разрешите взлет

      Зональные соревнования на аэродроме Волосово шли своим чередом. Тане Серебряковой не везло. Вот уже четвертую ночь она просыпалась ровно в полночь от одного и того же жуткого сна и оставшиеся до подъема три часа никак не могла уснуть. На прыжках ей все труднее становилось сконцентрироваться на том, чтобы попасть на приземлении в центр зачетного круга. И Господи, Господи, Господи, как же она боялась ошибиться при укладке!       Таня Прокопенко видела, что с подругой что-то не так, пыталась ее разговорить, но та сначала лишь отшучивалась, потом начала отругиваться, и чем дальше, тем злее.       Вечером на ужине бывшая чемпионка мира неожиданно увидела в столовой Игоря Борисовича. Он сидел за столиком в углу у окна и, попивая чай из жестяной армейской кружки, о чем-то шутил с командиром их парашютного звена.       Девушка тут же бросилась к любимому учителю:       — Игорь Борисович, можно с Вами поговорить? Только… не здесь.       — Ну, давай, — ответил летчик.       Таня отвела его за угол столовой, собралась с духом и сказала:       — Игорь Борисович, я боюсь!       — Таня, ты что? — не понял тот. — Страх — это абсолютно нормальная вещь. Тем более, что ты прекрасно знаешь, как с ним справиться.       — Игорь Борисович, в том-то и дело, что не знаю. Понимаете, мне все время снится один и тот же сон: я пытаюсь сделать сальто на бревне, промахиваюсь и падаю спиной на маты. Раз, другой, третий. А потом лежу и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Игорь Борисович, мне действительно страшно. Я знаю, девчонки в сборной шептались: Лене Мухиной перед той травмой тоже снилось, как ее из зала выносят… Понимаете, мне Краснопольский, тренер мой, говорил, что у меня отпуск на полгода. Он вот-вот закончится. Я не хочу возвращаться в гимнастику, но вдруг… Вдруг не смогу отказаться, если он позовет…       — Мда-а, — почесал в затылке Игорь Борисович. — В общем так. Лучшая защита — это нападение. Я перед ужином говорил с метеорологами: завтра прыжков не будет, облачность слишком низкая. А нам надо в Тушине движок забрать, парашюты новые и еще кое-что по мелочи. Утром, где-то в полпятого, туда пойдет наш Ан-2. Полетишь с нами. Диспетчеры дали маршрут в обход всей Московской зоны. Так что лететь придется часа два. Пока сядем, пока зарулим, пока самолет под охрану сдадим — будет восьмой час. Склад открывается в восемь. Пока Константиныч будет груз получать, у нас с тобой часа три будет. Час туда, час обратно и час на разговор. Скажешь своему Краснопольскому, чтобы он на тебя не рассчитывал. А я поприсутствую. В качестве поддержки с воздуха, так сказать…       В 4:20 утра на улице было еще темно. Лишь на востоке узкая полоска между низкими тучами и черными верхушками сосен чуть-чуть побледнела.       Таня поежилась, застегнула «молнию» подаренной физиком куртки-«технички» и, шлепая по лужам на мокром асфальте, пошла к стоянке самолетов. В кабине зеленого «кукурузника» с бортовым номером «08» горел свет. Девушка заглянула в салон.       Физик сидел в пилотской кабине, что-то прикидывал с циркулем по разложенной на коленях карте, потом подсчитывал на штурманской, похожей на логарифмическую, линейке и писал результаты в какой-то бланк.       — Игорь Борисович, можно?       — Проходи, устраивайся поудобнее, надевай наушники. Сейчас я с бортжурналом закончу, и будем запускаться…       Минут за пятнадцать он управился и сложил все в папку.       — Леша, Константиныч, — крикнул он в форточку, — по коням!       Степенно занял свое место пожилой техник Константиныч. Второй пилот — молодой, недавно закончивший летно-техническое училище выпускник аэроклуба Леша Краснов — захлопнул за собой дверь и прошел в кабину.       — Готов, Леша? Ну, тогда поехали!       Защелкали переключаемые тумблеры.       — Преображенский ноль-восьмому!       — Преображенский ответил, — прохрипело в наушниках.       — Преображенский ноль-восьмому, запуск на стоянке по маршруту до Тушино!       — Ноль-восьмому запуск разрешаю!       — Понял, разрешили!       Противно взвыл стартер. Потом Игорь Борисович перекинул тумблер, и раздался звук, словно грузовик тащит по брусчатке Красной площади кучу пустых консервных банок.       Ровно зарокотал на малых оборотах запущенный двигатель. Снова щелчки тумблеров.       — Преображенский ноль восьмому!       — Отвечаю.       — Ноль-восьмому выруливание с основной!       — Ноль-восьмой, выруливайте!       — Понял, выруливание разрешили, я ноль-восьмой!       Свет в кабине и салоне погас, засветились зеленым шкалы приборов.       Самолет тронулся с места и медленно покатился в сторону красневших в лучах фар пирамидок в конце взлетной полосы. Вот он подъехал к ним и остановился.       — Преображенский — ноль-восьмому!       — Отвечаю!       — Ноль-восьмому на полосу!       — Понял, ноль-восьмому на полосу!       Кукурузник развернулся и замер.       — Преображенский — ноль восьмому, взлет по плану в Тушино!       — Ноль-восьмой, по плану в Тушино, взлет разрешаю!       — Понял, разрешили.       Рокот двигателя перерос в рев. «Ан-2» тронулся с места и, подпрыгивая на кочках, все быстрее побежал по траве, опуская нос. Командир потянул штурвал на себя, и толчки вдруг прекратились. Таня выглянула в окно и увидела, как уходят вниз фонари на аэродроме.       Самолет медленно набирал высоту. То и дело он проваливался в воздушные ямы, и от этого Тане было как-то не по себе. Вдруг в салоне резко посветлело.       — Леша, ну-ка, уступи девушке место, — сказал Игорь Борисович.       — Понял, командир, – второй пилот встал и вышел в грузовой отсек.       Таня заглянула в дверь, ведущую в пилотскую кабину, и обомлела. Там внизу было темно и сыро, а здесь, над необъятным морем облаков всходило солнце. От невероятной красоты этой картины Таня не могла вымолвить ни слова.       — Ну, что смотришь, садись, — кивнул ей на свободное кресло учитель.       Улыбающийся Леша подождал, пока Таня поудобнее устроится на сиденье, и сдвинул его вперед так, чтобы ноги девушки доставали до педалей.       — Теперь запоминай: штурвал на себя — самолет идет вверх. От себя — вниз. Поворот влево — жмешь левую педаль, вправо — правую. Одновременно поворачиваешь штурвал. Поняла?       — Ага.       — Тогда давай — бери штурвал в руки… Т-а-ак. Ноги на педали. Смотри вперед. Видишь, как линия горизонта относительно капота проходит?       — Вижу.       — Запоминай. Как запомнишь, скажи «Взяла».       — Взяла.       — Отдал, — сказав это, Игорь Борисович выпустил штурвал из рук.       «То… То есть… это я управляю сейчас самолетом? Не может быть, — не поверила Таня. – Так, капот вроде пошел вниз. На себя… Еще… Еще. Да что же он не идет-то?»       — Но-но-но, не так резко, — услышала она физика.       «И правда, вот капот пошел вверх, так, хорошо… Стоп, а это уже чересчур… От себя… Пошел-пошел… Есть! Теперь на себя, совсем чуть-чуть… Он меня слушается! У меня получается! Я могу летать! Черт побери, я лечу!».       Таня была счастлива…