джеральдин, заходя в избушку в сопровождении улыбающейся старушки.       - Хельга, ты опять… - добродушно одернул ее Арнольдинио, но на этом и замолк, потому что снова кипятить его подругу не стоило.       На его удивление, Хельга Джеральдин даже не изменилась в лице, а лишь спокойно села на лавочку с противоположной от принца стороны и меланхолично протянула:       - Знаю-знаю. В следующий раз исправлюсь.       При этом она едва взглянула на Арнольдинио, отчего по его телу пробежал неприятный холодок.       - Ничего страшного, я сама пригласила вас к столу, - и мадам Бланше налила каждому по миске густой кроличьей похлебки.       Поначалу у Хельги были сомнения, можно ли это есть, особенно, без хлеба, потому что его им не предложили от слова совсем. Каждую ложечку она пихала в рот с брезгливой осторожностью, почти с опаской, пока не съела всю миску. А вот добавка уже легче пошла.       Когда молодые люди наелись, Арнольдинио выглянул в единственное окошко, выходящее в сторону моря: было уже совсем темно. До полуночи оставалась от силы пара часов, и больше тянуть было нельзя.       - Простите, мадам Бланше, но я хотел бы вернуться к делу, по которому мы пришли, - осторожно начал он, выбирая тактику, по которой будет вести переговоры.       - Ах, да, проклятие. Помню, помню, - кивнула старуха и устало опустилась в плетеное кресло-качалку возле очага. Им предстоит долгий разговор. – Но для начала, что ты о нем знаешь?       - Вы наложили проклятие на наш род, о чем-то повздорив с моим прапрапрадедом. С тех пор каждый из нас умирает в ночь своего 91-летия. Вот, собственно, и все, - пожал плечами принц. До этого он как-то не осознавал, что знает, по сути, самую малость.       - Понестись избавляться от проклятия, ничего о нем толком не зная, - как знакомо. Напоминает твоего деда, - с грустной радостью усмехнулась ведьма. – Что ж, я расскажу, что на самом деле произошло эти… эмм, я и сама не помню, сколько лет назад.       - Двести лет назад, ну, плюс-минус, - выдала Джеральдин с таким видом, будто ничего особенного не сказала. Но по тому, как вопросительно уставился на нее принц, поняла, что что-то не так. – Что? Я просто посчитала, зная годы жизни твоих предков.       В другое время она бы огрызнулась, решив, что он считает ее неспособной сложить два плюс два, но сейчас ей было просто все равно.       - Да. Да, так и есть, - подтвердила ведьма. – В общем, твой предок пришел сюда за любовным зельем. Он любил одну девушку, которая не отвечала ему взаимностью, и тогдашний принц вознамерился изменить то, что предопределено самой природой, и обманом заставить бедняжку полюбить его. Я отказала ему, но его страсть к ней была так сильна, что он выкрал зелье и обманул девушку. За это я выкрала ее и навсегда оставила здесь, дабы этот высокомерный обманщик поплатился за содеянное, и наложила это проклятие. Она была первой из рода Хранительниц, кто поддерживал живой магию ведьмы Сансетуса. Я сказала, что этот род прервется лишь тогда, когда принц Сансетуса принесет мне свое сердце, и только истинная любовь восстановит природное равновесие и развеет чары. Так было создано пророчество о Хранительницах. Многие из королевского рода приходили, чтобы снять проклятие, но сердца их были далеко отсюда. Последним из них был девятилетний принц Филиппе, пришедший сюда со своей сестрой…       - Митцелла! Точно! Он говорил, что вы похитили ее. Где она? Где сестра короля?       - Она стала новой Хранительницей, когда умерла прежняя. С тех пор она оберегает магию Сансетуса и ждет прихода новой Хранительницы, которая сменит ее… или исполнит пророчество.       - Бабушка Митцелла здесь? Но где? Почему мы до сих пор ее не… - Арнольдинио не договорил, когда внезапная догадка поразила его, как клюв гигантского попугая сегодня. Он с сомнением и благоговением уставился на старушку. – Это вы? Вы – принцесса Митцелла?       - Митцелла, старуха, ведьма, мадам Бланше – называй, как душе угодно. Я уже столько времени нахожусь здесь, что не ощущаю разницы. Имя ничего не меняет, и лишь факт остается фактом: меня оставила здесь такая же заблудшая душа-Хранительница, какой я сейчас стала, оставила с миссией, из-за которой я никогда не смогу вернуться домой, до конца жизни привязанная к этому месту той силой, которую я должна хранить, и которой даже пользоваться не умею. Она все еще подчиняется той, настоящей мадам Бланше, и иссякнет ровно тогда, когда будет выполнено поставленное ею условие, - последнюю часть старуха сказала очень тихо, с благоговейной тоской. Если со своим пожизненным заточением она давно смирилась, то с этим…       - А где эта настоящая мадам Бланше? Та, что наложила проклятие, - поинтересовалась Хельга Джеральдин. Вот кто, оказывается, по-настоящему углубился в тему.       - Померла вскоре после того, как создала пророчество. Сделав ту девушку Хранительницей, она передала ей все свои силы, так и нечему стало поддерживать в ней долгую жизнь, она и издохла. А, может, и не была она никогда ни бессмертной, ни долгожительницей, почем нам сейчас знать? Но то, что ведьмой была – это железно. Она как создала пророчество, так и заколдовала это место, чтобы только члены королевского рода Сансетуса смогли найти дорогу сюда, ибо только они могли искупить проступок своего предка.       - А я все равно не понимаю, что означает фраза «принести свое сердце». Я уж весь потерялся в догадках, - недоуменно произнес Арнольдинио, возвращая разговор в нужное русло.       Бабушка Митци меланхолично вздохнула, вновь ударяясь в воспоминания.       - Если бы мы с Филиппе знали это тогда, в своем детстве. Наш прадед разгневал мадам Бланше тем, что нарушил естественный порядок вещей, и успокоит ведьму только восстановление справедливости. Принц Сансетуса взял приворотное зелье и сковал им сердце девушки, которая его не любила. Теперь же он должен взять обратное зелье и освободить сердце той, что его любит, и заменить ее сердце своим.       В помещении повисла зловещая тишина, нарушаемая лишь бесцеремонно стучащим в единственное окно морским бризом. Старуха переводила взгляд с Арнольдинио на Джеральдин, и обратно. Кажется, принц был буквально ошарашен, по его лицу было видно, с какой скоростью в его непропорциональной голове одна мысль сменяется другой. А вот Хельга…       - Я все равно ничего не поняла, - выдала она ленивым голосом, потянувшись, чтобы почесать затылок.       Ну, раз уж даже она не поняла…       - Обратное зелье? То есть, я должен найти и полюбить девушку, которая ответит мне взаимностью, и потом заставить ее меня разлюбить? Это, как минимум, нелепо, - отозвался принц, стараясь выглядеть спокойным. Однако под ложечкой у него неприятно засосало, и он не мог перестать искоса поглядывать на Хельгу Джеральдин, которая, однако, никак на это не реагировала.       - Так ты вернешься к тому, с чего начинал наш предок, и все вернется на круги своя, - кивнула бабушка Митци.       - Ну, удачи. Может, ты и найдешь такую, но это уже ничего не изменит, - отстраненно прокомментировала Джеральдин.       - Хочешь сказать, нет такой девушки, которая бы меня полюбила? – принц был и зол, и оскорблен одновременно. Он не считал себя недостойным любви прекрасной дамы, так что такие реплики Хельги Джеральдин просто выбешивали, а было их немало. Правда, в том, как она прозвучала на этот раз, было все не так: она не назвала его «репоголовым»; не назвала эту условную даму «дурочкой набитой», а привычная агрессия всего высказывания на этот раз заменена нескрываемым безразличием, от которого кровь стыла в жилах.       И тогда он понял, что безразличие ему не нравится куда больше, чем ее придирки. Они сейчас прозвучали бы небесной музыкой, в то время как хладность по причиняемой ею боли приравнивалась к кипящему адскому котлу.       А ведь когда-то он был бы счастлив такому поведению. Но, на самом деле, это казалось чертовски неправильным, и Арнольдинио это видел. С Джеральдин что-то не так. Самое обидное в том, что слова «да кто тебя полюбит» (хоть и не дословно) были произнесены той, от которой он и хотел бы услышать признание. Но разве он еще вчера не понял, какие между ними отношения? Разум подсказывал, что ее поведение логично, но сердце твердило, что она поступает чертовски нечестно. Он уже хотел, было, накричать на нее, потребовать, чтобы она перестала играть с ним и прямо сказала, что чувствует, но он боялся, а Джеральдин, видимо, не обращала на его внутреннюю борьбу ни малейшего внимания. По виду, и в себя она погружена не была; она просто была не здесь. Как будто потеряла свою душу. Как будто стала… пустой.       - Она хочет сказать, что у тебя не осталось времени, - произнесла старуха, пока Хельга Джеральдин так и сохраняла молчание. – К тому же… нет у меня больше обратного зелья, - добавила она почти шепотом.       - Нет? Но как же тогда мы снимем проклятие?       - А кто сказал, что есть способ его снять?       И в избушке вновь воцарилась тяжелая тишина. На этот раз Арнольдинио просто не мог поверить в то, что слышал. Он резко вскочил на ноги, чуть не опрокинув обеденный стол, метя глазами молнии.       - Тогда к чему была вся эта ерунда про восстановление равновесия? Про отворотное зелье? Про сердце принца?!       - Если бы мы с Филиппе это тоже знали, то тем более не пошли бы. Я говорила только об исполнении пророчества о Хранительцах. «Род Хранительниц прервется, когда принц Сансетуса принесет ведьме свое сердце» - вот, как мне было завещано. Когда никого не останется, магия Сансетуса развеется, - и тут Митцелла подалась вперед и заговорщически прошептала. – Я не могу точно знать, но, возможно, проклятие нашего рода развеется вместе с магией мадам Бланше. Как и вся остальная ее магия. Не беспокойтесь, детки, я сделаю все, чтобы так и случилось.       Арнольдинио больше ничего не говорил. Он отчаянно пытался переварить все, что узнал от бабушки Митци. Первой и главной мыслью было: он не избавится от проклятия, потому что ведьма в принципе не оставила условий избавления. И это уже было не просто нечестно, - это уже настоящая подлость. Его последняя надежда на спасение дедушки… Хотя, постойте. Ее же и не было. Арнольдинио с самого начала не верил в какое-то там проклятие, как вообще он дошел до того, чтобы так отчаянно устремиться по тайным тропам в другой конец острова в поисках «заколдованной» избушки? Бабушка сказала, что путь сюда тоже заколдован, и его может найти только кто-то из королевского рода. Но ведь Моно-хумано нашел тоже, а он… нет, навряд ли. Он высокий и светловолосый, как король Филиппе в молодости, но… Отец Арнольдинио, скорее всего, погиб, очень сильно не дожив до 91-летия. Так что никакого проклятия, на самом деле, нет, и дедушке не обязательно умирать так рано. Всего-то 91 год, еще жить и жить!       Успокоив себя этими мыслями, Арнольдинио улегся спать на постеленный ему матрац на полу, а единственную в избушке кровать отдали Хельге. Она была неширокой, но теплой и чистой. Измученные таким длительным и насыщенным днем, молодые люди сразу же провалились в глубокий сон.       Мадам Бланше, полюбовавшись на мирно посапывавшую парочку, устало опустилась в свое кресло у очага, закрыла глаза и блаженно улыбнулась. До полуночи оставалось двадцать минут.       Рассветные лучи упрямо пробивались через изъеденное молью полотнище, служившее занавеской старому покосившемуся окну, падали на пыльный деревянный пол, вышагивали по спавшему на старом замшелом матраце принцу и задорно щипали ему глаза даже через закрытые веки. Поморщившись, он, наконец, открыл глаза, в первую минуту ничего не поняв. Потер кулаками веки и снова осмотрелся: это явно было не то место, в котором он засыпал. Уютная горница старой избушки с мелодично трескающим в очаге огнем сейчас была откровенно развалиной. У лавочки, на которой они вчера сидели, ножки оказались изъедены термитами. И как они вчера только не сломали эту хлипкую вещь! Хаотично летающие в пределах солнечного луча пылинки оседали просто повсюду на и без того уже махровый слой себе подобных. Угли в очаге одним своим видом источали холод, а рядом в голом плетеном кресле-качалке спала старушка.       Арнольдинио торопливо разбудил Джеральдин. Что-то подсказывало ему, что пора отсюда ноги делать, и это был не только сменившийся до неузнаваемости за одну ночь интерьер. Девушка тоже сначала решила, что ей привиделось, но после непрерывного моргания где-то с минуту ничего не изменилось. Она недоуменно поднялась с кровати и стала приводить себя в порядок.       Когда они явно были готовы отчаливать, Хельга Джеральдин решила разбудить мадам Бланше, чтобы поблагодарить за гостеприимство и попрощаться. Но едва она дотронулась до старушки, как истошный крик застрял у нее в горле.       - Арнольдинио! – отскочила она в дальний угол, дрожа от ужаса.       - Что такое?       Хельга не ответила, а лишь указала пальцем на умиротворенно улыбавшуюся в любимом кресле бабушку, что-то бормоча себе под нос.       Принц Арнольдинио в упор смотрел на бабушку Митци, и в его голове роились самые разнообразные мысли, но все, что он мог сделать – это подойти поближе.       - Бабушка Митцелла? – тихо позвал он, дотронувшись до ее руки.       И тогда он все понял. Лед. Она была ледяной.       Она была мертва.       - Она ведь сестра-близнец короля, да? – выдала Хельга Джеральдин, пытаясь взять себя в руки. – Она умерла в полночь. Мы не сняли проклятие.       - Но… но ведь никакого проклятия нет! Нет, и никогда не было! – сказал принц несколько громче, чем собирался. Нет никакого проклятия, поэтому и способа его снять нет. Он же уже решил это.       Джеральдин тихо подошла сзади и осторожно положила руку на плечо принца. Ее рука была теплой, даже обжигающей, не то, что рука бабушки Митци. И именно этот контраст будто ударил парня в живот, и он резко сорвался с места и выбежал из избушки.       - Арнольдинио, стой! – неслась за ним Джеральдин, даже не надеясь остановить.       - Я должен срочно вернуться во дворец! – только и отвечал он.       Таким бешеным ритмом они уже достигли подножия гор, когда принца неожиданно остановил отряд всадников. Их возглавляла Большая Пэт, а сразу за ней сидел Моно-хумано.       - Привет, друзья! Я встретил их на окраине Лиановой рощи, они искали вас.       - Мы обрыскали весь остров, но здесь еще не были. Спасибо, Моно-хумано, - с достоинством ответствовала командир Петунья.       - Это потому, что это место заколдовано…       - Уже нет, поэтому вы и пробились сюда, - прервала его подбежавшая Джеральдин.       Арнольдинио сжал кулаки, устав от бестолковых светских разговоров. Он пригляделся внимательней и увидел в отряде своего коня, которого, видимо, нашли по пути, все еще запряженного, но без седока. Не сказав ни единого слова, он запрыгнул на коня и умчался вдоль ручейка, по которому они вчера шли до опушки, только на этот раз в обратном направлении – к замку.