Обретая себя

      Солнце поднялось над горизонтом, прямо на глазах выплывая между кронами плавно раскачивающихся от гуляющего ветра деревьев и простирая длинные золотистые пальцы на трепещущий луг уже увядающих цветов, готовых уступить место более поздним травам. Небо сегодня было удивительно прекрасно, подобное нежно-голубому полотну ленивого художника, расплескавшего на холст серебристо-белые и аспидные краски, едва тронутые бронзой восходящего солнца. Облака двигались быстро, сменяя форму и растворяясь едва заметной дымкой на сверкающем небосводе. Сквозь распахнутое окно на кухню вкрадчиво проскальзывают шелестящие песни растущих внизу кустов, среди которых лениво посвистывают бледные птички.       За спиной еще сонная Камелия пытается заварить себе чай и разогреть завтрак, но впереди до самого края простирающегося вдаль луга звенит трепетное умиротворение, едва ли тревожимое тихими отзвуками леса. Чудесное здесь место, а когда дом больше не воспринимается мною как тюрьма и больше не связан так крепко с пыточной в подвалах, находиться здесь стало особенно приятно. Прошло немного времени, но в тоже время чувство, будто я провела здесь не один год, ровно как и Бориса знаю уже очень давно. Будто мы… уже встречались ранее.       – О чем думаешь, Лия? – вторгся в мои мысли голос сестры.       – О своем сне, – это была ложь лишь отчасти. После пробуждения я только об этом и думала, пытаясь особенно ярко воскресить в памяти чуть размытые образы, большинство из которых безвозвратно сгинули в омуте подсознания.       – И что же тебе снилось? – повернулась ко мне Камелия, лениво падая на стул.       – Сложно объяснить, – я растерянно взъерошила волосы, пытаясь подобрать слова, чтобы наиболее верно описать увиденное. – Это такое странное чувство, словно бы ты одновременно спишь и бодрствуешь. Глаза вроде бы и закрыты, но ощущение, точно все видишь. И в темноте постоянно выпихивают какие-то малоразличимые образы, слышны смутные далекие голоса. Только одно я запомнила очень хорошо: тень с длинными волосами, похожими на жидкое солнце, и пустыми полностью белыми глазами. Жуткое зрелище. Оно стояло спиной ко мне, а после, странно изогнувшись, осклабилось и захохотало. И кожа ее была рыхлая, вся в язвах.       – Бр-р, – Ками поежилась, – мерзость. А раньше с тобой такое уже случалось?       Я ответила не сразу, провалившаяся в тщательно избегаемые обычно мною воспоминания. Подобные сны мучали меня с раннего детства, но я неизменно списывала их на особую впечатлительность, игры воображения или же то, что поела на ночь. На что угодно, только бы не задумываться об истинной природе изнуряющих меня кошмаров. Да и что я могла понять или сделать с этим? Скажи кому, и тебя сочтут сумасшедшей. Режущие сознание обрывки чьих-то фраз, нелепые образы и лики, что никогда не встречал прежде, всполохи видений. Разве не первый признак сумасшествия? Я сама была бы рада упрятать себя в психлечебницу, пока не встретила Дориана, которому пусть я ни словом об этом и не обмолвилась, но находясь рядом с таким человеком, перестала корить себя и считать ненормальной.       – Да, – наконец ответила я, поняв, что Ками по-прежнему смотрит на меня.       – Это, наверное, очень страшно, – неопределенно пробормотала она.       – Что страшно? – раздалось заинтересованно от двери.       – Твоя утренняя прическа, – девочка показала Дракуле язык.       – И что это ты такая недобрая? – усмехнулся он. – Совесть замучила?       – А чего это она меня мучать должна? – прищурилась Ками.       – Притащилась сюда без приглашения еще и терпение мое проверяешь.       Камелия фыркнула, обижено отворачиваясь от мужчины и всеми силами показывая, что его для нее более не существует. Бориса, как мне думается, такой расклад очень даже устроил и, довольно хмыкнув, он прошел к плите, занявшись кофе. Надолго Камелии не хватило и, когда мы уже сидели за столом, она вновь пристала к Борису, заваливая его кучей вопросов, ответы которые ей, казалось, и не нужны. Хотя все же кое-что ей выведать и удалось. Так, например, Борис рассказал, что любит спокойные книги, над которыми нужно думать, с тяжелым сюжетом и гнетущей атмосферой. Но так же не против прочитать что-то из приключенческих саг, хотя быстроразвивающиеся события его утомляют. А вот на вопрос про любимое животное и почему в доме даже той же кошки нет, брезгливо поморщившись, бросил, что у него аллергия.       – Эх, я всегда мечтала хорька завести, – задумчиво протянула сестра.       Все-таки меня безгранично поражает ее талант разговаривать с людьми. Ее совершенно не волнует, знает она его или нет, так же ни капли не смущаясь своих вопросов и с предельно честным взглядом больших глаз глядя на свою жертву в ожидании ответа. Я так никогда не могла. Мне казалось грубым и неправильным выпытывать у людей вещи, о которых они, возможно, не хотят говорить, лезть в их душу и личное пространство. Я считала, да и продолжаю считать, что если человеку есть что рассказать, если он захочет, то сам проявит инициативу, и незачем ставить его в неловкое положение. Многие даже самые невинные на первый взгляд вопросы, могут глубоко ранить человека или пробудить самые неприятные потаенные кошмары его памяти.       Борис повернулся ко мне.       – Ну так и о чем вы говорили, когда я пришел?       – А, это, – я отставила пустую кружку, сосредоточенно глядя на прилипшие к внутренней стороне размякшие чаинки. – О моем сне. – Что ж, если увидишь очередное пророчество для меня, то сообщи.       От насмешки, прозвучавшей в его надменном голосе, я ощутила, как начинают пылать уши, а накатывающий раскаленными волнами гнев пятнами расползается по шее и лицу. Бориса, похоже, моя реакция никоим образом не смутила, а быть может, он и вовсе не заметил, что задел меня. Вот уж чем точно не удивлюсь, так его твердокожести. Зачем вообще тогда настаивал на гадании, если считает это не больше, чем детской забавой, над которой потом можно вдоволь потешаться, не заботясь о чувствах другого человека, выступившего в роли проводника для ответа оракула.       – Здесь такой чудесный лес, – точно из-под воды донесся до меня голос сестры.       – Если хочешь, – обратился к ней Дракула, – можем прогуляться по нему.       – Правда?! – воскликнула восторженная Камелия, даже привстав от радости.       – Угу, – кивнул мужчина, переведя на меня цепкий взгляд бирюзовых глаз.       Пожав плечами, я кивнула, что ничего не имею против. Леса здесь и в самом деле были непозволительно красивы, пусть для меня и мешались в воспоминаниях с проклятой охотничьей избушкой. Однако все величие несколько угасало, когда взгляд падал на растущие понизу молодые деревца, из-за отсутствия в глубине леса достаточного света, влачившие жалкое существование. Большинство из них долгие годы так и остаются истонченными и хрупкими. И все же о них быстро забываешь, когда на глаза попадается мох. Меня всегда восхищал изумрудно-зеленый ковер мха, мягкого-мягкого на ощупь, всегда чуть влажного и прохладного.       Камелия пыталась вновь вытянуть что-нибудь из Бориса, но тот откровенно развлекался, водя ее за нос своими завуалированными и неоднозначными ответами. Глядя на них, я испытала легкую тоску. Хотелось бы мне, чтобы наше знакомство состоялось иначе и не было омрачено воспоминаниями о первых днях, проведенных в доме Бориса. Хотелось бы, без затаенного страха смотреть на Дракулу, разговаривать с ним, не думая, что лишь треплю ему нервы, а он просто терпит подле себя мое присутствие, давно пожалев о своем некогда решении позволить мне остаться. Не бояться его и не выдумывать ничего о нашем знакомстве, дабы никого не пугать.       Бабушка часто раньше говорила, что лес – обитель множества духов, как добрых, так и злых. И если тебе становится одиноко, если сердце сдавливает гложущая щемящая боль, то иди в лес, там сможешь обрести покой и привести мысли в гармонию.       – Что приуныла, Лия? – одернула меня сестра. – По цветам скучаешь?       – Оглянись, что по ним скучать, кругом их вон сколько.       Действительно, здесь среди густой поросли темной травы пестрели разномастные цветы, некоторые из которых вьюнами оплетали толстые стволы деревьев. Но, к сожалению, ни одни из них не способны выжить вне своей естественной среды обитания, почти на глазах увядая. Из-за этого полевые и лесные цветы крайне редко добавляли в букеты. Обычно это делалось для создания тематических композиций, но мне не нравилось, что их красота таяла так скоро.       – Эф без тебя очень тяжело, – как бы между прочим заметила она.       – Ничего, справится как-нибудь.       – Борис, ну не молчи, – прицепилась к нему Камелия.       – А что ты от меня еще хочешь услышать? – фыркнул мужчина, глядя на зеленые кроны, переливающиеся в солнечных лучах золотыми волнами.       – О ком этот, – она замялась, – Петша говорит? Ну, про окно и все такое.       – Еще не доросла, – коротко отозвался Дракула.       Камелия зло втянула носом воздух и отвернулась от довольного своим замечанием Бориса, лениво разглядывающего трепещущие на ветру пышные заросли цветущих кустов. Надеюсь, мне он потом расскажет, а то самой любопытно, что мастер Петша имел ввиду, сначала у меня, а после у Камелии спрашивая про таинственного стража у окна или как его еще назвать можно. И всем ли он задает такой странный вопрос? Как еще в таком случае всех клиентов не растерял, вот что мне интересно. Стоит признать, в принципе, что эти двоя друг друга стоят. О Борисе так же мало лестного можно сказать, если не пытаться понять его слова и поступки.       Дракула между тем не обращал на нас никакого внимания, чуть прищурено скользя отстраненным взглядом по окружающему лесу. Зачем ему понадобилась эта прогулка? Хотя, вероятно, его самого утомляет постоянно находиться в пределах дома. Так немудрено и с ума сойти, постоянно быть в одиночестве, не имея даже возможности с кем-либо поговорить, кроме пожилого реставратора. Мне ли не знать, а ведь у меня были немногие, с кем я могла быть хоть немного, но откровенна. У Бориса же не было никого. Сомневаюсь, что он мог полностью довериться Петше. Хотя… карты ведь показали, что у Бориса довольно приличный круг знакомств, однако за все недели моего пребывания рядом с ним я не видела ни одного человека.       А может быть, карты имели ввиду… не людей, но тогда…       – Лия, ты чего тормозишь? – издалека донесся голос Камелии.       Они с Борисом уже значительно отошли от того места, где по-прежнему топталась я, и, отбросив волосы назад, оглянулась и поспешила к ним. Вскоре неизвестными тропами Дракула вывел нас обратно к дому, возникшему из-за расступившихся деревьев резко и неожиданно. Бурный нрав Камелии прогулка явно остудила, теперь она шла куда менее энергично и уже не пыталась доставать Бориса неутихающим потоком вопросов, чему последний был, несомненно, очень доволен.       Поднявшись в парадный зал, Борис бросил, что ему нужно взять выполненный заказ в реставрационной и отнести его Петше. К моему удивлению, Камелия даже не попыталась увязаться следом, а лишь устало кивнула, проворчав, что хочет чего-нибудь сладкого и горячего чаю. Занявшись этим, я не сразу заметила, что из мастерской Борис так и не появился спустя и четверть часа; окна кухни выходят на ведущую от дома дорожку, так что я бы его однозначно заметила.       Оставив на кухне Ками с ее чаем, я вышла в коридор, направляясь по уже более светлому помещению в сторону мастерской, дверь в которую была приоткрыта. Помедлив, я все же заглянула внутрь, но окликнуть Бориса не успела, удивленно замерев: мужчина стоял возле одной из стоек, на которой высилась толстая буро-красная свеча, на ровное пламя которой пристально и смотрел заиндевевший Дракула. По лицу его скользили едва различимые тени и отблески пламени, слишком спокойного и тихого. Мне послышался отдаленный шепот, словно где-то притаилась выжидающая момент для атаки змея, но это наваждение быстро прошло. Не решаясь показать, что я уже с минуту наблюдаю за ним, бесшумно отступила обратно в коридор и уже открыто постучалась, прежде чем услышать оклик Бориса и войти.       – Мы с Ками на кухне, – кашлянула, прочищая пересохшее горло. – Будешь чай?       – Нет, мне нужно идти, – задумчиво проговорил Дракула; теперь я заметила, что пламя свечи уже было погашено, точно минуту назад никакого огня и вовсе не было. Вздохнув, Борис повернулся ко мне. – Поход в Петше придется отложить: у меня возникла необходимость срочно уехать на несколько дней. Ориентировочно на три-четыре.       – Что-нибудь случилось? – нахмурилась я, подходя чуть ближе.       – Нет, – прохладно ответил он, – просто возникло одно срочное дело.       – Может быть, мы тогда отнесем то, что ты хотел, мастеру?       – Нет, вы останетесь здесь, – оборвал меня Борис. – И я прошу вас вести себя благоразумно. По своей воли ни один даже в край отмороженный кретин не посмеет ступить на пределы моих земель, а потому вам здесь ничего не угрожает. Однако если тебе в голову придет очередная глупость и вы покинете территорию поместья, гарантировать безопасность я не могу. Вам никто не поможет, ибо сейчас я буду очень далеко. Вы останетесь здесь, – нарочито подчеркнул он, – одни.       В его глазах мелькнуло непривычное чувство, так же быстро вновь потухнув.       Но я впервые не испытала желания отмахнуться от них.       И поэтому, когда Борис уже был в дверях, я его окликнула.       – Удачи, – закусив на секунду губу, я все же добавила: – И береги себя.       Брови мужчины удивленно приподнялись, он кивнул, намереваясь что-то сказать, но тут в дверях с гневным воплем, куда мы запропастились, возникла Камелия, сверля нас недовольным взглядом. Борис, так ничего и не сказав, скрылся в полумраке коридора, а я наконец-то смогла полностью выдохнуть, чувствуя, как ноги будто покрылись ледяной корочкой и в желудке нечто повисло противной тяжестью. Что же со мной творится? Растерянно покачав головой, я повернулась к сестре, с любопытством в серых глазах, глядящей на меня. На ее молчаливый вопрос я только отмахнулась, возвращаясь на кухню, где мой чай уже однозначно остыл.       Догнавшая меня Камелия предложила посидеть в библиотеке, раз уж иного развлечения нам не предвидится, а когда мы устроились в душном помещении, заварив новый чай, она привязалась ко мне с расспросами о нашем разговоре с Дракулой в реставрационной. Налегая на шпингалеты окна, которые никак не желали поддаваться, я пересказала ей предостережение Бориса, на что Ками разочарованно плюхнулась лбом на стол, едва не расплескав весь кипяток из кружек. Тут же выпрямившись и потирая ладонью ушибленный лоб, она проворчала:       – От меня сбежал, как пить дать, от меня сбежал!       – От тебя еще и не только он сбежать готов, – проворчала я.       – Да ладно тебе, подумаешь, разговорить пыталась. То скучный он какой-то.       – Ну, не всем же быть такими веселушками, как ты.       – Ой, противная, – скривилась Ками, небрежно листая книгу, взятую со столика.       – Что это? – кивнула я на смутно знакомый томик.       – Это? – она закрыла темно-бардовую книгу, украшенную золотыми впечатанными в обложку завитками. – Не знаю, тут лежала уже.       Перехватив из ее рук уже довольно старый томик, я бережно открыла его, глядя на форзац, но прочитать написанные там строки не смогла. И все же готова поклясться, что уже видела его. Кажется, именно эту книгу читал Борис, когда… когда спас меня из лап тех ублюдков. Или же, нет, спутала, это было, когда он пришел так же сюда, в библиотеку. Да, точно. И в руках у него была эта же книга. Перевернув, я вновь посмотрела на обложку, где выцветшими буквами было изящно выведено: «Лучиан Блага». Кажется, я припоминаю его. Поэт и философ, собравший несколько томом сочинений, а так же множество пьес, эссе и переводов.       Открыв заложенную тонкой полоской закладки страницу, я прочитала:

«Сталактит Моя душа – молчанье: оцепенев, как вкопанный, стою, что каменный отшельник, И похоже, я – сталактит в пещере исполинской, где сводом нависают небеса. Кап-кап, кап-кап, сочатся искры света и капли тишины, не умолкая, с небес – дабы окаменеть во мне».

      Скорее всего, второпях Борис забыл ее здесь. Нужно прибрать ее до возвращения хозяина. Почему-то я уверена, что именно так книга и она, думаю, важна для Бориса. Или же я просто все для себя выдумала. Камелия, хитро поглядывая на меня, поинтересовалась, почему я не сказала ей, к какой семье принадлежит Борис, на что я честно призналась, мол, даже в голову не пришло, забыла. Из-за этого она еще добрую четверть часа воодушевленно трещала про то, какая я гадкая сестра, неспешно перейдя к легендам о роде Дракула и его корням, уходящим глубоко в историю.       – И уж не знаю, был ли он вампиром, но кровь пил действительно, – увещевала меня она, бессмысленно перелистывая истрепанные страницы другой взятой с полки книги. – Говорят, окунал в сцеженную своими слугами с убитых им противников кровь. Представляешь, он устраивал у себя званный ужин, угощал приглашенных гостей, обычно двух или трех, а потом прямо посреди пира бах! Сажал их на кол, а сам продолжал ужинать среди умирающих и истекающих кровью людей, чьи внутренность медленно разрывало вонзающимися колами, а они молили и взывали к его милосердию. И после он еще постоянно отпускал сальные шуточки на счет умирающих. Вонь в его доме, пишут, стояла всегда жуткая.       Я оторопело моргнула, не зная, что ей на это ответить.       – Но бывало, что он и отступался от своей излюбленной традиции сажать на кол. В одной книге рассказывали, что один цыган что-то украл в его землях, и Дракула приказал сварить того, а затем скормил остальным цыганам. Вот так. В другой раз он созвал в одно из своих поместий всех бродяг и нищих города, суля им огромный пир, но как только те поели, он приказал слугам забить все выходы и заживо сжег пленников. Считается, что в общем Дракула убил более ста тысяч человек. И ему было все равно, враг это или собственные подданные. Когда над одним из регионов нависла угроза нападения турков, Дракула сжег все свои деревни и отравил воду в собственных колодцах, из-за чего погибли тысячи его подданных.       – Камелия, – я заторможено опустилась в кресло напротив сестры, – тебе одиннадцать и ты рассказываешь мне об учиненных господарем Валахии зверствах, чуть ли ни во всех подробностях. Знаешь, если кому из нас и нужно лечиться, то это тебе.       – Да ладно тебе, – скривилась она, – мы ведь ни в институте благородных дев.       – Ты серьезно?       – Ну, знаешь ли, немудрено ему было с катушек съехать. Он же, как пишут, всю юность провел в жестоком плену турков. Его туда, кажется, вместе с братом отдали в знак, этого, как его… А, в знак преданности турецкому султану. Там он и провел последующие лет пять. Его младшего брата домогался наследник престола, их пытались отвернуть от родной веры, а Дракула был очень религиозен, их пытались использовать в политических интригах и давлении на отца, которого в итоге, предали и убили собственные знатные приближенные. Вот это и ожесточило все его, как мне кажется. Предавших отца, к слову, Дракула позже всех казнил, а это приблизительно пять сотен человек. Новый господарь Валахии ни с кем особо не церемонился.       – Может быть, уже что-то хорошее о нем скажешь?       – Я ведь говорила, он был очень религиозным? – тут же с энтузиазмом откликнулась Ками. – Так вот, он много средств вложил в монастыри и храмы, восстанавливал их и поддерживал, строил новые церкви, дарил монастырям земли убитых им бояр. И не только храмам родной страны, но и других, как Греции, например. Но все же Дракула держал население Валахии в диком страхе, этого отрицать нельзя. Только представь! Посреди городской площади на постаментах стояли ряды золотых чаш, но никто никогда не пытался их стащить, так все боялись гнева своего господаря. И до сих пор неизвестно, где могила Дракулы. Может быть, он действительно поднялся из могилы и…       – Борису об этом не скажи, – хмыкнула я, – и вообще, Дракуле отрубили голову, которую после отослали турецкому султану, как символ победы. Так что же выходит, твой Дракула не только первый вампир, но и первый безголовый вампир? Все, – я резко выставила перед собой руки, предостерегая очередной всплеск изливаний сестры, – давай замнем, хорошо? А то с такими познаниями и увлечениями я буду бояться с тобой в одной комнате спать. Переедешь в чулан.       – Ладно. Но я сразу догадалась, что Борис не простой, – она сделала неопределенный жест свободной рукой. – Есть в его чертах нечто королевское. Кстати, а ты когда собираешься домой? Эф по тебе скучает, да и псих твой.       – Дориан не псих! – машинально возмутилась я.       – И все же?       – Не знаю, пока Борис не выгонит, – проворчала, глядя на лежащий на коленях том.       – А ты скучаешь по Эф и Дориану?       – Да, – после короткого молчания все же ответила я, – скучаю.       – Если хочешь, можешь написать им. Я передам, когда вернусь домой.       Уже ночью, когда плотно закрыв все двери и окна, мы устроились в нашей комнате, Камелия вернулась к разговору про Бориса.       – Все-таки, мне страшно, если Борис действительно его потомок…       – Борис он, – прервала я, не желая слышать следующие слова сестры, – конечно, странный и пугающий, но все же… неплохой человек. Меня он сильно испугал поначалу, своей манерой и… поведением, но это лишь на первый взгляд он кажется грубым, да и вообще слегка того. Но на самом деле это не так. Может быть, это и не заметно сразу, однако Борис по-своему заботится обо мне и об этом доме. Мне… приятно находиться рядом с ним, и я бы хотела остаться здесь подольше.       – Я рада, – неожиданно горячо и искренне прошептала Камелия, – что и у тебя появился близкий человек. И я никому не скажу дома, что никакой сестры, якобы твоей подруги, тут и в помине нет. Но-о, – хитро прищурилась она, – ты не станешь больше затрагивать тему моих увлечений, ок? Что нравится, то и читаю.       – Договорились, – усмехнулась я, протягивая ей руку, которую та крепко пожала.       Вскоре шумное дыхание отвернувшейся к стене сестры замедлилось, и я потушила свечу, еще долго глядя в потолок и прислушиваясь к обуревавшим меня чувствам. Странным и непривычным, кажущимся совершенно абсурдными для меня и даже опасными, но может быть, это лишь моя собственная иллюзия? Борис неоднозначный человек, часто гневающийся и приходящий в раздражение. Но при всем этом он действительно воспитанный мужчина, он соизмеряет свою силу, когда прикасается ко мне, и не позволяет себе грубости, хотя выработанная за годы жизни резкость проскальзывает в его действиях. К тому же Борис, принадлежащий к древнему аристократическому роду, наверняка не привык к непослушанию, а во многом он, вероятно, попросту и не знает, как это, свободно общаться с другим человеком, доверять ему, не боясь удара исподтишка. Но может быть, он изменит свое отношение, когда поймет, что я пытаюсь его понять, а не осудить? Ведь он мне, правда…       …очень нравится.