Ночной дождь

— Как она, Кабуто? — раздражённо прошипел Санин, подперев подбородок рукой. — Регенерация кожных тканей проходит быстро, — он поправил очки и ухмыльнулся, — она же ваша дочь… — Однако сообразительностью не отличилась, — прыснул Орочимару, нахмурив брови. — Как можно было попасть в такую глупую ловушку с огненным шаром? — сказал он скорее в пустоту, нежели обращаясь к подопечному. — Я понимаю, что вы волнуетесь, Господин, но девочке в столь юном возрасте при гормональном развитии хочется… — он запнулся на полуслове от разъярённого взгляда Санина. Через немую пару секунд очки медика треснули, заставив того расширить глаза от удивления. Но казалось бы, медик не чувствовал того животного страха, что испытывали обычные шиноби перед мужчиной. Кабуто, напряжённо вздохнув, молча поклонился и удалился из комнаты, оставив Орочимару наедине со своими разочарованными мыслями. "И ведь не понимает, глупая, что все только ради её блага", - он вздохнул в такт своим мыслям, прикрыв веки, а потом встал и направился в одну заветную для него комнату. Он шёл медленно и не спеша, по чистой случайности наткнувшись на своего ученика. - Здравствуй, Саске-кун, - губы Санина расползлись в некой ухмылке, - как прошла тренировка? - Хорошо, - ответил тот в привычном для себя холодном тоне, чем восхищал своего учителя. - Молодец, - похвалил мужчина и продолжил свой путь, больше не смея задерживать Учиху. В отличие от дочери, мальчик из столь великого клана отличался холодным умом и сообразительностью, а девочка слишком расстраивала своего отца. Несмотря на то что она в идеале знала и пользовалась техниками, которыми обучил её Санин, то порой поступки, совершаемые ею, бывали уж слишком глупыми. Как, впрочем, и недавняя ситуация. Орочимару прекрасно понимает, что держа дочь взаперти, он причиняет страдания своими действиями, но для её же блага оставаться в убежище, в котором она вполне может тренировать техники, без ограничений своих навыков. Но к сожалению, для девочки дороже та глупая свобода, мечты о заботе своих друзей, которые, в чём был уверен Санин, делало любого шиноби слабее. Но сам он слишком сильно любил свою дочь, несмотря на прославленную по всем странам жестокость. Мужчина, размышляя о том, что ему нужно будет сказать девочке и какую преподать лекцию, уже стоял у той двери, в которую, чуть помедлив, тут же постучался. В ответ тишина, напрягавшая и так нервного Санина. — Амая, — произнёс он, приоткрывая дверь, и увидел лежащее спиной к выходу женское тело на кровати. В комнате было очень темно и тихо, словно в могиле. — Да, папа? — прозвучал нежный голос, среди режущей тишины. Она повернулась к Санину лицом, которое, в свою очередь, было совсем безразличным и до ужаса белым, но глаза поблескивали злостью. — Ты опять пыталась сбежать… — разочарованно ответил, на что получил лишь возмущённый фырк. — Я не виновата, что ты держишь меня в этом грёбанном подземелье, — она нахмурилась и продолжила выливать все накипевшее, — почему я должна чувствовать себя кротом, у которого и то есть возможность высунуться наружу?! — девочка уже не могла сдерживать эмоции, которые ей были совсем несвойственны. — Я совершенно ничего не знаю, что там, в мире! Что такое деревня? Что такое друзья? Что такое быть преданным селению и иметь волю?! Единственное, что я слышала — это сухие рассказы! Почему?! — она бросилась прямо к своему отцу и обняла, зарыдав, как маленькая девочка, не являющаяся шиноби. У того же разрывалось сердце. Его дочь была единственным человеком, способным вызвать у него хоть какие-то эмоции. — Амая… — хрипло произнёс он, став на одно колено и дав положить дочери голову на своё плечо. Одной рукой он обнимал её, другой гладил по волосам, выжидая, когда сможет с ней нормально поговорить. Прошла минута, вторая и третья — были слышны только всхлипы. Орочимару все так же стоял на колене, которое уже порядком затекло. Дочь оторвалась от него, впившись грустным взглядом, ожидая, когда Санин что-то ей ответит. — Милая, ты же понимаешь, что я волнуюсь за тебя, — начал он мягким голосом, чтобы не разозлить и не расстроить девушку, а, наоборот, оказать поддержку отца. — Скажи мне правду, — прошептала она, немного нахмурившись и в последний раз шмыгнув после остатка слёз, — не просто так ты меня здесь держишь… Орочимару напряжённо выдохнул, собираясь с мыслями. Ему тяжело сказать, кто он, там, на самом деле. И кто такая она, в сравнении со своим отцом. Он боится сказать ей о том, что такую девушку как она, которая буквально было пропитана добротой и доверием, могут легко убить. И главное, он боялся сказать, что виной этому был он сам. Могут захватить в плен, изнасиловать — да что угодно! Уже многие прознали о дочери великого Санина и многие ведут за ней охоту. Он попросту боится её потерять, как жизненное напоминание одной хрупкой женщины, которую мужчина смог полюбить своим холодным сердцем. Амая — копия своей матери, Орочимару просто не может рисковать её жизнью и здоровьем, несмотря на то, что Амая физически сильна. — Отец, — повторила она тихо, отчего Санин дёрнулся и чуть помотал головой, — не скажешь, да?.. — Я не хочу пугать тебя, Амая, — начал было он тихим и хриплым голосом, от которого у большинства перехватывает дыхание из-за страха, — тебе опасно туда выходить. — Но почему? — девочка расширила глаза, а брови её встали «домиком». — Почему? Я же сильная и много чего умею! — Ты не знаешь человеческих чувствах, хоть и эмоциональная. Ты не знаешь, что такое предательство, не знаешь, что такое похоть, что такое животный страх и… — Я хочу узнать, Ото-сан, — лицо Амаи вмиг похолодело, а стоило услышать это официальное обращение, как внутри все перевернулось. Решительно сказала девушка, и Орочимару прекрасно понимал, что теперь её уже не остановишь. — Хорошо, я что-нибудь придумаю, — мужчина встал и направился к выходу, но резко остановился, спросив, — как твои раны? — Их уже нет, — буркнула она в ответ и через несколько секунд осталась в кромешной темноте и тишине. Амая, устав от лёжки и восстановления ран, решила прогуляться подземельем. Один и тот же тусклый свет, все те же свечи и глупые узоры на стенах — все однотонное и до тошноты противное. Амае так хотелось наружу, где зелёные деревья и трава, голубое небо и приятный ветер. Буквально день назад она почувствовала тот миг наслаждения, которым не успела вдоволь насладиться, попав в какую-то ловушку с катоном. Она помнит, как палящий огонь в секунду изжёг левую сторону тела, и ей очень повезло, что Кабуто был неподалёку, а быстрая регенерация передалась от отца. Ведь ещё чуть-чуть, и все плохо бы кончилось. — А-а… — прорычала она как-то раздражённо от скуки, как вдруг перед собой увидела странного парня очень привлекательной внешности: тёмные лохматые волосы забавно лежали «ёжиком», глубокие ониксовые глаза смотрели на неё, как на врага и постороннего человека. Распахнутая рубашка открывала вид на спортивное тело, поверх темно-синих штанов фиолетовым канатом была подвязана... э, юбка? Амая усилием воли сдерживала смешок, пока взглядом не дошла до его руки, лежащей на рукояти катаны, прикреплённой к поясу со спины. Амая схватилась за свои вакидзаси, скрещённых на лопатках, и встала в боевую стойку. — Кто ты и что здесь делаешь? — прошипела она ему в лицо, скалясь, как зверь. Парень в ответ положил руки на ножны своего оружия и решил не молчать. — Тот же вопрос я хочу задать тебе. «Я его толком не знаю, а он одним своим видом меня бесит», — пронеслось в мыслях девушки, давно злой от случайной стычки. — В смысле? Как ты, вообще, сюда попал?! — Амая сдерживалась, чтобы не накинуться на парня. — Я здесь уже давно, — он также хмурился, норовя вытащить катану. — Давно?! — вскрикнула она, прикидывая все времена, которые девушка прожила в таких убежищах. И она была уверена, что кроме Орочимару, Кабуто и её самой здесь никого не было. — Не ври, скотина, я в таких убежищах всю жизнь живу, — рыкнула она и мигом понеслась на нукенина, уже поняв, что он вовсе ей не друг, а враг. Её атака напрямую не сработала и была остановлена резким выпадом катаны. Парень нависал на оружие всем телом, и девушке еле удавалось сдерживать его. Она сделала сальто назад и с развороту начала снова те же прямые нападения, которые только и оставалось отражать. Девушка не давала возможности напасть темноволосому — в этом было её преимущество. Решив, что она только зря потратит физическую силу, последовала огненная техника. Начали раздаваться поочерёдные взрывы; стены и потолки крушились, открывая взор на голубое небо. Вдруг засияли молнии в руке парня, которая приближалась к груди девушки. Все происходило как в замедленной съёмке, она толком не успевала защититься и уже смирилась с тем, что сейчас погибнет. Но в один момент все прекратилось и замерло. Рука остановилась буквально в пяти сантиметрах от цели: её за запястье держал Орочимару. — Ох, Саске-кун, — вздохнул Кабуто, поправляя очки, — если бы ты её убил, Орочимару-сама тебя бы не пожалел, даже несмотря на то, что ты его будущий сосуд. — Сосуд? — глаза девушки расширились. — Что значит сосуд?! — Отец? — переспросил Саске, косясь на Санина, все так же державшего того за запястье. — Чёрт возьми, — Амая свирепо глянула на мужчину, —а если бы мы друг друга переубивали?! — Амая, прекрати. — Санин пытался успокоить свою дочь, но та даже не хотела его слушать. Учиха многозначительно на неё взглянул и до сих пор не мог найти сходства между этими двоими. И в голове его не укладывалось, что у такого великого Санина был ребёнок, и странно, что он скрывал её существование. — Я надеюсь, что ты мне многое объяснишь, папа, —девушка прошла мимо стоящих нукенинов. Орочимару отпустил руку Саске и окликнул дочь. — Амая, стой, — девушка прекратила движение и, не оборачиваясь, ждала слов своего отца. — Раз уж вы встретились… Саске-кун, это моя дочь — Амая. Амая, это Саске Учиха. — Очень приятно, — буркнула она в ответ, когда, в свою очередь, парень удостоил её только кивком. Орочимару вдруг куда-то исчез вместе с Кабуто, оставив тех двоих наедине. Амаю очень угнетала эта тишина, но в то же время она чувствовала такое умиротворение, какое не шло в сравнении ни с чем: она свободно вдыхает приятный, свежий ветерок, а не сырой кислород в подземелье, солнце ярко светит, вокруг переливается щебет птиц. Для Амаи - это было словно чудо. Без сомнения, она очень любила природу, буквально все в ней: деревья, цветы, свежий воздух. Можно бесконечно долго перечислять все, что девушка находила прекрасным и таким... далеким. Возможно, именно из-за недостатка всего этого, ей так и хотелось побывать там, на улице. Словно зачарованная, Амая стояла и чему-то легко улыбалась. Наверное, просто сбылась её мечта: это мгновение свободы длилось уже несколько минут, а не как в прошлый раз — один только миг с тяжёлыми последствиями от взрыва. Теперь она могла вдоволь насладиться этими незабываемыми ощущениями. Но вскоре показалось трое человек в разрушенном подземелье: Амая созерцала их внезапное появление сверху, стоя на земле рядом с Учихой. На лицах тех людей был шок и некая горечь — этими взглядами они буквально впились в Саске. Амая посмотрела на нукенина, что-то ей показалось странным. Его взгляд ничего не выражал, лишь холодность и безразличие. «Неужели… Незнакомцы его бывшие товарищи?» — девушка не могла знать наверняка, она сделала этот вывод, опираясь на то, что блондин, при виде Учихи, буквально воспылал, сжимая кулаки, а розоволосая девушка вмиг растерялась, смотря на него глазами полными печали. Но девушка никак не могла понять, что те трое здесь делают. — Саске, вернись в Коноху! — крикнул ему блондин. Дочь Санина вмиг передёрнуло — догадки оказались правдой. — Отойди, Амая, — сказал Учиха, отчего девушка машинально отступила. Он в один прыжок вниз достиг парня из Конохи, предварительно положив руку на ножны катаны, а в следующие же секунды что-то тихо говорил тому на ухо, чего не могла расслышать Амая. Саске, отчего дочь Орочимару была в полнейшем шоке, попытался вонзить катану в спину блондину, но атаку остановил темноволосый парень. Но нукенину это не помешало ударить двоих молнией и вернуться к месту, где стояла Амая и наблюдала происходящее. Она совершенно ничего не понимала: почему он попытался их убить? Та команда толком ничего не сделала парню, а он совершил попытку… — Амая… — розоволосая девушка дёрнулась, и лицо её приобрело такое выражение лица, будто та что-то вспомнила. — Саске-кун, ты назвал её Амаей?! — Дочь Орочимару, — сказал темноволосый парень, прибывший вместе с бывшей командой Саске, стоя рядом с блондином, только оклемавшемся от удара молнии. — Сай, неужели у этого Орочимару есть дочь? — удивился тот, впившись шокированным взглядом в девушку, косо смотрящую на команду через плечо нукенина. Неизвестно в какую секунду появился Санин с некой насмешкой в глазах. — Мы должны доставить её в селение, как преступника ранга S, так же, как и Орочимару, — проговорил Сай ровным тоном, не выражая эмоций, когда в этот момент дочь Санина испытывала бурю смешанных чувств. «Вот почему папа не выпускал меня…» — пронеслась догадка в мыслях девушки, как её прервал мужчина. — Уходим, — сказал Орочимару, и трое отступников исчезли в сию же секунду. — Как она, Кабуто? — раздражённо прошипел Санин, подперев подбородок рукой. — Регенерация кожных тканей проходит быстро, — он поправил очки и ухмыльнулся, — она же ваша дочь… — Однако сообразительностью не отличилась, — прыснул Орочимару, нахмурив брови. — Как можно было попасть в такую глупую ловушку с огненным шаром? — сказал он скорее в пустоту, нежели обращаясь к подопечному. — Я понимаю, что вы волнуетесь, Господин, но девочке в столь юном возрасте при гормональном развитии хочется… — он запнулся на полуслове от разъярённого взгляда Санина. Через немую пару секунд очки медика треснули, заставив того расширить глаза от удивления. Но казалось бы, медик не чувствовал того животного страха, что испытывали обычные шиноби перед мужчиной. Кабуто, напряжённо вздохнув, молча поклонился и удалился из комнаты, оставив Орочимару наедине со своими разочарованными мыслями. «И ведь не понимает, глупая, что все только ради её блага», — он вздохнул в такт своим мыслям, больше не смея задерживать Учиху. В отличие от дочери, мальчик из столь великого клана отличался холодным умом и сообразительностью, а девочка слишком расстраивала своего отца. Несмотря на то что она в идеале знала и пользовалась техниками, которыми обучил её Санин, то порой поступки, совершаемые ею, бывали уж слишком глупыми. Как, впрочем, и недавняя ситуация. Орочимару прекрасно понимает, что держа дочь взаперти, он причиняет страдания своими действиями, но для её же блага оставаться в убежище, в котором она вполне может тренировать техники, без ограничений своих навыков. Но к сожалению, для девочки дороже та глупая свобода, мечты о заботе своих друзей, которые, в чём был уверен Санин, делало любого шиноби слабее. Но сам он слишком сильно любил свою дочь, несмотря на прославленную по всем странам жестокость. Мужчина, размышляя о том, что ему нужно будет сказать девочке и какую преподать лекцию, уже стоял у той двери, в которую, чуть помедлив, тут же постучался. В ответ тишина, напрягавшая и так нервного Санина. — Амая, — произнёс он, приоткрывая дверь, и увидел лежащее спиной к выходу женское тело на кровати. В комнате было очень темно и тихо, словно в могиле. — Да, папа? — прозвучал нежный голос, среди режущей тишины. Она повернулась к Санину лицом, которое, в свою очередь, было совсем безразличным и до ужаса белым, но глаза поблескивали злостью. — Ты опять пыталась сбежать… — разочарованно ответил, на что получил лишь возмущённый фырк. — Я не виновата, что ты держишь меня в этом грёбанном подземелье, — она нахмурилась и продолжила выливать все накипевшее, — почему я должна чувствовать себя кротом, у которого и то есть возможность высунуться наружу?! — девочка уже не могла сдерживать эмоции, которые ей были совсем несвойственны. — Я совершенно ничего не знаю, что там, в мире! Что такое деревня? Что такое друзья? Что такое быть преданным селению и иметь волю?! Единственное, что я слышала — это сухие рассказы! Почему?! — она бросилась прямо к своему отцу и обняла, зарыдав, как маленькая девочка, не являющейся шиноби. У того же разрывалось сердце. Его дочь была единственным человеком, способным вызвать у него хоть какие-то эмоции. — Амая… — хрипло произнёс он, садясь на колено и дав положить дочери голову на своё плечо. Одной рукой он обнимал её, другой гладил по волосам, выжидая, когда сможет с ней нормально поговорить. Прошла минута, вторая и третья — были слышны только всхлипы. Орочимару все так же сидел на колене, которое уже порядком затекло. Дочь оторвалась от него, впившись грустным взглядом, ожидая, когда Санин что-то ей ответит. — Милая, ты же понимаешь, что я волнуюсь за тебя, — начал он мягким голосом, чтобы не разозлить и не расстроить девушку, а, наоборот, оказать поддержку отца. — Скажи мне правду, — прошептала она, немного нахмурившись и в последний раз шмыгнув после остатка слёз, — не просто так ты меня здесь держишь… Орочимару напряжённо выдохнул, собираясь с мыслями. Ему тяжело сказать, кто он, там, на самом деле. И кто такая она, в сравнении со своим отцом. Он боится сказать о том, что там попросту её могут легко убить, пропитавшись доверием. Могут захватить в плен, изнасиловать — да что угодно! Уже многие прознали о дочери великого Санина и многие ведут за ней охоту. Он попросту боится её потерять, как жизненное напоминание одной хрупкой женщины, которую мужчина единственный раз смог полюбить своим холодным сердцем. Амая — копия своей матери, Орочимару просто не может рисковать её жизнью и здоровьем, несмотря на то, что Амая физически сильна. — Отец, — повторила она тихо, отчего Санин дёрнулся и чуть помотал головой, — не скажешь, да?.. — Я не хочу пугать тебя, Амая, — начал было он тихим и хриплым голосом, от которого у большинства перехватывает дыхание из-за страха, — тебе опасно туда выходить. — Но почему? — в ответ девочка расширила глаза, а брови её встали «домиком». — Почему? Я же сильная и много чего умею! — Ты не знаешь человеческих чувствах, хоть и эмоциональная. Ты не знаешь, что такое предательство, ты не знаешь, что такое похоть, что такое животный страх и… — Я хочу узнать, Ото-сан, — лицо Амаи вмиг похолодело, а стоило услышать это официальное обращение, как внутри все перевернулось. Если она сказала эти слова таким тоном, то её решительность воспряла с такой силой, что эту девочку уже не остановить. — Хорошо, я что-нибудь придумаю. — мужчина встал и направился к выходу, но резко остановился, спросив, — как твои раны? — Их уже нет, — буркнула она в ответ и через несколько секунд осталась в кромешной темноте и тишине. Амая, устав от лёжки и восстановления ран, решила прогуляться подземельем. Один и тот же тусклый свет, все те же свечи и глупые узоры на стенах — все однотонное и до тошноты противное. Амае так хотелось наружу, где зелёные деревья и трава, голубое небо и приятный ветер. Буквально день назад она почувствовала тот миг наслаждения, которым не успела вдоволь насладиться, попав в какую-то ловушку с катоном. Она помнит, как палящий огонь в секунду изжёг левую сторону тела, и ей очень повезло, что Кабуто был неподалёку, а быстрая регенерация передалась от отца. Ведь ещё чуть-чуть, и все плохо бы кончилось. — А-а… — прорычала она как-то раздражённо от скуки, как перед собой увидела странного парня очень привлекательной внешности: тёмные лохматые волосы забавно лежали «ёжиком», глубокие ониксовые глаза смотрели на неё, как на врага и постороннего человека. Распахнутая рубашка, подвязанная тем же канатом, что и у отца, открывала вид на спортивное тело, катана была прикреплена за спиной на тот же канат, сам парень был выше девушки сантиметров на десять. Амая схватилась за свои вакидзаси, скрещённых на лопатках, и встала в боевую стойку. — Кто ты и что здесь делаешь? — прошипела она ему в лицо, скалясь, как зверь. Парень в ответ положил руки на ножны своего оружия и решил не молчать. — Тот же вопрос я хочу задать тебе. «Я его толком не знаю, а он одним своим видом меня бесит», — пронеслось в мыслях девушки, давно злой от случайной стычки. — В смысле? Как ты, вообще, сюда попал?! — Амая сдерживалась, чтобы не накинуться на парня. — Я здесь уже давно, — он также хмурился, норовя вытащить катану. — Давно?! — вскрикнула она, прикидывая все времена, которые девушка прожила в таких убежищах. И она была уверена, что кроме Орочимару, Кабуто и её самой здесь никого не было. — Не ври, скотина, я в таких убежищах всю жизнь живу, — рыкнула она и мигом понеслась на нукенина, уже поняв, что он вовсе ей не друг, а враг. Её атака напрямую не сработала и была остановлена резким выпадом катаны. Парень нависал на оружие всем телом, и девушке еле удавалось сдерживать его. Она сделала сальто назад и с развороту начала снова те же прямые нападения, которые только и оставалось отражать. Девушка не давала возможности напасть темноволосому — в этом было её преимущество. Решив, что она только зря потратит физическую силу, последовала огненная техника. Начали раздаваться поочерёдные взрывы; стены и потолки крушились, открывая взор на голубое небо. Вдруг засияли молнии в руке парня, которая приближалась к груди девушки. Все происходило как в замедленной съёмке, она толком не успевала защититься и уже смирилась с тем, что сейчас погибнет. Но в один момент все прекратилось и замерло. Рука остановилась буквально в пяти сантиметрах от цели: её за запястье держал Орочимару. — Ох, Саске-кун, — вздохнул Кабуто, поправляя очки, — если бы ты её убил, Орочимару-сама тебя бы не пожалел, даже несмотря на то, что ты его будущий сосуд. — Сосуд? — глаза девушки расширились. — Что значит сосуд?! — Отец? — переспросил Саске, косясь на Санина, все так же державшего того за запястье. — Чёрт возьми, — Амая свирепо глянула на мужчину, —а если бы мы друг друга переубивали?! — Амая, прекрати. — Санин пытался успокоить свою дочь, но та даже не хотела его слушать. Учиха многозначительно на неё взглянул и до сих пор не мог найти сходства между этими двоими. И в голове его не укладывалось, что у такого великого Санина был ребёнок, и странно, что он скрывал её существование. — Я надеюсь, что ты мне многое объяснишь, папа. — Девушка прошла мимо стоящих нукенинов. Орочимару отпустил руку Саске и окликнул дочь. — Амая, стой. — Девушка прекратила движение и, не поворачиваясь, ждала слов своего отца. — Раз уж вы встретились… Саске-кун, это моя дочь — Амая. Амая, это Саске Учиха. — Очень приятно, — буркнула она в ответ, когда, в свою очередь, парень удостоил её только кивком. Орочимару вдруг куда-то исчез вместе с Кабуто, оставив тех двоих наедине. Амаю очень угнетала эта тишина, но в то же время она чувствовала такое умиротворение, какое не шло в сравнении ни с чем: она свободно вдыхает приятный, свежий ветерок, а не сырой кислород в подземелье, солнце ярко светит, вокруг переливается щебет птиц. Для неё это словно чудо — девушка несомненно любила природу, любила в ней все. Словно зачарованная, Амая стояла и чему-то легко улыбалась. Наверное, просто снова сбылась её мечта: это мгновение свободы длилось уже несколько минут, а не как в прошлый раз — один только миг с тяжёлыми последствиями от взрыва. Теперь она могла вдоволь насладиться этими незабываемыми ощущениями. Но вскоре показалось трое человек в разрушенном подземелье: Амая созерцала их внезапное появление сверху, стоя на земле рядом с Учихой. На лицах тех людей был шок и некая горечь — этими взглядами они буквально впились в Саске. Амая посмотрела на нукенина, что-то ей показалось странным. Его взгляд ничего не выражал, лишь холодность и безразличие. «Неужели… Незнакомцы его бывшие товарищи?» — девушка не могла знать наверняка, она сделала этот вывод, опираясь лишь на какие-то факты, о которых ей рассказывал Кабуто. Девушка совершенно не могла понять, что те трое здесь делают. — Саске, вернись в Коноху! — крикнул ему блондин. Дочь Санина вмиг передёрнуло — догадки оказались правдой. — Отойди, Амая, — сказал Учиха, отчего девушка машинально отступила. Он в один прыжок вниз достиг парня из Конохи, предварительно положив руку на ножны катаны, а в следующие же секунды что-то тихо говорил тому на ухо, чего не могла расслышать Амая. Саске, отчего дочь Орочимару была в полнейшем шоке, попытался вонзить катану в спину блондину, но атаку остановил темноволосый парень. Но нукенину это не помешало ударить двоих молнией и вернуться к месту, где стояла Амая и наблюдала происходящее. Она совершенно ничего не понимала: почему он попытался их убить? Та команда толком ничего не сделала парню, а он совершил попытку… — Амая… — розоволосая девушка дёрнулась, и лицо её приобрело такое выражение лица, будто та что-то вспомнила. — Саске-кун, ты назвал её Амаей?! — Дочь Орочимару, — сказал темноволосый, стоя рядом с блондином, только оклемавшегося от удара молнии. — Сай, неужели у этого Орочимару есть дочь? — удивился тот, впившись шокированным взглядом в девушку, косо смотрящую на команду через плечо нукенина. Неизвестно в какую секунду появился Санин с некой насмешкой в глазах. — Мы должны доставить её в селение, как преступника ранга S, в равной степени с её отцом, — проговорил Сай ровным тоном, не выражая эмоций, когда в этот момент дочь Санина испытывала бурю смешанных чувств. «Вот почему папа не выпускал меня…» — пронеслась догадка в мыслях девушки, как её прервал мужчина. — Уходим, — сказал Орочимару, и трое отступников исчезли в сию же секунду. (Глава проверена)