Bioshock. Спирали или Последние дирижабли в Париже

Мы на удивление спокойно добрались до Корнуолла, откуда на поезде переехали в Дувр (Роберт оставил достаточную сумму денег вместе с тем странным посланием, спасибо ему и на этом). Потом нас ждал пароход до Кале, и снова железнодорожный путь до Парижа. Чем ближе мы были к столице Франции, тем веселее становилась Элизабет. Глядя на нее, и я наконец, что называется, задышал полной грудью. И только Букер всю дорогу что-то ворчал себе под нос. На одном из последних перегонов, уже перед самым Парижем, я прямо спрашиваю его, в чем дело. — Не могу сказать точно, — вздыхает Девитт. — Я отстал на пятьдесят лет, но мне кажется, что прогресс не очень-то шагнул вперед. Что я пропустил? — Ну… реактивную авиацию, две мировые войны… — начинаю перечислять я. — Стоп! — Букер вскакивает, едва не ударяясь головой о багажную полку. — Вот оно! Давно были эти войны? — Вторая закончилась в сорок пятом, — пожимаю плечами я. — Давно, но все же… Почему вокруг ни следов разрухи, ни разговоров о ней? — Население усердно трудится и старается забыть о неприятностях, — говорю я. — Расслабься, Букер. Скоро ты увидишься с Бриджит. При упоминании о докторе Тененбаум, Букер запинается на полуслове и машет на меня рукой. Я решаю больше не приставать к нему с расспросами и отправляюсь в соседнее купе, где Элизабет ехала в компании аккуратной старушки-учительницы, навещавшей своих племянников в Лилле. — Доброе утро, Джек! — здоровается Элизабет. — Госпожа Мерлен как раз рассказывала мне об истории Парижа. Я много читала об этом городе, но она знает такие потрясающие вещи, о которых я и не подозревала! — Бонжур, мадам, — говорю я. Этим мои познания французского языка практически и исчерпываются. Старушка, похожая на бабулю с картинки на упаковке печенья, что-то говорит Элизабет, та смущается и что-то лепечет в ответ. — Пойдем в салон, — предлагает мне Элизабет. — Что она тебе сказала? — спрашиваю я, когда мы уютно устраиваемся за столиком в вагоне-ресторане. Букер, сославшись на головную боль, остался отлеживаться в купе. — Что ты милый молодой человек, — отвечает Лиз. — Элизабет, ты должна срочно научить меня французскому, — улыбаюсь я. — Обязательно! — ее глаза загораются. — Вот приедем, и сразу начнем. В Париж мы въезжаем поздним вечером и тепло прощаемся с мадам Мерлен. Букер решает начать поиски института, о котором говорил Роберт, на следующий день. Элизабет уговаривает его повременить еще хотя бы денек, чтобы погулять по городу, я поддерживаю ее. — Я вижу, вы уже спелись, — беззлобно ворчит он. — Ладно, будь по вашему. Но послезавтра вы ведете меня к Бриджит. Мы с Элизабет, с трудом скрывая улыбки, дружно киваем. Наутро мы отправляемся на прогулку вдоль Сены, поднимаемся на Эйфелеву башню и обедаем в небольшом кафе на Елисейских Полях. — Просто не верится, что жизнь может быть настолько спокойной, — произносит Букер, потягивая кофе. - Лиз, как насчет того, чтобы потом посетить еще какие-нибудь города или другие интересные места? С твоими разрывами это будет нетрудно. Элизабет аккуратно откусив от круассана, качает головой. Прожевав, она отвечает: — Мои разрывы ведут в чужие вселенные, а для перемещения в пределах одного мира придется воспользоваться обычным транспортом. — Так даже интереснее, — говорю я. — Столько вселенных, они как тысячи дверей, которые можно открыть. — Боюсь, не за всеми дверьми нам будут рады, — печально возражает Элизабет. Но уже минуту спустя ее лицо снова светится радостью — на террасе кафе заиграл небольшой оркестр, и вот уже несколько пар кружатся в танце прямо на мостовой. — Пойдем танцевать, Джек, — Элизабет уже вскочила из-за стола и протягивает мне руки. — А то Букер откажется, я его знаю. — Но я… — Иди, иди. — поддерживает Букер. Вдобавок он пихает меня ногой под столом, и я сдаюсь. В конце концов, вряд ли я испорчу впечатление о себе. Музыканты заводят медленную мелодию, и мы с Лиз вливаемся в круг танцующих. — У тебя неплохо получается, — хвалит меня Элизабет. — Кажется, моя мать была танцовщицей, хотя я ее и не помню. — Я свою тоже. Но надеюсь, она совсем не была похожа на эту мегеру Комсток. Вот уж верно говорят: муж и жена — одна сатана. Мимо по улице проходит цветочница. Пользуясь тем, что оркестр на минуту прерывается, я покупаю красную розу и преподношу ее Элизабет. Она вставляет ее в волосы. Я смотрю на нее и не замечаю ничего вокруг. Букер нарочито громко ставит чашку на столик, чтобы привлечь мое внимание. — Лиз, попроси счет, пожалуйста, — говорит он дочери. Пока Элизабет общается с официантом, Девитт шипит мне в самое ухо: — Смотри у меня, Джек Райан. Если я хоть на секунду засомневаюсь в тебе, то мигом откручу твою голову. — Что Вы, мистер Девитт! — в притворном ужасе шепчу я в ответ. — Я серьезно. Я же помог тебе вытащить ее. — Да? — насмешливо переспрашивает Букер. — А по-моему, это она помогла мне вытащить тебя. Ну, на это мне возразить нечего. — Она — ангел, -говорю я. — Это точно, — соглашается он и нежно смотрит на дочь. — Чего расселись? — подлетает к нам Элизабет. — Пойдемте взглянем на Нотр-Дам. Ах, я так мечтаю увидеть его в реальности! Гюго — мой любимый французский писатель. — А как же Жюль Верн? — спрашивает Девитт. — Я в детстве, помню, зачитывал его до дыр. Ладно, идем к собору. Только по пути поспрашиваем прохожих об институте Лютеса. Вскоре мы попадаем на тенистый широкий бульвар Сен-Жермен, обсаженный каштанами, и долго идем по нему до Рю Сен-Жак, чтобы перейти Сену по мосту Пети и оказаться на площади перед громадой Нотр-Дам-де Пари. Чем ближе мы подходили к этому знаменитому собору, тем мрачнее становился Букер. Никто из множества опрошенных нами прохожих и слыхом не слыхивал об институте физики в Мезон-Альфор, хотя фамилия Лютес многим была знакома. Правда, некоторые из прохожих оказывались такими же, как мы, туристами. Но вот мы натыкаемся на пожилую пару, вернее, они случайно слышат, как Элизабет спрашивает очередного «парижанина» (оказавшегося уроженцем Брюсселя) о цели наших поисков. — Простите, мэм, — говорит полноватый лысый мужчина в фетровой шляпе. — Я сам из Нью-Йорка. В юности я бывал на лекциях, что читала мисс Лютес. Она зародила во мне интерес к науке, и сейчас я и сам преподаю в университете. Букер настораживается и слушает, хмуря брови и сжимая кулаки. — Я изучил ее биографию, она работала и жила в Америке и изредка наведывалась в Лондон, но в Париже, и вообще во Франции, не бывала. — Вы, верно, не так поняли, — вежливо поправляет его Элизабет. — Я спрашиваю не о Розалинде Лютес, а о ее брате, Роберте. Мужчина меняется в лице. — Не знал, что у нее есть брат, — удивляется он. — В любом случае, спасибо, — рассеянно говорю я. — Не за что. Ой, у Вас кровь носом идет! — восклицает турист и, повернувшись к Букеру, качает головой. — И у Вас тоже. Берегите себя. Он берет под руку свою жену, так и не проронившую ни слова, и идет прочь по улице. — Вот влипли, — выдыхает Букер. — Он под сочувствующий взгляд официанта берет со столика первого попавшегося уличного бистро стопку салфеток и протягивает мне половину. Интересно, найдется ли в толпе сентиментальных европейцев хоть кто-то, кто, увидев прелестную девушку и двух мужчин с кровоточащими носами и злыми физиономиями, подумает, что мы устроили дуэль из-за дамы? Я оказываюсь прав, к нам подбегает тот самый официант, размахивает руками и чуть ли не силой усаживает за столик, непрестанно тараторя что-то по-французски. Из бистро ему на помощь выскакивает метрдотель и ставит перед нами бутылку мерло и три бокала. Элизабет пытается возражать, но под напором двоих отчаянно жестикулирующих служащих сдается. Когда они уходят, она прыскает в кулак. — Что это сейчас было, черт возьми? — ошалело оглядываясь, спрашивает Букер. — О, они решили, что два месье повздорили из-за юной мадемуазель, и сочли своим долгом преподнести им это вино, чтобы они все вместе распили его за мир и любовь. — Ладно, — говорю я, откупоривая бутылку. — И впрямь мозги прочистить не помешает.

***

На всех пристанях Колумбии царило необычайное оживление, но столпотворение, имевшее место в главном доке, носившем имя Первой Леди, превосходило все, виденное обычными колумбийцами когда-либо прежде. Десятки боевых дирижаблей и летучих канонерских лодок на двигателях Лютес. Подразделения бойцов Основателей, «летучие отряды», несколько моторизованных патриотов и даже три механика. — Мы готовы, миледи, — обратился Финк к леди Комсток, взиравшей на этот грандиозный парад с богато украшенного балкона на главной диспетчерской башне. — Так почему Вы все еще здесь, Горацио? — она в упор посмотрела на Финка. Тот смешался, и поспешил ретироваться. — Не слишком ли вы с ним строги? — спросила Розалинда. — Его преданность может пошатнуться. — Он не меньше моего заинтересован в успехе этого похода, — пожала плечами леди Комсток. — Им движет не преданность, а банальная жажда наживы. Однако, пора начинать. Часы на башне пробили полдень. Под приветственный рев толпы леди Комсток взошла на трибуну. — Добрые люди Колумбии! — воздев руки провозгласила она. Толпа почтительно смолкла. Солдаты взяли винтовки на караул. — Настала пора претворить в жизнь заветы Пророка! Сегодня наши храбрые воины понесут огонь и меч, чтобы обрушить их на содом под нами. Да поможет нам Бог и Пророк наш! Леди Комсток сложила ладони, и все на площади склонили головы в молитве. Воспользовавшись тем, что на нее никто не смотрит, Розалинда Лютес покинула балкон. Она уверенно прокладывала путь сквозь молящихся, пока не добралась до своей лаборатории. Там она села за стол и со вздохом откинулась на спинку стула. — Константы и переменные, — проговорила она, прикрыв глаза. — Орел или решка. Птица или клетка. Затем она достала бумагу и перо и начала писать еще одно письмо. Тем временем войска Колумбии грузились на дирижабли и канонерки. — Велите инженерам опустить острова и нагнать облаков, — приказала леди Комсток одному из старших офицеров, стоявших рядом с ней. — Да, миледи. Она снова подошла к перилам балкона. — Пора, дети мои! Идите, и омойте их город огнем! Гудки отходящих от причалов воздушных кораблей растворились в восторженном реве неистовствующей толпы. Леди Комсток улыбалась.

***

Мы в молчании допиваем вино. Никто не хочет вслух произнести то, что у каждого из нас на уме. Мы не вернулись в наш мир. Вернее, в мой, ведь Букер и Элизабет пришли туда из своих вселенных. Я уже настолько сдружился с ними, что порой забываю об этом. Короче говоря, мы не вернулись туда, откуда попали в Колумбию. Но как это возможно? Ведь Элизабет говорила, что разрывы обязательно ведут в иные вселенные. — Мои разрывы — да, — отвечает Элизабет, когда я напоминаю ей об этом. — А на что теперь способна машина Лютесов, я не знаю. — Лютесы, — цедит Букер, словно отплевывается от чего-то крайне неприятного на вкус. — Это все они, я чувствую. Знать бы, что они опять затеяли. Мы снова погружаемся в молчание. Я изучаю прожилки в деревянной столешнице, Элизабет складывает из салфетки кораблик, Букер щелкает крышкой зажигалки. — Дождь что ли собирается, — говорит Девитт, подняв глаза к небу. — Глядите, какие тучи. — Это не обычные тучи, — с тревогой в голосе говорит Лиз. — Верно, — спохватываюсь я. — Ветра-то нет, откуда они взялись? — Комсток! Это она! Букер рывком поднимается из-за стола, опрокидывая плетеное кресло, но никто вокруг не обращает на него внимания. Все в ужасе смотрят на небо. Тучи окрашиваются в зловещий багровый цвет. В уши заползает низкий гул, к нему примешивается завывшая где-то сирена воздушной тревоги. И вот, пробивая бреши в облачной завесе, появляются огромные дирижабли, разукрашенные в цвета Колумбии. Когда они оказываются на достаточно небольшой высоте, с крыш по ним открывают огонь местные жандармы и несколько пулеметных расчетов, спешно разворачиваемых парижским дивизионом противовоздушной обороны. Колумбийцы отвечают бомбами и капсулами, в которых на город сбрасываются «патриоты». Механические бойцы сильно деморализуют людей, многие в панике бегут прочь от места разгорающегося боя. Нас оттесняют к стене, мы бочком заползаем на кухню бистро. — Мы ведь не собираемся бежать, верно? — спрашиваю я. — Нет, мы их тут подождем, — язвит Букер, не уточняя, кого именно, но это и так понятно. — Предлагаю захватить дирижабль, подняться наверх и призвать леди Комсток к ответу, — заявляет Элизабет. — Мне нравится, — одобряет Букер. — Но нам нужно оружие. — И энергетики, — добавляю я. — Я поищу, — обещает Элизабет. Ей приходится кричать, чтобы нам было ее слышно. Интересно, почему Букер в ответ на ее предложение не сказал что-нибудь в роде «нет, Лиз, это слишком опасно», как сделал бы любой нормальный отец? Я спрашиваю об этом самого Девитта. — Бесполезно. Она упрямее меня. Ты еще поймешь, с кем связался! — весело кричит он. Из-за близких разрывов со стен сыплются картины, стекла дребезжат в рамах, и кое-где их уже повыбивало. При новом взрыве нас осыпает известкой. Мимо в смятении пробегает тот самый метрдотель, который угостил нас вином, спотыкается о порог, падает и безумная толпа, несущаяся по улице, в мгновение ока насмерть затаптывает его. У меня к горлу подкатывает противный комок, а Букер закрывает рукой глаза дочери, почем зря кляня колумбийцев. Наконец канонада более-менее стихает. К сожалению, это означает, что захватчикам удалось закрепиться в этом районе города. — Ну где же оружие? — торопит Букер. — Скоро нам придется столкнуться с ними на улицах. — Здесь нет разрывов, — оправдывается Элизабет, —, а новые я создать не смогу, Сифон где-то поблизости. — Тогда хотя бы уберемся отсюда подальше, — предлагаю я. Мы чуть ли не ползком, то и дело оглядываясь и прислушиваясь, вылезаем через служебный вход. По пути в разгромленной кухне набираем каких-то булок и пару бутылок воды — кто знает, когда еще на посчастливится обнаружить съестные припасы. Я заодно прихватываю со щита пожарный топор. Конечно, механика им не завалишь, но это хотя бы кое-что. — Идем к набережной, — решает Букер. — Надеюсь, у этих жителей поднебесья нет водных судов. — Точно, в Колумбии ведь нет рек и озер, — подхватывает Элизабет. — Возьмем лодку и заплывем им в тыл. — Как у тебя все просто, — вздыхает Девитт. А вот мне вообще ничего дельного в голову не приходит, поэтому я просто вызываюсь идти первым. До набережной отсюда рукой подать — шагов сто-сто пятьдесят. Пока мы преодолеваем это расстояние, прямо над нами пролетает канонерка. Я замечаю на ее палубе нескольких детей, захваченных бойцами леди Комсток, и среди них Финка в своем неизменном дурацком цилиндре. Во мне вскипает ярость, я хватаю с земли обломок кирпича и швыряю его вослед удаляющимся разбойникам. На нас они никакого внимания не обращают — то ли потому, что мы с ног до головы покрыты пылью и сливаемся с землей, то ли из-за некоего плана, предписывающего не размениваться на узкие переулки и одиноких прохожих, а метить в многолюдные проспекты. — Гады! Скоты! - это, оказывается, я все еще негодую. Элизабет кладет руку мне на плечо, пытаясь успокоить меня. — Они же вырежут весь город, прежде чем лягушатники поймут, откуда пришли враги, — говорю я. — Ну так поторопимся! — Букер хлопает меня по спине, выбивая целое облако побелки. — Я вижу дирижабль у Эйфелевой башни. Доберемся туда по реке. Девитт придирчиво выбирает лодку, коих ошвартовано вдоль берега огромное количество. Одна слишком тяжела, другая всего с одной парой весел и будет медленной, третья — о ужас! — сиреневая, а он терпеть не может этот цвет. — Ты серьезно? — я хватаюсь за голову. — Сейчас на нас того и гляди попрут «патриоты» или механики. Ну что я за человек такой? Почему бы мне не промолчать? Оказывается, я накаркал, и по нашу душу являются оба — «патриот», как заведенный, вращающий ручку своей скорострельной митральезы, и традиционно находящийся не в духе механик. От пуль нас спасает стенка, вызванная из ниоткуда Элизабет. Видимо, когда мы в опасности, разрывы появляются рядом с ней сами собой. Но механик прыгает вперед и разносит преграду в щебень. На наше счастье двоим механическим химерам почти негде развернутся в тесном проулке, по которому мы попали к реке, и они не могут атаковать нас одновременно. — Лови, Букер! — слышу я за спиной окрик Элизабет. Интересно, что она раздобыла на этот раз? — Пригнись, Джек! Я не спорю и вжимаюсь лицом в землю. Что-то взрывается в пространстве между механическими чудовищами. Гориллоподобный механик издает гориллоподобный рев. — Нечестивцы! Вы за это ответите! Я рискую посмотреть, что произошло. Оказывается, Девитт пальнул во врагов разрывной гранатой, и механику по колено оторвало левую ногу, а у «патриота» теперь исковеркано орудие. Слабо понимая, что же я, собственно, затеял, я подскакиваю к механику. — Будь так любезен, заткнись! — кричу я, в исступлении нанося один за другим удары топором по лысому бугристому черепу. Что же до куклы-пулеметчика, то он, видимо, решает тоже подраться врукопашную. Я встаю во весь рост, ухмыляясь и поигрывая топором. Но когда до «патриота», уже замахивающегося своим покореженным пулеметом, как кувалдой, остается несколько ярдов, меня обволакивает влажное полупрозрачное щупальце «силового потока», и через миг я прихожу в себя на дне лодки. Это Букер, которого Элизабет вовремя снабдила не только пушкой, но и энергетиком, оттаскивает меня от греха подальше и сразу же посылает в «патриота» еще одну гранату, которая буквально разносит нашего врага на куски. — Как эта штука называется? — спрашиваю я, с уважением глядя на ужасное оружие в руках Букера. — «Градобой», — отвечает Девитт. — Жаль только, что зарядов к нему больше не осталось. Он кидает пушку мне и помогает Элизабет перебраться в лодку. Я укладываю «градобой» под банку и перерубаю топором веревку, которой лодка была привязана к кольцу в каменной кладке набережной. Мы с Букером садимся на весла и гребем в сторону вонзающейся в затянутое тучами небо Эйфелевой башни. Примерно когда мы были на пол пути, из-за облаков раздается оглушительный гудок, словно тысячи железнодорожных машинистов одновременно подают сигнал. Повинуясь этому зову, один за другим потянулись ввысь дирижабли и канонерки, оставляя после себя на земле лишь зарево пожаров. — Они уже уходят, — констатирует Элизабет. — Это был пробный шар, — сквозь зубы отвечает Букер, наращивая темп. Уключины отчаянно скрипят, а неважно обструганные весла порядком натирают ладони, но мы не обращаем внимания на такие мелочи. Нам бы успеть добраться до намеченного нами воздушного судна, которое к настоящему моменту остается чуть ли не единственным, еще не покинувшим Париж. — Видимо, команда с него забралась далеко в город, — предполагаю я. — Молчи и греби, — отрезает Девитт. Я не спорю. В несколько могучих взмахов он направляет лодку к пристани. А там мы видим… справляющего малую нужду прямо в Сену колумбийского бомбардира. Элизабет всплескивает руками, открывает рот, но так и не находит, что сказать — впервые за все время моего с ней знакомства! — Нет, ну это уже наглость, — возмущается Букер. — Правь-ка к нему, Джек. Солдат поднял глаза, лишь для того, чтобы увидеть, как Букер снова выпускает «силовой поток». Девитт сбрасывает солдата в воду прямо возле нашего левого борта. Я прикладываю его веслом по голове, и бомбардир в своих неуклюжих доспехах камнем идет ко дну. Туда ему и дорога. Мы выбираемся на берег. Дирижабль стоит, покачиваясь на ветру, посреди огромного зеленого сквера, медные детали на его боках поблескивают в свете недалеких пожарищ. У трапа беспокойно расхаживает пилот. На траве сидят несколько солдат. Сквозь широкое окно в обращенной к нам корме дирижабля мы видим, что внутри больше никого нет. — Надо бы как-то отвлечь охрану, — говорю я. — Я знаю, что делать, — отзывается Элизабет и хитро улыбается. Она открывает разрыв на противоположной стороне сквера, и оттуда появляется призрачный немецкий пехотинец времен второй мировой войны, сжимающий в руках автомат. Он делает выстрел по сидящим на земле захватчикам и отступает за угол полуразрушенного дома. Вся колумбийская рать бросается в погоню за тенью, один из них кричит пилоту: — Заводи, Макс! Видать, это тот тип прикончил Дизеля. Сейчас мы его завалим, и полетим домой. Ага, значит, нашего писающего мальчика звали Дизелем. Ну, какое имя, такая и смерть. (Рудольф Дизель, изобретатель двигателя, названного впоследствии его именем, в сентябре 1913 года таинственным образом исчез с парохода «Дрезден», следовавшего рейсом Антверпен — Лондон. Несколько недель спустя его тело выловили немецкие рыбаки. — прим. автора) Пилот скрывается в кабине и двигатели дирижабля выпускают облачко синего дыма. — Надо же, — дивится Букер, — Даже звук выстрела, как взаправду. Элизабет с довольным видом улыбается и, не таясь, шагает к воздушному кораблю. Мы следом за ней заходим внутрь и задраиваем люк. — Парни, это вы? — поднимается нам навстречу пилот. — Я не заметил, как вы вернулись. Когда он видит нас, его ноги подкашиваются, и он падает обратно в свое кресло. — Жить хочешь, Макс? — проникновенно вопрошает Букер, поднимая «градобой». У него нет патронов, но Максу этого знать необязательно. Потому что, да, черт возьми, Макс хочет жить. Он бешено кивает, так что я опасаюсь, что его голова сама оторвется от шеи. — Взлетай, да покажи моему другу, где тут радио. — Вон там, — вяло лепечет пилот и берется за рычаги. Букер пристраивается сзади, поднеся «градобой» к самому его затылку. Этакий адский подголовник. Я в это время разбиваю радиоаппаратуру ставшим мне уже почти родным топором. — Куда? — всхлипывает Макс. — Лети домой. Только выбери док подальше от казарм и главных площадей, понял? И учти, нам терять нечего.

***

Розалинда уже в пятый или в шестой раз переписывала письмо. Все предыдущие неудачные варианты были порваны в клочья и выброшены в горящий камин. Наконец, с удовлетворенной улыбкой Розалинда запечатала письмо и сунула конверт в рукав жакета, тщательно убедившись, что он не выпадет оттуда самостоятельно даже при сильных взмахах руки. В дверь постучали. Розалинда посмотрела, не остался ли на полу или на столе хотя бы клочок бумаги, и подошла к двери. Стук повторился громче, за порогом был кто-то настойчивый и очень нетерпеливый. Лишь только она отворила дверь, как в прихожую ворвался, бешено вращая глазами, Горацио Финк. Едва не сбив ее с ног, он уселся за стол и попытался по-хозяйски открыть один из ящиков. — Вы сошли с ума от своих химических опытов, мистер Финк, — с язвительной усмешкой произнесла Розалинда. - Вы, вообще-то, у меня дома. — Молчи, ведьма! — выпалил Финк, направляя на Лютес крючковатый палец с неряшливо обгрызенными ногтем. — Ты подставила меня! Сказала, я найду в Париже этих девчонок! — А Вы разве не нашли? — Нет! — заорал Горацио Финк и вскочил во весь рост. — И я выглядел идиотом перед ее превосходительством! Розалинда с трудом удержалась от того, чтобы подпустить еще какую-нибудь колкость. Но вместо этого она сделала шаг назад и в сторону, распахивая дверь. — Думаю, Вам пора, мистер Финк. Да и нет у меня времени выслушивать Ваши истерики. Финк побагровел от злости. Одним молниеносным прыжком (видимо, не обошлось без энергетика-«наскока») он оказался рядом с Розалиндой и схватил ее за руку. — Никуда ты не пойдешь, — выпалил он ей в лицо, — пока не откроешь мне портал к ним. — Мне больно, — спокойно сказала Лютес. — Отпустите мою руку и остыньте. Посудите, что мне помешает открыть портал и закрыть его за Вами? Бешеные глаза Финка чуть угасли, но не надолго. — Ты пойдешь со мной! И с этими словами он выхватил из своей трости клинок. — Я не могу, — вздохнула Розалинда. — Вам ли не знать — это условие моей работы на леди Комсток. Машина не пропустит меня. — Это ложь! — взревел Финк и зашагал по комнате, размахивая кинжалом. — Где машина? Розалинда, проигнорировав его вопрос, попыталась выскользнуть на улицу, но Финк оказался проворнее и прижал лезвие к ее шее. — Последний шанс! — захлебываясь собственной яростью заголосил он. — Я ведь все равно рано или поздно разберусь, как она работает. Розалинда успела лишь окинуть взглядом улицу из конца в конец прежде, чем Финк затащил ее обратно. На этот раз он запер дверь. — Твоя взяла, — со вздохом произнесла Розалинда. Она пересекла приемную и открыла еще одну дверь в противоположной двери. — Прошу! — Включай! — Финк уселся в кресло, положив кинжал на колени. Розалинда склонилась над пультом управления. — А это еще что такое? — спросил Финк, рыская глазами по сторонам. — О чем это Вы? — переспросила Лютес, оторвавшись от рычагов. - Ах, это! Не только Вы один тащите всякий хлам из Восторга. Это батисфера. Для подводных путешествий. Машина внезапно загудела, и в воздухе между дугами, венчающими всю конструкцию, возникла сначала яркая точка, которая потом разошлась в сияющее кольцо портала в другую вселенную. — После Вас, — с мерзкой улыбочкой Финк махнул тростью в окно перехода. — Я же говорила, что мне не выйти отсюда, — устало возразила Розалинда. — Смотрите. Розалинда протянула руку и как будто уперлась в невидимую стену. По поверхности портала пробежала рябь, словно в воду бросили камень. Финк пришел в некоторое замешательство. — Ладно, — тряхнул он головой. — Залезай сюда. Горацио распахнул дверцу батисферы. Розалинда подошла к ней, сделала вид, что оступилась, и подхватила с пола лежавший поблизости металлический прут. Она попыталась наотмашь ударить Финка по руке, сжимавшей кинжал, но не рассчитала высоту, и удар пришелся по бедру. Захромавший Финк закричал от боли. Розалинда ловко затолкала его самого в батисферу и закрыла люк. Выдохнув, она как ни в чем не бывало прошла через портал, оставив ругающегося Финка удивляться внутри. Несколько секунд спустя портал закрылся. На улице раздался выстрел.

***

— Молодчина, Макс! — Букер хлопает пилота по плечу. — Вот тебе подарок. Девитт вручает ему пустой «градобой», и Макс, держа его обеими руками, как ребенка, смотрит на нас расширившимися от удивления глазами. Его лицо надо видеть! Мы оставляем его наедине со своими переживаниями и спускаемся по лесенке с причальной мачты. У меня в голове начинает копошиться одна мысль. Ну хорошо, вот мы прилетели, а куда теперь? — Теперь заглянем в лабораторию Лютес, — говорит Элизабет. Она что, еще и мысли читает? — Вот уж по кому я не соскучился, так это сумасшедшие близнецы, — бросает Букер через плечо. На это раз первым идет он, потому его первого и замечает полицейский патруль. Но поняв, что мы сходим с борта военного дирижабля, они решают, что мы возвращаемся из похода. Букер останавливается и лихорадочно пытается придумать, что им говорить, но полицейские сами приходят ему на помощь. — Ведете девчонку Финку? — спрашивает один, указывая дубинкой на Элизабет. Она, умница, быстренько прячет руки за спину и понуро опускает голову. — Э-э, да, — кивает Букер, напуская на себя важный вид. — Тогда вам лучше поторопиться. Скоро к нему на фабрику пожалует сама леди Комсток, — заявляет второй. И стражи порядка идут своей дорогой. — Кажется, визит к Лютесам отменяется, — предполагаю я. — Не знаю, не знаю, — рассеянно отзывается Букер. Он изучает прибитую к стене большую карту Колумбии. — Смотрите, отсюда до лаборатории и Финктона ходят гондолы. Может, нам стоит разделиться? — предлагает он, повернувшись к нам и добавляет, пока мы раздумываем: — Мне что-то вдруг захотелось поглядеть на эту леди Комсток живьем. — А мне — нет, — протестует Элизабет. Сложив руки и чуть наклонив голову она смотрит то на нас, то на карту. — Вы как хотите, а я иду в лабораторию. Не хочу попадаться на глаза своей «мамочке». — А ты, Джек? — спрашивает меня Букер. Я пребываю в замешательстве — перспектива разделяться меня не радует. — Ты готов вот так взять и отпустить свою дочь одну разгуливать по враждебному городу? — отвечаю я вопросом на вопрос. — Ну так иди с ней. А я только взгляну одним глазком на жену другого себя, и сразу к вам. Глядишь, нагоню вас у самой лаборатории, — заверяет нас Букер. Мы расходимся в стороны. Впервые оказавшись с Элизабет наедине, я немного смущаюсь и не знаю, о чем разговаривать по дороге. Лиз берет меня под руку. — А что означает твоя татуировка? — спрашивает она, проводя пальцами по звеньям цепи на моем запястье. Я обещаю сам себе, что сведу ее, как только представится возможность. — Если в двух словах — то это напоминание, что свобода может быть мнимой. — Когда-то так и было, верно? — задумчиво говорит она. — У меня тоже. — А я думал, что тебе открыты все двери, — замечаю я. — Когда Букер вырвал меня из лап комстоковских палачей, я именно так и думала. Но меня снова ждало рабство. Без цепей и клеток, но от этого было только хуже. — И кто же был рабовладельцем? Кажется, я уже знаю ответ. — Я сама. Вернее, моя одержимость местью. Сначала каждому Комстоку, потом Фонтейну. — Фонтейну? Я что-то упускаю, или она и вправду говорит то, что я слышу? Я нахожу в себе силы спросить: — Ты как-то сказала, что я из-за тебя попал в Восторг, но я тогда был под морфием и мало что понимал. — Прости меня, Джек, — она прерывает меня, отстраняется и опускает голову. — Это я подстроила, что к Фонтейну попала кодовая фраза. Это я привела тебя в Восторг, и все это лишь для того, чтобы ты уничтожил его. — Но зачем? — Он хотел сделать что-то ужасное со всеми этими детьми. И он убил меня, Джек, понимаешь? — Нет, я не понимаю! Как же ты… вернулась? И я видел тебя в самолете, теперь я точно уверен в этом. — Я сама не знаю. Тогда это казалось так просто — натравить на одного человека другого, которого я даже на видела ни разу в жизни. Какая разница, что с ним станет, если я все равно умру? А теперь — я вижу тебя перед собой, всю твою боль, и … мне жаль, Джек. Мне так жаль! Элизабет плачет. Я осторожно заглядываю ей в глаза. — Лиз, мне посчастливилось выбраться оттуда живым и по настоящему свободным. Особенно сейчас, — добавляю я вполголоса. — Что ты имеешь в виду? — она смотрит на меня своими глубокими, как море глазами, полными слез. Лучше утонуть в этих глазах, чем в океане. — Ну, я просто сейчас здесь, с тобой, и… смотри, вон наша гондола. Элизабет хмыкнув, идет дальше, на ходу вынимая платок, чтобы утереть слезы, а я остаюсь стоять. Дурак-дураком. Мы оказываемся единственными пассажирами гондолы. Водитель подозрительно смотрит на нас. — Как вы могли пропустить триумфальное возвращение наших доблестных солдат, во славу Пророка омывших огнем погрязших в грехе парижан? — возбужденно спрашивает он прежде, чем потянуть за рычаг, приводящий гондолу в движение. Я готов прямо сейчас схватить его за лацканы омерзительно гладко отутюженного пиджака, на которых красуются значки с портретами Комстоков, и вышвырнуть за борт. Невелика премудрость — самому гондолой управлять. Удерживает меня от этого необдуманного шага обручальное кольцо на пальце этого простодушного фанатика. Я насупившись забиваюсь в дальний угол вагончика. Элизабет присаживается напротив меня. — Я знаю так немного о тебе, — говорит она вдруг. — Вряд ли я заполню этот пробел, — горько усмехаюсь я. Умеет же она задеть какие-то особенно сокровенные струны души. — Я даже не был рожден. Скорее, похищен. Как-то так. Я отмахиваюсь, давая понять, что не хочу говорить на эту тему. Элизабет перебирается ко мне и берет меня за руку. — Добро пожаловать в клуб. Хоть в этом мы не одиноки, — произносит она и прижимается щекой к моему плечу. — Каждому кто-то нужен. — У тебя есть Букер, — чуть ли не с завистью говорю я. — Глупенький, — я не вижу ее лица, но догадываюсь, что она улыбается. — Я говорю не о родителях. — А Девитт тот еще папаша, верно? — добавляю я перцу в нашу странную беседу. — Он — лучший в мире, — безапелляционно заявляет Лиз. — Знаешь, а я ведь так и не смогла сказать ему правду. — Я тоже… то есть, тебе не могу сказать, что… ладно, давай ты первая, — запинаясь на каждом слове говорю я. — Местная леди Комсток — это вариация той самой Аннабель, которая в другой реальности стала женой простого солдата Букера Девитта, а не Пророка Захарии Комстока. Той самой, что умерла, дав мне жизнь. Не говори ему, ладно? Я как-нибудь сама. Теперь твоя очередь. Но пока я перевариваю услышанное, звонок колокольчика возвещает в прибытии гондолы на нужную нам станцию. Отсюда уже видна лаборатория Лютес, и мне на мгновение кажется, что дверь в нее приоткрыта. Зато я совершенно уверен, что запряженный механической кобылой экипаж, стоящий у этой самой двери, несет на себе герб Финка. — Похоже, нас опередили, — говорю я. Элизабет, сощурившись, смотрит туда же, куда и я. Ее лицо серьезно и сосредоточено, можно подумать, что и не было никакого разговора между нами по пути сюда. Мы ускоряем шаг, но чуть-чуть не успеваем. Кто-то захлопывает дверь изнутри, перед этим слышится ругань. — Можешь открыть замок? — Это не защелка в игрушечном сундучке, — просвещает меня Лиз, —, а дверь в лабораторию Лютес. Ее так просто не возьмешь. — Ну ты хотя бы попробуй, — подбадриваю ее я. Как жаль, что я оставил топор в доке, чтобы не привлекать внимание на улицах. Сейчас он был бы кстати. Мне остается только смотреть, как Элизабет достает шпильку для волос и склоняется над замком. Раздается щелчок. — Вот зараза! — возмущается Элизабет. В ее пальцах обломок шпильки. — Этот замок сам сломал ее. Я ругаюсь про себя. Внутри, похоже, затевается заварушка, и я страсть как хочу в ней поучаствовать. Пока Элизабет, вынув вторую шпильку откуда-то из-за манжета, делает новую попытку, я озираюсь по сторонам. Экипаж Финка. Кстати, если Финк сейчас здесь, то знает ли об этом леди Комсток? И если знает, то не отложит ли она свой визит на завод? Если так, то прогулка Букера окажется бессмысленной. Тут до меня доносится чей-то богатырский храп. Я заглядываю в карету. Так и есть. Внутри, развалившись на мягких подушках, спал охранник Финка. Я осторожно выуживаю из его кобуры пистолет, и жестом подзываю Элизабет. — Ты можешь заставить эту лошадку тронуться с места? Лиз кивает и отправляет горе-сторожа в путешествие вниз по улице. Конечно, оно будет недолгим — до витрины вон той кондитерской —, но немного времени мы выигрываем. Я стреляю в замок, и мы с Элизабет врываемся внутрь. Там будто ураган пронесся — стулья опрокинуты, на дверном косяке зазубрины, словно его рубили топором. Мы идем дальше, в комнату с машиной-порталом. Там мы поначалу тоже никого не видим. Зато рядом с агрегатом Лютес я обнаруживаю хорошо знакомую мне батисферу. Изнутри стучится взбешенный Финк-младший. — Надо выпустить его и расспросить, — говорит Элизабет. Я соглашаюсь, но Финк явно не настроен на беседу и вообще, кажется, не рад нашей встрече. Едва я откидываю люк, как он набрасывается на нас, размахивая узким длинным кинжалом. Я ухожу в одну сторону, ловлю его руку, перенаправляя его выпад в противоположную. Его кинжал вонзается в сплетение кабелей на боку машины. Прежде, чем он смог высвободить его, Элизабет дергает какой-то рубильник. Сыпятся искры, валит дым, часть установки буквально рассыпается на мельчайшие винтики. Финк, издав душераздирающий вопль, падает наземь. Сердце его не бьется. Мы с Элизабет, закашлявшись, выскакиваем на улицу. Надо же, охранника так ничто и не разбудило. — Ты же хотела с ним поговорить, — напоминаю я, —, а не зажарить. — А он разговаривать не хотел, — пожимает плечами Элизабет. — Как странно. В другой вселенной в 1912 году я спасла его от смерти, а тут он этого даже не помнит. Вернее, не помнил. И я его, как ты сказал, зажарила. Порочный круг. Дым понемногу рассеивается, и мы видим, как прямо на нас летят несколько битком набитых полицейских и военных летающих барж. — Сама леди Комсток пожаловала, — скрипнув зубами, говорю я. По счастью, нас им не видно из-за того же дыма. — Где же Букер? — Элизабет ищет в толпе знакомое лицо, но не находит.

***

— Где я видел твое лицо? — спросил дежурный на проходной фабрики Финка. — Мой брат-близнец здесь работает, а теперь пригласил меня, — соврал Букер. — Я должен проверить. Как, говоришь, его зовут? — уточнил вахтер, поворачиваясь к телефонному аппарату. — Хук справа, — ответил Девитт и отправил бедолагу в нокаут. Связав его телефонным шнуром, Букер вошел на территорию завода. — Эй, друг, — обратился он к оборванному чумазому рабочему, — где здесь будут леди Комсток встречать? — На втором этаже большой зал приемов. Только, похоже, мистер Финк опаздывает. Как бы ее превосходительство не прогневались. — А где мистер Финк? — А кто ж его знает? — пожал плечами рабочий. - Ну, я пошел, мне вагон с углем разгружать надо. Букер направился в зал приемов, благо дорогу туда было легко отыскать по развешанным на каждом углу планам помещений. Никакой охраны — похоже, визит действительно сорван. Знать бы, куда делся Финк. Если леди Комсток снизошла до поездки на завод, то разговор предстоял важный, и скорее всего хозяйка города попытается застать промышленника в другом месте. — Так что, нас снимают отсюда? — послышался вдруг голос из-за угла. — Ага. Я слыхал, к Лютес поедем, — ответил другой. «Вот и зачем я, балда, сюда приперся?» — подумал Букер. — Пойду-ка я отлить на дорожку, — решил первый собеседник. Букер затаился в нише между колоннами. Через зал прошествовал солдат в обмундировании Основателей, держа тяжелый бомбардирский шлем под мышкой. Он издавал столько лязга при ходьбе, что не услышал, как Девитт следом за ним зашел в уборную. Солдат получил удар по голове огнетушителем и растянулся на кафельном полу. Девитт стащил с него форму, облачился в нее и, нацепив на голову шлем, вернулся ко второму бойцу. — Что-то ты долго, — окинув «сослуживца» подозрительным взглядом, произнес тот. — Нас вот-вот командир хватится. Пойдем-ка. Букер вслед за ним преодолел путь по холлам и цехам завода к пристани, где уже выстроился весь остальной почетный караул. Наконец-то Букер воочию увидел Аннабель Комсток, церемонно прошедшую вдоль шеренги солдат к своей изящной летающей лодке. Рядом с ней шел не то офицер, не то священник — облачение его было помесью рясы и мундира. Капеллан, решил Букер. Часы на башне пробили восемь. Шествие немедленно остановилось. — Время вечерней молитвы! — провозгласил капеллан неожиданно высоким и звонким голосом. — Шапки долой! По спине Букера побежал холодный пот. Леди Комсток стояла и смотрела, казалось. Прямо на него. От ее взгляда сквозило морозом. — В чем дело, солдат? — спросил капеллан. — Яви свое лицо! Но Букер медлил, и тогда солдаты, стоявшие по обе стороны от него, по знаку капеллана бросились на него и заломили ему руки за спину. Кто-то сорвал с Букера шлем и задрал его лицо кверху, схватив сильной рукой за волосы. — Так вот ты какой, — улыбнулась леди Комсток. — Как раз таким тебя описывала Розалинда. Этот смелый, решительный взгляд, — она коснулась рукой щеки Букера, и тот, поддавшись какому-то порыву, плюнул ей под ноги. — И такой необузданный, настоящее дитя прерий, — добавила она, отступая на шаг. Повернувшись к капеллану, она велела: — Отвезите его в Башню, да не спускайте с него глаз. Я поговорю с ним нынче ночью. Утройте охрану вокруг Монумента, и не смейте его недооценивать. Если он сбежит, вы умрете. Но не от моей руки, а от его. Надеюсь, это ясно? Побледневший капеллан лишь кивал. Он вместе с десятью солдатами и закованным в кандалы Букером погрузился на баржу, которая взяла курс на остров Монументов. Остальные отправились сопровождать леди Комсток к лаборатории Лютес. — Доставь меня туда как можно скорее, — приказала она пилоту. Теперь ей хотелось побеседовать не только с Финком, но и с Розалиндой, сказавшей однажды за чаем, как бы между делом, фразу: «он всегда возвращается».

***

— Ну и что будем делать? — спрашиваю я, на всякий случай пересчитывая патроны в пистолете, отобранном у охранника Финка. К счастью, мы успеваем нырнуть обратно внутрь лаборатории прежде, чем нас заметили. — У меня есть идея, — говорит Элизабет. — Я видела много писем и черновиков Розалинды, и знаю ее почерк. Ты пока наведи здесь еще больший беспорядок, будь так любезен. Я выполняю ее просьбу охотно, и проклятая фраза тут ни при чем. В ее устах она звучит естественно и искренне. Я выдергиваю из стола ящики и раскидываю их содержимое по полу. Обрываю со стен обои. Элизабет в это время пишет послание. Я заглядываю ей через плечо. «Головорезы Финка ломятся в мою лабораторию. Он вскоре поплатится за это — я установила защитное устройство в портальную машину. Прошу доставить этот артефакт, батисферу из Восторга, в исследовательский центр в Башне-Монументе. Я прибуду позже. Р.Л.» — Она ни за что не купится, — пытаюсь возразить я. — Она очень брезглива, и ни за что не переступит порог комнаты, где лежит покойник, да еще такой мерзкий, — ехидно сообщает Лиз. — Так что лезь в батисферу. Она сама влезает вслед за мной. Мы запираемся изнутри и накрываемся каким-то тряпьем, чтобы снаружи нас не было видно через иллюминатор. Но я все равно сомневаюсь. — Нас обнаружат, — шепчу я. — Будь смелее, — советует она. Ну, ладно. — Я люблю тебя, Лиз. — Ну вот. Можешь ведь, — Говорит она, чмокнув меня в щеку. Я хочу еще столько ей сказать, но в прихожей уже звучат голоса. Мы замираем на месте. — Горацио! — раздается женский крик в каких-то двух шагах от нас. — Здесь записка, мэм. — Что же ты затеяла, Рози? — бормочет леди Комсток, и мы слышим, как она выходит из комнаты. Ко мне возвращается способность дышать. — Грузите ее, да смотрите, ничего не трогайте. Интересно, думаю я, как они будут грузить этакую махину? Ага, судя по звукам, они начинают с разрушения стены дома. Потом они подцепляют батисферу тросами или цепями к канонерке. Вскоре под натужный рев ее двигателей мы отрываемся от земли. Во время полета нас немилосердно трясет и болтает, но наконец все закончилось. Мы слышим, как над нашими головами захлопывается грузовой люк. Итак, мы снова оказываемся во чреве Башни-Монумента. — Теперь нам надо найти и уничтожить Сифон, — шепчет Элизабет. — Только так мы сможем убраться отсюда. — А как же Букер? — спохватываюсь я. — Его тянет ко мне, как магнитом. Уверена, он уже на пути сюда. Я откидываю тряпки, берусь за рукоять гермозатвора батисферы и тут обнаруживаю, что на меня сквозь стекло смотрят два лица. Или одно лицо, но принадлежащее двум людям. Я с воинственным криком вырываюсь наружу, намереваясь схватить за горло обоих Лютесов разом. — Что вы затеяли? — я требую от них ответов. — Куда вы дели Букера? Где Бриджит и девочки? И я разражаюсь проклятием в их адрес. Элизабет лишь исподлобья смотрит на близнецов. — Две минуты сорок шесть секунд, — оценивает Роберт мои ораторские успехи. — И ни разу не повторился, — вторит ему Розалинда. — Богатый синонимический ряд? — Или фантазия? — Хватит! — прерываю я их. — Лучше скажите, где искать Девитта? — Зачем спрашивать, где… — начинает Розалинда речь в неподражаемой манере Лютесов. Я закатываю глаза, но тут наконец не выдерживает Лиз. — Прекратите болтовню! — требует она, сжав кулаки. Лютесы озадаченно переглядываются, видимо не ожидая от нее такой реакции. Элизабет восстанавливает дыхание и спрашивает: — Вы что, в любой момент могли пройти через порталы, и все это время притворялись? — Да. — Но зачем? — Мы не можем уничтожить то, что создано не нами, но оно может уничтожить вселенные. — Другими словами, мы не можем открыть то, что не нами закрыто. — Или сыграть песню, написанную кем-то другим. — Опять загадки, — ворчу я. Для пущей убедительности я похрустываю костяшками пальцев. — Давайте-ка к делу. Будьте так любезны. — Этот город, — Элизабет обводит рукой пространство вокруг нас. — Дело в нем? — Всегда есть город, — говорит Роберт. — Париж. Нью-Йорк. Колумбия. Восторг. Они связаны с вашими судьбами, поэтому выбрали вас. — Выбрали для чего? — Разорвать круг. Превратить его в спираль, — поясняет Розалинда. — Чтобы идти дальше, опираясь на опыт прошлого, но не повторять своих ошибок. Есть тысячи дверей. — Но здесь, в Колумбии, — подхватывает Роберт, — есть единый замок, запирающий их все. — Сифон, — догадываюсь я. — Но почему вы его сами не взорвете к чертям собачьим? Мне этот вопрос кажется логичным, но Лютесы смотрят на меня с иронией, как на первоклассника, спросившего «почему бы не напечатать каждому по миллиону долларов?» — Произойдет всплеск энергии, который сотрет эту вселенную, — снисходит до объяснений Роберт. — Нужна Элизабет. Роберт даже протягивает руку, наставляя палец на Лиз. Мол, не какая-то, а именно вот эта Элизабет. — Но я не знаю, как… — начинает было Элизабет и со вздохом опускается прямо на пол. — Вы же сказали, что не можете разрушить то, что… Она не договаривает, словно пораженная громом. — Да, Элизабет, — безжалостно и твердо произносит Розалинда. — Это не я и не Роберт построили Сифон. А ты. Я в потрясении оборачиваюсь к Элизабет, которая сидит, сжав пальцами виски. — Брехня! Зачем, по вашему, ей это было нужно? — кричу я, но Лютесов уже и след простыл. Только почтовый конверт лежит на полу там, где они только что стояли.

***

Элизабет! Возможно, ты ищешь ответов в своей памяти и не находишь их. Не всякий замок можно сломать силой, я же даю тебе ключ. Когда ты появилась в этой Колумбии, ты была в ярости, и Аннабель Комсток смогла направить ее против тебя самой. Что-то поменялось в тебе, как меняется полярность электромагнита. На какое-то время ты стала той, кем мечтал видеть тебя Захария Комсток. Ты не сумела изменить Колумбию и тогда решила изменить мир вокруг. Сифон — твое детище. Он создан, чтобы накапливать твою силу каждый раз, когда ты открываешь очередной разрыв, и потом создавать порталы невиданного масштаба, способные перенести Колумбию целиком в любое место. Мы с Робертом решили помешать тебе. Воспользовавшись твоей отлучкой в Восторг, мы немного изменили твою чудо-машину, и теперь она не позволяет тебе открывать разрывы, но в ней по прежнему сосредоточена колоссальная энергия, и лишь тебе под силу ее обуздать. Кроме того, чтобы заставить ее перенести город куда-либо, нужен «маяк». Один такой Роберт как раз собирал на острове близ Англии, когда ты вернулась, и выяснилось, что ты — это снова ты. Леди была разочарована, но я убедила ее, что смогу сама управлять Сифоном, мне лишь нужна своя собственная машина для экспериментов. Я инсценировала тот факт, что ни я, ни мой брат не сможем сбежать через нее. Тебе было позволено сбежать из Башни, чтобы ты не смогла «помешать» планам леди Комсток. К сожалению, меня начал подозревать Финк, и мне пришлось послать его в Париж на ваши поиски. Сейчас, когда я пишу это послание, Роберт уже должен перевезти свой «маяк» на дно Атлантики — в Восторг. У тебя будет шанс избавить Множественную Вселенную сразу от двух недугов. Ты знаешь, что делать. Р.Л. P.S. Передайте Букеру, что Бриджит все еще ждет его.

***

Письмо падает из ослабевших рук Элизабет. — Я могу разрушить Колумбию и Восторг, но в этих городах погибнут десятки тысяч людей. — Отморозки-мутанты внизу, и чокнутые фанатики наверху? Или миллионы людей на земле под нами и в других мирах, — отвечаю я. Но Элизабет на была бы собой, если бы не придумала решение на ходу. Так и на этот раз. — Я дам объявление по громкой связи. Его услышит весь город! — И ринется нас убивать, — вставляю я. Но Лиз уже бежит куда-то по коридорам. — Тогда это будет самозащита, — парирует она, не оборачиваясь. Она несется вперед и вперед, я едва поспеваю за ней. Помещения, которые мы минуем, как две капли воды похожи друг на друга, и все вместе напоминают мне внутренности подводной лодки. Я, конечно, никогда в них не бывал, но представляю именно так: металлические стены, пол и потолок, через равные промежутки пересекаемые переборками с герметичными дверями, чьи запоры похожи на штурвалы, и лампочки, забранные проволочными сетками. За стенами раздаются различные механические звуки, перекрывающие звук наших шагов. Внезапно Элизабет резко останавливается, так что я чуть не сбиваю ее с ног. — Что такое? — Там, — отвечает она и подходит к боковой двери. В ней есть небольшое окошко. Заглянув в него, я наполняюсь злостью, а Элизабет издает стон. Посреди каморки, залитой белым светом, сидит, прихваченный ремнями к стулу, Букер. Все его лицо и руки покрыты синяками и ссадинами. Вокруг него расхаживает леди Комсток с ужасающего вида инструментом в руках. Он сразу напоминает мне шприцы для выкачивания АДАМа. По углам стоят не то ассистенты, не то надзиратели в белых халатах и с дубинками. Их лица закрыты масками. Леди Комсток что-то говорит, но нам ее не слышно. Она подходит к Букеру вплотную, и тот резко отвечает ей. Мы видим, как краска приливает к ее лицу. Она выдвигает из устройства иглу и примеривается, чтобы всадить ее в шею Букеру. У Элизабет не выдерживают нервы, и она что есть сил колотит кулаками в железную дверь. Леди Комсток останавливается и оборачивается к нам. Мы вовремя прижимаемся к стене, так чтобы нас не было видно изнутри. Один из надзирателей подходит к двери и отодвигает стекло, чтобы можно было разговаривать. — Кто там? — Записка для леди Комсток от Розалинды Лютес лично в руки, — хриплым от волнения голосом вру я. Элизабет показывает мне большой палец. Но охранник не сдается. — Суй сюда, я передам, — ленивым тоном говорит он. — Ну как скажешь, — бормочу я, оценивая размеры отверстия. Оно как раз подходящих размеров для того, чтобы, резко выбросив руку вперед, вцепиться надзирателю в глотку и резко потянуть на себя. Он с глухим стуком бьется лицом о дверь и сползает на пол. Пока остальные в комнате недоуменно переглядываются, я нашариваю задвижку и отпираю дверь. Вслед за этим события начинают разворачиваться стремительно, как старом кино. Букер исхитрился употребить остатки «силового потока» на то, чтобы столкнуть лбами еще двоих охранников. И почему он не сделал этого раньше? Нас, что ли, дожидался? Отринув сомнения, я бросаюсь на четвертого надсмотрщика, который, неожиданно оказавшись в численном меньшинстве, бросает дубинку на пол и с криком выбегает вон. Элизабет возится с ремнями, удерживающими Букера в кресле. И в этой кутерьме мы все совершенно забываем о леди Комсток. Она, как копье, швыряет свой шприц, насквозь пробивая мне предплечье, и после этого начинает творить что-то совсем уж невероятное и жуткое. Повинуясь жестам ее простертых рук, прямо из-под пола поднимаются тени троих солдат. Эти призраки у нас на глазах обретают плоть и, что куда хуже, вполне материальное оружие. — Бежим! — кричит Букер. Мы, переступая через стенающих на полу надзирателей, вылетаем в коридор. От боли в руке у меня перед глазами прыгают звезды. Завернув за угол, я закусываю воротник и выдираю иглу из раны. Хлещет кровь, и Букер наскоро перетягивает мою руку полосой, оторванной от рубашки. — Я нашла еще энергетик, — сообщает Элизабет, изучающая содержимое шкафчика на стене. — Как предусмотрительно с их стороны оставить его здесь, — иронизирую я, с трудом выдавливая из себя слова. — Давай сюда, — Букер в один присест выпивает весь флакон. — «Вороны-убийцы». Сгодится. Он натравливает на призрачных солдат стаю воронов, от которых те пытаются отбиться, открыв беспорядочную стрельбу во все стороны. Пули рикошетом от стен ранят, в основном, самих стреляющих. Через минуту все уже кончено, покойники возвращаются туда, откуда их призвали. Мы можем продолжить наш путь, что мы незамедлительно и делаем. Сзади слышен громкий окрик преследующей нас Аннабель Комсток, которую вороны почему-то игнорируют. — Элизабет, вернись! Я с ужасом вижу, как леди Комсток поднимает с пола солдатскую винтовку и неумело целится в спину Элизабет, которая как раз открывает замок на тяжеленных створках, ведущих уже в само рабочее помещение Сифона. Я вскидываю свой пистолет, но не успеваю нажать на курок первым. Звучат выстрелы. Одновременно с этим Букер бросается прикрывать дочь и заходит в машинный зал последним. Я помогаю ему закрыть запорные механизмы. Кажется, я попал в леди, по крайней мере, я слышал ее короткий вскрик, и успеваю заметить, как она падает на пол, прежде чем мы задраили люк. — Ну, вот оно, — тихо говорит Букер, садится на пол прямо у дверей и закрывает глаза, словно собравшись немного вздремнуть. — Букер! — зову я, хлопая его по щекам. — Сейчас не время, слышишь? Смотри на меня! Кровь сочится из двух сквозных ран у него в груди и бедре. Каким бы неопытным стрелком не была леди Комсток, на таком расстоянии она не промахнулась. На полу тем временем собирается уже целая лужа крови. Букер дышит с трудом, и с каждым вздохом его жизнь понемногу уходит из него. — Лиз, на помощь! — скорее скулю, чем кричу я. Она оборачивается на мой зов. Ее глаза широко распахиваются от потрясения. — Отец! — впервые назвав его так, восклицает она и садится на корточки рядом с нами. — Помоги положить его на бок. Найди аптечку, она должна быть где-то здесь. Хорошо, что ранения навылет. Пробито легкое, и задета артерия. Ему нужно на землю… — она скатывается на невнятное бормотание, а я обегаю зал в поисках красного креста. Наконец я нахожу его на противоположной стене. Мы вдвоем с Элизабет накладываем давящие повязки на раны Букера. Он хрипит, кровавая пена пузырями выступает на его губах. Наши руки тоже красны от крови, я уже попросту не обращаю внимания на свою собственное продырявленное предплечье, хотя оно предательски дрожит. После нескольких минут, показавшихся нам вечностью, нам удается кое-как унять кровотечение. Букер очень бледен, но держится молодцом. Элизабет делает ему укол. — Побудь с ним, пока я разбираюсь с Сифоном, — просит Элизабет. — Если ему станет трудно дышать, зови меня. Я сажусь, и не отрывая глаз от Девитта, потуже затягиваю повязку на собственной ране. В течение какой-то пары дней я заработал по дырке в каждой руке. Надеюсь, скоро мы здесь закончим, а то у меня попросту не останется здоровых конечностей. — Ну как там у тебя? — кричу я. — Пока глухо, — разочарованно отзывается Элизабет. — А у вас? — Порядок. Более-менее. Но ты лучше поторопись. — Я тороплюсь! Погоди-ка. Вот оно! — Ты поняла, как нам вырубить эту штуку? — радуюсь я. — Нет, но я нашла микрофон громкой связи, — Отвечает Элизабет. Теперь-то в ее голосе нет ни капли разочарования. Ну что за человек! — Сейчас я подключусь к общегородской системе оповещения. Тут на каждом углу рупоры развешаны. Ну да, видел я эти рупоры. По ним крутят либо приторную музычку, либо проповеди. — Ну, если ты уверена, — протягиваю я, — что их стоит предупреждать, то действуй. Все равно тебя не переубедишь, добавляю я. Не вслух, естественно. — Граждане Колумбии! — начинает Элизабет свою речь таким властным голосом, что даже я замираю с открытым ртом. — Тирании Аннабель Комсток пришел конец. Я ее дочь Элизабет, говорю вам — не пройдет и часа, как весь город погрузится в морскую пучину. Идите и ищите спасения и милости у людей внизу. Садитесь в дирижабли и отправляйтесь на землю на них или любым другим способом! Представляю, что сейчас начнется. Но в конце концов мне нет до них дела — самим бы выбраться. Элизабет отключает микрофон. Я жду что будет дальше. — Я вспомнила, — вдруг шепчет Элизабет. — Это же шифр. Она выставляет на огромном, похожем на церковный орган, пульте управления некую комбинацию, пододвигая в нужное положение абсолютно случайные на первый взгляд рычаги и нажимая на первые попавшиеся кнопки. Загорающиеся от этих действий лампочки на стене (их там сотни, они идут ровными рядами через всю стену) складываются в узор. И когда Элизабет нажимает последнюю кнопку, и загорается последняя лампочка, начинает играть музыка. — Что это за рисунок на стене? — я все-таки оторвался от Букера и смотрю на чудовищный агрегат, который весь засверкал, задвигал стрелками на циферблатах и едва ощутимо завибрировал. — Это нотный стан, — Элизабет проводит пальцами по рядам лампочек. — Это мелодия колыбельной, что играла старая музыкальная шкатулка, купленная отцом к моему рождению. Под мелодичный перезвон открывается потайная дверца сбоку панели управления. Там, оплетенная паутиной проводов, словно в клетке, покоится брошь с летящей ласточкой. Элизабет протягивает руку, но пока не касается ее. — Если я выну птицу из клетки, вся энергия, накопленная Сифоном, вырвется на свободу, — задумчиво говорит она. — Чтобы рассеять ее без вреда для вселенной, я должна буду открыть разрыв, который сможет перенести Колумбию… — Куда? — К «маяку». В Восторг. Обоим города придет конец. — А как же мы? — Я кое-что придумала, — улыбается Лиз и уверенно сжимает ласточку в пальцах.

***

Сознание возвращается ко мне. Я вспоминаю необычайно яркую вспышку белого света, в которой словно перемешались все остальные цвета, а после еще одну, послабее, которой мой мозг уже не выдержал. Я осматриваюсь. Довольно быстро я понимаю, что нахожусь в батисфере, причем мои ладони лежат на рычагах управления. Букер лежит позади меня на диване, его грудь медленно вздымается. Элизабет, улыбаясь, стоит рядом. Судя по ее довольному лицу, у нас все в порядке. За иллюминатором я вижу… нет, у меня не хватает слов даже на то, чтобы самому себе описать, что же я вижу. Мы в своей батисфере вырываемся из затопленного коридора Башни-Монумента. Снаружи он оказывается искореженным чудовищным давлением морской глубины. Тут и там острова Колумбии появляются из белой пелены все еще действующего разрыва и сталкиваются с небоскребами Восторга, и все это рушится в молчаливом подводном хаосе. — Вот и нет наших тюрем, — слышу я голос Элизабет после того, как последние кварталы двух городов обратились в прах. По иронии ли судьбы, или по чьему-либо умыслу ими были универмаг Фонтейна и дворец Комстоков. Разрыв затянулся. — Интересно, много ли людей спаслось? Я уступаю Элизабет свое место, и она садится у иллюминатора, устало подперев голову руками. Но на ее лице по прежнему весело блестят милые глаза. — Ты рада? — осторожно спрашиваю я. Она поправляет волосы, словно только теперь заметив, что я стою рядом. — Буду рада, если вытащим Букера. — Кстати, куда мы плывем? Батисфера закладывает широкий вираж, обходя громаду подводной горы, и ложится на курс, полого поднимающийся к поверхности. Сначала она идет по спирали. Потом прямо. — Не знаю, — наконец заявляет Элизабет. — Здесь уже были занесены координаты, полагаю, Лютесы постарались. — Тебе не кажется, что все это время мы были инструментами в их руках? — Если бы не они, мы бы даже не встретились, — заступается она за близнецов. Что ж, с этим сложно поспорить. Вода за бортом постепенно светлеет по мере нашего подъема. Я проверяю, как там Букер. Он все еще с нами, и я этому очень рад. — А здорово ты это сделала. Разрыв прямо внутри другого разрыва, — хвалю я Элизабет. — И мы оказались в батисфере, да? — Ты угадал, — улыбается она и меняет тему. — Как здесь красиво! — Да, здесь красиво, — соглашаюсь я, не глядя в иллюминатор. - Лиз, я… — Ты уже все сказал, Джек, — повернувшись ко мне говорит она. — Теперь моя очередь. Она тянется ко мне, обвив мою шею руками. Я, не до конца веря своему счастью, тоже обнимаю ее. Так мы и стоим, молча и едва дыша, пока с тихим всплеском батисфера не выныривает на поверхность. Это невероятно! Мы всплываем у берегов Корнуолла, я узнаю эти скалы и причал — сюда мы приплыли с острова Роберта. Но это было в другом мире. Здесь на первый взгляд все то же самое, и я, растерянно хлопая глазами, смотрю на Элизабет. — Не волнуйся, Джек, — говорит она. — Теперь мы вернулись по настоящему. Смотри! И я вижу: на берегу стоит Бриджит, и рядом с ней карета скорой помощи. Врачи немедленно занимаются Букером. — Он выживет, — заверяет нас врач. — кто это так мастерски наложил ему повязки? Вы, сэр? — О, нет, это дело рук его дочери, — киваю я на Элизабет. — Вот оно что! — доктор дарит ей взгляд, полный неподдельного уважения. — В таком случае, Вы спасли своего отца, мисс. Элизабет скромно опускает глаза, а я тем временем подхожу к Бриджит Тененбаум, которая с тревогой наблюдает, как в руку Букера вставляют иглу капельницы и бережно заносят в «скорую». — Откуда Вы знали, где и когда ждать нас? — спрашиваю я. — И что с девочками? — Роберт сказал, — отвечает она, даже не повернув головы в мою сторону. Она вся поглощена Девиттом. — А девочки сейчас в хорошем пансионе, который посоветовала Розалинда. — Ну надо же! — я качаю головой. Видимо, что-то живое в близнецах еще есть.

***

Три недели спустя мы вчетвером гуляем по больничному саду. Сейчас, поздней осенью, оценить его красоту сложновато — деревья стоят голые, под ногами лужи. Но главное — все живы-здоровы. Ну, почти. Букер еще не оправился от раны в ноге и пока ходит с трудом, опираясь на трость, которую мы с Лиз выбрали для него. На ее набалдашник по нашей просьбе припаяли ту самую брошь с ласточкой. — Как нога? — спрашиваю я, когда Девитт устало опускается на скамейку. — Врач сказал, что еще через месяц он сможет танцевать, — отвечает за него Бриджит. — Танцевать? — усмехаюсь я. — Ну-ну. Букер шутя грозит мне тростью. — Смотри у меня! — Тебе вредно волноваться, отец, — Элизабет садится рядом с ним и он нежно обнимает ее. Ему нравится, что она теперь так его называет. Мы все несколько минут молчим, наблюдая, как опускается на дорожку желтый лист. — Меня завтра выпишут, — как бы между делом говорит Букер. — Куда поедем? — Как насчет Парижа? — предлагает Элизабет. — Настоящего? — Мы за, — отвечает Бриджит и берет Букера за руку. — Я тем более, — добавляю я и целую Элизабет. КОНЕЦ