Рубины в золоте

Когда красные всполохи исчезли, я почувствовала, что мою руку все так же сжимают. В голове зародилась надежда. Я попыталась открыть глаза, но это было почему-то невозможно. Веки были жутко тяжелыми, а голова здорово так болела. Я решила обратить на себя внимание Северуса, но вместо слов из моего рта вылетали хрипы. - Васька, тихо. Не говори пока. Врачи сказали, что у тебя сотрясение и несколько ушибов мягких тканей. Сейчас я медсестру позову. Голос был знакомый. Знакомый до слез. Друг Митька примчался в больницу по звонку с моего мобильного. Я пробыла без сознания ровно один день. Один день и целую жизнь. Надо же, какие выверты мог проделывать мой ударенный воспаленный мозг. Я лежала на кровати областной больницы и беззвучно рыдала. Лучше бы я осталась в своем послеаварийном бреде. Я вернулась домой через неделю. Борька был безмерно рад и бросился мне навстречу, громко мурча. Его, конечно, кормили, на то у моей соседки были ключи, но общения и любви это не заменило. Мы проплакали с котом целый день. А на следующий день начали приходить гости. Я радовалась, улыбалась, принимала поздравления с прошедшим юбилеем. Но я не понимала, как мне жить дальше. Пусть это приключение и было плодом моего больного мозга, но как можно было жить после Северуса? Я перечитала книги. Раз пять. Заложила каждое слово о моем любимом зельеваре и поняла, что образ у меня сложился вполне похожий. Для всех окружающих Северус именно таким и был. Для всех, кроме меня. Фильмы мне не зашли – слишком большая была внешняя разница между актером и моим Снейпом. Потом я наткнулась на фандомное творчество и пропала. Поняла одно – читать про Северуса и какую-то левую тетку я не могу. Ревность горела внутри так, что голову уносило. А вот слэш зашел, только в путь. Представлять моего Северуса вместе с лапой Гарри было приятно. И я окунулась в снарри и выползать оттуда не хотела. А жизнь проходила мимо. В день перед католическим рождеством я стояла в ванной и чистила зубы. Тут Я из зеркала мне подмигнула и, сплюнув пасту, улыбнулась. Я опустила глаза и увидела щетку, торчащую изо рта. А зазеркальная я сказала одними губами «Спасибо» и так картинно подняла бровь, что спутать этот жест было нереально. Я моргнула и увидела свое изображение со щеткой за щекой. Подергав бровями, я поняла, что это – клиника, и мне надо к психиатру. Но тут глаза зацепились за блеск в районе шеи. Бабушкины сережки, как ни в чем не бывало, висели в моих ушах. Все, точно с ума сошла! Теперь провалы в памяти. Я содрала эти «артефакты» и понесла их в комнату. В баре лежала бабушкина музыкальная шкатулка, которая была открыта. Я сложила серьги обратно. В детстве обожала танцевать под эту мелодию. Я перевернула шкатулку, чтобы завести, и увидела маленькую табличку с надписью. «Композиция «Надежда», произведено…» Надежда… Но завод не срабатывал, и мелодия не звучала. Я повертела бабушкину реликвию и достала отвертку. Вскрыв дно, я увидела причину. Под пружину попала фотокарточка. Старинная, пожелтевшая, сложенная пополам. С обратной стороны – полувыгоревшая надпись «Я научил тебя любить. Люби.». Мое сердце бросилось вскачь, и я развернула трясущимися руками старинную фотокарточку. На ней стояла моя двадцатилетняя бабушка, а ее обнимал… Люциус? Нет! Этот мужчина был немного другой, просто очень похожий. Я вспомнила картинную галерею Малфоев. Абраксас. И антураж на заднем плане – Малфой–менор. Я не могла отвести взгляд от этих людей. Отец Люциуса такой гордый, степенный и так нежно смотрит на свою спутницу. А бабушка – молодая, красивая, счастливая. В длинном платье и… сережки.

***

Солнца не было уже неделю. Дожди зарядили, как проклятые, и в воздухе пахло прелой листвой. Я стояла у могилы моей бабушки. Осенний ветер трепал мои волосы и срывал слезинки с мокрых щек. - Ну вот, бабуль, у меня опять завтра годовщина. Ты представляешь, мне уже тридцать пять. Большая, а ума так и не нажила. Крупные головки любимых бабушкиных ромашек украсили зеленый холмик могилы, и я спрятала озябшие руки в карманы. - Я привезла показать тебе правнучку, которую назвала в честь тебя, но Сережка не разрешил выносить ее из машины. Ты знаешь, какой он отец! Он зверь просто. Следит за каждым моим шагом и уже сейчас балует свою принцессу, как королевскую особу. Я вытерла слезы рукавом пальто и всхлипнула. - Ба, а ты смогла разлюбить? Ветер согнул растущую рядом рябину чуть ли не пополам. Из припаркованной недалеко машины вышел мой муж. - Василиса, давай быстрее, Сашке уже пора кушать. Я всхлипнула, погладила памятник и прошептала: - И я не смогла…